***
Они сделали вид, что ничего не произошло, когда Чуя вышел из душа. Он вечно поправлял огромную майку Осаму на себе и его не менее огромные шорты и ничего не говорил. Дазай смотрел на Накахару голодными глазами, но тоже молчал. После они разошлись по комнатам: в спальню и в гостиную — и не встречались до обеда. У каждого был ворох мыслей насчёт произошедшего, но стоило им остаться с этими мыслями один на один, как и думать над этим перехотелось. А что тут думать? Не созданы они друг для друга, вот и всё. Просто первый раз всегда обескураживающий. Осаму наконец осознал свою ошибку и прекратит свои поползновения. Чуя смирится и оттает, как снег в апреле. В конце концов, никто не запрещает им общаться как раньше. Они продолжили делать вид, что ничего не произошло.***
Место, где Чуе предстоял его первый серьёзный бой, оказывается весьма удачным. Много открытого пространства, мало высоток, чтобы можно было посадить туда снайперов. А если высотки и есть, то все стоят достаточно близко, чтобы разглядеть человека в окне или на крыше. Начало замечательное. Осаму сунет руки в карманы и беспечно идёт на середину площадки. Навстречу ему — целый конвой людей в чёрных костюмах и солнцезащитных очках с их предводителем, таким же, впрочем, безликим, как и его сопровождение. Чуя идёт рядом, напрягая всё тело, как кошка, готовая вот-вот напрыгнуть на цель. Дазай говорил ему не переусердствовать, но страх и адреналин сильнее самого Накахары. — Так Мори-сан хочет разорвать наш контракт? — Ага. Вы ему больше не нужны. По голосу альфе лет тридцать-сорок, но Осаму говорит с ним на равных. Чуя еле удерживает себя от того, чтобы посмотреть на напарника. Как он вообще чувствует себя в такие моменты? — А Мори-сан знает о последствиях расторжения? — Абсолютно. Иначе нас бы здесь не было. Дазай пожимает плечами, и по его лицу кажется, словно он совсем забыл про существование в его карманах пистолетов. Надо же взять их прямо сейчас, чтобы не тратить на это время после! Или у него другие планы?.. — Прекрасно. Парни, разберитесь. Конвой чёрной массой начинает двигаться на мафиози, скрывая собой главаря. Его спина утопает за плечами и головами его людей, и Чуя, поддавшись мимолётному порыву, делает рывок, чтобы погнаться за ним, однако его останавливает Осаму, ухватив его за край капюшона: — Нет. Ещё не время. — Он сейчас уйдёт! — что есть мочи кричит Накахара, указывая пальцем на толпу, которая движется к ним. — Не уйдёт. Просто делай то, что я скажу. Убивай их, Чуя. Накахара раздражённо фыркает и отскакивает от пули. Затем ещё одной и ещё. Врывается прямо в толпу и начинает атаковать её изнутри. Он скрыт от Осаму, значит, время использовать способность. Чуя мгновенно активирует гравитационный щит, и пули начинают отскакивать от него, будто семечки. Затем Накахара притягивает пару штук и направляет их в нескольких людей в чёрном. Те падают замертво. Дазай теряет Накахару из виду, нервничает, и потому люди вокруг него ложатся на землю штабелями ещё быстрее, чем успевают выпустить хоть одну пулю. Давно стоило понять, что этот рыжий коротышка — любитель находить приключения на свою задницу (которая идеально помещается в раковину на его кухне), и учесть этот фактор. Что ж, самое основное познаётся в бою. Осаму ловко уворачивается от пары выстрелов. Делает подсечку. Стреляет ровно в голову врага. Бинго. Оглянувшись, Дазай Чую так и не находит. Нет, Накахара хорошо подготовлен, он не может слечь после первых секунд. Наверняка затаился и бьёт исподтишка, либо же… его нераскрытая способность — невидимка? От поднятой пыли и смешения лиц и кровавых ошмётков перед собой Дазай едва ли что-то видит. Звуки выстрелов и вскрики глушат его призывы Накахары, и ему это перестаёт нравиться окончательно. Они договаривались, что в случае чего начнут прикрывать спины друг друга. Осаму сейчас, конечно, это не нужно, однако Чую найти он обязан. — Чуя, твою мать! Он видит его в окружении врагов. Те стоят, и каждый направляет на Накахару ствол пистолета. Как же он… Осаму хочет вмешаться, однако в один прекрасный момент замечает вокруг Чуи красноватое свечение. Пули, синхронно вылетевшие из дул, останавливаются в миллиметре от него и резко разворачиваются к тем, кто их выпустил. Управление металлом? Засмотревшись, Дазай упускает момент, когда стреляют в него - стреляют точно, и пуля попадает ровно под лопатку. — Дазай! Боль пронизывает позвоночник, ноги подкашиваются, однако, слегка пошатываясь, Осаму продолжает стоять. Теперь уже делом принципа оказывается подставиться под пули и наблюдать за тем, что будет делать Чуя. Тот, подобно вихрю, подбегает к стрелявшему в Дазая и укладывает его на лопатки, попутно уворачиваясь от других выстрелов. И ни намёка на тот свет, что видел Осаму. Подозрительно. Мгновение — и Осаму встряхивают. В глазах напарника бушует голубой огонь, и он просто прекрасен сейчас. — …идиот! — доносится до его ушей последнее, что произнёс Чуя, потому что остальное заглушают звуки выстрелов. Даже не посмотрев в сторону, Дазай стреляет в одного из врагов. Один из последних. — Я хочу тебя поцеловать. Чуя окончательно ошарашен. Мотает головой и резко отбегает, чтобы уложить ещё одного. Вытаскивает пистолет и стреляет в последнего, нацелившего ствол на Осаму. Вот и всё. Он безумно красив сейчас. Взъерошенные рыжие кудри, румянец на щеках, которого не видно из-за того, что красное всё лицо. Осаму оседает на землю, чувствуя, как рубашка стремительно пропитывается свежей кровью, и не отрывает глаз от Чуи. Ему нет равных в бою по красоте. И если бы у показа мод был подобный жанр… Мысль обрывается, когда Накахара, как в замедленной съёмке, закрывает глаза и падает на землю. Дазай вскакивает, ощутив острую боль в теле, и ковыляет к нему. — Чуя! Ранили? Сильно? Но ведь ни капли крови! По крайней мере, явно не его собственной, но что же..? Дазай падает на колени рядом с хрупким телом и берёт его на руки, прижимая к себе. Через ткань рубашки чувствуется, как горит лоб Накахары. Это что-то вроде лихорадки. И это очень странно, потому что ещё утром Чуя был абсолютно здоров (не считая его отстранённости, которая, впрочем, присутствует уже не первый день после их поцелуя). Пальцами, которые теперь будто сделаны из ваты, Осаму вызывает босса: — Да, Мори-сан, мы закончили. Но у меня ранение и… Чуя потерял сознание.***
В кабинете Мори пахнет лекарствами. Тихо тикают часы где-то в углу, слышны проезжающие за окном машины. Чуя наконец открывает глаза. В них тут же бьёт яркий свет, и он жмурится. Свет через мгновение становится тусклее. — Что-то я сразу не подумал о том, чтобы завесить окно, — доносится извиняющийся знакомый голос. — Н-ничего… Давно я был в отключке? — Чуя жмурится от звуков, которые он издаёт. В горле жутко пересохло, и из него доносится нечто хрипяще-скрипящее. Жуткая, наверное, какофония. — Всего час. Мори сказал, это побочка от таблеток. В руку суют стакан с прохладной водой, и Чуя жадно начинает её пить. Значит, Осаму уже в курсе. Ну и пусть. Хочется надеяться, что Мори-сан разрешит переночевать здесь неделю, пока течка не закончится. — Ты не говорил мне, что у тебя течка скоро. Накахара сводит брови к переносице и резко выплёскивает в лицо Дазая остатки воды. — И не должен был. Не твоё это дело. — Как и твоя способность? — Да. Чуя ставит стакан обратно, ложится и поворачивается к Осаму спиной. Жест значит, что разговор окончен, но Дазаю, конечно, он не говорит ни о чём. — Ты можешь уже сегодня возвращаться ко мне, я о тебе позабочусь. И я буду держать себя в руках. — Я тебе не верю. — Знаю. Но тебе же в любом случае ночевать негде. Раскрывать Дазаю свои слабые стороны — идея отвратительная. Жаль только, что Чуя понял это так поздно. Тишина на какое-то время заполняет кабинет. Относительная тишина, потому что по-прежнему тикают часы в углу и проезжают машины за окном. Тиканье давит на нервы Чуи, и он поджимает колени к груди, сильнее кутаясь в одеяло. Оно такое тонкое, что не спасает от холода в комнате. Либо же его начало знобить: привычное дело при течке, которая началась, кстати, чуть раньше обычного. — Тут есть лекарства, которые помогают бороться с ознобом. Выпей, и поедем ко мне на такси. — С чего ты взял, что я поеду к тебе? — Тебе негде ночевать, я же говорил. — Я не хочу ночевать у тебя, я тебе не доверяю. — Я буду держать себя в руках. Чуя чувствует себя как в «Дне сурка». Один и тот же эпизод его жизни кто-то по ошибке проиграл два раза, и Накахара опасается, что подобное случится снова, поэтому старается разорвать эту цепочку. — Так же, как ты держал себя в руках тем утром? То утро. То самое утро, когда трещина в их взаимоотношениях стала настолько большой, что не замечать её стало невозможно. Они бесконечно перетягивают одеяло от «мы могли бы стать неплохими друзьями» до «я хочу отношений», и Чуя уже откровенно устаёт от подобных игрищ. Пора их прекращать, если он не хочет увязнуть в трясине под названием «Осаму Дазай» ещё сильнее. — Но ты мне нравишься. И сегодня у нас должно быть свидание. Свидание… Осаму совсем повёрнутый, или же это Чуя начинает потихоньку сходить с ума? — Я слишком устал и точно не смогу никуда пойти. — Мы могли бы посидеть у меня в гостиной и устроить марафон фильмов девяностых. Как тебе? Чуя громко вздыхает. Достаточно громко, чтобы этот вздох о многом сказал Осаму. Было бы время благоприятнее, Накахара даже рассмотрел бы это предложение: всё же запастись кучей вредной еды и смотреть ночь напролёт любимые киноленты очень и очень заманчиво. — Я не в том расположении духа, чтобы сидеть рядом с альфой на одном диване и спокойно смотреть кино. — А если я скажу, что уже попросил у Мори парочку таблеток для себя? Накахара резко поворачивается. Даже слабость в ногах отступает на второе место, стоит услышать эту странную фразу. Альфы редко идут на подобное ради своих омег. Да и ради чего там куда-то идти, если омеге, наоборот, не нужно, чтобы его молодой человек себя слишком сдерживал? — Да ты шутишь. — Я купил консервированных крабов, — Осаму замечает скривившееся лицо Чуи и тут же добавляет: — И попкорн. Не знаю, солёный или сладкий ты любишь, поэтому я взял оба. — Ты странный. — Ты мне нравишься. Накахара закатывает глаза. Всё шло очень даже неплохо до этой фразы. Вот зачем он её произнёс? Зачем он в принципе старается, если Чуя не собирается ему отдаваться ни при каких обстоятельствах? — Если хочешь, чтобы свидание всё-таки было, то давай без этого, — Чуя берёт с тумбочки таблетку, кладёт её на язык и запивает услужливо предоставленным Осаму стаканом воды. От него веет всё тем же горьким шоколадом, и это значит, что Дазай принять нужные препараты не поторопился. — Просто признай, что ты такой же самовлюблённый альфа, ставящий перед собой цели и не любящий от них отступать, как и все остальные, и мы покончим на этом. Я посмотрю с тобой фильмы сегодня ночью, чего бы мне это ни стоило. Поздравляю. Цель достигнута. Выше этого тебе не допрыгнуть, — Чуя замечает, как Осаму уже открывает рот для возражений, и продолжает: — Неа, не говори того, что хочешь сказать. Просто вызови такси и поехали отсюда. Здесь довольно жутко.***
Чуя весь вечер сидит в спальне, пока Осаму хозяйничает в гостиной. Слышны постоянные хлопки дверей, какие-то скрипы, звуки, будто кто-то тащит что-то тяжёлое по полу, шуршание, то громкие, то тихие голоса персонажей фильмов (а не вздумал ли этот поганец посмотреть кино без него?). Когда совсем темнеет, Накахаре кажется, будто Дазай успел сделать там косметический ремонт. Ожидание заканчивается со стуком в дверь: — Принцесса может выходить из своей крепости. Чуя всё это время был заперт на ключ. Он сам осуществил предложенную собой же идею, не посмотрев даже на то, что Осаму на его глазах принял все нужные таблетки. Он никогда не был так близко с альфой во время течки. Обычно запирался на заброшках и сидел там, выбираясь лишь за таблетками и едой. — Сейчас иду. Глубокий вдох. Выдох. Дазаю всегда можно вмазать по лицу, а затем убежать, воспользовавшись лёгкой растерянностью. Чуя открывает дверь и замирает, испугавшись Осаму, который даже не отошёл от его порога. — Ты как? Накахара пожимает плечами, втягивая воздух. Что-то сладковатое есть, но это похоже на то, будто он просто проходит мимо магазинчика со сладостями — не более. — Сносно. — Тогда идём. Его аккуратно берут за руку, осторожно обхватив запястье, и тянут за собой к гостиной. Под потолком, оказывается, всё это время висела гирлянда, которая теперь мерцает приятным голубоватым цветом. Диван придвинут к телевизору, и на нём происходит просто какая-то вакханалия из подушек и одеял. Приглядевшись, Чуя понимает, что одна из стопок одеял сложена в виде гнезда. — Омеги ведь… делают что-то похожее? — проследив за его взглядом, спрашивает Дазай. Накахара не сдерживается и громко смеётся. Видимо, Осаму изучал омег по любовным романам, раз у него такие «шикарные» познания. — Только если это очень странные омеги. Чуя подходит к импровизированному гнезду, забирается в него и подтягивает парочку одеял, укрываясь ими. А это… даже весьма и весьма интересная конструкция! Тепло, и сладкий запах успокаивает, благотворно действуя на нервы, которые были напряжены последние двадцать четыре часа. Накахаре удаётся расслабиться даже быстрее, чем он мог себе представить. — Ты странный омега, Чуя. Тут, кстати, попкорн, газировка и… я бы предложил тебе крабов, но не думаю, что тебе это будет интересно. — Да ладно тебе, — фыркает Чуя. — Не буду я твоих крабов отбирать, не бойся. Осаму устраивается рядом и берёт в руки пульт, пролистывая составленную лично им подборку фильмов. — Предлагаю начать с «Маски» или «Одного дома». Для погружения в уют. — Я уже погрузился, — смущённо бормочет из своего убежища Чуя, чувствуя себя весьма и весьма странно. — Давай «Достучаться до небес». Хочется чего-то трогательного сейчас. Видимо, моё состояние того требует… — Ага, значит, хочешь поплакаться в моё плечо? — Включай уже. И, твоя взяла, я предоставлю тебе своё плечо для плача. Осаму усмехается и включает. Комнату заполняет приятный мотив «I’ll Survive» и громкий голос диктора «Тачстоун пикчерс представляет…». Чуя расслабляется окончательно. Сует руку в заранее открытую Дазаем упаковку, берёт горстку попкорна и начинает хрустеть. Осаму специально делает звук погромче, чтобы хруст не перебивал звуковую дорожку. Хоть где-то им удаётся понять друг друга без слов. К середине фильма «гнездо» Чуи оказывается прижатым к боку Осаму, однако оба увлечены просмотром и даже не замечают этого. К концу же Дазай для большего удобства приобнимает кокон одеял с Чуей одной рукой, откинувшись на спинку дивана. Растроганы они оба, и от тепла друг друга становится даже приятнее переживать эту растроганность. Вторым выбирают «Пятый элемент». Хочется экшена, больше ритмичных полётов, адреналина и… капельку любви. О последнем Чуя умалчивает, но за романтичной линией следит, как в первый раз, и рдеет на поцелуе главных героев. В голове проносится их с Осаму поцелуй. Его нельзя назвать неприятным. Просто неожиданно… ведь стоило бы спросить, можно ли целовать! — Я бы на его месте выстрелил, — хмыкает Чуя, разглядывая пушку, которой рыжий омега тыкает в лоб главного героя. — Я не сомневаюсь. Чёрт, а вы ведь похожи! Оба рыжие и оба глотки готовы перегрызть несчастным альфам. — Это кто ещё тут несчастный… На «Людях в чёрном» Чуя проваливается в сон. Осаму делает звук потише, стряхивает на пол крошки от попкорна и сильнее прижимает Чую к себе. Хочется зарыться пальцами в волосы, провести ими по губам, оставить на них лёгкий поцелуй на ночь и уснуть под одним одеялом, чтобы ноги сплетались. Но остаётся довольствоваться лишь коконом под рукой, который между тем занимает бóльшую часть дивана, так что Осаму еле удерживается от того, чтобы не упасть на пол. Ну нет, это уже неправильно как-то. Дазай хмурится и начинает распутывать комок одеял в надежде подобраться к телу Чуи и прижаться к нему сильнее. Запах ванили только усугубляет ситуацию, и кажется, что Осаму скоро задохнётся. Но стоит взглянуть на безмятежное лицо Чуи, как… всё напряжение спадает само собой. Чуя сейчас такой беззащитный и милый. Он вынужден всецело довериться Осаму в этот момент. Он в кои-то веки делает это, и Дазай чувствует, что, увидев наутро прижимающегося к себе напарника, Накахара явно будет не в восторге и перестанет давать вторые шансы. Но сколько же ещё Дазаю терпеть? Сколько ещё ждать, пока каждая рана не будет оглажена и поцелована любимым человеком? Сколько же ещё замков надо сломать, чтобы Чуя точно всё понял и наконец позволил себя любить? Осаму страшно от того, что у него нет ответов на эти вопросы. Он долго смотрит на мигающие на стенах тени, отгоняя от себя неприятные мысли, и засыпает лишь под утро, когда очередные герои фильма обретают свой счастливый финал.***
Чуе настолько жарко, что он хочет содрать с себя кожу. Ещё и Осаму прижимается сбоку так, что всё тело затекло и теперь его придётся разминать добрых десять минут. И… конечно же, весь диван под Чуей мокрый. Накахара вздыхает, аккуратно выбирается из кокона одеял и слезает с дивана. Брюки тоже промокли насквозь, поэтому придётся брать одежду Дазая. Слабость во всём теле только усилилась со вчерашнего дня, и Чуе кажется, что сейчас он отрабатывает хорошо проведённый вечер с процентами. При каждом шаге всё хлюпает, течёт сильнее, жар заставляет сбросить с себя майку. Чуя полуголый, однако даже этого оказывается недостаточно. Он быстро стягивает брюки, откидывает их в сторону, едва соображая, где вообще находится. В нос бьёт приторный сладкий запах, голова от которого начинает кружиться с неведомой силой. Как же от него избавиться? Таблетки или же… От шальной мысли Чуе становится ещё хуже. Если он не сделает что-нибудь в ближайшее время, то наверняка потом обнаружит себя стоящего на коленях перед Осаму и просящего взять себя. И непонятно, какой исход здесь будет предпочтительнее. Сил на то, чтобы искать эти злосчастные таблетки, почти нет. Чуя добирается до ванной, закрывает дверь на ключ. На шатающихся ногах подходит к ванне и забирается в неё. Холодная сталь приводит в чувство. Накахара включает воду. Снимает последний элемент одежды, бельё, и откладывает его в сторону. Надо не пропустить момент, когда Осаму проснётся, чтобы попросить у него сухую одежду. Вода, конечно, отрезвляет, но в голове по-прежнему мир немного плывёт. Есть ещё одно средство, к которому Накахара порой прибегал, будучи в подобных состояниях. Тогда он был совершенно один в квартире или же просто в помещении и не было опасности, что кто-то может его услышать. Однако это здорово помогало. Чуя резко выдыхает. Да к чёрту. Пока он перелезал через Осаму, то случайно надавил коленом на его пах, а тот и бровью не повёл. Значит, спит как убитый и у Чуи есть некоторое время. Он разводит ноги в стороны, закидывая одну из них на бортик ванны. Откидывает голову, прикрывая глаза и стараясь думать о чём-нибудь отвлечённом. Он на пляже. Лежит на жёлтом тёплом песке, а волны порой подбегают к берегу, оставляя на нём солёные подтёки. Да, идеально. Чуя тянет руку вниз, касается пальцем сжатого колечка мышц, хмурится. Где-то в паре метров спит Осаму, и это, в общем-то, его квартира… но ведь Накахаре плохо! И вообще вокруг пляж. А позади джунгли. Зелёные, яркие. Шумит лёгкий ветер (этому способствует шум воды в ванне), слышны какие-то выкрики животных. Чуя где-то далеко-далеко от Йокогамы. Он медленно вводит в себя один палец, хотя тело, похоже, этим недовольно, потому почти никакой реакции нет — только чувство, что что-то там, внизу, лишнее, и хочется это лишнее убрать. Но Чуя терпит. Подобные ощущения уже не впервой. Чуя вводит второй палец, делает лёгкий толчок ими. Дыхание немного перехватывает, и он приоткрывает рот, чтобы вдохнуть чуть больше воздуха. Слегка полежав в таком положении, прислушиваясь к своему телу и шуму воды, Чуя вновь толкает пальцы глубже и слегка их достаёт. По телу наконец прокатывается желаемый импульс, и Накахара делает так ещё раз. Он растягивает себя, раздвигая пальцы наподобие ножниц, но тело словно обманывается, ожидая альфы, и откликается лишь немного. Затем Чуя кладёт ладонь на полувставший член. Проводит ей вверх, опускается. Отчасти это даже унизительно. Нет, не потому, что он омега, у которого должен быть парень, удовлетворяющий его нужды, а потому что у него есть то же, что и у альф, однако воспользоваться этим по назначению он не может. Да и быть с омегой Чую не тянет. Он как-то присматривался к одному из своих друзей, долго изучал черты лица, разглядывал тонкие, как у него, аккуратные руки с запястьями, которые можно было обхватить двумя пальцами. Вглядывался в глаза, разглядывал губы. И всё равно его не тянуло. Быть с омегой не для него. Тут нужен альфа, который бы взял его под коленями, грубо подтянул к себе и… Перед Чуей резко возникает образ Осаму. Тот подходит к нему, лежащему на пляже, и нависает сверху, заглядывая в его лицо своими карими глазами. «Я помогу», — прочитывает по губам Чуя и… ничего не может больше сделать. Возбуждение накатывает новой волной, и Накахара слегка выгибается, еле сдерживая стон. Так быстро подобраться к пику ему пока не удавалось. Он начинает быстрее водить одной рукой по стояку, второй продолжая себя растягивать, представляя, что перед ним сидит Осаму. Полностью голый. Хорошо, что ему удалось увидеть его тогда, мокрого после душа. Хорошо… Чуя закатывает глаза, стараясь выгнуться в ванне сильнее. Он шумно дышит не в силах больше молчать, ёрзает взад-вперёд в ванне и елозя ногой по бортику. Кажется, часть воды выплёскивается за ванну. Но он потом уберёт… он или же Дазай. Он заставит Дазая снять с себя майку и вытирать пол ею, будучи полуголым. Картинка в голове такая яркая, что Накахара словно слышит чужое дыхание над собственным ухом, чувствует, как чужие пальцы впиваются в его бёдра (как при первом поцелуе), ощущает в себе ритмичные толчки чего-то, что больше пальцев. Его тело будто дёргается в конвульсиях, когда Чуя кончает, всё же ударяясь головой об один бортик и соскальзывая с другого бортика ногой. Чуя проваливается в негу, наконец убирая от себя руки и смывая их под струёй воды. Теперь усталость приятная, расслабляющая, а ещё… он мастурбировал, представляя Осаму. Представляя грёбаного Дазая Осаму. Осознание заставляет Чую подскочить в воде и резко выползти из ванны, словно именно она его и развратила сейчас. На полу оказывается ещё больше воды, Накахара хватает полотенце и, завернувшись в него, оседает в углу. Полотенце, как и вся ванная, пахнет Дазаем. Аромат шоколада повсюду, куда бы Чуя ни делся, и наверняка из-за этого мозг и подбросил ему сию картину. Накахаре не по себе, потому что теперь его предало даже его собственное тело. Хаос мыслей прерывает стук. — Ты там скоро? Знаешь, Чуя, у меня всего одна ванная. — Я… да… иду. Чуя злится. Злится на себя, потому что допустил такой абсурд, на Осаму, который лезет в его личную жизнь, на Мори, потому что хочет принять в мафию, полную альф, омегу. Накахара быстро вытирается и понимает, что вся его одежда, мокрая от смазки, сейчас валяется где-то в остальной части квартиры. — Ты не мог бы принести мне сухую одежду? Майку, штаны… — Трусы тоже? Чуя вспыхивает. Как же тяжело привыкнуть к прямолинейности Осаму. — Д-да. — Секунду. Принеся всё необходимое, Дазай просовывает одежду в щель, предоставленную ему Накахарой. Его хитрый лисий глаз норовит заглянуть туда, однако Чуя забирает одежду так быстро, что Осаму едва не уходит с пострадавшим носом. Затем Чуя пулей вылетает из ванной, оставляя дверь открытой, и начинает искать брошенные наспех вещи. Запах Осаму теперь ещё ощутимее: видимо, тот пока не принял таблетки. Чуя зовёт его, чтобы напомнить о таблетках и заодно спросить, куда пропала его одежда, однако мафиози, по всей видимости, уже занял ванную. Вот индюк. Живот призывно урчит, и Накахара плетётся на кухню. Омлет кажется ему идеальным завтраком. На самом деле, всё кажется ему идеальным завтраком, ведь он не ел со вчерашнего дня. Смешивает ингредиенты, взбалтывает всё, выливает на сковороду, немного помешивает. В кухне начинает приятно пахнуть готовящейся едой, и, видимо, Осаму выползает из душа именно из-за этого. — И что же мне сегодня готовит мой чудесный муж? Обнимает одной рукой за талию, прижимается грудью к спине. Чуя сотню раз просил так не делать, а Осаму его никогда не слушал. А сейчас… сейчас это будто даже кстати. Дурная течка. — Омлет. И я не твой муж, — Накахара продолжает слегка помешивать блюдо лопаткой, не отгоняя Дазая. Какой в этом смысл, если он отойдёт лишь на некоторое время, а затем снова прижмётся? Да и пахнет Осаму притягательно — всё тем же шоколадом… Чуя улетает в свои мысли, а Осаму в это время накрывает его руку с лопаткой своей и помогает ему помешивать кусочки, чтобы те не подгорели. Накахара непроизвольно жмётся к Дазаю в ответ, и тот не против. Позволяя Осаму помогать ему в готовке, словно они какая-то парочка, Чуя ловит себя на мысли, что ему бесконечно тепло и уютно и вообще не хочется уходить от альфы. А может?.. Чуя разворачивается на носочках, хватается руками за плечи Осаму и касается своими губами его губ. Дазай тут же приоткрывает рот, но Накахара слегка бьёт его ладонью по спине. Нет, никакого языка. Солнце, лучи которого пробиваются через жалюзи, приятно греют бок, губы больше не становятся невыносимо горячими, а, скорее, приятно согреваются от всех этих движений. Рука Осаму сползает по талии ниже, Чуя убирает её и внезапно осознаёт происходящее, отпрыгивая после от напарника так, что сковорода чуть не падает с плиты. — Ты таблетки не принял! — Ага, ты свои тоже. Точно. Поэтому… поэтому всё случилось вот так. Дурацкое тело. Дурацкая течка. За что оно всё Чуе? Накахара поднимает взгляд на лицо Дазая, и его начинает воротить от этой самодовольной ухмылки, которая показывает: «Ну я же говорил». — Молчи, — сказав это скорее ухмылке, а не Осаму, шипит Чуя и, выключив плиту, бежит в спальню за таблетками. Берёт две упаковки, идёт обратно, сунет одну из них в руку Дазаю. — Если не будешь пить их нормально, то… — …попробуем французский поцелуй? А ведь Осаму в какой-то степени прав. Идти Чуе некуда, и максимум, что он может сделать в логове врага, — пригрозить ему вести себя хорошо, но никаких условий он ставить не волен. Чудный расклад. — Иди ты к чёрту. Накахара отворачивается к плите и начинает раскладывать еду по тарелкам. Весь запал пропадает, и настаёт какая-то апатия. Хочется лечь в спальне, завесить окна, закрыться на ключ и лежать там долгими-долгими часами, чтобы никто не трогал. Это его единственный выходной, конечно, но в таком состоянии ни на что сил больше не хватает. Чуя слышит, как включается вода в раковине, в нечто (судя по всему, стакан) её наливают, а затем пьют. Осаму выпил таблетки. Чуе тоже не помешало бы. — Чуечка, ну что же ты так приуныл? — угроза, видимо, всё же дала какой-то эффект, потому что сейчас Дазай лишь накрывает ладонь Накахары своей. — Это всего-то поцелуи, и если тебе комфортно находиться со мной, что в этом плохого? — М… всё? — Чуя ставит тарелки на стол, вырвав свою руку из-под руки Осаму, и садится. — Сейчас меня тянет к тебе только потому, что ты альфа. При других обстоятельствах я бы обходил тебя за километр. — При каких таких обстоятельствах? — Дазай садится напротив. — Ну… — Чуя насаживает один кусочек на вилку и пристально начинает его разглядывать, будто оценивая проделанную собой работу. — Знаешь, о мафии в Йокогаме ходят разные слухи. — Не знал, что ты веришь слухам. — Я и не верю! Но эти слухи были очень правдивы и подкреплены доказательствами. Слухи о том, что никто не уходит от людей мафии живым. О том, что вы убиваете любых свидетелей, будь то женщина, ребёнок… кто угодно. Ну, знаешь… разные слухи, — желание завтракать как-то пропадает, и Чуя откладывает вилку. А всего пару минут назад казалось, что он готов съесть целого кабана. — Теперь ты с нами, так что сможешь убедиться в этом лично, — Осаму вновь серьёзен, и это даже как-то удручает. — И бегать за километр от меня не надо. Ешь давай, остынет же. — Даже не хочешь послушать про доказательства? Про тела, найденные в местах ваших зачисток, про склады оружия, о которых в новостях говорят максимум один выпуск, не объясняя, кому они принадлежат, а после и вовсе забывая про эти склады. Пустые районы города, власти, которым наплевать. Чуя отодвигается от стола, не зная, куда деть накапливающуюся в нём энергию, готовую разрушать всё на своём пути. — Мори предпочитает тишину. И если тебя что-то возмущает, почему ты вообще сидишь на моей кухне и рассказываешь обо всём этом мне, такому гадкому и кровожадному мафиози? — Мори-сан протянул мне руку помощи в нужный момент. Теперь я должен сделать то же самое в ответ. — Значит, верность? Чёрт, Чуя, ты даже не тронул свою порцию! — Осаму хмурится, кивая на тарелку Чуи. Тот, словно пристыженный ребёнок, обиженно отводит взгляд. — Поешь, пока я не начал злиться. — Да, верность, — Чуя берёт вилку и всё же начинает с неохотой есть омлет. — А это разве не входит в принципы мафии? — Что бы там Мори ни говорил, каждый живёт по своим принципам. — А у тебя какие? Вновь сильно начинает пахнуть шоколадом, и Чуя берёт свою пачку таблеток, высыпая пару на ладонь и беря стакан воды, из которого до этого пил Осаму. Кидает все в рот и запивает. Теперь должно стать легче. — Всё тебе скажи. Кстати, не страшно завтра в мафию идти? — А что тут такого? — Чуя с недоумением смотрит на Осаму, кладя таблетки возле раковины. Так они точно не будут про них забывать. — Ну, там же полно альф. Вдруг кто-нибудь позарится на новенького омегу, а у тебя даже метки нет. — А, это. Чуя хмурится. Он уже думал об этом и… что ж, переживать такое ему не впервой. Альфы, думающие не головой, а стояком, обитают везде, и в мафии с такими всё же побезопаснее. Куча оружия в здании, какой-никакой присмотр босса, да и Чуя сейчас более натренирован, чем раньше. Он и тогда давал неплохой отпор (когда перестал пугаться каждого встречного альфу и научился драться), а теперь и вовсе все будут по стенке ползать возле него. — Я справлюсь. Я же один из вас. — Почти. Почти один из нас. Но ты ведь понимаешь, что всех Мори таблетками не напичкает, а народ у нас… ну… не такой уж и простой. Бойкий, я бы сказал. Настойчивый. — Я справлюсь! — Накахара только-только начал успокаиваться, а Дазай его решает испугать. Ну уж нет, он и так потрепал слишком много нервов. — Многие в мафии дольше тебя. Очень многие. И удержать одного разъярённого коротышку смогут… уверен, что тебе не нужна метка? Так вот ради чего весь этот спектакль. Чую даже веселит, с каким упорством и отчаянием Осаму напрашивается на роль того, кто его пометит, так что он начинает немного посмеиваться. — Серьёзно, Осаму? Пооригинальнее ничего в голову не взбрело? Слушай, я сам чудесно со всем справлюсь, так что нет, твоя метка мне не нужна. — Ну и ладно, — Дазай отступается от своего нарочито быстро, и это даже пугает Накахару. Но лишь отчасти. — Как насчёт продолжить ночной марафон? — Давай.