Ист-Энд. Декабрь, 2001
— Я считал, что Поттер умнее, — он откинулся на спинку дивана. — Ты не пыталась вправить ему мозг? — Он свято верит в то, что удача наконец-то улыбнулась нам, — Гермиона сомкнула кончики пальцев на переносице. — Совершенно не слышит меня или не хочет слышать. — Неужели он не понимает, что это может обернуться большой бедой? Если сам так хочет сыграть роль жертвенного ягнёнка, то пожалуйста. Но на кой хер тащить тебя туда же? — С нами будет ещё и Рон… — Ебануться, — парень встал на ноги. — Пользы от Вислого будет не больше, чем от вязанной шапки в дождь. Гермиона, ну ты же — умная девка, неужели сама не понимаешь? Почему я должен отговаривать тебя от очевидной попытки самоубийства? Гриффиндорка подошла и аккуратно положила руку на плечо парня. Она понимала, что тот просто пытается её сберечь. Хоть кто-то в этом мире думает о ней, как о девушке, как о простом человеке, а не как о пешке в большой игре. — Мне казалось, что для тебя это привычное дело — спасать меня, — Гермиона попыталась засмеяться, как можно непринуждённее. — У тебя это прекрасно получается. — С этой Войной уже не понимаешь, где смех уместен, а где нет. Когда ты перестанешь слепо следовать за Поттером? Когда перестанешь бросаться под палочку из-за своих тупых дружков? — Я не бросаюсь… — Молись Мерлину, чтобы сразу грохнули. Как думаешь, что с вами случится, если возьмут в плен? — Какой же ты оптимист, я просто не могу, — девушка закатила глаза. — Всё будет хорошо, мы справимся. — Грейнджер, твою мать, — парень хорошенько тряхнул её. — Я видел, как Пожиратели разделываются с пленниками, видел, как они заживо снимают кожу с несчастных. — Достаточно… — Скажешь это Малфою, к которому тебя доставят. Гермиона, он — правая рука этого сукиного сына, к нему ведут особых пленников. Более ценного экземпляра, чем ты, я даже представить не могу. — Не смей, — звонкая пощёчина прошлась по лицу брюнета. — Ты переходишь границы дозволенного. Он лишь посмотрел на неё: без доли обвинения или негодования, ведь понимал, что это удар ниже пояса. Он обещал ей и сдерживал своё обещание до этого момента, а сейчас вот так глупо нарушил данное слово. Поэтому даже не потянулся рукой к месту удара, только отвёл взгляд в сторону, чтобы не смотреть в карамельные глаза Грейнджер и не видеть в них жгучей боли. — Это не границы дозволенного, Гермиона, — парень посмотрел на девушку. — А то, что всех вас ждёт, если ты не образумишь этого полудурка — Поттера. Ветер завывал за тонкими деревянными стенками обветшалой хижины. Огонь в камине практически потух, а Гермиона больше не поддерживала его с помощью палочки. Колкое ощущение оседающей правды проникло в сердце, ведь она понимала, что Тео прав. Абсолютно во всём. Это будет настоящим чудом, если затея Гарри выгорит и принесёт хоть какой-то результат. Если они останутся живыми — уже положительный исход сего действия. — Ты обещал мне, — ответила Гермиона. — Я думала, что ты человек, который сдержит своё слово до последнего. — Да, я обещал. Обещал, что не стану упоминать его при тебе, но ты сама напрашиваешься. Орден прекрасно знает, кто такой Малфой, что он творит и на что способен. И ты, видимо, не особо внимательна на ваших собраниях, раз решила сама, своими ножками зайти в клетку и захлопнуть за собой дверцу. Это было такой очевидной чушью, что Тео чуть не поперхнулся. Он винил сейчас себя за то, что причинил боль своей подруге. Парень видел, как больно по сей день Гермиона переживает предательство Малфоя, как залечивает глубокие раны, но безуспешно. Он помогал ей, по крайней мере, пытался помочь отвлечься от съедающего чувства одиночества. Нотт прекрасно знал, что ни Поттер, ни Уизли, ни весь Орден вместе взятый, не замещают зияющей дыры в душе гриффиндорки. Малфой ушёл, оставив Гермиону на растерзание любви, которая тлела в ней. — Тео, я не знала, что ты такой любитель приукрасить, — Гермиона внимательно смотрела на друга. — Всё будет хорошо. — Что именно тебе показалось приукрашенным? Жаль, что ты не видела гору детских трупов, которую после себя оставил Малфой, — он был зол. — И да, я в курсе, что ты давно обесценила эту фразу. Он тоже её давно обесценил, потому что давно знал, что ничего хорошего в жизни уже не будет. Только, в отличии от Грейнджер, он узнал это позже. Гриффиндорка эту истину усвоила в тот момент, когда решила сделать шаг вперёд, а он — когда держал на руках мёртвое тело матери. Нотт-младший видел, как жизнь угасает в глазах миссис Нотт — главной женщины его жизни, его любимой мамы. Тот день перевернул мир молодого парня, показал, что судьба беспощадна ко всем, что за любой выбор рано или поздно приходится платить. Нотт-старший, как и большинство родителей в те тёмные времена, сделал выбор за всю свою семью. И, если кому-то повезло чуть больше и их семьи просто жили в страхе перед лицом опасности, то Нотты не попали в число «счастливчиков». Сначала Кэтрин Нотт — в качестве показательного наказания, а потом и Эйрон Нотт, который обезумел из-за смерти жены. Тео остался совершенно один — без семьи, друзей и смысла существования. Он поклялся в верности Тёмному Лорду и в вечер своего посвящения в Пожиратели — перерезал горло всем прихвостням Волан-де-Морта, которые первыми прибыли в Малфой-Мэнор. А теперь лишь жалел о том, что не хватило смелости и сил — запустить Непростительное в главного ублюдка. Сейчас он не выступал ни за одну из сторон: он не примкнул к победителям и не топил за Противостояние, за Орден. Тео, в принципе, не ставил ни на кого из двух толп, он не общался ни с кем и крайне редко появлялся днём там, где могли оказаться хоть какие-то люди. Единственный человек, который смог разделить его тоску по жизни — стала Гермиона. Он просто бродил и заметил хижину, а она сидела и латала свою ногу, которая была раздроблена после очередной вылазки Ордена. Грейнджер была последним человеком, которого он ожидал встретить. Палочки нацелены на друг друга: он уверен в том, что она на светлой стороне, пока она даже не сомневается, что он — Пожиратель. А теперь он — единственный человек, с которым она честна. Гермиона может легко признаться ему в том, что устала, что больше не видит светлого будущего, что её силы на пределе. Делится тем, что накипело внутри: переживаниями, опасениями, страхами, отголосками прошлого. В то время, когда Тео заполняет общением с ней выжженное нутро и истерзанную душу. Два несчастных, обездоленных и прожжённых войной человека, которые познали цену прежнего мира слишком поздно. — Я прошу тебя, поговори с ним ещё раз, — вновь начал Тео. — Ну, неужели Поттер такой имбецил? Неужели не понимает, что это ловушка? — Я говорила с ним. Много раз. — Ладно. Предположим, что он реально тупой. Тогда ты не ходи туда, не суйся в эту сраную пещеру, не подставляйся так бездарно! — Я не могу. Они — мои друзья, и я не могу их бросить. Не могу… — Сука, — Нотт швырнул в стену стаканом. — Когда ты начнёшь ценить себя и свою жизнь? — Ты бы поступил иначе? — Да. — Я сомневаюсь, — совсем тихо произнесла Гермиона. — Сомневаюсь, что ты прятался бы в тот момент, когда твои мать и отец… — Не смей, Грейнджер. Замолчи! — Прости, — гриффиндорка опустила глаза. — Я не должна была… — Всё в порядке. Сегодня выделились они оба. Наступили на больные мозоли друг друга, подковырнули гниющую рану. Будучи уже давно взрослыми, потому что детство у них попросту отобрали, они все ещё продолжали себя по-детски жалеть. И пусть их душевные увечья нельзя было назвать детскими проблемами, но по ночам они плакали, как дети. Они поднимали глаза к звёздному небу и горько плакали, как плачут маленькие девочки и мальчики, когда разбивают колено. Только слёзы на вкус были не солёными, а горькими, с приторным вкусом боли. — Когда ты в последний раз был у Блейза? — Гермиона прервала молчание. — Как… Как там Джинни? — Ты же знаешь, что она в безопасности, пока он рядом, — непривычно беззаботно ответил Тео. — Он правильно сделал, что увёз её, а она — молодец, что послушала его. — Блейз любит её и готов на всё, ради неё. — Я думал, что ты не веришь в любовь, Грейнджер. — Мне просто по жизни не везёт. — Когда вы планируете свою вылазку? — осуждающий взгляд смерил девушку. — Я хочу убедиться, что ты осталась жива, после вашего ебанного крестового похода. — Через четыре дня. — Я заявлюсь через четыре дня на площадь Гриммо, и не дай Салазар, тебя там не будет — я убью тебя. — Очень оптимистично, Тео. — Весьма. Береги себя Грейнджер, ради всего святого. — Всё будет хорошо. Через секунду она растворилась в воздухе, а он уже знал, что это ложь. Гермиона никогда не даёт подобных обещаний, когда знает, что беды не миновать. Оставалось лишь скрестить пальцы и надеяться, что в этот раз чутьё подвело гриффиндорку. И слизеринца тоже.Площадь Гриммо. Четыре дня спустя.
— Сука, сука, сука! — удар ноги пришёлся по булыжнику. — Грейнджер, твою мать! Я ведь предупреждал! Какого хуя ты никогда меня не слушаешь?! Парень стоял у разрушенного дома. Даже сложно было представить, что ещё несколько часов назад тут было здание, в котором жил Орден — штаб-квартира всего Противостояния. Следы от пребывания шайки Пожирателей ещё тлели на фоне белого снега. Разрушения, которые они оставили после себя, веяли смертью. То, что он видел перед собой — он чувствовал и внутри себя. Такую же разруху оставили когда-то Пожиратели в душе юного парня. — Блять! — прокричал Нотт. — Я ведь тебя предупреждал, Грейнджер! Твоё счастье, если ты живая. Парень ещё раз осмотрел груду камней, в которую превратился дом и с бормотанием под нос аппарировал прочь. Сердце больно защемило, впервые с того самого дня. По-новому. Старый привкус утраты никуда не исчез с его языка, но сейчас почувствовалась новая порция горечи. Грейнджер стала первым человеком после родителей, за которую он чувствовал какую-то ответственность. — Если ты считаешь, что твоя жизнь не стоит паршивого галлеона, то живи ради меня, — заявила гриффиндорка. — Почуствуй себя последним дерьмом, которое предало меня, если ты вдруг решишься сдохнуть. — Что? — «Тео Нотт всегда держит своё слово», — процитировала Гермиона. — Помнишь, ты заявил это после одного из матчей по квиддичу, когда Слизерин победил. Неужели это пустые слова? — Нет, не пустые. К чему ты сейчас это говоришь? — Так дай мне слово, Теодор Нотт, что будешь жить. Ради меня. — Грейнджер, завязывай… — Я сейчас лишу тебя всех конечностей, — она направила свою палочку на него. — Поверь, тебе легче дать мне это слово, нежели переспорить меня. — Я даю тебе слово, Гермиона Грейнджер. — Ну и нахуя я тебе давал это слово, если ты просто решила сдохнуть посреди белого дня? — Тео? — миссис Забини с недоверием посмотрела на парня, который появился из воздуха посреди чужого дома. — Теодор Нотт? Не может быть… — Здравствуйте, миссис Забини, — прокашлялся парень. — Простите, если вдруг напугал Вас. Мне срочно нужен Блейз, он дома? — Он дома, — мулат появился в гостиной. — Что случилось, Тео? — Мне нужно поговорить с тобой. Срочно. — Пройдём. Солнечная и тёплая Италия вызывала отвращение у Тео на клеточном уровне. Слишком неправильная для современного мира, который утопал в ядовитых реках пролитой крови невинных людей. Если он когда-то и решался заглянуть к Забини, то только по просьбе Гермионы и только ночью, чтобы остаться незамеченным, и не видеть самому эту тихую гавань. — Что случилось? — начал Блейз, когда они зашли в кабинет. — Ты явился посреди белого дня ведь не просто так, я прав? — Ты что-то слышал о нападении Ордена на очередное хранилище Реддла? — Да, сегодня ночью… — Где Гермиона? — Что? — Забини непонимающе посмотрел на бывшего сокурсника. — Ты о чём? — Грейнджер вместе со своими олухами участвовала в вылазке Ордена. Мы договаривались встретиться с ней на площади Гриммо после этого, но там осталась горстка пепла от дома Поттеров. — Так ты теперь с Орденом? — с издёвкой произнёс Забини. — Неожиданно, Тео. Весьма неожиданно. — А ты теперь послушный мальчик Тёмного Лорда? Может, он по ночам ещё и лапает тебя за непристойные места? — Не ты ли громче всех кричал, что это не твоя война и ты ни за кого не играешь? — А не ты ли громче всех кричал, что принял метку лишь бы уберечь мать и Уизли? Один — один, Блейзи? — Я ничего не слышал по поводу Гермионы, — отступил Забини. — А по поводу кого ты слышал? — Уизли убили прям там, на месте. Поттера взяли в плен. — Ебануться, — парень залился истерическим смехом. — Сука, идиоты! Сказочные идиоты! А Грейнджер, Блейз? Она ведь с ними была! Что с ней? Блейз замялся, шагая вдоль кабинета. — Не испытывай мое терпение, Забини! — Скорее всего, её убили вместе с Уизли. Известно, что в плен попал только Поттер. Я сомневаюсь, что ей удалось бежать. Там было слишком много Пожирателей. — Рыжая в курсе? — Да. Следующее, что видел перед собой Тео — это туман вокруг себя, возникший из-за аппарации. На руках снова кровь: такая же была в тот вечер, когда убили его мать. Кровь человека, за которого он сам был готов убивать. В секунду взрослый парень почувствовал себя тем маленьким ребёнком, бежавшим в тёплые объятия мамы, когда ломалась очередная игрушка. — Ты заставила меня жить, Грейнджер, — процедил сквозь зубы Тео. — Нахуя? Ради чего? На лице проступили слёзы, а он сам рухнул на холодный пол обветшалой хижины.Косой переулок. Январь, 2002
Сладостное опьянение и привкус вишни не давал пробиться реальности к разуму. Сигарета за сигаретой, стопка за стопкой. Он не помнил, когда был трезвым. Дни сменяли ночи, снег превращался в дождь, и только огневиски оставался неизменным. Руки парня подрагивали, а глаза были затуманены очередной бутылкой. Под пустым стаканом лежала маленькая колдография, с которой улыбалась невероятно красивая женщина в объятиях статного мужчины, а на руках родителей — малыш Тео, юный наследник чистокровного рода Нотт. — Что бы ты сказала мама, если бы увидела своего любимого сына в таком состоянии? — брюнет поднёс к лицу затёртую колдографию. — Я не оправдал твоих надежд. Помнишь, как ты мечтала, чтобы я стал колдомедиком? Самым известным во всём магическом мире? Но в ответ он лишь увидел ослепительную улыбку миссис Нотт, которая поправляла воротничок рубашечки своего сына. Она была такой счастливой, беззаботной и живой. — А ты? — Нотт-младший достал из кармана фото побольше. — Ты не улыбаешься мне. Нет. Непривычная штука для магического мира — обычная магловская фотокарточка. Это мистер Грейнджер сфотографировал свою дочь, а та носила снимок, как дорогое воспоминание об отце. — Ты, чертова гриффиндорка, заставила меня жить, пока сама кинулась в лапы Пожирателей. Дура! Какая же ты дура, Грейнджер! Во имя чего? Твой ненаглядный Поттер, скорее всего, уже гниёт где-то под землёй. Вместе с тобой… Так не должно было быть. Не должно! Сзади снимка практически стёрлись написанные строчки.