Хрустит, гремит и пляшет

Под постоянным употреблением пилюль снизился уровень гемоглобина и, на хвосте своей болезни, девушке приписали анемию. С почти прозрачной, белой кожей можно было устраивать соревнования с вожаком четвертой, однако сегодня они поспорили на победу в охоте за голубями. Смысла в этом особо не было— Слепой всегда выигрывал, но за этим было просто весело наблюдать. В детстве их общение практически сводилось к нулю, но по мере взросления, они стали осознавать свою причастность к чему-то единому: тому, что обычно одним колыханием ветра сдувает. Ни вожак, ни она не выросли до внушительной комплекции, оба были щуплыми и не признавали обтягивающей одежды, чтобы всегда чувствовать себя крупнее, чем есть. Однажды даже как-то подрались из-за этого, когда половое созревание всем ударило в голову и даже Слепой не сдержался от шуток в сторону «маленького, ровного гвоздя». В ответ посыпались злостные оскорбления в сторону « патлатого палочника». Оба попытались придушить друг друга, но одна выдохлась и устала— пора было принимать пилюли, а другой пожалел соперника. — Погода сегодня неописуема!— вдохновенно пропела девушка, потянув руки к небу. —Неописуема? Вот так вот мне еще никогда не говорили. — Это ясное дело, что Сфинкс тебе все разжевывает!— притопнула ногой и поднялась пыль— А я так не умею! На то она и неописуема, неужели ты сам не чувствуешь? —Я чувствую, что мне припекает волосы и щекочет подмышки. — Друг, ты давно мылся? — Мне просто жарко. Сложно было завязать разговор со скудными и потными темами. Однако девушке не хотелось сдаваться, всё-таки разговоры со Слепым на дурацкие темы— большая редкость. — Через призму зрячего человека куда интереснее…— будто бы издевательски давя на жалость промычал парень. — Да говорю я тебе «не-о-пи-су-е-мо»!— она снова повернулась к раскрывшейся ей природе. Погода и правда была на редкость прелестной: в меру влажная и в меру теплая, все ярко зеленое выделяло сок и искрилось на солнце, будто под глянцем, в воздух поднимались мелкие пушинки, пляшущие на ветру. Некоторые даже успели прицепиться к свитеру вожака. Природа остановила свой ход, уже продолжительное время никто к ним не выходил во двор, от того внутри чувствовалась озорная свобода. Девушка аккуратно касается тонких, длинных белоснежных пальцев, почти как у нее, повторяет то же самое со второй рукой, легонько щекоча кожу и резко, с намерением напугать Слепого, со всей силы обнимает его. Собеседник только ойкнул. — По-другому сложно описать. — Погода и правда хороша. Сегодня Табаки организовывал «Ночь путанных дорог», где каждый выпивший продолжал историю предыдущего рассказчика. История получалась добротной только тогда, когда с похмелья каждый мог заверить себя в том, что был частью этой истории и действительно принимал в ней участие со своим партнером, тогда путанные дороги сходились, и рассказчики действительно считай побывали в описываемом месте. Участь прыгуна заключалась в том, что в такие ночи пьяного бреда она и правда могла оказаться в совершенно другом мире, но какой это страх был— осознавать то, что она ТАМ одна и никакого со-рассказчика рядом нет. Однако, за долгие годы страсть к поиску ответов ни насколько не угасла в девушке, и ради них она была готова раз за разом возвращаться в неизвестное место. Тем не менее, на ночь « путанных дорог» она приходила редко, потому, что приходилось бы сталкиваться с нелицеприятной копной курчавых огненных волос, злостно пускающих взгляды в сторону их совместного времяпрепровождения со Слепым. Сначала ей понравилась Рыжая и ее безмерно искрящий огонек: сразу нахлынули теплые и живые воспоминания из детства, когда она навсегда потеряла страх к Могильнику, что было редкостью для домовца. По первости, она посчитала ее тем самым алым, сочным пятном в блеклой могильной палате, но быстро осознала, как сильно ошибалась. Смачный, звонкий щелчок— багровая пощечина стала началом их не самого приятного знакомства, когда девушка еще носила кличку «Хамло». —« Да как ты смеешь обзывать мальчика, который при смерти, ярко-кровавым пятном Могильника?! Ты хоть знаешь, как больно ему даже осознавать свое прозвище!? » Мальчик. Это был мальчик. Теперь она это знала. Но «ярко-красное пятно» не было сказано сгоряча, Хамло не вкладывала в него ничего неприемлемого, наоборот, ее впечатлила очередная контрастность Дома. Ведь самым ободряющим, тем что вселило надежду и храбрость в детское сердце, были яркие, блестяще кровавые волосы. Как оказалось, надежду на выздоровление вызвал у нее яркий окрас смертника. И у Рыжей была похожая копна пылающих волос, и она по-своему выделялась и продолжает выделяться среди других подростков, как и ее тезка из второй комнаты. Но именно образ, который открыла для нее девушка, отпечатался в памяти Хамло, в те далекие времена, когда Кузнечик решил познакомить двух своих подруг. Но сегодня был слишком хороший день, чтобы протухать от старых обид, и, вне зависимости от присутствия Рыжей, девушка решилась снова прийти, однако сейчас ее дорога прокладывалась в кофейник. Стоило Слепому свернуть по своим делам и ноги понесли ее именно туда, куда она в последнее время зачастила. Прямо у барной стойки, сбивая головой потертый китайский фонарик, сидел в край возмужавший Спортсмен, и эта кличка так бы и осталась за ним, он слишком хорошо ей соответствовал, если б не тяжелый характер, временами мрачный, почти Черный. С новым прозвищем Хрусталь чрезвычайно мелко смотрелась на фоне него. Во время перепалки, если и могла ему треснуть, то потом сама и крошилась, хотя Черный в ответ никогда не бил. Кенгурушный прыжок— и вот она уже на соседнем стуле. У Кролика был заказан стакан местной бурды, бесплатной, в виду братания с псами и два блюдца с пересоленными фисташками. Одним окликом пригласила к их стойке Валета, Психа и Рикшу, тут же перенаправила свой взор на уже все понявшего Черного. Наигранно соблазняющий взгляд направлен в его сторону, в ответ фак, и демонстративный откат на стул подальше. — Хрусталь, ты как с Черным, так у тебя обострение.— с задоринкой подметил Валет. — Не обострение у меня, а хорошая чуйка!— очень кстати к разговору присоединился Кролик, с интересом наблюдая за недовольным закатыванием глаз Черного.— Вы вообще как, ребят? — оглянувшись вбок к белобрысому она намеренно повысила тон—У Помпея как там дела? Не передумал еще Слепого свергать?— в ответ удивленно хлопающие глаза всех пятерых. Черный, ко всему вдобавок, еще и очень возмутился. — Как всегда прямолинейна. Нет у тебя совести, засранка— досадливо прошипелявил Кролик, пододвигая фисташки, дерганный Рикша незамедлительно атаковал миску.— Не устала еще подноготную копать? — А я и ничего не копаю, я почву прощупываю. — Прямо как Логи.— присоединился Псих. — Не сравнивай меня с половиной вашей комнаты, я хотя бы когда что-то узнаю, так не бегу всем подряд рассказывать. — острый взгляд неоправданно вонзился в Рикшу— Так и передай этому чертову Разберусь!— в ответ ребята коллективно промолчали, от одного Валета не в тему печальный окулельный «трунь», в воздухе запахло паленым молоком и Кролика подорвало с места. Дальше разговор не продолжился: Черный избрал этот момент наилучшим для побега. Валет мечтательно засмотрелся на покачивающийся фонарик, Рикша подавился фисташкой и теперь захлебывался в слезах. Псих без остановки хихикал. Над головой клубился плотный пар лактозного краха. Постоянная идиллия. Она было забыла, о чем же был этот разговор и уже хотела уйти, но Валет напомнил ей о причине собрания и Хрусталь рассеянно отмахнулась: — Да просто чувствую я, что в скором времени старания Помпея не пройдут зря. Знали бы они еще, к чему вела эта легкомысленная цепочка повествования, но девушка была одна из немногих, кому Дом позволял чувствовать надвигающуюся угрозу. В этом они с Лэри были похожи, только реагировали по-разному. В икрах снова потяжелело, а пальцы на ногах неприятно забились в легком треморе. Время принимать лекарства. Они валялись где-то в четвертой комнате, а значит, наглухо были потеряны. И конечно, можно было бы попросить Псов притащить новые, но желание поспать выгодно совпало с физическими возможностями, и девушка пошла в темнейший угол кофейника. Любимое место: все стулья были разобраны, но стол никогда не тосковал, соседствуя со старым диваном из кабинета бывшего директора; вокруг не было никаких фонариков и даже пьяные драки не добрасывались до этой темной части кофейника. В любое другое время девушка использовала это место для того, чтобы понаблюдать, как раздвигаются, дышат стены Дома, думая, что в кофейнике никто из-за темноты и разговоров этого не замечает, шпионила за тем, как он меняет свое строение, сдвигая на миллиметр мебель и тьму. Но сейчас она сворачивалась калачиком и уходила с поста наблюдателя, переставая хитрить с Домом. Еще несколько часов безмятежного сна— и вот она уже пропустила начало «путанных дорог».