Немного любви в холодном Мэноре

Малфой-Мэнор. Май, 2002

      Она не знает, что делать дальше. Не знает даже, как заставить себя встать с кровати, не то, чтобы в полной мере осознать: «как жить дальше?». Гермиона проснулась с криками и без понимания — что же это было? Очередной сон? Слишком правдоподобный кошмар? Что? Сил, да и желания лить слёзы больше не было. Руки потянулись к лицу, закрывая его. Она глубоко выдыхает, вжимаясь в постель. Как долго она спала и что из той каши, которая творится в голове — правда, а что — лишь больное воображение?       Последние недели выжали все соки, истощили её сердце и душу. Гермиона начала теряться в днях и событиях, не разбираясь уже в том, чему стоит уделить внимание, а чему нет. Босые ноги аккуратно касаются ковра на полу и теперь по комнате разгуливает тонкий девичий силуэт. Она мечется из одного конца спальни в другой, не решаясь выйти. Но засевший в голове образ мёртвого парня не даёт нормально дышать. Гермиона старается прокашляться, набрать полные лёгкие воздуха, но никак не выходит.       Наконец-то двери открываются и голова гриффиндорки появляется на коридоре. Тихо и бесшумно девушка крадётся к кабинету Люциуса, чтобы выбрать себе какую-нибудь книгу из тех, которые ещё не успела дочитать. В душе теплится маленькая надежда, что хотя бы это поможет отвлечься. Тонкие пальцы бегло перебирают корешок за корешком, а глаза всматриваются в название очередного тома.       — Он покинул поместье, думает, что ты проспишь ещё несколько часов точно, — внезапно раздался женский голос, напугавший Гермиону до дрожи в коленях.       Она резко отскочила от полки, осматриваясь вокруг. Сердце бешено заходилось в груди, а взгляд начал бегать по слабо освещённому кабинету в поисках незваного гостя. Только вот никого рядом не было и это ещё больше пугало Гермиону.       — Взгляни на портрет, милая, — вновь раздался голос. — Прости меня, я не хотела тебя напугать.       Карамельные глаза устремились к портрету, висящему напротив письменного стола. Ранее девушка не единожды видела изображённую на нём женщину, но та прежде не говорила с ней. Девушка сделала неуверенный шаг к портрету, уверяя себя в том, что ей вовсе не чудится.       — Меня зовут Эдвена Малфой, — вновь заговорил портрет. — Очень приятно познакомиться, Гермиона. Надеюсь, ты простишь мне мою наглость, обращаться к тебе на «ты»?       — К-конечно, — заикаясь ответила Гермиона. — Я… Мне тоже приятно познакомиться миссис… леди Малфой.       — Не бойся, милая. Я не причиню тебе вреда. Мне очень давно хотелось с тобой поговорить, но к сожалению, обстоятельства не располагали.       — Да, я понимаю. Или нет, не понимаю.       Гермиона продолжала всматриваться в портрет, который до этого видела не один раз. Красивая женщина тепло смотрела на девушку, что было даже как-то странно. Она уже давно отвыкла от того, чтобы кто-то глядел на неё с добротой и нежностью, а не наигранной заботой и желанием воспользоваться. Трепет в груди до сих пор не утих, а вот дрожь в коленях унялась. Девушка не отрывала взгляда от Эдвены, улавливая мельчайшие движения леди Малфой. Она не знала, как реагировать на внезапный диалог с портретом, а поэтому ждала, что будет дальше.       — Тебе нужно бежать из этого поместья, — продолжила Эдвена. — Здесь ты долго не протянешь, милая.       — О чём Вы? Я не совсем понимаю.       Эдвена замялась, подбирая нужные слова, а Гермиона продолжала стоять и гадать про себя, что на это скажет женщина. Ничего нового она уже не ожидала услышать, ровно как и ничего шокирующего. Что могло удивить Гермиону? Её предали люди, которых она долгое время считала самыми близкими и родными. Так что же удивительного в том, что независимый зритель сего действия рекомендует ей бежать? Гермиона и без совета леди Малфой прекрасно осознавала то, что под одной крышей с Томом ей не светит счастливой судьбы.       — Я не уверена, что ты выдержишь этот кошмар во второй раз. Мне хочется верить, что ты сильнее, чем я могла себе представить, но зачем испытывать тебя снова?       — Вы можете говорить конкретнее, Эдвена? — слова на автомате вылетали из уст Гермионы, потому что она не понимала сути этого диалога. — Что значит «выдержишь этот кошмар во второй раз»?       — Ох, милая, — портрет тяжело вздохнул. — Меньше всего на свете мне хочется окунать тебя в эту грязь. Ты очень незаслуженно всё это пережила, — это не твоя судьба, так не должно было случиться.       — Я не понимаю Вас, — с очевидным отчаянием повторила Гермиона. — Пожалуйста, объясните мне.       Но в ответ лишь тишина. Эдвена молчала, не решаясь отвечать, а девушка затаила дыхание в немой мольбе на ответ. На какой-то момент ей даже показалось, что она забывает дышать. Руки нервно теребили ночную рубашку. Однако Эдвена не произнесла ни слова.       — Достань с полки том «Великолепные свойства омелы», там хранится небольшой конверт.       Гермиона сразу же кинулась к книжному шкафу. Глаза бегло пробежались по содержимому, в поисках нужного учебника. Первый, второй, третий. Всё не то. И только в уголке верхней полки девушка замечает неприметную старую книгу сливового цвета. Довольно потрёпанная и самая пыльная. Видимо, ей очень давно не пользовались. Гермиона достаёт её и протягивает руку вглубь полки. Под стенкой шкафчика она нащупывает и достаёт конверт цвета слоновой кости. Внутри находится явно не одно письмо, да и вообще он выглядит довольно увесисто.       — Позови меня, когда будешь готова… — с этими словами Эдвена уходит с портрета.       Но девушка практически не обращает внимания на фразу. Она заглядывает вовнутрь, откуда высыпаются десятки писем и несколько колдографий. Тонкие пальцы Гермионы тянутся к первому изображению, которое выпало на пол. Нечитаемые эмоции искажают лицо девушки. Это сложно назвать удивлением или растерянностью, однако это и совсем не радость.       На картинке она видит двух счастливых подростков. Блондин, который бережно обнимает девушку и заправляет выбившуюся прядь за ухо. А девушка лучезарно улыбается и прячет лицо в кудрях. Эти двое настолько живые и настоящие, что по щеке Гермионы катится слеза. Наверное, это ранняя весна, потому что на фоне виднеются цветы и птицы, но студенты одеты ещё тепло. И, возможно, это бы не отдалось такой болью под сердцем, если эти двое не были бы Гермионой и Драко.       На другой колдографии они танцевали. Это было что-то похожее на бал. Драко кружил Гермиону в танце, не сводя с неё глаз. Оставшиеся две колдографии точно так же сияли счастьем, как и эти. Гермиона плакала, не отрываясь от счастливых воспоминаний, которых не помнила. Всё, что было ей понятно — они были счастливы. Невероятно счастливы. На обороте не было никаких подписей: ни дат, ни имён. Оставалось лишь догадываться, что случилось между ними и почему сейчас они оказались по разные стороны баррикад.       Следом Гермиона развернула первое письмо, которое было написано аккуратным, красивым почерком.       «Мой милый Драко,       Сегодня я вернулась домой. Зимняя Франция просто прекрасна, как ты и говорил. Мы с родителями провели там целых две недели, но мне мало. В какие-то моменты мне казалось, что и всей жизни там мне будет мало. В первые дни я даже не хотела возвращаться в гостиницу, утомила отца со своими прогулками. А маму оставила без денег, когда в последний день потащила её по магазинам.       Теперь мне безумно сильно хочется увидеть Париж твоими глазами. Дни и ночи напролёт мечтаю о совместной поездке в эту зимнюю сказку. Конечно, я просто уверена в том, что Париж выглядит волшебно в любое время года. Но ты же знаешь, как я люблю зиму и Рождество.       Мне очень жаль, что за эти две недели я написала тебе всего пару писем. Надеюсь, что ты не обижаешься и понимаешь меня. Не хочу утомлять своей писаниной, безумно сильно жду встречи, чтобы лично тебе всё рассказать.       Крепко обнимаю и желаю сладких снов.       Твоя Гермиона.»       Она прочитала письмо на одном дыхании, не успевая вытирать слёзы. Улыбка, которая обрамляла её лицо, впервые за долгое время, была искренней и не вымученной. Гермиона касается губами своего письма, которое не может отыскать в голове и улавливает нотки запаха корицы. Не теряя ни минуты принимается за следующее послание.       «Мой Драко,       Это был невероятно трудный день. Но знаешь, что я поняла для себя? Я тоже хочу детей. Конечно, когда-то в далёком будущем, но всё же. Чтобы они такие маленькие бегали по нашему дому. Мне кажется, что твои гены возьмут верх и они будут похожими на белокурых ангелов с глубокими серыми глазами.       Сейчас почти утро, совсем скоро рассвет, а я сижу и строчу тебе это письмо.       Очень жду нашей встречи.       Твоя Гермиона.       P.S. Прости, если филин, вдруг, тебя разбудит.»       Письмо падает к ногам, а Гермиона не может понять, что происходит. Только одно ясно, как белый день — она любила Драко до потери пульса. Она хотела создать с ним семью, хотела детей и совместных путешествий. Вряд ли бы люди строили такие планы с человеком, к которому не испытывают столь глубоких чувств. Голова начинает кружиться от того, что Гермиона фактически перелопатила своё сознание в поисках тех дней, вечеров и ночей, в которые писала эти письма, но безрезультатно. Их, словно, никогда и не существовало. Зато сны девушки теперь приобретали смысл — это действительно были воспоминания, а не просто красочные сновидения. Стало понятно и отношение Драко к ней, но почему он тогда ей всего этого не рассказал?       — Тебе лучше не слышать ответов, — спокойно ответил Драко. — Поверь, лучше тебе не станет. Я не хочу, чтобы ты страдала.       — Ты опять это сделала, Грейнджер. Ты опять поставила меня на колени перед собой. И вот скажи, что с этим делать?       — Прости меня, Гермиона. Всё, что я могу тебе раскрыть — это то, что очень сильно любил и люблю тебя. Ты была единственной, с кем я не чувствовал себя ничтожным. Ты заново вдохнула в меня жизнь. Это ты показала мне — всегда есть ради чего жить.       Теперь эти слова всплыли больным воспоминанием. Он знал это и помнил, но боялся ей рассказать. Но почему так? Что случилось в их жизни такого? Что переломало, что разбросало их? Гермиона пыталась напрячься в попытках откопать что-то ещё, но по итогу пальцы потянулись к очередному письму.       «Драко,       Я пишу это и знаю, что ты не ответишь. Ты не отвечаешь на мои письма, которые я присылала тебе за эти недели. Уже и не знаю, ради чего я продолжаю их писать. Похоже, что это превратилось в дурную привычку — рассказывать тебе о том, что происходит в моей жизни. Не знаю, интересно ли тебе, но я всё же напишу. До этого я лишь продолжала рассказывать тебе, как проходят мои дни, но ответов от тебя не последовало. Возможно, тебя не впечатлили будни заурядной гриффиндорки. Так, возможно, должный эффект произведут мои незаурядные дни.       Мне плохо. Я не ем и не сплю. На уроки мне ещё нельзя возвращаться — мадам Помфри не рекомендует. Знаешь, мне кажется, что я научилась легче переносить твой уход с переломанными рёбрами, чем просто так. Я всё время отвлекаюсь на эту херову боль. А ещё у меня раскалывается голова — это тоже отвлекает. Или, когда мне дают очередную настойку, чтобы тошнота отступила. Вообще не понимаю, кто придумал столь отвратительную настойку от тошноты? От неё, наоборот, хочется выблевать внутренности.       Так, неужели, ты равносилен боли? Почему только несносная боль смогла затушить тебя? Почему я перестаю думать о тебе лишь в те моменты, когда извиваюсь в приступе агонии? Нечестно получается, Драко. Ты не предупреждал о том, что будет так тяжело.       Похоже, что я продала душу когда-то, чтобы ты любил меня, потому что я не чувствую её внутри. Помнишь, как ты тогда, на третьем курсе, мне обещал, что не позволишь моему кошмару сбыться? Так вот, сукин сын, ты не сдержал слово — кошмар сбылся.       Твоя Гермиона.       Гермиона.       Грейнджер.»       Руки задрожали. Она читала и чувствовала всю ту боль, которую сама же когда-то вложила в эти строки. Да, сейчас у неё не было переломанных рёбер и чувство тошноты не одолевало её тело, но это не помогло избежать должного эффекта. Каждым волоском, каждым миллиметром тела Гермиона ощутила все те чувства, которые переживала много лет назад. Показалось, будто всё это происходит сейчас — Драко оставляет её одну, один на один с бесами, живущими глубоко в сердце.       «Миссис Малфой,       Я искренне не понимаю о чём речь идёт. Я постараюсь прибыть к Вам, чтобы разъяснить ситуацию. Единственное, что могу сказать сейчас — наши отношения с Драко давно закончены и вряд ли когда-то возобновятся. Но, если я хоть как-то смогу повлиять на него — сделаю всё возможное. Я должна ему, когда-то он помог мне, поэтому теперь мой черёд вернуть долг.       Гермиона Грейнджер.»       Больше она не могла заставить себя читать. Крайнее прочитанное письмо было адресовано Нарциссе и было понятно, что миссис Малфой была чем-то обеспокоена и просила помощи Гермионы. Но это случилось уже после того, как они расстались. Слёзы бесконтрольно стекали по щекам, пока гриффиндорка пыталась начать соображать.       — Объясни мне! — крикнула Гермиона. — Я не хочу это больше читать!       — Тебе нужно как можно быстрее бежать из этого поместья, хотя это и звучит абсурдно, — Эдвена усмехнулась. — Эти стены предназначены для того, чтобы подарить тебе счастье, а вместо этого дарят тебе одни лишь страдания и боль.       — Я прошу Вас, перестаньте говорить загадками, — умоляюще попросила девушка. — Расскажите. Я устала жить во лжи.       — Милая, — Эдвена опустила глаза. — Ты же понимаешь, что иногда лучше жить в неведении, нежели знать всю эту грязную правду.       — А жить в грязных догадках? Жить и не знать, что правда, а что нет? Довольствоваться лишь снами, которые даже не можешь растолковать?       — Ты предначертана судьбой моему внуку, Гермиона. Твоё имя появилось рядом с именем Драко ещё несколько лет назад. И так случилось, что всё пошло не по плану, — леди Малфой запнулась. — К сожалению, некоторые вздумали себе переписать твою жизнь.       — Предначертана? Что?       — Пока Драко не свяжет себя узами священного брака с другой, ты будешь под защитой родовой магии семьи Малфоев. Я понимаю, что это сложно понять и принять…       — Так где же тогда была эта магия, когда на меня Империус насылали? — гневно выплюнула Гермиона.       — Мне очень жаль, что ты пережила всё это. Но родовая магия работала, именно она тебе придавала сил, когда тебя пытали неделями…       — Что?       — Ты находишься в Мэноре уже намного дольше, чем думаешь. Тебя лишили памяти, когда это стало необходимым…       — Как давно я тут?       — Гермиона, нет времени на разговоры. Тебе нужно бежать. Под столом есть свёрток, там лежит старая волшебная палочка Нарциссы…       — Стоп, — прервала её гриффиндорка. — Куда мне бежать? Как?       — Я дам тебе немного времени. Тебе нужно одеться, взять всё самое необходимое в сумочку, которую найдёшь на нижней полке. Она зачарована и вместит в себя всё, что угодно. Обязательно возьми палочку и беги. В трёх милях от Мэнора, на юго-запад, находится семейный склеп Малфоев. Туда никто не может попасть, кроме членов семьи и семейного эльфа. Эльфы тебя не предадут и будут доставлять тебе еду первое время…       — Но я не Малфой, — вновь прервала её Гермиона.       — Надеюсь, что мой внук не успел совершить ошибку.       — Но Том говорил, что…       — Не смей называть этого урода по имени! — крикнула Эдвена. — И да, остаётся надеяться, что Драко ставит свои чувства в приоритет.       Она слушала Эдвену и пыталась переубедить себя в том, что это не очередной сон. Ведь такого не может быть. С каждым словом леди Малфой у Гермионы появлялись лишь новые вопросы. Но в одном она была полностью солидарна с портретом — ей нужно бежать, иначе она не сможет расставить в своей жизни всё по местам. Пора прекращать играть в свою жизнь по чужим правилам. Пока Эдвена надеется, что её внук не совершил роковую ошибку, которая может погубить весь план — Гермиона надеется, что у неё будет ещё шанс поговорить с портретом и прояснить все моменты.       — Как я пойму, что могу бежать? — наконец-то задаёт гриффиндорка самый важный вопрос. — У меня ведь не получится просто ускользнуть…       — У тебя есть десять минут и дом вспыхнет.       — Что?       — Я пообещала когда-то хранить этот дом и эту семью. Мою семью, Гермиона. А ты — его душа и сердце, Драко не будет счастлив без тебя. Так, разве у меня получится сдержать слово, если мой внук будет несчастлив?       — Десять минут, — Гермиона кинулась к столу в поисках заветного свёртка. — А что будет с домом потом?       — Я надеюсь, что Люциус не окончательно превратился в идиота и сможет привести поместье в порядок.       Девушка нащупала то, что так усердно искала. Отбросив в сторону тёмно-синий кусок ткани, она достала тонкую волшебную палочку. Красивая ручка с инкрустированными камнями зелёного цвета выглядела изумительно. Гермиона крепко схватила волшебное древко. Следом она наклонилась к нижней полке книжного шкафа и потянула за ремешок маленькую сумочку.       — Поторопись, милая, — подгоняла Эдвена. — Постарайся захватить всё, что может пригодиться. Я не знаю, сколько тебе придётся прятаться, прежде, чем ты поймёшь, что делать дальше.       — Хорошо. Я поняла, — Гермиона остановилась у дверей. — Спасибо Вам.       — Ответ в твоей душе, дорогая. Услышь свою душу, чтобы понять её. Поговори с душой, — кинула на прощание женщина. — И прости нас…       Портрет провёл девушку печальным взглядом, ведь так и не рассказал самого главного. Эдвена прекрасно знала за что просит прощение у Гермионы, ведь так и не поведала ей, что именно Люциус когда-то запустил этот весь механизм. Ведь кто знает, как бы всё повернулось? И пусть тот защищал свою семью, но он сделал это самолично и без чьей-либо помощи.       Леди Малфой, которая избавилась от проклёна своего сына случайным образом сдержала слово — она спасёт семью любым способом. Пусть и придётся сжечь это проклятое поместье к чертям.       Гермиона быстро захлопнула дверь за собой, начиная на ходу сгребать всё подряд. Вещи, которые валяются на диване и креслах; настойки от головной боли и тошноты; обувь и книги. Она натягивает мантию и забегает в ванную комнату, хватая сушеные травы, которые принимала перед сном. Последнее, что оправляется в сумочку — это найденные письма и фотографии. Ей казалось, что прошла всего минута, но дым, который начинает валить из-под дверей указывает на обратное. Время вышло, пора уходить.       Босые ноги быстро спускаются по лестнице. На первом этаже уже всё в дыму. За плотной шторой едкого газа невозможно разглядеть в какой стороне выход. Лёгкие резко начинают болеть, тяжёлый кашель вырывается из лёгких и слезятся глаза. Она ударяется ногой о диван и громко вскрикивает. За дымом виднеются лишь горячие языки пламени. Голова начинается кружиться, Гермиона быстро теряется. С какой стороны она прибежала?       Она бежит прямо, но упирается лишь в голую стену. Несколько шагов назад и шум битого стекла — она толкнула вазу с розами. Стекло впивается в ступни, но Гермиона не обращает на это внимания. Оставляя кровавые следы на белом ковре бежит в противоположную сторону — стена. Паника зарождается в груди и больно ковыряет сердце. Задымлённая гостиная превратилась в клетку без дверей.       — Эдвена! — прокашливаясь кричит девушка во весь голос.       Ответа нет. Второй этаж пылает во всю, скорее всего, что пожар начался именно с него. Кожу начинает жечь из-за приближающегося огня. Ещё одна попытка выбраться и сил почти не остаётся — она падает посреди огромной комнаты, а у её лица валяется любимая белая роза.       Дом горит, освещая владения Малфоев. Старинное поместье превратилось в горсть пепла. Многовековая история чистокровного рода тлеет, когда сюда прибывает Том Реддл. Красные зрачки наливаются злобой и всепоглощающим гневом. Ярость в нём горит подобно тому, как ещё час назад пылал вечно холодный Мэнор.       И лишь обгоревшее тело девушки, которое лежит среди тлеющих картин и диванов заставляет Волан-де-Морта остановится. Каштановые волосы — единственное, что не успело сгореть.