All inhuman things

За окнами поместья ярко светило солнце, согревая землю в преддверии весны. На письменном столе вытянулся белый лис, сонно наблюдая за работой Цю Юнсы. Цю Юнсы выполнял какие-то страшные расчеты и никак не ожидал, что мягкая лисья лапка вдруг игриво схватит каллиграфическую кисть в его руках. — Цин-эр, — строго говорит Юнсы, невесомо стукнув лиса кисточкой по ушам, — Не мешай мне. Ду Ханцин показательно зевает и соскальзывает со стола на колени Цю Юнсы, садится и топчет лапами ткань его ханьфу. Мужчина вздыхает и чешет лиса за ушком, и тот довольно жмурится в ответ. А в следующий момент на коленях Цю Юнсы сидит уже парень, абсолютно голый и со скучающим выражением лица. — Молодой господин так давно работает, — произносит он, придвигаясь ближе к лицу Юнсы, чтобы обнять его за шею. — Вам нужно немного отдохнуть. Цю Юнсы только вздыхает: он действительно уже устал, и от расчетов кипит голова. Конечно, он хотел закончить как можно быстрее. Но что он может сделать, когда Ду Ханцин смотрит на него так сладко из-под опущенных ресниц, и жмется к нему всем телом, трется об него и оставляет один-единственный едва ощутимый поцелуй у уха? Есть не так много способов заставить Цю Юнсы оторваться от работы, и Ду Ханцин хорошо знает самый действенный из них. Юнсы откладывает кисть и откидывается на спинку кресла. Ханцин размыкает свои объятия и выпрямляется на чужих коленях, не спеша развязывая пояс Юнсы. Мужчина не двигается, только внимательно смотрит. Этот лис подобрал себе прекрасное человеческое тело, стройное и подтянутое, шелковистые черные волосы струятся по спине и плечам, а его длинные изящные пальцы быстро расправляются с поясом. Закончив с этим элементом одежды, он опускается на колени на пол, чтобы было удобнее раздевать Цю Юнсы дальше. Юнсы тянется к его волосам (они и правда мягкие, словно шелк) и накручивает прядь на пальцы. Ханцин и сам мягкий и податливый и всегда смотрит на Юнсы с обожанием: делайте со мной, что вам угодно, молодой господин, я весь ваш. Цю Юнсы поднимается с кресла, чтобы Ду Ханцин смог снять с него штаны. Он приподнимает лицо парня за подбородок и мягко ведет подушечками пальцев по нижней губе. Ду Ханцин смотрит на мужчину пристально и приоткрывает рот, высунув кончик языка. Цю Юнсы легко улыбается уголками губ: Ду Ханцин такой послушный, что ему иногда слишком неловко этим пользоваться. Но, как ни крути, это приятно, когда тебя так возносят. Юнсы убирает руку и треплет Ду Ханцина по волосам. "Вы мне позволите, молодой господин?" — говорит его взгляд, и Юнсы кивает в ответ, разрешая окончательно себя раздеть. Ду Ханцин стягивает с него штаны и его взгляд вдруг меняется. Он как будто... немного разочарован. — Неужели я недостаточно хорош для молодого господина? — Ду Ханцин обиженно поджимает губы и отводит глаза. И, нет, дело не в том, что Цю Юнсы не предпринимает решительных действий, и не в том, что его член только полувозбужден. Просто он... один. — Тебе мало? — Цю Юнсы смеется и снова гладит Ханцина по голове ладонью. — Никогда бы не подумал, что ты такой ненасытный, Цин-эр. А Ханцин нетерпеливо поглаживает пальцами прикрытую чешуей и складками кожи щель под первым членом. Он хорошо знает, как и где нужно надавить, чтобы Цю Юнсы жмурился и вздыхал от удовольствия. Второй член тоньше, но длиннее, немного изогнут, у основания — темная чешуя, а кончик слегка заострен и нет ясно выраженной головки. Во время их первого раза Ду Ханцин даже не обратил внимания на особенности физиологии Цю Юнсы: тогда было как-то не до этого. Несмотря на то, что на кону стояло спасение Юнсы, Ханцин все равно испытывал дикий стыд за то, что делал с молодым господином без его на то разрешения. Да и в конце концов, он и сам не человек, и даже не задумывался о том, что тело Цю Юнсы не совсем обычно. Однако потом ему действительно стало интересно: сравнить на ощупь, на вкус, найти самые чувствительные места. Цю Юнсы поначалу немного стеснялся, а Ду Ханцин, на удивление, наоборот никогда не скрывал своего любопытства. И, если быть до конца честным, второй, "драконий", все-таки нравился ему больше. Ду Ханцин берет в рот заостренную темную головку, посасывая: больше взять не получится из-за расположения, зато можно скользнуть языком вдоль ствола, слегка надавливая на выпирающие венки. Юнсы несдержанно стонет, хватаясь рукой за спинку кресла. Ханцин обхватывает ладонью его человеческий член, двигаясь медленно, дразняще, и поглядывает на Цю Юнсы с искорками в глазах. Юнсы хорошо знаком этот взгляд: Ду Ханцин будет раскалять его медленно, ласкать так мучительно, пока тот не решит взять инициативу в свои руки. — Цин-эр, — выдыхает Юнсы судорожно. Ханцин тут же останавливается, смотрит внимательно, выжидающе. — Вставай. Это звучит как что-то среднее между приказом и мольбой. Ду Ханцин не смеет ослушаться. Он поднимается на ноги, игриво улыбается, а на губах блестит смазка, смешанная со слюной. Ханцину приходится привстать на носочки, чтобы этими самыми губами так бесстыдно, проникая языком в рот, поцеловать Цю Юнсы. Ханцин оглаживает пальцами черные чешуйки на плечах: они грубые, и, лис прекрасно понимает, совсем нечувствительные, но он слишком нежно любит каждую нечеловеческую часть Цю Юнсы. То, что отдаляет его от человека, делает его только ближе к Ду Ханцину. А еще у Цю Юнсы в роду были святые. Но это вовсе не мешает ему так безбожно грешить и вжимать Ду Ханцина в стол. Цю Юнсы придерживает затылок Ду Ханцина, зарываясь пальцами в мягкие волосы, и целует горячо и влажно. И все-таки его напускную интеллигентность и невозмутимость так легко разрушить, стоит только немного напомнить, что в нем течет драконья кровь. Юнсы продолжает напирать, вынуждая Ханцина лечь на стол. Ханцин почему-то так уверен и смел, обхаживая Юнсы, но сам принимать ласки каждый раз смущается. Его щеки заливаются краской, когда Цю Юнсы касается губами его подбородка и ведет дорожку из рваных горячих поцелуев ниже, до живота. Ду Ханцин красивый, очень, Цю Юнсы бы вылизал каждый уголок его тела, но его учили быть сдержанным (Ду Ханцин когда-нибудь выбьет это из его головы раз и навсегда). Его ноги разведены, и Юнсы прижимается щекой к колену, поднимается выше, целует влажно внутреннюю сторону бедра, а скользкий, в масле, палец смазывает кольцо мышц и проникает внутрь. Ду Ханцин всегда готовит себя для него, и Юнсы почти сразу может вставить в него второй палец, и Ханцин судорожно выдыхает, тихо постанывая и жмурясь, и дергает бедрами, насаживаясь глубже. Хорошо. Очень хорошо. Цю Юнсы вынимает пальцы, сводит ноги парня, скрещивая лодыжки, и закидывает на свое плечо, придерживая рукой. Драконий член проникает внутрь неглубоко, но резко, Цю Юнсы рвано выдыхает, не двигается, оставаясь в нем. Рывок, заостренная головка упирается в простату, а человеческий член толкается в просвет между бедрами, Ду Ханцин вскрикивает, прогибаясь в спине и сводя ноги плотнее. Внутри него узко, горячо, следующий толчок глубже, но медленнее. Цю Юнсы не торопится, двигается в сдержанном темпе, и его большая горячая рука крепко держит лодыжку Ду Ханцина на его плече. Ду Ханцин старается дышать ровно, но каждый рывок вне ритма выбивает из легких воздух и срывает с губ особенно громкий стон. Его собственный член трется о живот, пачкая бледную кожу смазкой. Цю Юнсы так много: он заполняет его (так хорошо ощущается внутри), он скользит между его ног (такой горячий), он наклоняется к нему (такой высокий и широкий в плечах) и влажно целует (там, куда может дотянуться), и смотрит на него так спокойно (затуманенным удовольствием взглядом). Ханцин скулит и цепляется дрожащими пальцами за край стола. — Молодой господин, — шепчет, а в следующий момент давится стоном, — пожалуйста, — толчок, глубоко, так глубоко, — быстрее. Цю Юнсы ускоряет темп, Ду Ханцин вскрикивает. Юнсы входит почти полностью (но так, чтобы не поранить чувствительную кожу чешуей), и изгибом члена проходится как раз по простате. Ду Ханцин поскуливает, глаза прикрывает, чтобы почувствовать ярче, острее. Второй член продолжает толкаться между бедрами, и капельки смазки стекают по коже. — Цин-эр, — голос Цю Юнсы низкий, хриплый, — такой хороший, — толчок, Ханцин прогибается в пояснице, делая резкий глубокий вдох, — так хочешь сделать мне приятно. А что я могу для тебя? — Я люблю, — прерывистый вздох, — люблю все, что Вы делаете со мной. Как он может о чем-то просить? Цю Юнсы его благодетель, его молодой господин, он дал ему кров и избавил от одиночества. У Ду Ханцина появился дом. И теперь человек, которого он так обожает, спрашивает, как он может сделать хорошо ему? От одного только осознания этого факта Ханцин задыхается от восторга. А потом Цю Юнсы обхватывает ладонью его член и начинает надрачивать в ритм толчков. Ду Ханцин скулит, громко (это так хорошо, слишком хорошо!), и ноги, которые уже успели немного расслабиться, снова плотно сводит, и чешуйки на плечах немного царапают лодыжки. Жарко, горячо, много, он как в беспамятстве, как во сне. — Молодой господин, — стонет, прерывисто, не зная, куда ему деваться, волосы растрепались, щеки горят, ноги немного затекли, и он своим телом уже словно не управляет. — Молодой господин! Он кончает почти одновременно с человеческим членом Цю Юнсы, и их сперма смешивается у него на животе, и одна нога бессильно соскальзывает с плеча, но драконий все еще возбужден и продолжает толкаться. Это больно, Ханцин после оргазма слишком чувствительный и морщится, отводя взгляд. Юнсы его щадит, выходит, но тут же нависает сверху, и сжимает крепко чужое запястье, заставляя Ханцина обхватить драконий член пальцами, и смотрит игриво: "Ну же, давай, раз тебе он так нравится". Ханцин послушно двигает рукой (даже поглаживает чешуйки у основания подушечками), Юнсы и сам толкается, и нужно совсем немного, чтобы и второй член подошел к разрядке, пачкая пальцы Ду Ханцина. Цю Юнсы низко стонет ему в губы. Хороший, такой хороший. Юнсы влажно целует эти подрагивающие мягкие губы, и, прерывисто дыша, сваливается обратно в свое кресло. — Молодой господин? — Ду Ханцин приподнимается на дрожащих руках и склоняет голову набок. — Вы же... не вернетесь сразу к работе? Побудете со мной немного? — и смотрит на Юнсы так жалостливо, так невинно. И тот мягко улыбается ему в ответ, похлопывая ладонями по своим коленям.