***
В итоге, полчаса превращаются в полтора, потому что идти, пусть и вдвоём, но с диваном, куда проблематичнее, чем думалось в первые минуты. Остановки происходят буквально каждые несколько метров, в процессе которых Антон покрывает матом диван, Диму, их друзей и в особенности жару. Хоть и вышел в футболке и шортах, а всё равно вспотел, будто эти полтора часа бегал, не меняя темпа. Но кое-как диван перебирается на своё новое место жительства. Спустя ещё пару минут отдыха и один перекур, его задвигают к дальней стене. Антон тут же заваливается на диван, отмечая, что он достаточно мягкий, хотя с первого взгляда это нельзя было сказать, а ещё Антон говорит, что ничего сегодня больше таскать не будет. Дима же с удовлетворением оглядывает гараж. Скоро он станет центром внимания всей параллели, если не школы. Тут будут лучшие тусовки района, лучшие девушки и лучшие парни, лучшая музыка... — Вот там, короче, поставим колонки. У нас дома две большие уже четыре года пыль только собирают, — принимается строить дальнейшие планы Дима, указывая руками, где именно будет тот или иной предмет. — Торшер Кучай обещал принести, столик к дивану ещё какой-нибудь придвинем. Надо только, чтобы сверху у него стекло было, а то какой-нибудь пидор пиво прольёт, не отмоешь. Здесь, я думаю, можно шкаф поставить, в него всякую хрень напихать. Ну, батины инструменты я убрать никуда не могу, он сказал, что дома места нет, поэтому как раз в шкаф... Антон смотрит на воодушевлённого друга и прикидывает, что все эти колонки, столики, мифические торшеры будет нести сегодня он. Ведь завтра гараж уже должен блестеть и зазывать к себе всех желающих. Антон тяжело вздыхает, но даже не знает, от предчувствий ли или от чего-то другого, более личного, что мучает его несколько последних лет и с каждым годом становится всё невыносимее. — Ты чего там разлёгся? — спрашивает Баринов, понимая, что добрую часть его идей друг не слушал. — Устал, прикинь. Диваны — это тебе не бутылки с пивасом. От дальнейшей философии Антона отрывает звонок телефона. Он смотрит на иконку абонента лишь по привычке, потому что понимает, что это вряд ли Головин, у которого в деревне связь ловит лишь у одного столба, да и точно не Костя, который сейчас, наверное, уминает за обе щёки какой-нибудь салат Мимозу. — Да, Лёш? — тянет Антон, предвкушая внезапное задание от брата. Впрочем, Антон уже наизусть выучил ключевые аспекты этого задания, потому что Лёша у него — забывчивый дебил. — Серьёзно?! Опять?! Когда ты уже начнёшь включать свою бесполезную влюблённую башку? А что, если я скажу «нет»? Пошёл ты в зад. И Элечке своей передай это. — Только не говори, что тоже сваливаешь, — испуганно смотрит на поднимающегося Антона Дима. — Да я туда-обратно. Где тут ближайшая аптека? — За углом их целых три. А нафига? — Догадайся, — закатывает глаза Антон. Дима минуту загружает в свой мозг все факты, после чего выдаёт многозначительное «А-а-а». Антону хочется ответить второй буквой алфавита, но он слишком устал и понимает, что времени у него не так много. Он совершенно не хочет делать то, о чём попросил брат, но ведь тот может обидеться, хотя, с другой стороны, это повторяется из раза в раз. Господи, как задолбало! Антону кажется, что его знают уже во всех аптеках района, потому что продавщицы слишком подозрительно смотрят на то, как он выбирает между пятью пачками презервативов, отчаянно вспоминая, какие обычно нужны Лёше. Иногда Антон действительно вспоминает с первого раза, но в большинстве случаев предпочитает как-то не хранить такую информацию в своей голове. Он и без этого знает о Лёше предостаточно. А вообще-то, пусть попробует только возмутиться! Это всё в его личных интересах, и Антон совсем не должен постоянно бегать по аптекам в любое время дня и ночи, потому что Лёше, видите ли, должно что-то где-то перепасть. — Ладно, вот эти давайте, — отмахивается Антон, тыкая в крайнюю правую коробку. — Советую к ним взять ещё... — Нет. Спасибо. Не надо. — Возможно, у Антона получается отказать слишком резко, но он и не просил никаких советов. Лёша со своей Элечкой гуляет в парке, какое счастье, что в ближайшем, а не на каком-нибудь другом конце города. Этому придурку хватило бы ума гонять брата по всей Москве с пачкой презервативов в кармане. Кстати, почему-то именно сейчас Антон задумывается над тем, где живёт Элечка. Лёша никогда не говорил об этом, хотя регулярно посещал её квартиру, и, видимо, та была недалеко, раз он успевал потом добраться минут за двадцать домой, причём, пешком. Хотя Лёша, в принципе, больше любил ходить пешком, чем толкаться в транспорте. — Хочешь знать моё мнение? — с наигранной улыбкой спрашивает Антон. — У тебя на любую ситуацию есть мнение, так что, обойдусь. Диван перетащили? — Перетащили. Очень не хватало кое-каких сильных рук. — Ну, молодцы. Ладно, давай, до завтра, — он хлопает Антона по плечу совершенно иначе, если сравнивать с таким же жестом Баринова. Лёша уносится по какой-то аллее туда, где, видимо, бросил свою Элечку. — Лучше бы действительно бросил, — бубнит себе под нос Антон, пиная лежащий рядом камешек. Он достаёт пачку сигарет, отмечая, что тут хватит ещё на два дня, если ничего не случится, затягивается, несмотря на жару, с наслаждением, пока бредёт в сторону гаражей. Антон думает о Лёше, и, похоже, делает это всё чаще и чаще в самые странные моменты. Ну, почему бы не подумать сейчас о перетаскивании новых вещей? Почему бы не подумать о застрявшем на даче Головине? Почему не представить невероятную ситуацию с тем, что Костя освобождается с дня рождения тётки раньше и даже успевает помочь с гаражом? Нет, блядь, надо думать о Лёше. О том, сейчас он пойдёт домой к этой своей Элечке или чуть позже. Девушек у Лёши всегда было полно, и каждая в равной степени бесила Антона. По его бесценному мнению, ни одна не была брата достойна. Ради чего они встречались с ним? Ради, в первую очередь, внешности. Это, в общем-то, отдельная тема для разговора, в которую пока углубляться бессмысленно. Одна, правда, утверждала, будто полюбила Лёшу с первого взгляда, а потом узнала его поближе и просто потеряла голову. «Голову, ага. Только если трусы», — мрачно усмехается своим мыслям Антон. Возможно, все они бесили бы Антона куда меньше, если бы Лёша не считал своим священным братским долгом рассказывать ему обо всём, что происходило в этом бесконечном потоке отношений. Даже Дима, между прочим, лучший Лёшин друг с шестого класса, узнавал всё вторым, а то и не узнавал вовсе, пока не видел Миранчука в чьей-то очередной компании. Зато Антон огребал по полной. Ему же так интересно слушать, насколько замечательна новая девушка Лёши, которая, разумеется, рядом не стоит с предыдущей пачкой таких же. Что удивительно, но при всём обилии поклонниц, буквально фанаток, Лёша умудрялся каждую на самом деле любить. Тот, кто практически его не знал, мог подумать, будто Лёша — обыкновенный бабник, меняющий пассий, подобно перчаткам, но он реально втрескивался по уши в своих девушек, причём, всякий раз, как в первый. Он писал им любовные смски с кучей сердечек, улыбочек и прочей лабуды, от которой Антона буквально тошнило. Он говорил о них в любой удобный, а чаще неудобный и неуместный совершенно, момент времени, чем доводил брата чуть ли не до нервного тика. Но как Антон мог возмутиться? Это ведь личная жизнь брата, значит, и его личная жизнь тоже, потому что у них с детства есть установка, воспитанная мамой и закреплённая прожитыми бок о бок годами: вы — две половинки одного целого, и то, что происходит с одним, всегда отражается на втором. А ещё Лёша постоянно заморачивался над подарками, желая поразить своих подруг в самое сердце, хотя они и так были поражены им наповал. Одному Лёше, разумеется, было скучно думать, поэтому Антону всегда приходилось включаться в этот увлекательный процесс. Впрочем, у него всегда была готова идея самого лучшего подарка — расставания. Хотя, наверное, тогда подарок был бы для Антона, а не для Лёшиной девушки. Но почему при такой самозабвенной любви и привязанности у Лёши всё же было слишком много девушек? Этот парадокс объяснить не смог бы, пожалуй, никто. Они расставались всегда из-за каких-то совершенно нелепых обстоятельств. То Лёша, видите ли, опоздал на тридцать минут, и она простояла там под фонарём одна, как дура. То Лёша забыл про день их поцелуя, потому что готовился к контрольной по алгебре, а это совсем не причина не написать хотя бы пару поздравлений. То девушка вдруг начинала его ревновать к каждому столбу, истово веря, что Лёшу хотят все — тут она, кстати, была права — и он, в свою очередь, тоже засматривается не туда, куда нужно. Иногда доходило вообще до абсурда. Среди последних выделилась одна Ира, которая бросила Лёшу, потому что он не пожелал ей доброго утра в течение трёх дней подряд. Это при том, что за эти три дня они и переписывались, и даже в кино ходили, и он помогал ей посидеть с её мелкой сестрой. Нет, доброе утро решило исход их отношений, и Антон очень хотел тогда высказать всё по поводу ума этой Иры, но расстроенное лицо брата не дало сделать ему настолько жестокий поступок, который Лёшу обязательно добил бы. По сути, больше месяца Лёша так ни с кем и не провстречался. Ни с кем, кроме этой Элечки, которая уже целых три месяца, словно банный лист, не отлеплялась от него. Наверное, поэтому она бесила Антона сильнее всех предыдущих. Он мысленно решил, что напьётся в слюни, когда она по устоявшейся традиции придумает какую-нибудь ебанистическую причину, чтобы бросить Лёшу. Но Элечка всё не придумывала и не придумывала, выбирала варианты, что ли? О ней Антон знал меньше всего. Другие друзья Лёши, соответственно, знали и того меньше, что, конечно, наводило на определённые подозрения. Почему Лёша не хочет рассказывать об Эле что-то конкретное? Почему он не заставляет Антона выслушивать по полночи его влюблённые бредни о том, какая она замечательная? Честно говоря, Антон даже не видел её ни разу вживую. Лёша показывал их совместные фотографии, разумеется, с кучей фильтров, налепленных сверху сердечек и слащавых подписей на английском. Лёша заваливал её подарками, как и любую другую свою девушку. Лёша гулял с ней до ночи и оставался у неё дома, занимаясь, понятно чем, а потом припирался под двери школы, предварительно написав Антону, чтобы тот взял его тетрадки с собой. Антон не знал, как они познакомились, когда и почему стали встречаться. Лёша просто сообщил ему числа, этак, десятого июня, что у него новая девушка, но дальше раскрывать карты не стал. Он не показал её фотку, хотя всегда это делал с другими, чтобы брат высказал своё мнение. Антон подумал тогда, что, может быть, у Лёши проснулся мозг, он перестанет, наконец-то, задалбывать постороннего в данном вопросе человека своими чувствами. А теперь Антон смотрел на это совсем иначе, потому что и время прошло, и знал он побольше, чем тогда, да и Элечка стала вызывать совершенно нехорошие подозрения. Недели две назад Лёша озвучил, пожалуй, самый главный факт, с которого Антон и стал присматриваться к этим отношениям тщательнее. До факта, впрочем, его тоже многое начало смущать, но он стал особенной точкой невозврата. Кстати, раз уж начали говорить о том, что было до... Антона очень напрягало, сколько денег, причём, в большинстве случаев не своих, Лёша на Элечку тратил. Он делал ей слишком дорогие подарки, обычно крутящиеся вокруг украшений, брендовых шмоток и сумок, сотни роз, выходов в дорогущие рестораны, о которых Антон и не слышал-то никогда. Однажды Лёша заявил, что подарит Элечке машину, какую она там хочет, но, видимо, придётся брать кредит. Антон чуть не поседел в тот момент. Но Лёша успокоил его тем, что это точно случится, когда их отношения перейдут в некий «новый статус». Что скрывается под этими словами, Антон даже не представлял, но его сердце заранее пропустило несколько лишних ударов. Так вот, деньги на подарки Лёша брал чаще всего у родителей, маскируя это всё под личными просьбами или тем, что они якобы скидываются на подарок какому-нибудь другу. Да, у Лёши резко появился десяток новых выдуманных друзей, а Антон ему поддакивал, потому что не мог же подставить родного человека, его этому никто не учил. Иногда Лёша просил у своих реальных друзей, вроде того же Димы или Кости, но с них, понятное дело, много собрать не получалось. В какой-то момент Лёша попросил у Антона. Прошлым летом Антон и Саша работали два месяца официантами в забегаловке на Первомайской, получили около сорока тысяч, и Антон их бережно хранил до лучших времён. Лучшие времена, как выяснилось, оказались Лёшиным новым увлечением в лице Элечки, и, если бы Антон только знал, куда уйдёт больше половины его сбережений, спустил бы все в тот же год. Зато Лёша купил какое-то хреново колье, потом засыпал весь Инстаграм фотками о том, как Элечка была рада. Антону очень хотелось тогда, во-первых, разреветься от злости, во-вторых, заблокировать брата к чёрту. Но ни того, ни другого он не сделал. Потом случился тот самый факт. Антон мог бы догадаться и сам, однако соображалки не хватило. Элечке в сентябре должно было исполниться тридцать. По мнению Антона, она была уже не просто женщиной, а чуть ли не старухой. И как, простите, она нашла Лёшу, которому и восемнадцати нет? Ладно, найти она могла как-то, но зачем она стала с ним встречаться? Но ведь они даже трахались! Тут Антон всегда яростно сдерживал тошноту, пытаясь кое-как успокоить себя фактом, что каждый дрочит, на что хочет, и брату, видимо, хотелось на тридцатилетнюю Элечку. Он пересмотрел все фотографии, причём, что на Лёшиной странице, что на её, куда не заходил отродясь, потому что испытывал отвращение от одного существования этой особы. На фотографиях Элечка всегда выглядела одинаково, даже лет десять назад, если судить по красноречивым подписям. Что ж, она могла неплохо сохраниться, а могла делать пластику, а могла просто безумно обрабатывать свои фотки, а в жизни, условно говоря, маскировать все свои возрастные недостатки под тонной косметики. Да, для Антона тридцать лет всё ещё являлись старостью, и он был уверен, что Элечка должна иметь кучу морщин, обвисшую грудь и даже седеющие волосы. Он же не видел её живой никогда, так что и не мог судить как-то иначе. А Лёша продолжал терять голову от любви... Стоит признать, что Элечка бесила Антона ещё и потому, что раньше в жизни брата не было ничего настолько продолжительного, как эти три месяца. Судя по всему, ситуация планировала затянуться, раз уже пошли разговоры о каких-то «новых этапах». И Антон боялся, очень сильно боялся, буквально до того, что не смыкал глаз ночью, предчувствуя, что страшное только впереди, и оно неизбежно. Элечка — это не то, что было раньше, это что-то новое. Лёша ведёт себя не так, Лёша отклоняется от привычного, изученного вдоль и поперёк Антоном курса, и ещё чуть-чуть, а потом настанет момент, когда Антон не сможет больше контролировать это всё. — Чё с тобой, Тох? — спрашивает Дима, когда они переносят в гараж ещё ряд вещей. Всю дорогу Антон молчит, только просит иногда дать ему время на покурить, а сам о чём-то напряжённо думает. — Не знаю, просто, — отмахивается он, но Баринов остаётся неудовлетворённым этим ответом. — Тогда у меня к тебе претензия. Ты когда дашь мне напиться? — В смысле? Я тебе ничего не запрещал. — Тоха, бля, я поклялся себе, что если ты заведёшь себе бабу, то я напьюсь в дровища. И сколько мне ещё ждать? Сколько нам всем ждать вообще? Вон, посмотри на Лёху. Не человек — гордость. Никогда один не бывает. Тебе через два месяца восемнадцать, а ты ни разу ни с кем ещё не сосался даже. Ты позоришь наше гаражное братство. — Наше гаражное что? — сквозь смех переспрашивает Антон. — Гаражное братство. Я решил, что мы теперь будем так называться, потому что и собираться будем тут. Ну, а что? Места полно, уютно, тепло. По квартирам особо не пошатаешься, у всех родаки приходят не вовремя, а на улице как-то по-гопарски. Так вот, ты от темы не уходи. Тоха, ты посмотри вокруг, повсюду девушки, красивые и не очень, умные, странные, ебанутые в край. Выбор просто безграничен, а ты дожил до восемнадцати и вообще ничего. — У Саши тоже никого не было. — Да Головин — пидор, тут говорить не о чем. — Так, это вообще-то не доказано. То, что тебе кажется, ещё не значит, что ему действительно нравятся парни. — Он на мою жопу пялится. — Ой, Дим, кому нужна твоя жопа? Я, скорее, поверю, что Лёша страдает шизой, и Элечка — плод его фантазии, чем в то, что Головин пялится на твою жопу. И, кстати, если тебя так беспокоит моя личная жизнь, то есть её отсутствие, ты всегда можешь мне помочь, — Антон облизывает губы, а потом разражается хохотом, видя лицо друга. — Иди на хуй, Миранчук. — Только если на твой... Нет, знаешь, а вообще хочется. — Чего тебе хочется? — Дима даже отодвигается к противоположному подлокотнику дивана. — Ну, явно не твой член. Напиться и влюбиться мне хочется. Так, знаешь, чтоб прям голову потерять. — Допустим, ты её и не находил. А вообще, получается, типа, как Лёха, хочешь? Он же у нас вечно в любви. — Да, наверное, как Лёша, хотя можно и по-другому. — Слушай, а попроси у Вселенной, может, услышит. — Какой ещё Вселенной? — Антон недоумённо поднимает бровь. Дима принимается рассказывать, как его бывшая, Ярослава, верила во Вселенную и то, что у неё можно попросить практически всё, главное, не зажираться. Вообще, у Димы девушек тоже был целый вагон, хотя и поменьше, чем у Лёши, а ещё они все поголовно были странными. То во Вселенную верили, то в Таро, то в Зодиаки, то какие-то ритуалы проводили мистические и будто бы даже разговаривали с духами своих бабок. Одна выращивала денежное дерево, другая мечтала уехать в Индию и дома носила только сари. Какая-то совмещала в себе несколько странностей, вдобавок была толкинисткой, то есть поклонницей книг Толкина, и жила в мире эльфов. Где Дима умудрялся их всех откапывать, Антон даже знать не хотел. Зато, как утверждал Баринов, все такие странные девушки — просто богини в постели. Хотя Антон и это знать особо не хотел. Сейчас он хмыкает недоверчиво на Димины слова и поднимает глаза к потолку, будто там должна крутиться эта самая Вселенная, готовая к диалогу. — Эй, Вселенная, слышишь? — громко обращается к ней Антон. — Хочу бухла и любви! Много! — Ты бы осторожнее, а то Вселенная — штука такая... — начинает Дима. — Непредсказуемая.***
Вернувшись домой, Антон застаёт маму на кухне. Стол отодвинут от стены на середину, на нём праздничная скатерть и куча какой-то еды, хотя, кажется, ничего сегодня случиться не должно было. — Мам, а это всё почему? — спрашивает Антон, вопросительно разглядывая стол. — Папа приехал. Через полчаса будет. — Он же завтра приехать должен был. — А вот получилось вырваться пораньше, — с улыбкой произносит мать. — А где Лёшенька? — Да там... — отмахивается Антон. — Я руки пойду помою, ладно? Он нервно набирает номер брата. Чем бы он сейчас ни занимался, но обязан немедленно быть дома. Антон никак не объяснит отцу, почему брат отсутствует на семейном ужине, ведь Лёша, естественно, про свою Элечку родителям не рассказывал. Очевидно, Антону везёт, и Лёша уже сделал, что хотел, потому что он довольно легко соглашается прийти домой. Отец близнецов появлялся дома достаточно редко, потому что постоянно разъезжал по всяким командировкам или круглосуточно торчал на работе в какой-то фирме, где занимался финансами. Зато каждое его появление сопровождалось этими самыми праздничными ужинами, на которых должны были присутствовать все. Обычно они проходили по типичному сценарию: мама спрашивала о работе, отец рассказывал в подробностях, потом переводил внимательный взгляд на сыновей и начинал задавать свои дотошные вопросы. Эту часть ужинов Антон особенно не любил, потому что отцу всегда были интересны мысли сыновей о будущем, а с мыслями Антона он всегда был в корне не согласен, да ещё и считал, что Антон забивает Лёшину голову этой ерундой, а тот просто идёт за братом, ведь неразлучны с детства, в чём, конечно же, виновато мамино воспитание. Отец понятия не имел, что Лёша сам способен забить голову всякой чушью, причём, похуже той, которая обсуждалась за столом, а их неразлучность — это, между прочим, совсем не плохо. — Ну, и какие предметы сдавать будете? — спрашивает отец, вытирая рот салфеткой. — Русский, математику, — пожимает плечами Лёша, ковыряясь в тарелке и старательно вжимая голову в плечи, чтобы никто не увидел его расцвеченную засосами шею. — А из дополнительных? Я слышал, в вузе сейчас всегда есть третий предмет. — Не везде. — А где нет? — Ну, где-то, наверное, нет. — Кстати, куда вы поступать надумали? Антон с Лёшей переглядываются, потому что о поступлении они вообще не задумывались. Они понимали, что этот момент когда-то настанет, но у них были немного другие планы на жизнь, в которые не слишком-то вписывалась нудная учёба в каком-то университете. — Это зависит от обстоятельств, — продолжает Лёша. — Обстоятельств? О, знаю я эти ваши обстоятельства. — А почему нет? — мгновенно заводится Антон, кажется, снова хороня праздничный ужин. — Мы недавно были на просмотре... — И что вам сказали? Дай угадаю. Раз вы всё ещё носитесь по улицам, как беспризорники, вам, наверное, отказали? — Какая разница? Да, отказали. В Москве полно других клубов, походим, поищем. — Футбол — это не профессия, Антон, — строго говорит отец, смотря на упрямый взгляд сына. — Увлечение, приятное проведение досуга, но никак не профессия. — Но футболисты же зарабатывают, — осторожно вступает Лёша. — Причём, совсем не копейки. — Чтобы стать футболистом, нужно куда-то попасть, подписать контракт. Вы, насколько мне известно, этого не добились. А вам уже восемнадцать. — Только в октябре будет. — Можно подумать, до октября что-то изменится, — хмыкает отец, чем ещё больше выводит Антона из себя. — В спорте, если ты ничего не добился до восемнадцати, тебе дорога уже не будет открыта. — Да откуда тебе знать?! — восклицает Антон, с грохотом отодвигая стул. — Антоша! — одёргивает его мать. — Веди себя прилично, за столом находишься. И давайте не будем сегодня ссориться? Папа только приехал. — Подожди, Лен. Этот разговор рано или поздно всё равно возник бы снова. Антон, ты прав, мне действительно неоткуда знать, что там происходит в спорте, потому что я к нему не причастен. Только, кажется, у вас уже был опыт, правда? Академия «Спартака», или как её там? — О, конечно! Всю жизнь теперь попрекать ей будешь? — Антон упирает ладони в стол. — Ну, это бессмысленно. Я просто думал, что тот случай должен был натолкнуть вас на какие-нибудь мысли. — По-твоему, мы после одного дебильного провала должны всё бросить? Это наша мечта, вообще-то! — Это детские глупости, Антон. И я думаю, что у Лёши есть какие-то более реальные мечты. Да, Лёша? — Пап, мне тоже нравится футбол, и я хотел бы... — Это не профессия. Нельзя всю жизнь пинать мяч по полю. Даже если вам улыбнётся удача, в чём я, естественно, сомневаюсь, и вас возьмут в какой-нибудь непопулярный клуб, дай бог, чтоб хоть в области, вы не сможете играть дольше тридцати. А что будете делать потом? Вот, правильно, вы не знаете, вы не думали об этом даже, я больше чем уверен. И куда же вы, дорогие мои, пойдёте? Чем будете кормить свои семьи? Значит, начнёте просить у нас с матерью. А мы не миллионеры, мы не сможем снова вас обеспечивать, как сейчас. Именно поэтому высшее образование... — Да это твоё высшее образование!.. — начинает Антон, и Лёша знает, что он сейчас наговорит много лишнего, поэтому неожиданно перекрикивает брата, сообщая совершенно не в тему: — Мам, пап, а у меня девушка есть, и я хотел бы вас с ней познакомить! Антон давится воздухом, отец и мать удивлённо смотрят на Лёшу. — Я думал, завтра мы поедем смотреть квартиры, — говорит отец, как обычно, первым приходя в себя. — Между прочим, которые я вам на восемнадцатилетие подарил, — с намёком говорит он Антону. — Потому что я думаю о вашем будущем. — И поэтому я хотел бы познакомить вас с Элечкой, ведь она тоже часть моего будущего, — снова переключает внимание на себя Лёша. — Мы с ней встречаемся уже три месяца. Я уверен, что у нас всё серьёзно, и она может войти в нашу семью в скором времени. — Она что, беременна? — с ужасом спрашивает мать. — Ма, ты чего? Конечно, нет. Я просто очень её люблю и хочу, чтобы вы тоже увидели, какая она хорошая. Антон медленно опускается на стул и сильно жалеет, что в его стакане сейчас лишь яблочный сок, а не водка. Неужели то страшное, чего он так боялся, наступило? Лёша никогда прежде не приводил своих девушек на семейные ужины, даже когда был уверен, что он с ними надолго и чуть ли не навсегда. Обычно после таких знакомств следует что-то, вроде свадьбы. Лёшины слова про «войти в нашу семью» гремят в голове Антона, заставляют его сердце бешено колотиться, сдавливают грудь, не давая вдохнуть. Свадьба, а дальше... дети? И вот Антон уже дядя, да? Он мотает головой из стороны в сторону, и как ему хочется, чтобы это всё было каким-то ужасным ночным кошмаром. — Лёша, да ты в своём уме или как? — Антон ходит туда-сюда по комнате, возмущаясь громким шёпотом, не зная, куда пристроить руки. — Ей же тридцатник! А тебе ещё и восемнадцати нет! — Мне восемнадцать практически через месяц, — спокойно отвечает брат, даже не чувствуя ничего в словах Антона. — А ей тридцать уже пятого числа! Ты где вообще умудрился её откопать? — Где взял, там уже нет. — Пиздец, он ещё смеет довольно улыбаться! — Антон хлопает себя ладонями по бёдрам. — Ты подумай, что мама с папой скажут, когда увидят её. Ты же знаешь, как они тебя любят, а тут это. — Вот и узнаем, что скажут. Ужин-то послезавтра. И я уже позвонил Элечке, она будет рада познакомиться с моими родственниками. Кстати, Тош, веди себя хорошо, ладно? — Ты ёбнутый? Лёш, скажи, что да, или я вообще нихуя не понимаю в этой жизни. — Тош, в современном обществе живём, что за тупые стереотипы? Какая разница, сколько ей лет, тридцать или... — Шестьдесят. — Не передёргивай. Я к тому, что мы с ней любим друг друга, и неважно, кому сколько лет. Тем более, мне по паспорту уже можно, так что, закон не нарушаем. А через месяц я вообще жениться на ней могу, если захочу. — Ебать, ты ещё и жениться вздумал? На этой женщине в свои восемнадцать? Нет, Лёш, ты точно ёбнутый. Куда тебе жениться, а? Ты жизнь, блядь, повидать не успел, но кольцо на палец цеплять собрался! — Говоришь, как папа. И что вообще мешает мне смотреть на жизнь вместе с ней? Мне кажется, мы будем очень счастливой семьёй. Ты только представь, как это всё здорово... Он действительно рассуждает о собственной свадьбе, пока Антону хочется снова разреветься или хотя бы пробить себе ладонью лоб от отчаяния. Господи, хоть бы эта Элечка оказалась ведьмой! Иначе Антон никак не может себе объяснить, почему с его братом происходит подобный идиотизм. И он не собирается в этом участвовать. Нет, увольте! Но ужин уже не отменишь, второе число из календаря не вычеркнешь. А Антон даже смотреть на Лёшу не может.