Надежный способ расслабиться

Забедайя смотрит на Анну сочувственно, а на Хольта — с ноткой презрения. Когда она уходит после очередного многочасового рейда, едва передвигая ноги, он просит: — Пожалей девушку! Она же так долго не проживет. И Хольт цинично заявляет: — Я знаю. В последнее время ему приходится обращаться к ее «услугам» все чаще и чаще. Он видит, что ей тяжело и больно, но разве его должно это волновать? В конце концов, она сама на все это согласилась, подписав контракт. — Никаких отмазок и отказов, — сказал он ей тогда. — Ты придешь в ту же секунду, что я тебя позову, вне зависимости от того, как ты себя чувствуешь. — А если у меня будут месячные? — говорит она почти робко, испуганно. Он обнимает ее, целует ее в лоб, как ей нравится, и говорит: — Тебя же не испугало, когда я был весь в крови? Почему меня это должно пугать. — И правда, — говорит она. Такая простая, глупая. И согласилась на такие нечеловеческие условия. — Мне проще платить одной влюбленной дуре, готовой ради меня на все, чем целой толпе, — замечает Хольт свысока. — Но это ведь бесчеловечно! — И об этом говоришь мне ты? Забедайя хотел бы его остановить, правда. Хотя бы из принципа, из хоть какого-то представления о морали. Но когда он видит, с какой радостью Анна бежит навстречу этому чудовищу, он может только разводить руками. В конце концов, Хольт ведь о ней заботится! Оплачивает всю ее деятельность, каждый раз отправляет ее на массаж, в сауну расслабиться. Если бы ей было тяжело, она остановилась бы? Верно? — Ты должна быть всегда готова к сексу, — дает Хольт ей инструкции, когда она подписывает злосчастный контракт. — Всегда возбуждена, всегда привлекательна. Добиться этого нелегко и иногда даже вредно для здоровья. Ты готова к этому? Она смотрит на него — красивого, сильного, самого любимого мужчину, в чьих объятьях она провела столько дней и ночей. Кто причинил ей столько боли и подарил столько наслаждения. Она подсела на него, она не может больше думать ни о ком другом. И она восхищенно шепчет: — Готова. Еще не зная, что ей придется каждый день готовить себя — у него нет времени на прелюдии. Не догадываясь, что даже если она захочет сказать «нет», он ее не послушает — и это тоже прописано в контракте. И не осознавая, все это — надолго… точнее, до конца ее жизни. Не очень долгой. Август не изверг. Он правда хочет помочь ей прожить хоть немного дольше и даже создает для нее специальный прозрачный костюм, плотно прилегающий к коже. — Пока ты в нем, тебя не будет бить током. «Но в нем же жарко!» — хочет сказать она. Однако Анна уже хорошо изучила своего партнера. Наверняка он скажет что-то вроде: «А жить ты хочешь?». Ее пару раз так ударяло током, что она теряла сознание. А ведь он еще сдерживался. Что будет, если он совсем потеряет контроль? — Спасибо, — благодарит она вполне искренне. Когда она надевает этот костюм, на которой ему пришлось вбухать столько денег, ей не больно. И она даже может выдержать больше рейдов. Но есть ли в этом смысл, когда его боссы называют его сломавшейся игрушкой и намекают, что скоро от него избавятся? Есть ли смысл, когда он сходит с ума и смеется в ответ на все их угрозы смерти? Когда хватает ее, прижимая к себе, и говорит: — В последний раз… Ты послужишь мне в последний раз. Электричество вокруг него настолько убийственно, что даже костюм не спасает. Она изжаривается в его руках, когда он берет ее, нисколько не заботясь о ее состоянии, ни капли не жалея. Анна — почти полуживой труп, когда смотрит на него с испугом — и благоговением. И говорит: — Я люблю тебя. Вот так, просто. В то время, как он ее убивает. После всех тех раз, когда он брал ее против воли, причиняя боль и заботясь только о себе. Эти фанаты — они, конечно, ебанутые. Ебанутее его в несколько раз, это уж точно. — Да сдохни ты уже, — говорит он, отворачивая от себя ее лицо. Не хочет видеть предсмертную судорогу и эту хуевую, бессмысленную преданность. Не сразу он замечает, что ебет труп. — Ну вот… — говорит он почти с сожалением. Но он не умеет сожалеть о чем-то. — Придется искать новую.