Книга – твой лучший друг

Стервятник

             Это был один из тех странно неспешных вечеров, которые следуют за слишком переполненными событиями днями: тягучий, тихий, словно звук вибрирующей басовой струны. У Курильщика день не задался — с самого утра позвонил директор галереи, подгоняя с работами для выставки, чего он ужасно не любил, затем выяснилось, что перепутали размеры заказанных холстов, и они не подходят к рамам. Я постарался помочь, чем сумел — например, позвонить директору той самой галереи и убедить, что с Эриком не стоит разговаривать в таком тоне, какой он позволил себе. Благо, он внял.       Когда же день, наконец, начинает клониться к закату — яркому, оранжевому, окрасившему стены соседних домов в этот слегка тревожный цвет лесного пожара, — мы уже привычно устраиваемся за столом. Я смотрю на перепачканные красками руки Курильщика, красивые, с нервно подрагивающими пальцами, обхватывающими тонкую ручку чашки, на его отросшие волосы, карандаш, явно в задумчивости заложенный за ухо — "кохинор 4В", — ощущая, как внутри поднимается волна нежности.       — Поверить не могу, что этот день наконец закончился... — Выдыхает он, приглаживая встрёпанные волосы. Обхватывает чашку двумя руками, как ребёнок, держит несколько секунд у лица, вдыхая аромат — сегодня я заварил для нас Цзинь сюань, или молочный улун — самый подходящий сорт, чтобы успокоиться и восстановить силы. Люблю этот чай, да и Курильщику он пришёлся по вкусу. Он отпивает и жмурится, как кот, с удовольствием чуть задерживая жидкость во рту. Двигаю поближе к нему тарелочку с печеньем — тоже его любимым, песочным, от которого крошки повсюду, на одежде, на губах и на пальцах, как сейчас.       После чая мы уходим в спальню, устраиваемся на постели под одним одеялом. Книгу выбрал Курильщик — это "Над пропастью во ржи", она лежит на тумбочке, поблёскивая обложкой. Эрику она очень нравится...       — Бросим монетку? — Он протягивает мне блестящий кружок металла.       — Как обычно, — отзываюсь я с улыбкой.       Монетка взлетает вверх, сверкнув в свете лампы, и падает на мою ладонь. Решка. Значит, сегодня читает Эрик. Я ложусь так, чтобы видеть его лицо во время чтения, и подаю книгу.       Мы погружаемся в мысли и действия Холдена Колфилда. Слог книги мне не слишком близок, но то, как читает Курильщик, доставляет мне особенное удовольствие. Он старается читать выразительно и ровно, но иногда очаровательно запинается и сбивается, пытаясь перевести дыхание. Шелестят страницы. В его чтении нет размеренности, но это хорошо перекликается со слогом книги, делает фразы более живыми. Я прикрываю глаза.       — Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою, — читает Курильщик, чуть сбиваясь, точно от волнения, — на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. — Он делает небольшую паузу. — Знаешь, мне это почему-то тебя напомнило. Когда ты был вожаком Птиц... да и первое время здесь, в Наружности, ты ведь помогал им, помнишь?       Я лишь вздыхаю, удобнее устраивая голову. Я и правда помогал тем из птенцов, кто всё же избрал путь в Наружность; навещал Спящих из моей стаи — как вместе с Курильщиком, так и отдельно — на него такие посещения действовали угнетающе, и я чаще ездил к ним один. Но этот отрывок про детей, играющих во ржи, и чуткого сторожа, что не даёт им сорваться, напомнил мне совсем не о моей стае. Я вспомнил Лося — вот кто был таким сторожем, не давая сорваться в бездну; частично таким был и Чёрный Ральф... но эти мысли остаются при мне, я их не высказываю. Лишь беру руку Курильщика в свою.       Раскрытая книга лежит на одеяле, на странице — несколько графитовых отпечатков. Мы молчим, держась за руки, погружённые каждый в свои собственные мысли, пока не засыпаем.       Мне снится пропасть, и рожь, и васильковые глаза ловца детских душ, притягивающие к себе и не дающие упасть...