Воля в кулаке, мысли в разные стороны,
По моей комнате гуляют чёрные вороны.
На потолке чувства одинокие собраны,
Они с грохотом падают мне на голову.
Не сошёл с ума и вполне осознанно
Я вдыхаю этот яд вместе с воздухом.
Туман не уходит с возрастом.
Я ищу, я кричу охрипшим голосом.
Артём распинается, как может, ругая команду за ужасную игру. Им действительно повезло, что победили, но если так пойдёт и дальше, то из чемпионата они вылетят быстрее собственного визга. На лицах команды вполне конкретная эмоция, так и говорящая, что ругать надо не их, а куда более определённых личностей. Артём, разумеется, снова выполняет своё обещание. Он же предупреждал близнецов, что выскажет им всё. Вот, слушайте. Лёша виновато смотрит на Артёма, пытаясь немного сгладить ситуацию. В конце концов, люди эмоциональные всегда быстро отходят и переключаются. Лёша, впрочем, лишь наполовину сейчас задумывается о замечаниях тренера. Он ведь для девушки старался, как тут не понять? Сегодня вот так, а в следующий раз всё будет совсем иначе. Тем более, выиграли, что уж тут перетирать целый час. — Футбол — это командная игра! Вы должны взаимодействовать со всеми на поле! — говорит Артём под очередной вздох Игоря. — Артём Сергеевич, но так вышло, что мы с Тошей просто чуть лучше друг друга понимаем, — терпеливо объясняет Лёша одну и ту же мысль, миролюбиво улыбаясь. Ничто ему настроение сегодня не испортит. Пусть тренер даже не пытается. — Да и вообще, если вспомнить момент его передачи... — Действительно, давайте все вместе вспомним, что он устроил! Отнять у своего же товарища мяч буквально перед воротами соперника! Прекрасная мысль! Вас, наверное, именно этому в академии и учили. — Да их выгнали раньше, чем успели чему-то научить, — тихо хмыкает Максименко. — Миранчук, приём! — машет рукой перед лицом Антона Артём. — О тебе говорим, вообще-то. Антон поднимает на тренера совершенно неосознанный взгляд, и тот лишь хлопает себя ладонями по бёдрам, произнося раздражённое: «Понятно всё». Антон действительно ничего не услышал, да и не хотел, если честно. Он по собственному желанию творил весь произошедший на поле бред, поэтому прекрасно понимает, что именно ему могли сейчас сказать. У Антона мысли вообще о другом. Ему впервые за много лет совсем не до футбола, хотя тот всегда упорно боролся за первое место в голове Антона с Лёшей. И вот, видимо, Лёша выиграл. Наконец-то, занял свою законную вершину и теперь гордо поглядывал на все остальные приоритеты, скинутые на дно. Марго всё поняла. Антон ни с чем не спутает смысл выражения на её лице, он уверен, что девушка догадалась. А ведь он прекрасно знал, что со своим везением, умением притворяться и разыгрывать многолетние спектакли перед окружающими, рано или поздно себя выдаст. Все эти два года его спасало только то, что Лёша ни черта не видел дальше собственного носа. В этом даже можно найти маленький огонёк надежды: Лёша настолько уверен в своём брате, что никогда не заподозрит в чём-то двусмысленном по отношению к себе. Он знает Антона, он читает его мысли, он... «Марго ему всё расскажет. Обязательно, — думает Антон. — Всё теперь зависит от неё. Она выждет какой-нибудь удобный момент, потому что говорить сразу, наверное, глупо». Ему срочно надо что-то предпринять, чтобы обыграть Марго. Кто бы сказал Антону, что Элечка будет грёбаными цветочками по сравнению с новым увлечением брата? Элечка хотя бы ни о чём не подозревала и просто пыталась захапать себе Лёшу целиком и полностью. А что там в голове у Марго, вообще представить страшно. Варианта у Антона, как ни странно, два. Первый заключается в том, чтобы избавиться от Марго. Это логично, но сложно, потому что он ничего о ней не знает, да и надо же всё сделать так, чтобы Лёша ничего не понял. Хотя Лёша ничего и не поймёт, ему потребуется несколько недель, чтобы что-то вообще осознать... Но нет, нельзя считать брата каким-то непроходимым идиотом. Он просто немного опять с головой погрузился в свою очередную любовь, а так-то вполне адекватен. Второй вариант предполагает признание. В общем-то, Антон в отчаянии и понятия не имеет, как разрулить ситуацию. Он действительно готов всё рассказать Лёше, пусть бы это и значило навсегда его потерять. А вдруг Марго окажется вполне нормальной девушкой, которая, узнав такую тайну, решит просто отойти в сторону, чтобы не лезть в непонятные вещи? Вдруг она захочет Антону помочь? Не все же желают ему зла, в конце-то концов! Впрочем, Лёша таких девушек, если они существуют, упорно обходит стороной, глупо тешить себя подобными надеждами. После возмущений Артёма, возвращения домой, принятия душа в течение полутора часов и ещё получасовых сборов Лёша уходит на свидание с Марго, оставляя Антона наедине со своими мыслями. Так даже лучше, ведь если бы Лёша крутился рядом, Антон бы задолбал себя паранойей на тему: «Чёрт, а если он тоже в курсе? А если он всегда был в курсе, просто надеялся, что я как-то перерасту? А если я выдам себя прямо сейчас ещё и перед ним?» Когда проблема не маячит перед глазами, она не кажется такой проблемой. Лёша — проблема, без него спокойнее. Но страшнее. Хотя Антону было бы страшно в любом случае. Беспокойство, обречённость постепенно перерастают в настоящий страх за своё будущее. Вот сейчас Лёша на свидании с Марго. Что они делают? О чём говорят? Какова вероятность, что домой Лёша вернётся уже с совершенно другим отношением к брату? Антон даже не может усидеть на одном месте, постоянно перемещаясь от дивана к стулу, затем к двери и даже выходя в коридор. Слава богу, что ещё и родители на работе. Паника нарастает с каждой минутой, и Антон курит вторую сигарету, которая никак не успокаивает. Зато она привносит в голову вполне здравую идею. Надо идти к Саше! В любой непонятной ситуации надо идти к Саше. С ним хотя бы не страшно. У Головина дома совершенно другая обстановка. У него тепло и хорошо, действительно как в настоящем доме, где всегда ждут, где помогут, где хотя бы выслушают без всяких наставлений и упрёков. По дороге Антон пытается прокрутить варианты разговора, но уже перед дверью подъезда понимает, что, может быть, обойдётся без слов. Вообще говорить ни о чём не будет. Нечего ещё и лучшего друга в эту муть впутывать, к тому же, одно дело признаться в чувствах к какому-либо парню со стороны, но совсем другое — признаться в чувствах к родному брату. Каким бы Саша понимающим ни был, наверное, есть и у него какие-то рамки. Узнавать, где именно они начинаются, Антон не хочет. Конечно, у Саши своя атмосфера. Он встречает Антона так, словно тот вышел буквально пять минут назад погулять и вот вернулся к ужину. Хотя ужинать Саша пока не собирается. На столе в комнате Антон обнаруживает какие-то цветные картонки, разложенные особым образом, и переворачивает одну из них. — Не трогай! — влетает Саша. — Ты сейчас всё нарушишь! — А что это? — Расклад. — Понятнее не стало. — Господи, расклад на Таро, что не так? — Не знал, что ты потомственная гадалка, Головин. И на что гадаешь? Саша машет рукой в сторону кровати, а сам садится за стол, беря в руки какую-то увесистую книгу. Как догадывается Антон, книга должна пояснять значение той или иной выпавшей карты. Головин терпеливо выискивает нужное, то хмурясь, то заметно радуясь. У Саши вообще все эмоции на лице написаны, только он упорно не замечает этого, думая, будто никто никогда не узнает, что сейчас в его мыслях. Но вряд ли кто-то сильно приглядывался к Головину и его поведению, это Антон иногда, от нечего делать в основном, во время уроков рассматривал Сашу, про себя удивляясь с его открытости. Особенно интересно за ним наблюдать во время истории, жаль, что большую часть времени он к другу повёрнут спиной. — Ура-ура-ура, — шепчет Саша, подняв глаза к потолку и захлопывая книгу. — Что-то сошлось? Ну, или как оно там всё работает? Антон не разбирается во всей этой эзотерике. Таро, гороскопы, любая другая неизведанная чушь, которая иногда сбывается, — это всё слишком сложно для него, непонятно и странно. Максимум, что Антон когда-то делал — это гадал на ромашке, да и то любопытства ради. Все так делали, чем он хуже? Но, честно признаться, ответ Антона немного удивил, хотя он тут же фыркнул, сочтя его за совпадение. А вот Саша верит вообще во всё, что так или иначе может определить будущее. Он даже на кофейную гущу смотрит всегда с каким-то подозрением. Ещё Головина привлекает идея просить у Вселенной помощи, особенно перед контрольными, приметы он тоже пытается соблюдать по мере возможности, да и судьба для него тоже много значит. Хотя над судьбой Саша постоянно работает, например, через те же гадания. — Я не могу тебе сказать, — отвечает Головин, собирая карты в коробку. — То есть могу, конечно, но я боюсь, что оно может не сбыться. Надо, чтобы прошло немного времени. — Помню, как ты вроде по одной или двум картам что-то там выяснял. — Это я просто вопрос задавал, и он был вполне однозначным. А тут... Тут на человека. — О! И что за личность? И зачем она тебе вдруг понадобилась? — Слишком много вопросов, а я устал. Знаешь, как гадание энергию поглощает? Я после таких раскладов несколько часов отхожу. Только Антон уверен, что Саша выдумывает, лишь бы не признаваться. Несмотря на то, что в Сашиной комнате он провёл от силы минут пятнадцать, ему уже стало значительно легче. Конечно, глубоко внутри что-то неприятное ворочается, пытается напомнить о себе, снова взволновать, но Антон упорно душит в себе это чувство, пытаясь сосредоточиться на всём, что вокруг. Саша, его странные увлечения, которые, разумеется, были бы плохо восприняты в компании кого угодно, только не лучшего друга... Как много, оказывается, нельзя делать «настоящему парню»! Почему-то до Антона эта, довольно очевидная истина доходит лишь сейчас, хотя в компании «настоящих парней» он находится примерно с момента поступления в школу. Хотя, наверное, окончательно вошли в это общество они с Лёшей только тогда, когда познакомились с Димой. Это был шестой класс, в то время примерно все дети начинают определяться с тем, к какой компании принадлежать ближайшие годы, а может и всю жизнь. Девочки сбиваются в свои стайки, делясь на «красоток», «средненьких» и «заучек». Парни, впрочем, делятся ещё проще. Есть две большие группы, которые конфликтуют друг с другом, иначе говоря — «натуралы» и «пидоры». Вылететь из первой можно в мгновение ока, а вот вернуться из второй обратно невозможно. Так вот, принадлежность к любой группе обычно выделяется внешними качествами, особенно твоим видом, одеждой, поведением. Существует бесчисленное множество запретов, которые нельзя нарушать, потому что иначе тебя заподозрят и выкинут. А это позор чуть ли не на весь район. По сути, нельзя делать то, что является «женским» по представлениям неизвестно кого. А «женским» является чуть ли не всё, кроме проведения тусовок, драк, секса с девушками, футбола, мата, распития алкоголя и курения определённого вида сигарет. К счастью, это можно делать в любое время, причём, чем чаще, тем больше у окружающих уверенности, что ты «правильный». Дима «правильный» во всех смыслах, к нему не подкопаешься. Разве что в футбол не играет, но смотрит ведь, что тоже считается. Костя — «правильный», Лёша — «безукоризненно правильный». «Правильность» Антона легко поддаётся сомнениям, но ему пока везло, что, кроме хулиганов с гаражей, в нём никто ничего не видит. Саша, как задачи со звёздочкой в школьной олимпиаде, — «правильный с нюансами». Потому что выглядит совершенно не так, как следует, потому что делает то, что запрещено. Впрочем, про занятия знает лишь Антон. У них тут своя «неправильная» солидарность. Наверное, поэтому именно рядом с Сашей Антону всегда так спокойно. Одному куда хуже, чем в компании Головина, обладающего проблемами похожего характера. Они могут обсуждать их, могут понимать друг друга без слов и навсегда связаны кучей общих тайн. Иногда Антон думает, что с Лёшей он теперь не так откровенен, как с Сашей. Впрочем, Лёша ведь не поймёт. Попробуй, скажи ему, что тебе нравятся тонкие сигареты с вишнёвым вкусом! Или рискни и заяви, что мартини лучше пива из банки! В лучшем случае, Лёша подумает, что брат пошутил, недоумённо поднимет бровь и посоветует не прикалываться так при Диме. — Слушай, а если я волосы покрашу? — вдруг выдаёт Антон, смотря на Сашу, достающего какие-то тетради и учебники с полки над столом. — Зачем? — Ну, просто. Как думаешь, мне бы светлые пошли? Головин задерживает взгляд на друге, а потом просто пожимает плечами: — Смотря, какой светлый. — Может, мне ухо проколоть? — Не думаю. — А если татуху набить? — Так, Антон, что за внезапные вбросы? — Саша упирает руки в бока, хмурясь. — Да я просто подумал. У Саши есть одно потрясающее умение — он понимает практически любого человека. Как этот процесс проворачивается в его голове за считанные мгновения, Антон не знает, но каждый раз удивляется, с какой точностью Саша угадывает причины тех или иных слов. Даже сейчас Головин только вздыхает, смотря сочувственно, будто обо всём давно догадался. Антон, конечно, был бы рад, если бы друг понял, к чему он завёл этот разговор, хотя, наверное, это потребовало бы каких-то объяснений. Изначальная идея ни о чём не говорить Саше уже не кажется такой замечательной. Как минимум, Антон уверен, что Саша его раскусил, стоило перешагнуть порог квартиры. И насколько же Головин потрясающий друг, что не озвучивает ничего из понятого, а просто продолжает делать и говорить то, что сказал бы любой неосведомлённый человек на его месте. «Почему нельзя было влюбиться в Сашу?» — неожиданно пролетает в мыслях Антона, пока длятся те самые мгновения их молчаливого диалога. Действительно, почему? Саша ведь такой хороший, такой добрый, с ним рядом спокойно и безопасно, если не брать в расчёт какие-то редкие моменты дворовых драк. У них с Сашей так много общего, у них никогда не иссякнут темы для разговоров. Саша почти как Лёша, просто неродной. Неужели проблема именно в этом? Если да, то Антон грёбаный извращенец, а не страдающий от неразделённой любви мученик. — А я бы покрасился, кстати, — произносит Саша, уже сидя рядом на кровати, уперев голову в стену. — Жаль, что Дима тогда меня, наверное, вообще из вашей банды изгонит. — Гаражного братства. — Ну да, действительно, что это я без уважения. Давай уроки делать, а? — Так у меня ничего нет, — разводит руками Антон. — Напишем в моих, а ты сфоткаешь потом. Время летит незаметно, на улице темнеет, пока Саша, склонившись над учебником истории, читает Антону параграф. Честно признаться, Антону скучно, но он не может прервать Сашу. Хотя бы потому, что это именно история, а не другой предмет. Саша историю боготворит, он готов убить, наверное, если кто-то попробует препятствовать его увлечению. Кстати, Антон уже не в первый раз задумывается, что история никогда прежде не пользовалась настолько фанатичным интересом во времена Людмилы Анатольевны, но с приходом Александра Юрьевича всё внезапно изменилось, и Саша прямо-таки места себе от счастья не находит. Он, оказывается, всё это время был не одинок в своей любви к предмету. На моменте английского раздаётся телефонный звонок. Антон замечает две вещи: уже почти восемь вечера, а звонит Лёша. Когда это он в последний раз вообще звонил первым? Ушедшая часами ранее боязнь разговора с братом вновь выходит на первое место. Антон ушёл бы поговорить в коридор или на кухню, но остаётся в комнате, потому что рядом с Сашей спокойнее, да и тот подслушивать не станет. — Братик, а ты где? — интересуется Лёша. — У Саши. — И когда домой придёшь? — Не знаю... Английский доделаем, начну собираться. А что, кто-то обо мне вспомнил и горит желанием увидеть? — Антон имеет в виду, конечно, родителей, которые, наверняка, уже дома. — О тебе забудешь. Короче, надо одну вещь обсудить. — Какую? Давай сейчас обсудим. — Нет, надо лично. Это важно. Антон душевно умирает миллион раз, пока обещает прийти поскорее, раз всё настолько важно. Предположения, о чём будет разговор, рождаются в его голове со скоростью света, и страх снова возвращается на своё законное место. — Поужинаешь у меня? — спрашивает Саша, повернувшийся ровно в тот момент, когда Антон вешает трубку. — Конечно. Он точно знает, что Антону надо как бы торопиться, но видит, что друг совершенно не горит желанием возвращаться домой. Ни в ближайшее время, ни в дальнейшем. И если есть повод ещё немного задержаться здесь, значит, Саша его озвучит. Вот только кто-то открывает дверь ключом, разрезая ненадолго установившуюся тишину квартиры. Сашина мать вернулась. О, чёрт, она ненавидит Антона, она немедленно попросит его, якобы вежливо, покинуть это место. Ужин накрывается медным тазом, как и надежды Антона немного успокоиться перед разговором с братом. Саша выходит в коридор, оставляя друга в комнате. Он о чём-то говорит с матерью вполголоса, кажется, обсуждают дачу, перегоревший фонарь перед подъездом, ещё какую-то незначительную чушь. Антон понимает, что сейчас речь зайдёт о нём и надо выйти поздороваться до того, как Саша попытается договориться с матерью о том, чтобы он остался на ужин с ними. — Добрый вечер, — холодно отвечает Сашина мать, смотря на Антона сверху-вниз, хотя и ниже его на полголовы. У этой женщины всегда такой уничижительный взгляд, пригвождающий к полу и напоминающий о том, какое же ты на самом деле ничтожество. Наверное, Сашина мать могла бы оказаться дальней родственницей отца близнецов. — А что, дома уже не кормят твоего друга? И плевать, что этот друг прямо перед ней. Плевать, что он всё слышит. Она хочет, чтобы он слышал и знал, насколько ему тут не рады. Сашина мать верит в остатки мозга Антона и надеется, что он догадается уйти сам. Вот только Антон никуда не пойдёт, хотя бы из чувства противоречия. Пусть попробует его выгнать! — Мы просто уроки делаем, — объясняет Саша. — Осталось в английском несколько упражнений. А мы не обедали. — Я против того, чтобы вы ели в комнате. Убирай потом за вами. — Хорошо, мы поедим на кухне, а потом доделаем английский. — Вы на кухне? А я, значит, где должна быть? Думаешь, я есть не хочу? Ты даже чайник не поставил, как обычно. — Давайте поедим все вместе, в чём проблема? — предлагает Антон, которому только становиться свидетелем чужого скандала не хватает для полного счастья. Мать Саши смотрит на него так, будто с ней только что заговорила табуретка. Причём, самая нелюбимая табуретка, которая всех раздражает, но никак не хочет сломаться, чтобы отправиться в увлекательное путешествие на помойку. Неизвестно, что хуже: быть сейчас дома, разговаривая с Лёшей, или ужинать вместе с Сашиной матерью. Она, наверное, больше всего на свете желает, чтобы Антон подавился пловом или захлебнулся чаем, вот только он ест слишком неспешно, а к чаю пока даже не притрагивается, ибо слишком горячий. С подоконника из магнитофона играет какая-то музыка, и, прислушавшись, Антон понимает, что это Noize MC. Ну да, лучше, чем «Выдыхай», для его настроения сейчас ничего не найдётся. Вот только последовать совету и выдохнуть чужую душу из собственных лёгких, Антон не сможет. Не в этот раз, по крайней мере. — Саша, выключи это, — говорит мать. — Как такое вообще можно слушать? «Интересно, а она в курсе, что вообще нравится Саше? — спрашивает у самого себя Антон. — Хотя, наверное, она решит, что это я подсадил её замечательного сына, слушающего только Бетховена и этого дебила с музыкой пылесоса на Коржа, Окси, ЛСП, Нервы и всякое такое». — А мы на чемпионат отобрались, — неожиданно сообщает Саша. — Какой ещё чемпионат? Опять этот футбол... — Ой, я же не рассказывал тебе! Короче, мы с Антоном в школьную сборную по футболу записались! И вот там надо было пройти два отборочных матча, — Саша с неугасающим энтузиазмом рассказывает матери все подробности про команду, турнир и матчи, хотя видно, что женщине это совершенно неинтересно. Её, кажется, вообще футбол раздражает. Антон пока проводит ещё одну параллель со своим отцом. — Представляешь, Антон в первой игре сделал хет-трик! — Надо же, — фыркает мать, не смотря ни на сына, ни на его друга. — И когда у вас это закончится? — Оно только началось. Сейчас у нас шесть игр внутри группы, а потом, если повезёт, будут ещё игры. Как в настоящем чемпионате, вроде Европы или мира! — То есть ты планируешь тратить время на это? — вот тут-то женщина наконец проявляет внимание. — Саша, у тебя в этом году экзамены. У тебя нет времени на всякие побегушки с мячом. — Мам, ну, не всё же мне учиться и учиться... Тем более, тренировки — это отличная разгрузка для мозга! — Это занимает время, которое ты мог бы потратить на подготовку к экзаменам. — Мам, меня и так прекрасно готовят. Денис Дмитриевич, вот, уже два варианта ЕГЭ распечатал, мне надо завтра сдать. Ну, я уже почти сделал. Мы потом будем обсуждать, разбирать ошибки... — И сколько у тебя ошибок? — Сложно сказать. Там же критерии особые из-за сочинений. Экзамен, если честно, очень субъективный, вообще непонятно, как оценивать будут... — При поступлении такие же отговорки будешь рассказывать? Саша, пойми, что в этом году тебе нельзя отвлекаться на всякие развлечения! Ты никуда не поступишь с таким отношением, останешься сидеть на моей шее! А я одна! Твой отец, конечно, молодец, взял и бросил нас! Антон чувствует себя лишним. Это ужасное состояние, когда ты вынужден стать свидетелем каких-то внутренних проблем чужой семьи, но при этом нельзя даже встать и выйти из-за стола, дав всем возможность разобраться самостоятельно. Во-первых, он привлечёт к себе внимание, Сашину мать это может взбесить ещё больше, а Антону совсем не хочется, чтобы из-за него у Саши были внезапные проблемы. Во-вторых, Головин уже сидит, низко опустив голову, словно вернулся в своё типичное состояние три года назад, когда на него кричал каждый второй, что в школе, что дома. — Куда уж лучше, если у него будет нервный срыв от бесконечной учёбы, — бурчит Антон, не видя других вариантов для разрешения ситуации. — У нас в классе есть один такой, Федя Чалов. С первого класса из учебников не вылезает, а ещё у него миллион кружков, секций, курсов, вот, в команду тоже записался. И разве это нормально? Нормально, что у него друзей нет? Что он гуляет только по пути от школы до дома? Кто бы мог подумать, что ради спасения Саши Антону придётся аргументировать при помощи Чалова. При этом, Антон понятия не имеет, есть ли у того какие-то друзья, всё ли время он торчит с учебниками в обнимку или, может, иногда позволяет себе выбираться в кино. Честно, Антона это никогда не интересовало, он просто давно составил себе какое-то представление о Чалове и теперь повсюду высказывается на этот счёт. — Меня не волнуют всякие там Феди Чаловы, это дело его семьи, и если они считают, что их ребёнок способен потянуть всё перечисленное, то пусть так, — холодно, отчеканивая каждое слово, произносит мать Саши. — А я буду воспитывать своего сына так, как считаю нужным. И уж твоё мнение мне точно безразлично. Это насколько невоспитанным надо быть, чтобы влезать в такой разговор! — К слову, вы могли бы подождать, пока я уйду, а потом это обсудить. — Ужас... Давно я не слышала такой наглости. Саша, я хочу, чтобы ноги этого человека в моей квартире больше никогда не было. И чтобы ты не смел с ним общаться. И в команду, где есть такие, как он, ты тоже больше входить не будешь! Ты понял меня? — Мама, прекрати! Зачем ты вечно это начинаешь? — не выдерживает Саша, хватает Антона за руку и выводит в коридор. — Куда ты собрался? Саша ничего не говорит, завязывая кроссовки. Антон понимает, что, видимо, ему тоже лучше не стоять столбом, а одеваться. Они выходят к подъезду и первое, что делает Саша, вытаскивает пачку сигарет из кармана накинутой наспех куртки. Кажется, он раньше никогда не держал у себя дома сигарет, за исключением тех, что предназначались Антону. Их могла найти мать, да и вообще Саша особой любви к курению не испытывал, делал это, чтобы не приставали. Ведь все же вокруг курят, значит, это правильно. — Саш, — осторожно зовёт Антон, смотря на друга, забравшегося с ногами на скамейку перед входной дверью. — Прости. Прости, пожалуйста, — быстро говорит Саша, виновато глядя. Сигарета в его пальцах начинает дрожать, да и вообще Головин выглядит так, словно вот-вот расплачется. — Ты понимаешь, она всегда так! Я не могу уже. Меня заебало это всё! С тех пор, как папа ушёл, у неё вообще мозги только в одну сторону работают. Она уверена, что я никуда не поступлю. Каждый день мне об этом говорит. Говорит, что я ничего не могу, я ничего не добьюсь, что буду вечно на её шее, а в конце концов сопьюсь, как её брат в двадцать три. Она постоянно орёт на меня за то, что я общаюсь с тобой, с Димой, с Костей. Она тыкает меня в то, что ебучий Чалов учится на одни пятёрки, а я, тварь такая, посмел переступить порог дома с тройкой по алгебре! Она обыскивает мою комнату. Она уверена, что я прячу наркотики. А то, что я сплю через раз из-за её истерик, из-за того, что они с папой ругались сутки напролёт, били посуду и выгоняли друг друга из дома — это, блядь, вообще ничего не значит! Это, наверное, меня успокаивать должно было! У Саши голос срывается, слёзы по щекам, а сигарета давно брошена куда-то на асфальт, так и не докуренная. Всё, что может Антон сейчас для него сделать, прижать к себе крепко-крепко, чтобы знал, что не надо было всё это держать столько времени внутри, что он не один, рядом есть друзья... друг... кто-то, кто в Сашу всегда верил и будет верить до конца. Антону хочется Сашу забрать. Уйти вместе с ним куда-нибудь далеко, чтобы никто не нашёл, да и не попытался даже искать. Он бы не думал о Лёше, Саша не пребывал бы в постоянном стрессе, не боялся бы каждого резкого звука. — Пойдём ко мне? — предлагает Антон. — Не могу. Она меня тогда вообще больше домой не пустит, — «А нужен ли тебе такой дом?» — Твои вряд ли обрадуются таким внезапным гостям на ночь глядя, — «Я бы что-то придумал...» — Тош, я не могу, правда. Я бы и хотел, но... Я боюсь. Не за себя, за неё. Ты же видишь, какая она стала после развода? А вдруг что? Я не хочу об этом думать, но кто знает. Если ещё и я из её жизни исчезну... — Тогда давай успокаиваться. Тебе туда в таком виде возвращаться уж точно не стоит. — Кстати, я у тебя не спросил, — тут же переводит тему Саша, вытирая тыльной стороной ладони щёки и шмыгая носом. — У нас же каждый год научная конференция между школами проводится. Чтения там какие-то, не помню название. Ты понимаешь, да? — Если честно, Саш, я в этом всём вообще не шарю. Мне эти весёлые конкурсы и шарады совершенно неинтересны. — Ну и неважно. Короче, я хочу работу написать. С Александром Юрьевичем. Тему какую-нибудь историческую возьмём, и потом на конференцию эту. Как думаешь, у меня получится? — Саш, а ты потянешь? Просто ЕГЭ, команда, ну и вот это, — кивая в сторону подъезда, произносит Антон. — Не бойся, в Пони не превращусь. Я просто подумал, что если смогу занять там какое-нибудь место, то это при поступлении может помочь. Наверное... Я, правда, понятия не имею, что там при поступлении, кроме ЕГЭ, вообще учитывается. И вот, Тош, ты думаешь, я на какое-нибудь место могу надеяться? — Конечно, можешь. Ты в истории шаришь, как никто другой, да и если с Ерохиным делать будешь. Вы ж оба повёрнутые на этом, должно что-то хорошее получиться. Я тебя поддержу на этой конференции, если хочешь. Туда можно будет прийти? «Даже если нельзя, ты же всё равно придёшь», — улыбается в ответ Саша. Решено. Он завтра поговорит об этом с Александром Юрьевичем. У самых дверей квартиры Антон вдруг окончательно понимает, что ему совсем не страшно. После всего, что сегодня случилось, ему даже немного всё равно, как именно пройдёт разговор с Лёшей. В самом деле, чего бояться? Как будто Лёша его побьёт или от него отречётся. Нет, он никогда этого не сделает, пусть и будет ужасно расстроен, зол, пусть и возненавидит Антона всей душой. В принципе, какая Лёше разница? Антон к нему пристаёт со своей любовью? Нет. Вот и пусть любит себе тихонько дальше. Родители, конечно, дома. Родители, конечно, устраивают допрос, где это Антон шатается по ночам. Разумеется, тут одна тема перетекает в другую. От ночных прогулок до запаха сигарет; от того, что доставил неудобства Саше, до отказа от ужина в кругу родных; от разбросанной физкультурной формы в ванной до несделанных уроков. Короче, претензии сыпятся одна за одной, и Антон только машинально кивает. Ещё скандал он не перенесёт, точно скажет что-нибудь неуместное или свалит куда глаза глядят. Не проходит и часа, как Лёша уже рассматривает что-то увлечённо в планшете, положив голову на колени брата. Странно. Слишком нелепо для серьёзных разговоров. — Ты о чём-то поговорить хотел, вроде, — напоминает Антон. Он бы сам себя не закапывал, если бы не чувствовал подвоха во всём происходящем. Тут как с пластырем: лучше резко оторвать, чем медленно снимать, причиняя себе ещё больше боли. — Ага. Папа напомнил, что нам надо заниматься ремонтом в квартирах. Вот, смотри, я обои выбрал. Тебе какие больше нравятся? Обои... Квартиры... У Антона внутри что-то падает вниз. Господи, какой он идиот! Надо было весь день себя изводить, припереться со своими страданиями к другу, чтобы у того потом в семье очередной скандал случился... Антон ведь мог подумать, мог бы догадаться, он же знает своего брата. Лёша ни черта не видит дальше собственного носа. Лёше плевать на поведение окружающих, пока оно не лезет в его личное пространство. Лёше обои интереснее, чем всякие странные взгляды Антона. Обои. Квартиры. Квартиры! Твою мать, квартиры! — Лёш, а ты помнишь, что завещал свою квартиру Баре? — интересуется Антон. — М-м, точно. Вы же поспорили тогда. А ты ещё не выиграл спор? — Прикинь, как-то нет. — Так, может, поторопишься? Мне, вообще-то, жить где-то надо, — в шутку возмущается Лёша, переключая на другую вкладку с обоями. — Так, может, поможешь? Кажется, квартира твоя. — Я не могу. У меня девушка есть. Где-то Антон это уже слышал...***
День у Дениса как-то изначально не задаётся, и вечер только подводит жирную черту под кучей случившихся неудач. Сначала он вновь врезается пальцем в сушилку с бельём. Очень хочется ударить Кокорина лицом обо всё это чудесное нагромождение барахла. Дело в том, что Саша, так и не убрав предыдущую партию одежды, уже постирал новую и повесил рядом, предварительно сдвинув высохшее в сторону. Шкафом, видимо, он упорно пользоваться не желал. Потом выясняется, что кто-то с фамилией на букву «К» сожрал, наверное, ночью остатки салата. Денис очень на него рассчитывал утром, но приходится делать себе новую порцию. В общем-то, мысленно Денис решает, что теперь он всегда будет делать только одну порцию, чтобы никто больше на неё не покушался. Кокорин, кстати, отрицает свои посягательства, утверждая, что он вообще салаты не любит. Вот только Саша себе за две недели жизни в квартире друга ещё ни разу ничего не приготовил, за исключением каких-то кривых бутербродов дней пять назад. Короче, всё говорит о том, что Кокорин ест только приготовленное Денисом, значит, и салаты его тоже вполне приемлет. А ещё Денис попадает в пробку, вынужденно выходит из автобуса и идёт несколько километров до школы пешком. Подобные прогулки в планы совсем не входили, Денису вообще не понравилось почти бегом петлять по дворам, чтобы удачнее срезать, хотя даже так он опаздывает. Восьмиклассники галдят на всю рекреацию, мешая вести уроки трём соседним кабинетам, потому что ключ от своего кабинета Денис всегда носит с собой, не доверяя вахте. Там ведь могут выдать его какому-нибудь дежурному учителю, чтобы он запустил детей в класс, а они, в свою очередь, разнесут его в щепки. Уроки проходят как-то ужасно тягомотно. Ученики ничего не усваивают, Денис сто раз повторяет одно и то же, поэтому безумно устаёт. Марио весь день молчит, словно чем-то невероятно занят, хотя обычно даже в рабочее время умудрялся написать пару-тройку сообщений, выслать несколько штук фотографий и рассказать какую-нибудь умилительную чушь. Умилительную... Денис замирает посреди класса, когда это слово всплывает в его голове, откуда ни возьмись. Ещё чего! Умилительную! Просто чушь. Откровенную чушь, которую ни один человек в здравом уме запоминать не будет. Но Денис давно понял, что здравость и Марио — понятия почти параллельные. Мысленно проговорив такую уничижительную по отношению к Фернандесу речь, Денис успокаивается, однако ко времени обеда, когда он вместе с Ерохиным спускается в столовую, его начинает посещать какое-то мерзкое чувство. Почему-то слова, адресованные Марио, гремят по сто раз подряд в голове Дениса, да ещё и звучат так, словно он высказал это ему в лицо. Конечно, Денис мог, ему ничего не стоит, но... Зачем бы ему так грубо с, казалось бы, приятелем? Задумавшись над своим поведением, чего Денис не делал практически никогда, он пропускает мимо ушей рассказ Александра о том, что сегодня в два дня у школьной сборной по футболу матч. Откуда ему это известно, вообще непонятно, но Денис не слушает, только кивает, когда надо. Тем не менее, к матчу вернуться всё же приходится. Во время шестого урока тишину кабинета, где девятый класс пишет сочинение, разрезает неприятный стук в дверь. Денис выглядывает в коридор, обнаруживая там недовольного Дмитрия Максимовича, учителя геометрии. Он, впрочем, недоволен по жизни, да и Дениса ненавидит уже много лет, поэтому другое выражение на его лице сложно ожидать. Вагнер гневно спрашивает, почему вполне конкретная часть класса Дениса не пришла на его урок. — Это какой-то знак протеста? Вы их надоумили на столь гениальный поступок? — дребезжащим то ли от негодования, то ли от старости голосом спрашивает Дмитрий Максимович. — Есть приказ, подписанный лично Александром Александровичем. Сходите к нему и спросите, почему некоторых моих учеников на вашем уроке нет, — еле сдерживая желание применить силу, говорит Денис. — А теперь, извольте, я вернусь к своим обязанностям в виде проведения урока. Если вам нечем заняться, это не значит, что надо отвлекать других. И Вагнер действительно идёт к Кокорину, требует с него приказ и сжимает руки в кулаки, получая его. 11 «В», видите ли, на каком-то школьном чемпионате! Честь гимназии они защищают! Надо же, как удачно, в этом списке значатся именно Миранчуки, Кучаев, Головин и Баринов. Причём, Вагнер не знает, что последний просто-напросто упросил Кокорина внести его в список, ведь кто-то должен поддержать команду, а то за них никто не болеет. А Александр Александрович такой понимающий человек, готовый вложиться в эту сборную всеми посильными способами, потому что за неё безумно переживает... Разговоры с Дмитрием Максимовичем могут испортить настроение самому оптимистичному человеку на планете. Денис уверен, что даже Марио не выдержал бы этого омерзительного человека. Домой Денис возвращается в раздражённом состоянии, а тут ещё куча народа в транспорте, готовая устроить битву не на жизнь, а на смерть, лишь бы влезть в салон автобуса. Вечер портится ещё одним событием. Сегодня футбол. Лига Европы, важные матчи, в которых участвуют как команды от России, так и «Валенсия». Вот только «Валенсия» и некая «Кубань» находятся в одной группе, играют в один день, в одно и то же время. Впрочем, «Рубин» и «Анжи» к ним присоединяются, но эти команды Дениса не интересуют так же, как и «Кубань». Он настроен смотреть свою «Валенсию», к которой прикипел вообще непонятно с чего, просто почему-то она ему понравилась, и всё начало сезона Денис упорно смотрит её матчи, переживая, как за родную. Однако в последнее время Денис живёт не один, а вот Саша всегда был поклонником отечественного футбола, и он не знает, как разорваться между тремя матчами сразу. «Валенсия», разумеется, никак не вписывается в это расписание. Кокорин намерен побороться с Денисом за пульт, Кокорин выбешивает друга, и они по очереди щёлкают несколько каналов, проверяя ситуацию во всех играх сразу. Это неудобно, они ничего не успевают увидеть, пропуская гол за голом. А голов много... «Кубань», чёрт бы её побрал, проигрывает какому-то «Санкт-Галлену». Саша очень расстраивается, хотя он тут же начинает радоваться за «Рубин», крупно обыгравший «Марибор», а потом немедленно испытывает странные чувства по отношению к матчу между «Анжи» и «Шерифом», ибо нулевая ничья вообще не то, что хотелось получить. Денис просто расстроен и окончательно теряет веру в сегодняшний день, ведь его «Валенсия» пропустила целых три мяча, да ещё от какого-то «Суонси», не говоря уже о том, что испанская команда осталась в меньшинстве на десятой же минуте. Денис этого, впрочем, не увидел, поскольку пульт оказался в руках Саши, немедленно переключившего на «Рубин». Отвратительный день. Просто ужасный. Денису хочется скрасить его хоть немного, потому что спать он сейчас не в состоянии. Он отправляется на кухню, чтобы устроить себе внеочередной коктейльный вечер. Черышев не знает, что именно будет делать, но хочет смешать чуть ли не всё имеющееся в его распоряжении. Но коктейли — не салаты, а ему завтра на работу, причём, завтрашний день, хоть и пятница, а будет долгим, ведь на седьмом уроке встреча с Сашей. Тут Денис с ужасом и паникой вспоминает, что совершенно забыл про сочинения 8 «А», которые должен был проверить, наверное, ещё вчера. Хотя под коктейли это явно пойдёт лучше. Саша сидит на диване, смотря на матч более позднего времени между немецкой и французской командами. Смотрит он невнимательно, постоянно отвлекаясь на телефон, пиликающий сообщениями. Денис, улавливая эти звуки с кухни, опять думает про Марио. А вдруг тот снова пропал на несколько недель? А вдруг с ним что-то приключилось? А вдруг сейчас именно та самая ситуация, когда он решил бросить Дениса? Бросить... Какое странное слово, будто они, как минимум, встречались. Кокорин вдруг подрывается с дивана. Немного беготни по квартире, и вот он уже поменял футболку, начал снимать вещи с сушилки и её саму куда-то убирать. Пожалуй, это Дениса удивляет больше всего, и он интересуется, с чем связан приступ чистоплотности. — Сейчас Федя приедет, — торопливо объясняет Саша. — Очень весело. А его кто-то тут ждёт? На ночь глядя, просто прекрасно. Мог бы хоть у меня спросить, прежде чем звать. — Я его не звал. Он написал, что у него сегодня был ужасный день, спросил, не может ли приехать к нам, потому что в одиночестве свихнётся. Короче, типичный Федя, только в плохом настроении. Кстати, можешь сделать побольше коктейлей, я уверен, мы трезво сидеть не будем. Смолов заявляется в квартире ко второму тайму. Впрочем, на футбол он реагирует немного отрицательно и просит Сашу убавить звук. Они сидят за столом на кухне, и Кокорин то ли по привычке, то ли с какой-то определённой целью сидит по одну сторону с Федей, довольно близко к нему. Утверждает, что так ему удобнее. От коктейлей Дениса Федя отказывается, хотя он даже не за рулём. — А чего так? — спрашивает Денис. — Ты ж себе там что-то приобрёл. — Ты про «Maybach»? Так это не моя. Знакомый дал покататься на недельку. — Мне б таких знакомых, — присвистывает Саша. — А что, у Дзюбы нет гаража с машинами? — интересуется Федя, и Денис давится коктейлем. Он знает, к чему обычно ведут такие разговоры, и если Смолов приехал сюда собачиться с бывшим, то пусть проваливает к чёрту. И Кокорина пусть забирает туда же, потому что у Дениса нет настроения разнимать их. Но, видно, тема Дзюбы незаметно для Дениса превратилась в объект для шуток и приколов, ибо Саша только глаза закатывает, а Федя улыбается, явно не имея никакого умысла задеть друга. — У Артёма даже квартиры нет. Он в общаге живёт, представляешь. — Чем выше летаешь, тем больнее падать, — философски замечает Денис. — По итогу, Федя, как ты сюда добрался тогда? — Общественным транспортом, будь он проклят! И ты, конечно, тоже молодец. Отселился на другой конец Москвы, попробуй, доберись. Но машина у меня скоро будет. «Lamborghini» хочу. — Губа не треснет? — Так потому и хочу, а не куплю. Мне на такую, какая нравится, надо не жрать, не спать, а только работать лет пять. Именно поэтому у меня будет «Mercedes». — Подожди, а предыдущая куда делась? — спрашивает Саша. — Я собираюсь её продать, чтобы купить новую. — Зачем? — Потому что хочу и могу. — Ты прямо, как Яков Маякин, — говорит Денис. Кокорин удивлённо смотрит на него. — Боже, ты читал хоть что-то, кроме букваря? Это из «Фомы Гордеева» Горького. Хотя кому я это объясняю. — Ну, извините, я не веду из года в год одни и те же уроки по одинаковым книгам. Слова Саши заставляют Дениса вновь вспомнить о сочинениях, и он ненадолго удаляется в гостиную, чтобы достать стопку листов, исписанных учениками. Никого не смущает, что Денис собрался заниматься работой прямо посреди дружеской попойки во имя хренового дня. В конце концов, это никак не мешает Денису поддерживать беседу. Обсуждают, впрочем, что ни попадя. Саша пытается перетянуть разговор на футбол, рассказывая о матче «Анжи», который прямо-таки заставил его задуматься. Денис упускает какой-то важный момент, потому что Кокорин вдруг громче всего озвучивает, что давно они не ездили в караоке. — На прошлой неделе были, — отвечает Денис, цокая языком. Один из 8 «А» вообще ни разу не написал правильно фамилию Хлестакова, хотя она звучала в теме сочинения. Там, кстати, фамилия была правильной. — Так это же в Питере! Да и там повод был. А я говорю о том, что мы просто так давно не появлялись в караоке. Я соскучился. У меня душа поёт! — Если душа поёт, в ней и пой. Саша, мне некогда шататься с тобой по всяким увеселительным местам. — А я просто не понимаю, почему вы так любите всякие караоке, — пожимает плечами Федя. Саша принимается вспоминать, как однажды, лет пять назад, они ездили в караоке втроём, кажется, приурочив эту поездку к какому-то празднику. Саша уверен, что это был чей-то день рождения, причём, не факт, что кого-то из них троих, возможно, Федя опять потащил всех на торжество к только ему известному человеку. — Точно, у него же сегодня день рождения! Как я мог забыть? — произносит Денис. — Я про Марио. Он просто опять не писал мне весь день, но теперь хотя бы ясно, почему. — Кто такой Марио? — спрашивает Федя. — О, Марио — это, я надеюсь, будущий парень Дениса, — решительно заявляет Кокорин. — Денис, помолчи. В общем, они, оказывается, уже полгода переписываются. Познакомились из-за какой-то фотографии, но я не очень в курсе подробностей. Этот Марио пишет Денису каждый день, постоянно высылает свои фотографии, пересказывает свои сны и даже попросил выбрать себе рубашку! Подожди, Федь, а я тебе разве не рассказывал? — Может, рассказывал, не помню. Но теперь-то я точно не забуду. Денис, почему ты не поделился радостью со своими друзьями? — Да какой, к чёрту, радостью? Мы с Марио вообще никто друг другу. Просто переписываемся. И что, что полгода? Могут у меня быть знакомые, которые меня не ненавидят, помимо вас? — Так, а ты его с днём рождения поздравил? — не давая Денису вновь удариться в отрицание всего и вся, перебивает Саша. Черышев мотает головой. — Денис, ты идиот? Как ты мог его не поздравить?! — Зачем? Вряд ли ему нужно вшивое поздравление от меня. А сейчас уже поздно, он занят. Нормальные люди во всю гуляют, и мне кажется, что он тоже... Кокорин, блядь, положил телефон на место! — Ты даже не сменил пароль с прошлого раза? Так, Марио... Марио... Боже, почему у тебя диалог с Ерохиным вылез на первое место? Саша встаёт из-за стола, уворачиваясь от Дениса, быстрыми шагами пересекает пространство гостиной, направляясь в спальню. Он захлопывает дверь прямо перед носом Дениса и приваливается к ней плечом, не давая Черышеву её открыть. Попутно Саша сочиняет текст поздравления. Он уверен, что нет никакой разницы, когда и во сколько поздравлять человека, а Марио, к тому же, очень любит радоваться всему вокруг, значит, от поздравления у него обязательно потеплеет на душе. — Как же я тебя, блин, ненавижу, — сквозь зубы проговаривает Денис, получая телефон обратно. Он перечитывает сообщение и чуть ли не падает в обморок. Приходится выпить новую порцию коктейля залпом, чтобы немного успокоиться и не разбить бокал о голову Саши. — Ты в край охуел? Ты что понаписал?! — Просто поздравил. — «Дорогой Марио» — это просто?! «Я хочу, чтобы ты всегда улыбался, подобно солнцу», — Денис хватается за голову. — Какому, блядь, солнцу, Кокорин?! — Разгоняющему тучи недовольства на моём... то есть на твоём лице, — спокойно цитирует себя же Саша. — Ты!.. Ты!.. — Денис кидает телефон на поверхность стола. — Это просто пиздец. Если он это прочтёт... Кокорин, я тебя убью. Сейчас я соберусь с силами и убью тебя, лучше вали из города, дебил. Федя заинтересованно заглядывает в горящий экран, думая, что ещё могло привести Дениса в подобное состояние. Ну да, тут, пожалуй, Саша переборщил. Смайлики с улыбками и сердечки Денис никогда в жизни никому не послал бы. — Он печатает, — осторожно произносит Федя. У него такое взволнованное настроение, словно пишут ему. — Выкинь телефон из окна и избавь меня от этого унижения, — бурчит Денис, закрыв лицо ладонями. — Он написал. — Вышвырни ёбаный телефон я сказал! — Денис, тут ничего страшного, он просто поблагодарил. Денис медленно убирает руки от лица и пододвигает к себе телефон, словно это бомба, способная среагировать на любое резкое движение. Он несколько раз пробегается глазами по ответному сообщению. — Это всё. Конец. Просто пиздец! — Дай-ка сюда, — Саша успевает взять телефон быстрее, чем Денис мог бы сломать ему пальцы. — Оу, как мило! Федя, ты видел? «Это очень трогательно, Денис. Никто так красиво меня ещё не поздравлял. Спасибо тебе, ты самый лучший». И три сердечка! — Какой позор. Надеюсь, он пьяный и забудет об этом на утро. — Да что такого? Ты радоваться должен! А ещё мог бы и мне спасибо сказать, — произносит Саша. — По сути, это я лучший, а не ты. Ты вообще ничего не написал и обидел бы человека, а так, теперь он всегда будет вспоминать о тебе и том, какой ты милый. Ой, он прислал фотографию! Ой... — Что там? — М-м-м, Денис, я не знаю, как это понимать, но... — Да что там?! Саша разворачивает телефон экраном к Денису. Федя тут же перегибается через стол, чтобы тоже увидеть. На фотографии очень радостный, судя по улыбке во всё лицо, Марио, а рядом с ним какая-то девушка с вьющимися каштановыми волосами, лезущими ей в глаза. Она прислоняется накрашенными яркой помадой губами к щеке Марио, одновременно свободной рукой, пытаясь, видимо, повернуть Марио к себе, чтобы, наверное, поцеловать куда следует. — Странный какой-то этот ваш Марио, — говорит Федя. — Но, может, это его сестра? Ну там, кузина типа. Марио же иностранец, да? У них, вроде бы, принято друг с другом постоянно сосаться. — Я спрошу у него, кто она, — решает Денис, движением руки требуя у Саши телефон. — Охереть, то есть поздравить ты его не мог, а как в лоб спросить, что за баба к нему присосалась, так это ты первый! — Уж если проёбываться, то до конца, Федя. Уж тебе ли не знать этого правила. Они сосредоточенно смотрят на экран, выдвинутый на середину стола, чтобы всем было удобно следить за ситуацией. Марио не сразу просматривает сообщение, да и ответ пишет уж больно долго. Федя делает вывод, что, возможно, Фернандес действительно пьян и плохо попадает пальцами по клавиатуре. Саша, чтобы разрядить обстановку, думает рассказать одну историю, как он пьяный... — Это его соседка! — выкрикивает Денис. — Стоп. Какая соседка? — По лестничной клетке? — предполагает Федя. — Где ещё бывают соседи? — Сейчас спрошу. Он говорит, что по квартире... — Он в коммуналке живёт? — с сомнением спрашивает Саша. — Я ебу, что ли, где он там живёт? — Вы полгода переписываетесь! — Я обычно не запоминаю, что он говорит. А что? Это всегда было просто информационным мусором. Откуда мне было знать, что мы действительно станем общаться так долго, да я ещё и поздравлю его с днём рождения? Вот, смотрите, он утверждает, что должен был рассказывать мне... Он снимает квартиру с соседями. Это какая-то Диана, а ещё у них есть Марк. Сейчас Марио его сфоткает... Да нафиг он нужен? — Пусть фоткает! — твёрдо заявляет Саша. — Мы должны знать своих возможных конкурентов, — через считанные мгновения Денису отправляется фотография Марка, почему-то нацепившего шапку-ушанку дебильного голубого цвета. — Не, Марк нам в подмётки не годится. Федь, скажи, что Денис лучше? — Ну да, Денис, ты лучше. — Ебать, спасибо. Вы ещё голосование проведите, кто лучше. С чего вы вообще решили, что у Марио могут быть отношения с кем-то из них? — В теории. Они же на одной территории постоянно крутятся, — говорит Федя. — Вот если бы у меня дома жил кто-нибудь постоянно, я бы начал так или иначе присматриваться. Ну, хоть просто из интереса. Денис увеличивает фотографии, пытаясь рассмотреть задний фон, кажущийся ему уж слишком знакомым. Пока друзья не могут успокоиться, рассуждая о том, стоит ли считать Диану серьёзной соперницей в борьбе за Марио, до Дениса вдруг доходит, что Фернандес со своими соседями-приятелями в ресторане на Сущёвском вале. А эта улица где-то в двадцати минутах ходьбы от дома Дениса. Вряд ли Марио ехал на другой конец города ради этого ресторана, значит, он тоже живёт где-то неподалёку. — Он живёт в моём районе, — шокировано произносит Денис. — Ты не знал этого? — Саша уже потерял счёт, сколько раз за этот вечер он удивлялся. — Нет. Я думал, что он вообще не в Москве. А мы, оказывается, в одном городе, да ещё и недалеко друг от друга. То есть я легко мог столкнуться с ним в метро или в автобусе. Я мог увидеть его на улице, в магазине, я мог сто раз его встретить, прежде чем полгода назад он написал мне... — Ты обязан сказать ему об этом! — Как ты себе это представляешь, Саш? Типа, ой, Марио, прикинь, а мы в одном районе города живём? Что за бредятина? Да и нефиг его от праздника отвлекать. Вон, он даже из сети вышел. Хотя Денис и подумал, что не станет писать Марио о своём открытии, ведь оно со всех сторон звучало глупо и не вписывалось ни в один контекст их разговоров, он всё равно представил, как было бы здорово им увидеть друг друга вживую. Когда переписываешься с человеком на протяжении полугода, хочется убедиться в его реальности. Так Денис объясняет себе своё внезапное желание встретиться с Марио. Всю ночь он не может сомкнуть глаз, представляя, как могла бы произойти их встреча. Может быть, на улице, и тогда они выяснят, что вообще всё время жили в соседних домах и только каким-то чудом никогда не пересекались. Может быть, в транспорте, во время типичной утренней давки, они продерутся сквозь толпу народа и столкнутся. Может быть, им повезёт встретиться как-то иначе, менее обыденно. В любом случае, Денис почему-то думает, что сам факт внезапности, случайности, очень привлекателен и куда лучше, чем заранее оговоренное свидание... Свидание? Встреча. Он имеет в виду встречу. Но что, если у Марио есть машина, и он не ездит в общественном транспорте? Что, если он живёт слишком далеко от дома Дениса, чтобы ходить с ним по одним улицам? Что, если он вдруг переедет? А что, Денис знает своё везение, у него вечно всё из-под носа уплывает, и даже Марио, проживший, чёрт знает сколько, в этом районе, может неожиданно устать от своих соседей и съехать куда угодно, лишь бы подальше. К тому же, Денис понятия не имеет, кем Марио работает. Хотя тот, наверняка, говорил ему об этом, упоминал хоть вскользь, когда Денис рассказывал про работу учителем русского и литературы, в которой, если честно, приятного мало. Так вот, работа Марио может быть где-то далеко, ему может быть неудобно до неё добираться, а это лишняя причина съехать. С того дня Денис подсознательно начинает надеяться на встречу с Марио. Он внимательно вглядывается в прохожих на улице, он смотрит по сторонам в магазине, когда в очередной раз решает: кефир или вино... А потом он думает, что его может застать в таких раздумьях Марио. Как он это воспримет? Решит ещё, что Денис какой-нибудь безнадёжный алкаш. И Денис упорно делает выбор в сторону кефира. Ещё он рассматривает людей в транспорте, а если удаётся протиснуться к окну, то пытается разглядеть водителей машин. Вдруг удача хоть раз встанет на его сторону и поможет найти Марио? Занимаясь всем этим, Денис, разумеется, каждый раз спрашивает у себя, зачем, собственно, ему это нужно. Да, он был бы не против увидеть Марио, как и любого человека на его месте, которому, пусть не без помощи Кокорина, он прислал несколько сердечек в поздравлении с днём рождения. Однако с каждым разом Денис ловит себя на мысли, что встреча с Марио для него перерастает в разряд необходимых. А в тот вечер, девятнадцатого сентября, он только лишь возвращается к проверке сочинений. К счастью, осталось совсем немного, две штуки. Федя и Саша продолжают бесконечную беседу, перетекающую из темы в тему, однако Марио решают больше не трогать, чтобы не отвлекать Дениса. Тот и без дополнительных обсуждений пережил несколько серьёзных потрясений, как уверен Федя. Футбол по телевизору давно закончился. Какие-то люди, типа экспертов от футбольной общественности, уже обсудили все нюансы выступления российских команд в еврокубках, предположили перспективы и перешли на зарубежные клубы. Саша выключает программу, которая только создаёт лишний шум. — Поздно уже, я домой поеду, — произносит Федя, зевая. — Может, останешься? Транспорт уже через раз ходит, а ты ведь без машины, — предлагает Саша, старательно пряча в голосе надежду. Денис поднимает голову от последнего сочинения, безмолвно спрашивая у Кокорина, не слишком ли тот много на себя берёт, распоряжаясь его квартирой. — Да и вообще тебе ехать далеко, а завтра всем рано на работу. Поедем вместе, чтобы никто не опоздал. — Или опоздаем все вместе. Уверен, если это произойдёт, то чёртов Кутепов заявится именно в ту же самую секунду с проверкой, — невесело хмыкает Федя. Его отъезд откладывается ещё на неопределённое время, потому что друзьям интересно узнать, что же с этой загадочной проверкой, из-за которой Смолов уже несколько дней кряду какой-то дёрганный, злой и вообще в упавшем расположении духа. Обычно ведь проверки для Феди не представляли проблему. У него всё было схвачено, благодаря знакомству с Набабкиным, а тут какой-то непонятный Кутепов. — М-да, дерьмово, — говорит Денис под конец рассказа. — И он ещё появляется неожиданно, не предупреждая о своём приходе? Разве нельзя пожаловаться на это? — Я спрашивал у Кирилла. Он сказал, что бесполезно. У Кутепова такие методы, благодаря им, он и добился своих высот, улучшил показатели в качестве образования. — Никогда не думал, что образование можно поднять на новый уровень, если закрыть кучу школ. — Я тоже. Но, как видно, Кутепов знает лучше нас, что делать. Да и вообще лучше всех на свете. — Разберёмся, — уверенно произносит Саша. — Я чувствую, что всё это закончится нормально. Да, придётся потерпеть, придётся попрыгать под дудку этого Кутепова, но мы что-то обязательно придумаем и избавимся от него, как можно раньше. В конце концов, разве у нас плохая школа? По-моему, у нас всё отлично. — Школа-то у нас действительно неплохая, а вот гимназия, откровенно говоря, никакущая, — хмыкает Федя. — Ну, и что? Тебе так принципиально, чтобы мы остались гимназией? Ты же не Гнида! — Только каждый раз, когда что-то идёт не так, мне кажется, будто она злорадно потирает руки. Она бы точно не допустила такой ситуации, она бы зубами выгрызла статус для школы. А у нас... У нас даже методистов нет, мне самому приходится расписание клепать. Не говоря о том, что нам, как гимназии, положен второй иностранный язык, а его вести банально некому. Мы информатика до сих пор не нашли, куда уж ещё один язык. У Феди действительно не было как таковой мечты сделать школу образцовой гимназией, даже желания оставлять её среднестатистической гимназией у него особо не было. Если честно, единственная Федина мечта — футбол, но это уже неосуществимо. А вот школа стала целью. Он должен был её сохранить, должен был добиться того, чтобы все проблемы, с которыми он столкнулся в свои школьные годы, ушли навсегда в историю. У него должны работать понимающие учителя, а не бездушные лекторы, которым плевать и на учеников, и на предмет. Здание должно быть в хорошем состоянии, а не когда ножка стола в учительской держится на честном слове и скотче. У него должно быть столько необходимых сотрудников, чтобы не приходилось ночами самолично составлять расписание, печатать какие-то грамоты на линейку и разбираться с документами из личных дел учеников, забивая себе голову ненужной по профессии информацией. И у каждого сотрудника должна быть адекватная зарплата, а не то, что какой-то Вагнер из-за возраста, стажа, регалий, полученных из рук Иды Геннадиевны, зарабатывает больше увлечённого своим предметом Александра, которого, к тому же, ученики любят. А ещё было бы неплохо, если бы школьная сборная по футболу выигрывала медали, как волейболисты, бадминтонщики и баскетболисты, хотя последние тоже давненько ничего не добивались. Вот почему какая-то 623-я школа чуть ли не регулярно берёт чемпионат по футболу, а они единственный раз в истории дошли до четвертьфинала? Могли и дальше, если бы не Федя... Если бы не Федя... К чему бы он ни притронулся, всё сразу норовило сломаться, разрушиться, испортиться. — Прости меня, пожалуйста, — Саша кладёт ладонь ему на плечо. — Половина наших проблем — моя вина. Я ведь завуч, я должен тебе помогать, но ничего не делаю. — Далеко не факт, что с твоей помощью мы бы существовали безбедно. — И всё-таки это хоть что-то, а так... Теперь у тебя проблемы, Кутепов может школу и прикрыть. — Давайте сопли заранее распускать не будем? — вмешивается Денис, чувствуя упаднические настроения среди друзей. — Лучше поздно, чем никогда, знаете ли. Вот соберёмся, вместе возьмёмся за проблемы, и... Как-никак у нас есть коллектив. — Ты смеёшься? Какой коллектив? — говорит Федя невесело. — Там старое поколение, оставшееся после Гниды, либо в маразме, либо просто ненавидит всё вокруг, в том числе меня, ибо помнят, как я учился. Просто терпят, потому что я им плачу. А если выгнать, так мы никого не найдём, получится как с заменой Изотова. Новые... У нас не так-то много адекватных. — Нас трое, уж точно, — начинает загибать пальцы Денис. — Александр тоже. Уже четверо. Допустим, ещё Игорь, который физрук. Хрен с ним, Дзюба, может, тоже на что-то сгодится. Он, судя по слухам, за школьную команду топит, а это тоже вклад. Наталья, почему нет? Семеро. ОБЖшник, Михаил Павлович, в соседнем от меня кабинете. Мы иногда общаемся чисто по-соседски, он не то чтобы совсем плохой мужик. Да и из ума в свои сорок не выжил, к счастью. О, Кузяев и Лунёв, как я про них забыл! Конечно, Далер лично мне часто мозг парит, но это поправимо. Рому с вахты посчитать? Ну, короче, если с ним, то одиннадцать человек адекватов. Считай, футбольная команда. Кто-кто, а вот Денис редко искал положительное в любой жизненной ситуации, поэтому от него слышать такие обнадёживающие речи вдвойне удивительно. Впрочем, доля правды в них есть. По сути, всё всегда начинается с малого. Если постараться, поверить в этих одиннадцать человек, которые вполне могут вложиться в своё дело, то общая цель — существование гимназии, вопреки обстоятельствам в виде Кутепова, — может быть достигнута. На их стороне, конечно, не большинство. Всё ещё есть Вагнер, Галина Адамовна, Людмила Анатольевна, глухая и немного странная Инна Юльевна, биологичка Марина Викторовна, которой плевать на всё, кроме собственной заплаты... Но если думать только о них, то они и будут в выигрыше, а Федя в эту школу шёл совсем не для того, чтобы оставлять старые порядки и сводить концы с концами. — И всё же пора, — говорит он. — Половина двенадцатого, ты серьёзно? — говорит уже Денис. — Ладно бы ты два часа назад уехал. Ты представь, во сколько дома окажешься? Оставайся, ладно уж. — И где я тут останусь? — удивляется Федя, вопросительно смотря в сторону гостиной. — В спальне ляжешь. Так уж и быть, потерплю тебя, — немедленно вставляет своё слово Саша, наверное, весь вечер только и ждавший этого момента. — Десять лет терпел, ещё одну ночь точно переживу. Денис на это предложение смотрит с сомнением. Он-то сразу понимает весь смысл плана Кокорина и пытается настоять на том, что Федя, вроде как, гость, а по правилам приличия для него должны создаться максимальные удобства. Кокорин так себе удобен. Но Саша начинает заявлять, что с Денисом на диване он спать боится, так как после всех своих выходок, поставивших Дениса в неловкое положение перед Марио, тот вполне способен придушить друга подушкой. И это, удивительно, но действительно похоже на правду, ведь Денис в самом деле до сих пор злится, просто понимает, что его эмоции не подействуют. Решающее слово остаётся за Федей, которому совершенно всё равно, как, где и с кем сегодня спать, потому что он ужасно устал, а если завтра Кутепов соизволит вновь заявиться, то он будет просто в ужасном состоянии перед ним, и тогда что-то обязательно произойдёт. Конечно, это самые лучшие ночные часы для Саши, который словно возвращается в прошлое двухгодичной давности. Он даже всеми силами пытается не уснуть, чтобы полностью прочувствовать момент, однако усталость берёт своё, не оставляя Кокорину и шанса ещё немного насладиться мгновениями рядом с Федей. Впрочем, это уже хоть что-то, если сравнивать с последним временем. Он ищет любые возможности напомнить Феде о том, как им когда-то было хорошо вместе, ведь десять лет — срок весомый. И пусть Саша в конце всё испортил, он верит, что двух лет было достаточно, чтобы каждый из них переварил, перерос и отпустил ту ситуацию. Сколько бы времени не прошло, кажется, Кокорин всегда будет любить Федю. Когда-то ему удалось его добиться, пусть это было нелегко, но он знает Смолова наизусть, он сумеет повторить свой подвиг. Какую бы цену заплатить не пришлось. — Ощущение, будто нам снова по двадцать, — говорит за завтраком Федя, заинтересованно смотря на светящегося от радости Сашу, заваривающего чай. — Почему? — спрашивает Денис, зевая. Он вообще не выспался, ведь полночи рисовал себе картинки встречи с Марио, а потом ещё с час пытался убедить себя, что это всё из-за интереса, а не ненормальной сдвинутости, похожей на влюблённость. Денис ни в кого никогда не влюблялся, ему слишком много лет для таких глупостей. — Ты что, забыл, как мы первое время жили втроём? Я думал, такое невозможно забыть. Они действительно жили втроём около двух лет. Снимали квартиру, правда, она частенько пустовала из-за того, что друзьям приходилось проводить много времени в разъездах с клубом, торчать на базе и погрязать в тренировках. В квартире они бывали во время зимних и летних пауз, иногда на праздниках, но по большей части только спали в ней. Не сказать, что кто-то скучал по тем временам. Довольно затруднительно жить втроём, когда двое из вас выглядят, как почти женатая пара. Денис вечно чувствовал себя лишним, поэтому и съехал, как только представилась возможность. К тому же, его ужасно раздражали романтично-милые отношения друзей. Денис не умел радоваться за других людей, с энтузиазмом знакомивших его со своей второй половинкой, очередной девушкой, женой, парнем или мужем. Наверное, поэтому друзей у него было только двое, да и тех он иногда терпел с трудом. Каждое их действие, направленное на выражение чувств, выглядело для Дениса огромной табличкой, где красными буквами было написано: «А ты до сих пор один, так никому и не нужен». — Да уж, свою психологическую травму я точно не забуду, — фыркает Денис. — Это ты о чём? — спрашивает Саша, снова начиная мучить несчастный заварочный чайник. — О том, как однажды вы решили потрахаться, а я не успел уснуть. Хотя, может, это было и не один раз. Но, конечно, по сравнению с тем, что произошло на даче, когда вы меня на раскладушке просто, блядь, не заметили... — Денис вздрагивает. — Когда-нибудь я вытрясу с вас деньги за моральную компенсацию. И, главное, вы же ещё удивляетесь, почему я до сих пор ни с кем не встречаюсь. А вы попробуйте воспринимать отношения после того, как рядом с вами постоянно кто-то трахался! — Ты мог бы хоть раз пожаловаться, — говорит Федя. — А то я не жаловался! Вы же, блядь, только головами кивали, а потом опять. Нет, не то чтобы я вас прямо ненавидел за это... Кокорин, да уйди ты от чайника, хватит над ним издеваться! — Пусть развлекается, ты же заварной всё равно не пьёшь, — с улыбкой произносит Федя, и Саша, повернувшись к нему, отвечает такой же улыбкой. Теперь Денис согласен с тем, что они будто вернулись на восемь лет назад.***
На последних двух уроках в пятницу можно совершенно не напрягаться. Во всяком случае, в группе Инны Юльевны. Во второй группе под руководством Елены Алексеевны, говорят, куда сложнее, потому что она действительно учит английскому так, словно каждый из её учеников обязан сдать потом ЕГЭ на высший балл и уехать за границу навсегда. У Инны Юльевны, наверное, в силу возраста уже не было столько энтузиазма, она проводила урок спокойно, размеренно, а больше всего любила не упражнения на грамматику, а тексты в учебнике, которые заставляла переводить вплоть до запятой. Пока группа Елены Алексеевны зубрила все времена и писала кучу эссе в формате ЕГЭ, группа Инны Юльевны сдавала миллиард устных зачётов и вычитывала все тексты учебника. Близнецы даже в этом небольшом классе, располагающемся на застеклённом балконе-лоджии, занимали последнюю парту, буквально упирающуюся в стену, что стул невозможно было отодвинуть без особых усилий. Над Антоном висел какой-то календарь с главным собором Владимира, иногда сваливающийся ему на голову, потому что скотч был таким же древним, как календарь. Кажется, его не меняли с 2007 года. По традиции, парту впереди занимал Дима, но на английском к нему присоединялся Костя, а вот Саша торчал на одиночной парте у окна, тоже последней в ряду. Она вечно качалась, и Головин не всегда успевал уловить момент очередного критического наклона, поэтому его пенал или тетрадь регулярно оказывались на полу. Сейчас Саша занят дописыванием заданий Дениса Дмитриевича, поскольку вчера у него не хватило никаких моральных сил на это. — Короче, в субботу все решили собраться, — сообщает Дима, сидя вполоборота к близнецам. Хотя урок в самом разгаре, подслеповатая Инна Юльевна обычно не замечает происходящего на задних партах. — Все, кроме нас? — усмехается Антон. — Вроде бы, команду чествуем, а условия выдвигаем не мы. — Ну, слушай, скажи спасибо, что кого-то вообще привлекла возможность потусить с вами. Уж я постарался разрекламировать вашу сборную, — не без гордости утверждает Дима. — Я вообще решил, что надо бы сделать фан-клуб, а то вы, как последние чмошники с области. — О, фан-клуб — это тема. И чё, шарфы, плакаты, кричалки будут? — интересуется Костя. — Посмотрим. Сначала народ набрать надо. Кстати, слышали новость? Маша в нашу школу на следующей неделе переводится. Все прекрасно помнят, кто такая Маша. Она была одной из подружек Лики, с которой Дима в данный момент встречался. Когда на вечеринку по поводу дня рождения Димы Лика не пришла из-за проблем в семье, Баринов сильно расстроился и, конечно же, натворил фигни. Например, совсем недвусмысленно целовался с Машей. Это видели, наверное, все, включая Владу — лучшую подругу Лики. Она до сих пор, проходя мимо Баринова, кидала победоносные взгляды, как бы намекая, что может рассказать Лике о его поступке в любой момент, так что, в его же интересах вести себя идеально и любить свою девушку. Ни для кого не стало неожиданностью предположение, что Маша могла перейти в эту школу, чтобы не пересекаться с Ликой. Вряд ли она могла смотреть ей в глаза после того, как целовалась с её парнем. Однако для Димы этот переход стал бы настоящей катастрофой. Влада начнёт следить за ним ещё пристальнее, а ему придётся обходить Машу за километр. — Разве это сложно? Просто не общайся с ней, — говорит Антон. — Она всего лишь подруга Лики, ты не обязан теперь быть с ней круглосуточно. Да и поменьше внимания обращай на Владу, так у неё будет меньше поводов доебаться. — В том-то и дело, Тоха, что это ужасно сложно! Во-первых, я буквально спиной чувствую эту стерву. Да Римма Альбертовна не производила на меня такого впечатления! Во-вторых, понимаешь, я не то чтобы не хотел общаться с Машей. — А Лика? Всё, прошла любовь? — Ну, походу, — неопределённо пожимает плечами Дима. — Я пока ещё не понял, если честно. Просто на той вечеринке я словно почувствовал что-то к Маше. Ну, и мы переписывались потом. Она мне написала с предложением забыть о том, как мы целовались. А там слово за слово, и вот мы уже обсуждаем какую-то херню. Антон хлопает себя по лбу, вздыхая. Дима, как обычно, умудряется влезть в какую-нибудь сомнительную авантюру. Казалось бы, люби себе Лику или расстанься с ней, если она тебе больше не нравится, но нет, надо пытаться усидеть на двух стульях, потому что, видите ли, не определился пока, но шансы терять не хочется нигде. Впрочем, Антону ли судить обо всём этом? Как будто он знает, о чём говорит! — Но там всё прилично, — уверяет Дима. — Ни фоток груди, ни разговоров про члены. Я вообще сам себе удивляюсь, конечно. У меня такие правильные диалоги, вот, наверное, только с тобой, Тоха. — И слава богу, только членов мне не хватало. — А вдруг Маша окажется той самой, которая кардинально изменит твоё мышление? — предполагает Лёша. — Говорят, со всеми однажды случается такой человек. И обычно ты с ним потом всю жизнь. Навсегда. Ну, чаще всего, конечно. — Бля, а вот об этом я не думал, — Дима хмурится. — Чёрт, я пока как-то не готов к «навсегда». Я хочу ещё немного погулять. — А этого никто просчитать заранее не может, — с видом эксперта продолжает Лёша. — Вот, например, я знать не знал, что моя Марго... Не успевает Лёша договорить довольно понятную всем фразу, как Саша вскакивает со своего места, привлекая даже внимание Инны Юльевны. У Головина потекла ручка, запачкавшая ему пальцы и листы с вариантом ЕГЭ. Он выходит из класса, и не проходит минуты, как Инна Юльевна решает его попросить перевести какое-то слово, выделенное жирным шрифтом в тексте. Разумеется, в ответ ей раздаётся молчание, потому что Саша отсутствует, но учительница терпеливо окликает его. Этот абсурд продолжается до тех пор, пока Чалов, сидящий на первой парте, не сообщает Инне Юльевне, что Головин, вообще-то, вышел. Учительница тут же переключает своё выборочное внимание на Федю и спрашивает его, а он, конечно же, знает все выделенные слова, да и текст чуть ли не наизусть вызубрил. — Пожелайте мне удачи, — говорит Костя. — Иду сегодня в логово к нашему злейшему врагу. — Выражайся яснее, — поправляет Дима. — В стойло к Пони. Ну, кстати, я думаю, что его тоже надо пригласить на тусовку. — Нахуя?! — буквально выкрикивает Костя. Инна Юльевна, правда, уверена, что выкрикнул Антон. Каким образом она вообще его заметила? Но в мгновение ока учительница оказывается около их с Лёшей парты. — Миранчук, вы всё знаете? Покажите мне ваш словарь, — Инна Юльевна вытягивает руку. Несмотря на то, что они уже в одиннадцатом классе, всё равно, как первоклашки, должны вести отдельную поделённую на три колонки тетрадь, куда выписывают эти самые пресловутые напечатанные жирным слова, рядом делают их транскрипцию, а в третьей колонке пишут перевод. У Антона такой тетради нет, наверное, класса с пятого, потому что ему лень тратить своё время на такую чушь. Но перевод слов иногда, практически никогда, он выписывает в обычную тетрадь. Её он и протягивает. Инна Юльевна резко вырывает тетрадь из руки Антона, переворачивает её вверх ногами, да ещё и открывает зачем-то с конца. Брови Антона удивлённо взлетают вверх, но он ничего не говорит, ожидая, чем кончится эта странная деятельность. Костя и Дима еле сдерживают смех — они практически всегда посмеиваются над престарелой странноватой учительницей. — Миранчук! — выкрикивает Инна Юльевна. — Где домашнее задание?! — Оно с другой стороны тетради. — Вы думаете, я слепая?! — Инна Юльевна продолжает указывать рукой в пустую страницу. — Здесь ничего нет! — С другой стороны. Дайте, я найду, — Антон хочет пролистнуть страницы, но Инна Юльевна просто забирает его тетрадь, возвращаясь к своему столу. — На перемене вот с этим мы идём к директору. И ничего не хочу слышать! — Охуенно, — фыркает Антон. Такое с ним происходит уже не в первый раз. Ему кажется, что у многих учителей в распорядке дня стоит пункт «Доебаться до какого-нибудь Миранчука», и день пропал, если они не выполнят эту задачу. Почему-то чаще всего прилетает Антону. Некоторые, более здравые учителя, впрочем, любят наезжать сразу на обоих близнецов, потому что перевыполненный план по придиркам, наверное, греет душу сильнее. И из в года в год, из года в год одно и то же. Ну, что ж... Фёдор Михайлович будет очень рад разобраться в очередном маразме посреди дня.