ID работы: 10967445

Кровавый цирк и ты мой принц

Слэш
NC-21
Завершён
308
nichh бета
Размер:
72 страницы, 12 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
308 Нравится 102 Отзывы 67 В сборник Скачать

Оттепель

Настройки текста
Квартира веет смертью Несколько недель пролетели, как один миг… Довольно противный, смазанный, вечно цикличный сон, наполненный перепадами настроения: вечной пьянящей эйфорией, ломкой, психозом, спокойствием, умиротворением, возбуждением, весельем, грустью, унынием, активностью, ленью, отвращением, любовью. Единый комок, который не собирается тебя щадить, все эти чувства и эмоции могут накрыть разом, а могут определёнными волнами, и тебя уже тошнит от самого себя, ты срываешься на слёзы, истезания своих рук, удушения и терзания стен или мебели ногтями. Спальня воняет сексом, сигаретами и портвейном. Есть желание взять жёсткую мочалку и скребсти своё тело до мяса, но сумасшедшее наслаждение этим состоянием отражается металлическим вкусом во рту. Холодная вода, разум и тело. Всё едино в ванне и нет никаких отклонений, хотя одно всё-таки имеется… Безумно горячий шут, ибо явился прямиком из ада, и сидит сейчас на бортике, словно чертёнок. Фёдор только недавно понял, что попал в ловушку, когда стало невозможно передохнуть от Николая, он всегда, на постоянной основе рядом. И, блять, почему от этого тоже двоякие чувства… Гоголь должен исчезнуть, но если его не будет, Достоевский не знает, что делать и зачем ему жить дальше в одиночестве. Как он жил раньше? Уже и не вспомнить. Вода холодная по двум причинам: первая — горячей нет, вторая — пора действительно вернуть трезвый рассудок. Былое безразличие, отчуждённость и полное отсутствие симпатии к чему-то отсутствует, поэтому становится очень приятным воспоминанием. А сейчас это зависимость, и даже не знаешь, какая лучше, никотиновая или человеческая. Фёдор лежит и просто смотрит в потолок. Одежда мокрая, потому что он решил не снимать её, поэтому она неприятно липнет к коже и приносит дискомфорт. Сухая только макушка и частично лицо. Николай устраивает потягушки и издаёт соответствующие звуки. Следом цветные падают на бледную кожу и лиловые губы. — Любимый, ты уже совсем окоченел. Посмотри на меня, — блондин подвинулся ближе и коснулся лика, вот только ответный взор не последовал. Гоголь прикусил свою губу и слегка надавил коготками, оставляя на коже полумесяцы. Достоевский словно и не почувствовал… Ни одна мышца лица не сработала, кажись, действительно превратился в ледяную статую. Гоголь хмыкнул, мягко поцеловал уста и поднял возлюбленного на руки. Теперь одежда обоих очень мокрая, с Фёдора стекает вода, и он не издаёт никакого звука, хотя доносится очень тяжёлое и хриплое дыхание, словно скрип пружин от дивана. Николай аккуратно усаживает болезненно худое и костлявое тельце и с трудом снимает намокшую одежду. Видно, что Достоевский держится в сознании. Он чувствуют, что с ним делают, понимает, что ему говорят, ощущает очень тёплые и пиздец какие нужные прикосновения. Мурашки бегут из-за тепла, он тянется к новым касаниям, молчаливо просит провести рукой по впалому животу, очень нежно и поверхностно, молит зарыться в волосах и массировать кожу головы. Он буквально ластится, как кот мартовский. Однако, всё кажется сном, таким смазанным и неправдоподобным… Еще чуть-чуть, и обернётся кошмаром. Николая в начале забавляло поведение милого котика. Игрался с ним, целовал плечи и шею, эти же места кусал, а вскоре осознал, что Фёдору сейчас совершенно не хорошо. Лоб невероятно горел. Нашёл градусник в коробке на кухне и кое-как попросил сжать руку, чтобы он не выпал. Когда он закончил измерять, то запищал и показал тридцать восемь и два градуса по Цельсию. — Демонёнок, да ты действительно горишь, как в котле… — с сильным осадком произнёс шут. Блондин сделал всё как надо, одел на Феденьку лёгкую футболку и шорты, укрыл одеялом и положил на лоб холодное полотенце. Сам же убежал делать бульон, повезло, что вчера они вместе сходили и купили продукты. Как хорошо, что шут умеет всё-таки готовить, и кухня под его начальством не горит, иначе брюнету действительно бы осталось не долго. Что делать с такой высокой температурой он знает, не раз сталкивался, да за Ваней относительно недавно ухаживал. За таблетками пришлось выходить на улицу, а пока он ходил, то в голову пришёл вопрос: если разбить сырое яйцо, допустим, на спину Достоевского, то оно зажарится? Таблетки есть, в кастрюле постепенно варится бульон, Гоголь меняет холодное полотенце на лбу больного и заставляет того пить воду. В общем, каким бы он не был сумасшедшим, а банальные действия по выживанию знает.

***

Очередной день зачеркнули на календаре красным фломастером. Грустным взглядом посмотрели на числа и очень тягостно вздохнули, да так, словно на его плечах проблемы всего мира… Поворачивается и поднимает очи ввысь. Сердце не на месте, оно ноет и сжимается от спазмов, в грудной клетке образовалась дыра, которую постепенно зашивают руки в белых перчатках, которые касаются талии. — Десять дней… — в данном словосочетании чувствуется опустошённый взгляд в никуда, потому что голос такой же. — Я с тобой, — более грубый тембр, милое касание чужой щеки к собственной и короткий чмок в нос. Такие мелочи, а являются снадобьем счастья и тепла. — Он скоро объявится, я более чем уверен. — Как бы мне тоже хотелось в это верить, — кладёт свои руки на чужие и закрывает глаза. — Давай отвлечёмся как-то? Приглашаю тебя в кино, а потом в кафе, думаю, что Гоголь не хотел бы, чтобы ты так сильно грустил, — каким бы холодным голос не был, но он безумно тёплый… — Сам же помнишь, он был абсолютно за любой движ. Натаниэль зажигалка, а Иван фитиль свечи. Он будет рядом с ним, чтобы вновь поджигать и заставлять гореть, ибо в огромной тьме под названием «жизнь» не выжить без света. — Ты как всегда прав, хах, — слабо улыбнулся и благодарно поцеловал в губы. Без Готорна Гончаров бы совсем загнулся и завял. Ему и сейчас тягостно есть, а в голову то и дело приходят воспоминание с этим блондином, но с поддержкой рядом намного проще, ты не чувствуешь себя одиноким во всей вселенной. Нельзя сказать, что Ваня очень любит владельца цирка, но нельзя и сказать, что не любит… Скорее, он испытывает уважение и признательность, ну и симпатию, но не ярко полыхающую любовь. И Натаниэль это знает, он умеет ждать. Цирк всё ещё показывает выступления, а люди всё так же приходят в больших количествах. Сами артисты уже оправились после двух инцидентов и постоянно вспоминают Гоголя, ибо с ним действительно было в несколько раз веселее. Все считают, что его убил тот самый маньяк, который преследовал цирк всё это долгое время из города в город, который, скорее всего, и попытался убить невинную девушку из их состава… Абсолютно никто не хотел предполагать, что Николай и был убийцей, потому что его пропажа совпадает с прекращением смертей. Были те, кто об этом задумывался, но слишком далеко не заходили, ибо вспоминали, каким же клоун был весёлым, добрым, ярким и позитивным в чужих глазах. Печально, что Иван знает Колю другого, это создаёт дополнительную душевную нагрузку. Возможно, тот просто совершил самоубийство таким образом, что тело его никогда не найдут…

***

В очередной раз подходит к брюнету и меряет температуру. Постепенно спадает, но он всё ещё горячий до жути. Меняет влажное полотенце, даёт выпить воды, поправляет одеяло и садится на пол рядом с кроватью. Тяжело видеть страдающего любимого человека, сердце так и ноет. Фёдор в какой-то момент поворачивается в сторону, замечает блондина и подсознание обрабатывает данную информацию, плюс сонное состояние, из-за чего мозговая деятельность снизилась, а он говорит, не подумав: — Ты действительно думаешь… Что это свобода? — очень тихо и хрипло произзност, но Гоголь это слышит в полной мере. Николай широко раскрывает глаза, и в душе заседает сильная боль. Что он имеет в виду? Резко оборачивается и смотрит в чужое лико, которое снова мирно сопит. Чёрт, теперь не спросить, да и он вряд ли поймёт вопрос. И как понимать сказанное? Действительно ли я думаю, что это свобода? Осознание приходит холодным душем и наносит такую боль, как переломанные конечности после падения. Какого чёрта. Выходит, всё это время он находится в клетке, которую создал из-за своей любви к Фёдору? Так ещё и запер на огромный замок, дабы до последнего этого не понимать. Но раз это любовь к кому-то, может, виноват этот человек? Достоевский намеренно запер своего любимого, чтобы тот всегда был с ним? Так вот чего он хотел… Маниакальная улыбка озаряет худощавое лицо. Находиться в клетке ему не хочется, хочется снова беззаботно порхать в небе, как ясный сокол. Значит, нужно убить возлюбленного, верно, он тогда тоже получит свободу! Это же прекрасно. Он поднимается на ноги и берёт острый кухонный нож, от чего дыхание начинает учащаться, а сердце бьётся чаше. Боже, как же давно он этого не чувствовал… Как приятно. Все бабочки в миг восстали из мёртвых и поползли по стенкам желудка в самый низ, сплетаясь в пчелиный улей. Решение верное и чистое, нужно прямо сейчас приступать. Проводит кончиком пальца по лезвию вниз, разрезая кожу и заставляя раскрыть свою красу красным бутонам. Несколько капель падает вниз, но он не замечает, ведь подносит ко рту и принимается сосать с довольной ухмылкой. Блаженно, все давно забытые чувства заставляют бурлить кровь в жилах. Каждый шаг звучит, как хруст стекла, а в квартире веет диким холодом, но отнюдь не страхом, потому что жертва не подозревает. Николай кладёт свободную и не кровавую руку на голень своего возлюбленного и возбуждается ещё сильнее, буквально пробивает дрожь. Мягко ведёт выше, убирая одеяло, ибо хочет чувствовать тепло ещё живого любимого. Одежда мешает, хотелось бы ощущать только кожу, а ещё лучше поддаться плотским утехам, но Феденька болеет и его жалко. Когда рука оказывается на уровне живота, то блондин удобно устраивается на чужих бёдрах и пробирается под футболку. Ведёт по бархатной на ощупь коже, касается выпирающих рёбер и возвращается назад. Ему очень приятно, он очень возбуждён, ему нравится всё это. Вытаскивает руку и касается лица. Так нежно и внимательно смотрит на умиротворение напротив, что улыбка становится тёплой. Всё таки он жаждет своего Достоевского и понимает, что это действительно не свобода. Опускает глаза на уста и после недолгих размышлений всё-таки целует. Чужие губы сухи, но так любимы. Берёт нож двумя руками и возносит над грудью. Надо нанести очень резкий и сильный удар, в самое сердце, чтобы тот не успел понять, что случилось. Последнее, что хочется, так это приносить ему боль. Таким образом он замирает с ножом и смотрит в бледное лицо. ᴀ ʍожᴇᴛ?.. Резкий рывок вниз, который буквально рассёк воздух и поделил на две части с характерным звуком. Рефлекторный рваный вздох, вздрогнутые веки, которые в моменте распахнулись и стало видно, как хрусталики постепенно гасли. Нож вздымается вслед за грудью. Создает боль и дискомфорт, так и хочется его вытащить тому, кто его и вонзил… — Коля?.. — очень тихое и мягкое обращение. Гоголь почувствовал чужой перещёлк жизни. Он снова ощутил, как прекратилось дыхание; сердце в последний раз стукнуло и застыло, как часы в старой башне… Глаза стали обычными стекляшками, которые смотрели сквозь Николая. Последний образ, который он запомнит, дрожащие губы и руки, вздернутые брови и разноцветные очи, наполненые болью и скорбью, ибо это деяние — мимолётное наваждение. Потерял любимого, но не ощутил свободы. Раньше он чувствовал жутчайшую эйфорию и считал себя благодетелем, мол убивает «грешных», по его мнению, людей и дарит свободу не только им, но и окружающим. А вот сейчас он ощутил себя ещё более замкнутым. Теперь сковывали не только прутья, но и цепи. Глаза видели, как девственные, белоснежные ткани моментально начали багреть и раскрываться прекрасными бутонами, тем самым оскверняя и уподобляя себе. Сердце болезненно тянет, ломается и становится абсолютно пустым. Его больше нет? С глаз что-то мокрое бежит по лицу вниз и падает на одеяло, тут же впитываясь в ткань. И оно всё продолжает течь, создавая огромное мокрое пятно. В ушах звенит, а руки предательски дрожат, он начинает всхлипывать и желать вонзить кристально чистое лезвие себе в живот. Ему впервые не хватает сил убить кого-то, учитывая, что собственная жизнь стоит на кону. Но просто не выходит отпустить нож и пронзить плоть между прекрасными и гладкими рёбрами, чтобы попасть напрямую в центральный орган кровообращения. Орудие падает в сторону со звоном, а Николай ещё сильнее склоняется над спящим телом, и слёзы тепепь попадают на чужую шею. У него нет сил встать, в очередной раз сдержать эмоции и самоненависть, даже эти жалкие всхлипы, которые он старается сглатывать и безшумно кричать, от чего горло начинает болеть, словно раздирает в клочья. Почему… Почему так сложно закрыть глаза и прикончить его?! Как вышло, что шут погряз во всём этом, как в ебучей тине. Он тонет всё сильнее и не ощущает кислорода и прохладного ветра, который обмывал его тело на крыше и позволял жить, а не выживать. Когда обрёл любящую семью в цирке, любимую работу, отца, признание и ощутил себя человеком… А потом начался серьёзный сдвиг, который повёл его по скверной дорожке и заставил испытывать сущий кайф. Похлеще въёба от никотина, алкоголя, травки, шаров и наркотиков. Животное наслаждение, что ты сильнее. А вот разбитый Николай Гоголь, склонившись над спящим Достоевским и тихо плача, проглатывает желание кричать, вырывать свои волосы и качаться в припадке в углу комнаты. Брюнет хмурится, хмыкает и поворачивается на бок, что-то мыча. Такой маленький, худенький и миленький… Такой… Такой беззащитный и хрупкий, хоть сейчас сожми руки на его шее и услышь, как тонкая шея хрустнет в последний раз. Шут делает глубокий вздох и, заливаясь слезами, ложится около любимого. Смотрит на грудь, чтобы видеть, как он медленно дышит. Пододвигается и утыкается в неё лицом. — Я слишком тебя люблю, — голос тих и предательски дрожит. От слов слёзы льются новой волной. — Не могу больше, — всхлипывает и сжимает ткань в своих руках. Я не могу больше. Ты ужасен, ужасен, отвратительный, блять, как же я тебя люблю. Я хочу свободы. Господи, заткнись. Я хочу умереть. Покончить с собой. Хочу твоих касаний и внимания. Обними меня. Сука. Ты прекрасный ублюдок. Я задыхаюсь. Пожалуйста, приласкай… Спаси меня, умоляю, спаси, я хочу свободы, мне дико больно, помогите, я не могу. Горло… Дышать. Как же блять больно. АХАХАХААХ, Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ. Мысли бьют под дых и царапают лёгкие и горло в мясо. Но солнечный луч спускаается, чтобы вернуть хоть какое-то спокойствие… Николай чувствует, как Фёдор его обнимает и кладёт руку на светлые волосы. Это касание обжигает своей теплотой и оставляет сильный ожог на душе, потому что этого безмолвно желали и нежданно получили… Гоголь очень крепко обнимает брюнета и цепляется так сильно, словно он сейчас пропадёт. Чувствует себя маленьким ребёнком, который обнимает маму, ибо приснился кошмар. — Люблю, — сипло говорит во сне и ровно дышит. Ты не имеешь право это говорить. Мне очень больно. Прекрати. Блять. Заткнись. Просто сдохни. Сука. Я тебя очень люблю. Зачем ты появился в моей жизни…

***

— Я каждый раз надеюсь, что он появится в конце выступления, сообщая о том, что это было долгим розыгрышем. Владелец выглядывал за красный занавес и смотрел за представлением своих, так называемых, детей. — Хах, да… — мягко обнял бывшего священника со спины и утыкнулся в плечо. — Я теряю веру в его возвращение с каждым днём… Давай не будем его больше упоминать, мне становится очень больно. Натаниэль не имел ничего против.

***

Несколько дней для Николая проходят мучительно. Достоевский полностью выздоравливает и начинает подозревать что-то неладное. Блондин ведёт себя то слишком тихо, то громко, и достаёт настолько сильно, что хочется застрелиться. Это действительно напрягает, хотя он понимает, что у данного человека не все дома и такое поведение нормальное. Но он изменился за такой короткий срок… Что стоит от него ожидать? Фёдор сидит на крае дряхлого дивана и читает книгу. Точнее делает вид. На самом деле наблюдает за своим окружением, ведь атмосфера в доме настолько сильно накалилась, что лёгкие сжигаются изнутри. И, как оказалось, такое ощущение не даром. Николай вбегает в комнату к любимому и со спокойной улыбкой обнимает того за шею, а после склоняется к уху. Ощущается пугающе… Руки мокрые, поэтому по бледной коже что-то течёт вниз. Уши брюнета дёргаются и бегут пауки по коже из-за тёплого дыхания. Становится резко холодно. — Феденька, я тебя люблю, — ласково молвит шут и касается сухих уст пальцем. Медленно ведёт по нижней губе, следом по верхней и явно выходит за контур. Вкус металла. — Мне очень важна свобода… — касается щеки своим холодным носом, а следом очень плавно усаживается на бёдра и смотрит в замёрзшие фиалки. — Важнее меня? — наглядно облизывает свои губы со вкусом крови и смотрит на хаос. Ситуация накаляется… Что же предпринять? Николай ещё не ответил на вопрос. С более точной вероятностью, что они придут к тому, что кто-то должен умереть, дабы облегчить жизнь второму. Просто уйти будет невозможно. Привязаны друг к другу цепью и закреплены на замок с сердечком. Если умрёт брюнет, то на этом всё… Можно и не думать, что будет дальше. Но почему-то есть сомнение, что он не в силах это сделать. А если убить Гоголя… Сложно, на самом деле. Его подсадили на «иглу» и теперь хотят насильно её отнять… А считает ли он себя счастливым в этих отношениях? — Нет, котёнок. Важнее тебя у меня нет ничего, — он расплывается в улыбке и касается собственных губ. Обводит по контуру и рисует широкую улыбку алым цветом. Фёдор видит, что рукава белоснежной рубашки превратились в алый. Он знает, что Гоголь промышлял тем, что резал свои руки, но думал, что с этим покончено. Клоун дошел до края, а отношения обрели жирную точку. — Я буду любить тебя вечность, поэтому убей меня, — он положил руки на щёки брюнета и страстно поцеловал. Нежное чмоканье, руки медленно спустились и начали обнимать за шею. Бёдра плавно задвигались на других, чтобы просто ощущать любимого своим поплывшем сознанием. — Убей, я так этого хочу. Убей же. Фёдор смотрит на него с болью. Действительно настал тот самый момент, когда всё оборвётся? Сложно поверить… Он сошёл с ума, как и сам клоун, ему просто не верится, что нужно убить того, с кем он впервые почувствовать любовь и в полной мере ощутил, какого быть любимым, пусть и в ненормально выраженной форме. — Я пытался убить тебя несколько дней назад… Мне это не вышло это сделать, — печально смотрит, ибо понимает, что он впервые ощутил такую слабость… В выживании одержал поражение. Но он смотрит в тускнеющие фиалки напротив, поэтому родная улыбка снова озаряет его личико. Блондин и сам не может поверить, что пришёл к решению всё закончить. Теперь понятно, что произошло во время болезни… А хотелось этот момент оттягивать до последнего, хотя, если бы тянули дальше, то они бы умерли вместе. «И жили они долго и счастливо, и умерли в один день» Но это не сказка. Понятно, что Фёдор использует способность, чтобы не уродовать тело и, не дай бог, не смочь добить и подарить мучения. Безболезненно очистит все грехи. — Коль, я люблю тебя, — мягко целует в шею и обнимает за талию. Блондин ластится, как одинокий, безумно жаждущий ласки котёнок. Это лучшие последние минуты его жизни и в принципе, с появлением Достоевского он чувствовал себя лучше… Поцелуй в губы продолжителен, но в его процессе, как бы не хотелось и как бы сердце не изливалось кровью, брюнет использовал свою способность и ощутил вкус металла в большем количестве… По губам обоих скатилась струя крови, что означала конец… Конец счастья и страдания, любви и ненависти, вожделения и отвращения, обожания и отрицания. Весь спектр эмоций оборвался на корню, теперь нет «мы» и нет «нас», будет только он… В пустом помещении, в полном одиночестве с мёртвым телом в руках. Фёдор ещё сильнее стиснул бездыханное и кровавое тельце Николая, как тряпичную куклу, уткнулся в плечо и понял, что сейчас впервые за всю жизнь с глаз потекли стеклянные слёзы. Они тут же впитались в рубаху, а сердце так и рвалось от осознания потери. Да, он вдохнул воздух полной свободы, аж кажется, что все оковы спали. Ощутил лёгкие плечи, простор в голове, но это всё так давит… Верните обратно, хочется дальше тонуть в тине до потери сознания. Но он всплыл благодаря тому, что второй его подтолкнул ценой своей жизни… А стоило ли это того? Руки предательски дрожали, когда он писал письмо. Красивая бумага, чёрные чернила и немного кривые слова, ибо так и писал Николай. Слёз уже нет, сожаления тоже… Несколько часов и вышло пройти все стадии смирения с утратой, вот только возвращаться к нормальной жизни будет чересчур сложно… Клоун навсегда оставил опечаток своего присутствия. Пока писал, иногда смотрел на блондина. Мягкая, родная улыбка… Даже после смерти улыбался… Закрытые глаза, чистая рубашка, словно он спит и видит сладкие грёзы. Достоевский всё же позволил себе одну слабость. На кисти его руки была резинка с красным помпоном, он знал, что Гоголь просто обожал её. Бывало, он садился спиной к брюнету и просил сделать косу, а после протягивал резинку и сильно радовался… Вот Фёдор её оставил, не смог бы иначе. Слова идут сложно. Хотелось бы самому верить каждой букве… Хотя, если так подумать, то Николай действительно уехал далеко-далеко и обрёл свое счастье. Упаковал письмо в конверт, заклеил и положил в карман, чтобы позже отдать.

***

Впервые за долгое время брюнет ощущает тепло. Кажется, будто всё это время, за место лета и начала осени, была холодная зима… Кончики пальцев не такие холодные, горят щёки и нос. Возвращается с промёрзшей улицы в уютный дом с горячим очагом. Вокруг весна, где распускаются листочки деревьев, а на улице они только осыпаются на землю. Любимое сердце не бьётся; больше не звучит смех, нету милого сокращения имени, никто не лезет с поцелуями и объятиями. Источник всего этого лежит в деревянном, но мягком гробу, с бледным лицом на тёмной улице и ждёт, когда брюнет закончит смотреть на возлюбленного среди чужих могил, и наконец-то закроет крышку гроба. Вот бы блондин встал и начал хохотать с того, как же сильно Фёдор повёлся на его розыгрыш, да ещё и стоит с таким лицом: нахмуренными бровями, пустыми и тёмными глазами и бледными губами. Смех, да и только! Всё же целует холодные уста любимого и закрывает гроб. Всё таки, его действительно больше нет… Совсем недавно его смех раздавался звоном в ушах, а теперь глохнет от тишины. Гроб успешно закапывают. Ставят деревянный крест с небольшой табличкой и оставляют две белые розы. Не выходит сказать что-то на прощение, слова просто не идут… Поэтому брюнет молча покидает могилу и кладбище в целом, где совершенно незаконно устроил похороны на никому не нужном, кроме него, клочке земли.

***

— Вань, тебе тут письмо пришло… — с каким-то сомнением произнесла девушка. Она протянула конверт дрессировщику и недоверчиво выгнула бровь. Гончаров хмыкнул и взял из её рук абсолютно белое, без марок, адреса, имени, отправителя и получателя письмо. Внимательно рассмотрел, убедился, что на нём действительно ничего нет, вскрыл. Достал бумагу и начал читать. «Ванечка! Угадаешь кто?» Одно предложение, и почти зажившая рана на сердце тут же треснула и начала кровоточить. Земля из-под ног ушла в один миг, а руки начали предательски трястись. Как же, блять, больно. «Да, это я, Коля! Сообщаю, что со мной всё хорошо, жив, здоров, нормально питаюсь и живу в хорошей квартире. Кстати о ней, я переехал в Японию и теперь живу здесь» — сам не заметил, как на лице появилась теплая улыбка. Он очень скучал по такой манере речи. «Потолки низкие, поэтому на моём лбу три шишки» — в голове каждое слово проигрывалось голосом блондина, а от этого предложения и вовсе усмехнулся. «Кстати, я не один! Встретил любимого человека, вот мы и переехали…» — опять сердце пропустило удар… Значит, те опасения были не зря… А хотелось быть на месте возлюбленного, так бы посчитал Иван в прошлом, сейчас же он очень рад за Гоголя. Он наконец-то смог обрести счастье и впустить кого-то постороннего в свою жизнь. «Я больше никого не убиваю, правда. Здесь не будет указан мой адрес. Пожалуйста, не ищи меня. Надеюсь у тебя всё хорошо. Люблю Прощай» — Откуда у тебя это письмо? — в панике сказал Гончаров и посмотрел на девушку глазами, которые находились на грани чего-то. — Мужчина в белой ушанке и плаще попросил передать… У главного входа. Не медля и секунды он побежал, в надежде увидеть этого человека. Просто нутро кричало, что ему нужно. Вот только на улице совершенно никого. Словно по щелчку город вымер и затих. — Это, выходит, конец? Вот так просто… — все чувства на этот счёт перемешались, он и не знал, что думать. Но нет никаких слёз. В душе воцарилась теплота и спокойствие. Его любимый человек жив и счастлив, этого достаточно знать, чтобы по-настоящему отпустить и пойти своей дорогой. Натаниэль тихо подошёл сзади и молча обнял его. Не нужно быть супер гением, дабы догадаться, что случилось. — Мне тоскливо, но испытываю счастье, как никогда, спасибо, что ты всегда рядом со мной, я тебя люблю, — он повернулся к владельцу цирка, ответно обнял и поцеловал.

Теперь свободен каждый из них.

Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.