кто в лес, кто по мою душу

Настя тянется к первой карте из трёх в раскладке. Переворачивает. Всматривается сначала в изображение, а потом в лицо Серафима. Внимательно. Обдумывая каждое слово, которое намеривается сказать. —Восьмёрка мечей, — вкрадчиво говорит она, продолжая смотреть на Серафима. Будто его читает, а не карту, — думается Андрею. — Что-то запутанное. Руки у тебя завязаны. И глаза. Свободы нет в чём-то. Не видишь что-то ты. Серафим приподнимает бровь. По его выражению лица Андрей прочитывает, что тот не понимает, о чём пытается рассказать Настя. —Всё я вижу, не правда! — он скрещивает руки на груди. Девушка ничего не отвечает. Только недовольно вздыхает. Открывает вторую карту. В её глазах Андрей видит на мгновение промелькнувшую искру. —Маг, — победно заявляет она, бросив карту перед Серафимом, — магическое что-то ты и не видишь. —Ага, например, твои способности, — беззлобно отвечает Серафим. Тон его намекает на то, что интерес к гаданию начинает спадать. — Ладно, чё там последнее? —И последняя карта, — говорит Настя и переворачивает расписную картонку рубашкой вниз, — королева кубков. Андрей почему-то вспоминает тот уютный вечер, проведенный в этой же комнате. Но в гораздо более приятной обстановке уюта и тепла. Сейчас от той встречи остались лишь полустёртые воспоминания. Но именно тот расклад на таро у Андрея встаёт перед глазами, как самый красочный в мире фильм. И будто всё на места становится. Андрей такого выражения лица у Серафима никогда не видел. Смесь шока, непонимания, какого-то ступора. И той эмоции, когда кажется, что человек сейчас истерически рассмеётся. Он, наконец, отмирает. С его лица уходят почти все эмоции, что успел разглядеть Андрей. Появляется злость. Или, скорее, раздражение. —Что вы сказали? —У чёрта сын – чёрт, — поясняет гадалка, а затем звонко бьёт по столу ладонью. Стоявшие на нём блюдца чуть ли не переворачиваются. — Да за тобой же толпа нечистых тянется! —Неправда! — отчаянно надрывается Серафим. —Твоя мать любимая шалава дьявола. В аду гореть ей вечность, вместе с твоим рогатым папашей! — выплёвывают в ответ. —Не смей так говорить про мою мать! — взрывается Серафим, впечатываясь в стол. И что-то всё-таки с него падает с громким звоном. Теперь, кажется, истерически хочется рассмеяться Андрею. Громко, на весь дом. Но он лишь поджимает губы, в этот же миг разворачиваясь. Покинуть этот дом хочется немедленно. Что он и делает. Резко проходит мимо сжавшейся, видимо, от напряжения, Насти. Она бросает на уходящего встревоженный взгляд. Андрей вылетает из прохода. Перепрыгивает все ступеньки на крыльце. К счастью, не вывихнув ногу. Уходит прочь. До него ещё доносятся из дома звуки криков. А потом, уже в конце улицы, Андрей слышит, как громко хлопает железная калитка. Осознание приходит постепенно. Где-то после часа тупого сверления стены взглядом. Когда спустя время в доме стояла такая тишина, какой никогда не было. Андрей даже невольно прислушивается. Вдруг на кухне что-то бахнет. Но нет. Всё тихо. И опять это желание рассмеяться. Падать на кровать и бить по ней ладонью от льющих через край эмоций. Андрей сам в дом пустил чёрта. За стол посадил и спать уложил. Ещё и покрестить умудрился. Теперь понятно, отчего мавка разрывалась там в реке. Гореть Андрею в аду за это. И никакими молитвами не спасти душу, что чёрту отдавалась. Бросает в холодный пот. У Андрея словно пелена с глаз падает. Господи, что он позволял с собой делать? Его дёргали за ниточки. Безжалостно. Андрей ведь хотел сказать "нет", хотел прекратить. Не мог. Серафим не позволял. Впивался своими глазами и у Андрея контроль забивал. Андрей бы не позволил прикасаться к себе. Он укутывается в одеяло, до треска сжимая ткань. Будто задушиться решил в этом несчастном пледе. Андрей лишь на ощупь понимает – в комнате совсем темно, что укутался в том пледе, что Серафиму когда-то давал. Становится совсем не по себе. Мерзко и противно. Андрей сбрасывает с себя тряпку. Бросает на пол. За ней летят подушки, одеяла, постельное бельё. Это всё нужно перестирать. А лучше сжечь. Заваливается диван в другой комнате. Незакрытая форточка раскачивается, хлопает пару раз. Андрей не поднимает на неё глаз. Ни остаётся ни единого сомнения, что это сквозняк и ни что иное. На улице бушует ветер. Задувает в комнату, леденит в ней воздух, пробирает Андрея до костей под тонкой простынёй. Но это ветер. Просто ветер. И больше ничего. И другого не будет. Просыпается Андрей тяжело. Сколько часов он спал понять сложновато. Но по гудящей голове, кажется, что больше десяти часов точно. С икон на него смотрят лики святых. Андрей чувствует себя полнейшим дураком. Стоял на коленях пред Иисусом, с Сатаной за плечами. В таких случаях обычно говорят «и смех и грех». Больше, наверное, грех, чем смех. И если своё Андрей отсмеялся, то отмолил ещё не всё. И не отмолит. Но и не попытаться не сможет. Андрей зажигает лампаду. И только он собирается упасть на колени, чтобы погрузиться в атмосферу единения с Богом и самоанализа, как в дверь нерешительно стучат. Не много кто к Андрею в этом селе может наведываться. Да и видеть совершенно никого не хочется. Но и стучать не прекращают. Приходится идти открывать. На пороге Настя. Её русые волосы как обычно не заплетены. Правда в этот раз и не украшены ни лентой, ни каком-нибудь венком. Спутываются на несильном ветру попадая на её непривычно печальное лицо. В её руках пищит котёнок и Андрей стразу узнаёт два разных глаза, выделяющихся на фоне чёрной шерсти. —Я знаю, сейчас не время. Но, он один остался, — Настя колеблется пару мгновений, затем вздыхает и как-то раздражённо произносит. — Короче, можно я зайду? —Ладно, хорошо, — сдаётся Андрей. Тем более, Настя не оставляет ему выбора, просачиваясь внутрь вперёд него. В руках оказывается котёнок. Он заметно подрос после их последней встречи. В груди расплывается тёплое чувство. Котёнка хочется прижать к себе, затискать, а потом безмолвно рассказать обо всём произошедшем, будто бы поймёт. Настя была не права, когда сказала, что сейчас не время. Сейчас самое время. —Не боишься чёрного кота заводить? К несчастью, говорят, — со слабой улыбкой спрашивает Настя, сидя у Андрея на кухне. —Церковь не верит в приметы, — сухо отвечает Андрей. Девушка закатывает глаза, чем сразу напоминает Андрею об одном человеке. Не зря он с Настей когда-то сошёлся. Похожи они. —Ты же понимаешь, я не из-за кота пришла. Андрей понимает. Прекрасно понимает, что не уйдёт от неприятного разговора и не запрётся навечно в доме. Насте он ничего не отвечает. Только встаёт из-за стола и отворачивается к окну. —Я вчера услышала, наверное, больше, чем нужно было, — доносится до Андрея со спины. —Я тоже предпочёл бы не слышать всего, — Андрей скрещивает руки на груди. —Андрей, я понимаю, ты в шоке... —Ты знала? — он, не выдержав, перебивает. —Догадывалась, — сознаётся Настя и, наверное, виновато опускает голову. — Тот расклад. То, как на него моя бабушка реагировала ещё до тебя. И вообще, я будто чувствовала что-то... —Замечательно! Все знали, кроме меня, — Андрей возмущённо вскидывает руки. —Серафим не знал. Слова Насти застают врасплох. Ударяют достаточно ощутимо. Андрей совсем забыл о том, что чувствует Серафим. Он же... тоже чувствует. Но он нечистый. А чувства испытывает такие же? —Ему, как и тебе, тяжело... —Ты была у него? — вновь перебивает, поворачивается и заглядывает в лицо девушки. —Кажется, он научился пользоваться замком на входной двери, — Настя улыбается, но улыбка получается вымученной и грустной. — Может, тебе он откроет... Настя, видимо, сказав всё, что хотела, оставляет Андрея в одиночестве. Тот до вечера перебирает ворох мыслей в голове. Ближе знакомится с новым питомцем и даже пытается подобрать ему имя. В голову, как назло, не приходит ничего кроме имени Серафима. И как бы Андрей не хотел об этом думать, душу гложет. Поборовшись с собой ещё несколько часов, он принимает решение навестить Серафима. Уже на улице уверенность в целесообразности решения падает. Андрей останавливается у двора. С другой стороны улицы толпятся соседи. Часть разума понимает, что до него им дела нет, но вторая тревожная половина кричит о том, что стоящий без дела парень у ворот выглядит странно. Если бы здесь стоял Серафим, он бы закурил и не было бы вопросов. А Андрей и курить то не умел. И сигарет у него не было. Пока Андрей мучается с принятием решения, Серафим из дома выходит сам. Андрей замечает его уже идущим куда-то в противоположную от его дома сторону. Куда это он? Да какая разница куда. В конце концов, это не его дело. Однако, что-то подсказывает, что как раз и его это дело в том числе. Андрей выжидает ещё с минуту, чтобы Серафим отошёл подальше и не заметил его, и следует за ним. Путь, по которому идёт Серафим, Андрей почти сразу узнаёт. По нему они не так давно шли на кладбище. Тревога не отпускает, а теперь и набирает обороты. Серафим двигается точно по направлению кладбища. Слава Богу, не оборачивается. Иначе заметить Андрея не составит труда — кругом почти не остаётся домов. Андрей останавливается у плакучей ивы. Растёт она, всё-таки очень удачно. За ней в тени Андрея не заметить. А вот он, сквозь ветки Серафима видит прекрасно. Стоит быть как можно тише. Серафим у самого края кладбища на коленях возле какой-то могилы. Фотографии на ней нет, только крест. Но она всё равно выглядит ухоженней многих вокруг неё. —Почему ты не рассказала... — доносится до Андрея обрывок какой-то фразы. Серафим говорит вполголоса, едва слышно. Андрей переминается на ногах, задевая ветви. Те шелестят, хоть бы не услышал. Но Серафим не обращает внимание. — Я теперь для них монстр... Да? Кажется, Андрей всё-таки тут не к месту. Лучше, наверное ,оставить Серафима наедине. Андрей в последний раз бросает взгляд сквозь ветви, как вдруг чувствует щекотание на левой руке. По предплечью пробегает внушительных размеров паук. Андрей в панике бьёт себя по руке и куда только может. Ладонью зажимает рот, задушено вскрикнув от испуга. Паук куда-то падает или перебирается на другую часть тела, Андрей не знает. Так и продолжает слепо отряхивать одежду. Даже не замечая, как сильно от его движений раскаялись ветви ивы. —Не бойся, они не кусаются, — Андрей подпрыгивает от неожиданности и издает слабый писк, так и не убрав руку ото рта. Голос за спиной невозмутимо продолжает. — Поэтому, я хочу попросить тебя не убивать моих фамильяров, пожалуйста. Андрей нерешительно поворачивается. Прямо в душу на него смотрит пара серо-голубых глаз. Отец Фёдор стоит меньше чем в полуметре от него. Его черная ряса, как с иголочки. Он не выглядит как человек, пропавший без вести. А до этого восставший из мёртвых... У Андрея от шока челюсть ползёт вниз. А в следующее мгновение его грубо толкают в плечи. Андрей отлетает на пару метров. Копчик прожигает болью, приземляется на землю рядом с Серафимом. Тот, будто бы не удивляется появлению Андрея. Бросает на него трогательный взгляд, сведя брови вверх. —Андрей! — с радостью в голосе восклицает Серафим и хватает его за руку. Андрей неожиданно для самого себя резко выдёргивает руку. И больше в сторону Серафима не смотрит. Всё внимание привлекает тёмная фигура отца Фёдора. Он шагает к ним из-под ивы медленно. Но шаги его уверенные и все движения выверенные. —Ах вот ты, падла! — Серафим с гневом бросается на батюшку, но не пробегает и метра. Каким-то импульсом его будто что-то отталкивает обратно. Он со стоном падает слева от Андрея. —Сиди уже, — бросает отец Фёдор. —Вы кто такой? Что вам нужно? — Андрей выплёвывают самые банальные вопросы. Прижимается от напряжения к какому-то кресту. —Мне нужно, чтобы вы перестали заниматься хернёй, — отделяя каждое слово друг от друга, поясняет отец Фёдор. Он наклоняется, заглядывая в лица Андрея и Серафима. Выстреливает взглядом то в одного, то в другого. — Я вам зачем свечки продал? Чтобы вы с иконами гадали? Два идиота! —Откуда ты... — Серафим недоумённо вскидывает брови. —То по полям, то по лесам шастают. Жить надоело? — шипит отец Фёдор сквозь зубы. — Если твой папаша меня к тебе приставил, — он тычет пальцем в грудь Серафима, — это не значит, что я должен бегать и подтирать за тобой сопли. —Приставил? — почему-то переспрашивает Андрей. —Отец? — и Серафим тоже переспрашивает. — Ты знал моего отца. Отец Фёдор будто брезгливо отнимает палец от Серафима. —Ты президента вашего знаешь? —Ну знаю. —Ну так и не задавай глупых вопросов, бесёнок. Андрей видит, как Серафим злобно сжимает кулаки. Кажется, что вот-вот и он плюнет ему в лицо. Отец Фёдор на эту картинку смотрит как-то снисходительно. Такой взгляд Андрею напоминает о том, как взрослые смотрели на него маленького, когда он устраивал протест по поводу дневного сна. —Признаюсь, я слегка разочарован, — снова возвращаясь к своему непринуждённому тону, начинает отец Фёдор. — Я надеялся, что тебе хватит ума заняться колдовством без пинка под зад. —Чего? —У тебя голова болит часто, да? —Ну болит. —И знаки какие-то? Может расклад какой, может тебе ни с того ни с сего ворона жизнь спасает... — Отец Фёдор будто любуется смятением на лице Серафима. —Не продолжай, — понуро буркает Серафим. —Таскаешь за собой кучку сущей, что тебе мать пришила и другим жизнь поганишь, — отец Фёдор кивает в сторону Андрея. — Ты этим всем должен управлять. —И что мне делать? —Охладить пыл и пиздохать к гадалке Лее. Усёк? Серафим кивает и затихает. Взгляд отца Фёдора устремляется на Андрея. Он ещё переваривает информацию, которую только что услышал, поэтому тупо уставляется в ответ. Отец Фёдор вздыхает. —Мда-а, Андрейка. У тебя талант попадать в неприятности, ты знал? И чего тебе в городе не сиделось? —Что вы имеете ввиду? — Андрей слегка пятится назад. —Ты талантливый экзорцист. Зря убежал тогда. Тот бес раны ещё долго зализывать будет. Андрей ничего не отвечает. Только недоверчиво поглядывает на батюшку. —Да чего ты, не бойся, — он ощутимо толкает его в плечо. Рука у него тяжёлая. Это факт. — Если б не я, тебе бы ырка голову откусил, — смешок. Андрей сконфуженно отворачивает голову. Совсем не верится, что всё это время их спасал отец Фёдор. Зомби батюшка, который... Который, тоже бес? —Если нужна работа, я буду ждать тебя в церкви, — пожимает плечами отец Фёдор и распределяется. Поднимает ладонь, ведёт ей по своим волосам рукав рясы скатывается вниз к локтю, обнажая предплечье, покрытое татуировками. Отец замечает на себе удивлённые взгляды и разводит руками. — С выбором земного тела я прогадал, соглашусь. И в тот день Андрей с Серафимом уйдут с кладбища вдвоём, но не сказав друг другу ни слова. Они многое узнали тогда и много узнают потом. Серафим через пару дней появится на пороге гадалки Леи и пропадет. Андрей будет иногда его видеть, идущем по тёмной улице с серьёзным лицом и никогда не поднимающимся взглядом. Андрей всё же решится на поход в церковь. Отец Фёдор будет рад ему. А дальше череда из молитв, рябящих в глазах свечек и одних и тех же лиц односельчан. Маленькая церквушка, хранящая большую тайну. Первый одержимый, за ним второй. За вторым третий уже из другого района. И всё было так. И будет.