кто в лес, кто по мою душу

Отец Фёдор не объявился. Ни в тот день, ни на следующий. Тени по дому блуждали каждую ночь и утро. Андрей терпел. Молился по вечерам, как и всегда это делал. Но обстановка нагнетала. Благо, Серафим вечно рядом ошивался. После всего, вообще почти приклеился. Подолгу держал за руку и рассказывал истории из детства. Андрей тоже. И из детства, и из юношества. Отвлечься получалось. До первого громыхания где-то в дальней комнате. Андрей нервно стучит ложкой по краям чашки, перемешивая сахар. Серафим то и дело одёргивает его, напоминая про вечную мигрень. Андрей на пару минут успокаивает руки. Тревожные мысли никуда не уходят. Нервный тик возвращается стуком другой стороны ложки. Теперь уже по столу. —Не вернётся он, — точно угадывая что крутится у Андрея в голове, успокаивает Серафим. — Утоп, поди, в речке, да и всё. —Из могилы встал, а из речки не выплыл? — Андрей взвинчен. Серафим вздыхает. Ничего не отвечает. Это не первый подобный разговор. А кончается всегда одинаково. Серафим пытается что-то сделать, а что он сделает, когда Андрей вечно себя в опасности ощущает. У Серафима хотя бы вилы есть. А что у Андрея? —Может за полынью сгонять? — предлагает Серафим без какого-либо воодушевления. —За какой полынью? — Андрей что-то слышал о свойствах этого растения. Решил всё же переспросить. Мало ли, что Серафим выдаст. —Настька рассказывала, — он облокачивается на столешницу, как обычно это делает. — У неё бабка разжигает там для своих магических. И над кроватью ещё можно пучок повесть. У неё запах какой-то, что духи не любят. —И что, помогает? —Ну раз бабка использует.

***

Серафим вилы брать не стал, хотя Андрей даже бы против не был. Идти то надо было через лес. На поле заброшенное. То ли соседнего села, то ли, вовсе, бесхозное. Андрей так и не понял. Серафим объяснял дорогу поспешно. По ящичкам на кухне что-то искал. В итоге вынул какой-то перочинный ножичек. Не вила, конечно, но лучше, чем с пустыми руками. Вышли днём. Прошлых ошибок повторять не хотелось. Ещё для комплекта они по лесу ночью не шастали. И так идти по тому же злосчастному пути. Андрей уже ненавидел это поле и даже не пытался задушить в себе греховное чувство. В деревне не осталось ничего святого, когда то, что выдавало себя за святого отца пропало без следа. Оставалось только надеяться на себя. Вешать полынь над кроватью и молиться, в надежде, что Бог услышит. А как услышит то, когда у села церкви нет. Не слышит их Бог. И не видит. Только сделав один шаг в лес, становится как-то холоднее. Серафим твёрдо утверждает, что лес небольшой. И Настя так говорила. Но густой. Тёмный. Хвойные ветви высоких сосен солнечного света не пропускают почти. Перед лицом пролетает Лилит. Громко каркает, взмывает выше, встречаясь наверху с лесными птицами. Вперёд идёт тропинка. Не сильно протоптанная. —Ходить тут особо некуда, — поясняет Серафим. — Даже грибных мест нет. Чем дальше в лес, тем больше дров. И в нынешнем случае это даже не метафора. Всё чаще в глубоких зарослях встречаются сухие деревья. Такие же кустарники. И просто коряги. Тропинка сужается, со всех сторон оплетаясь непролазными дебрями. В какой-то момент пробираться начинают, пригибая голову. Серафим впереди аккуратно придерживает ветки, чтобы Андрею по лицу не зарядить. И впрямь, что сюда ходить. Джунгли. Впереди через сухие ветви Андрей замечает, что свет просачивается. Неужели дошли уже? Нет, оказывается полянка. Серафим весело выпрыгивает на неё. Вокруг всё усыпано какими-то синими лесными цветочками. Природа живая. На контрасте со стеной коряг, глаз радуется даже в два раза больше. Наконец-то приятная местность. И вероятность выколоть глаз куда меньше. —Хочешь впечатлю тебя, — лукаво протягивает Серафим, доставая из кармана ножик и раскладывая его. —Ты знаешь, что выглядишь пугающе? — смеётся Андрей. Серафима он ни капли не боится, но не обратить внимание на шарм лесного маньяка не может. —Естественно, — ухмыляется Серафим. В этот же миг бросает нож вперёд, не сгибая запястья. Тот, пролетев метров десять или пятнадцать, вонзается в ствол дерева. Андрей удивлённо открывает рот. Рукоятка ножа почти сливается с корой, но то, что вошла она ровно по центру не заметить нельзя. За изумлением приходит осознание. Серафим метнул ножик в молоденькую сосенку. Не в старую корягу. Не в высушенный пень. И что-то Андрею подсказывает, что зря он это сделал. Из зарослей доносится протяжный вой и трепыханье крыльев. Андрей дёргается. —Лиля? — Серафим реагирует мгновенно, тут же метнувшись прямиком в глубь зарослей. Вероятно, бедная птица где-то запуталась. —Аккуратнее, — только и успевает выкрикнуть Андрей, перед тем, как фигура Серафима перестаёт видеться. Андрей слышит только звуки шелеста. Ломающихся веток. Испуганный крик вороны. И маты Серафима. Хоть бы не поранился. Внимательно вслушиваясь в то, что происходит в зарослях – мало ли, на помощь позовёт, Андрей топает к дереву. Нужно нож вытащить. Метает Серафим действительно что надо – лезвие вонзилось глубоко. Пару раз потянуть, расковыряв ствол, и Андрей всё-таки вытаскивает злосчастное оружие. Теперь на дереве красуется некрасивая дырка. Звуки тем временем стихают. Ни воя Лилит, ни Серафима не слышно. Тишина. Андрей прислушивается. Ничего. Окликивает Серафима. Молчание. Беспокойство накатывает сразу же. Андрей убирает ветки в сторону. Идёт, вроде, в ту же самую сторону, что и Серафим побежал. Андрей передвигается боком, ветви всё такие же сухие и колючие. И реже не становятся. Наоборот, чем дальше, тем темнее. Вокруг всё цепляется за одежду, царапает. Андрей окликает Серафима ещё раз. Ответа нет. И не понять, в какую сторону двигался Серафим. Ни тебе сломанных веток, ни вороньего пера. Андрей вообще как-то ориентироваться перестаёт. Вокруг всё одинаково. Кривится, когда вляпывается в паутину. Только бы паука не было. Только бы не было. Андрей брезгливо пытается смахнуть с себя липкую белую штуку. Она остаётся на пальцах. В принципе, если тут бродит волк, готовый откусить руку, Андрей с радостью её ему предоставит. Ноги сами несут как можно дальше от паучьего места. Может назад идёт. Может вперёд. Теперь не разберёшь. Паника потихоньку накатывает. Что там обычно делать надо в таких ситуациях? Позвать на помощь? Зовёт. Через каждый метр имя Серафима выкрикивает. На мох посмотреть? Хороший совет, знать бы с какой стороны пришел. С какой стороны там солнце светило? —Я уже подумал, что тебя Баба Яга съела, — Серафим обхватывает его сзади. Андрей, как обычно, вздрагивает от неожиданности. Оборачивается. Серафим жив-здоров. Слегка потрёпан, но точно не при смерти, как уже успел себе накрутить Андрей. Только на щеке царапина краснеет. Андрей тыльной стороной ладони тянется аккуратно стереть капельку крови. И Лилит себя прекрасно чувствует. Сидит на плече, хлопая черными глазами. Перья взлохмачены и все на том. —Серафим, — обращается Андрей, отойдя на шаг, — по мне никто не ползает? Серафим ведёт по нему изучающим взглядом. Смахивает с одежды прицепившиеся палочки и какие-то колючки. Про паука не говорит. Либо его действительно не было, либо Серафим решил не травмировать без того расшатанную психику Андрея. —Ты нахера в кусты то попёрся? — удивляется Серафим, когда они выбираются. Перед ними узкая тропинка. Примерно такая же, по которой они шли. Может, это она и есть, Андрей не успел её запомнить. Узкая и извилистая. Такая же, как и любая другая в заросшем лесу. —Ты не отзывался. —Я же недалеко был. Не был. Андрей бы его увидел. Или Серафим бы его услышал. Но очевидно одно - его не было. Андрею это очень не нравится. Может, стоило поискать полынь где-то в другом месте? Они снова вышли на знакомую полянку. Синие цветы Андрей узнаёт. Только с другой стороны вышли. Благо сориентироваться труда не составляло – поврежденный ствол дерева слева, значит на лево и нужно. Идут почти без разговоров, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Даже Лилит с плеча не улетает, будто опасается. Дорога не меняется от слова совсем. Впереди обзор закрывают корявые ветви хвои. Под ногами хрустят шишки, Серафим их пинает иногда. Потом и это надоедает, наверное. —Долго ещё? Говорил же, что лес небольшой? — не выдерживает Андрей. От одинаковой картинки перед глазами начинает рябить. —Да я мелким сюда последний раз ходил, — пожимает плечами Серафим. — В детстве то по-другому всё воспринимается. Андрей хочет уже развернуться домой. Но молчит. Половину пути они явно прошли. Будет очень обидно так и не дойти из-за каких-то подозрений, которые уже смахивают на паранойю. —Мы пришли уже почти, — уверяет Серафим. И ничего не меняется. Прямая тропинка уходит вдаль. Потом опять сужается. Солнце начинает садится. Без того густой лес потихоньку погружается во мрак. Теперь уже действительно страшновато. И идея развернуться назад кажется уже совсем не импульсивной, а скорее единственной адекватной. Только Андрей открывает рот, впереди начинает видится просвет. Серафим ускоряет шаг, потом и вовсе переходит на бег. Андрею тоже хочется скорее выйти из леса. Шишек под ногами больше почти нет, а сосны теперь разрастаются где-то высоко-высоко. Серафим бежит впереди. Ворона летит с ним почти на одном уровне. Андрей почти не отстаёт. Накатывает чувство лёгкости и какой-то эйфории. Всё-таки темный лес с его мрачной атмосферой действовали на Андрея ужасно. Он чуть ли не врезается носом в широкую спину Серафима, когда тот останавливается слишком резко. —Это что за чертовщина? — ситуацию Серафим описывает с невероятной точностью. По-другому Андрей бы и не описал. Она стоят между двумя соснами. Впереди поле, вдали в сумерках ещё можно разглядеть холм. У Андрея всё холодеет. Они шли прямо. Почему они вернулись в начало? Вслед за шоком, одолевает чувство злости, коего Андрей не позволял себе. Оно накатывает волнами. С каждой секундой всё сильнее. Вместе с ним приходит отчаяние и обида. Хочется пнуть что-нибудь или ударить. —Почему так? — обречённо тянет Андрей. - Почему постоянно что-то происходит? —Здесь что-то нечистое. И не по нашу душу, — Серафим уже по привычке тянется к андреевой руке, чтобы успокоить. У Андрея адреналин бьёт в голову и что-то перещёлкивает. Нечистое, так нечистое. Значит, крайние меры. Через Бога не получилось. Зайдём с другой стороны. *** Настя подскакивает с крыльца, когда к её дому быстрой походкой приближается Андрей. И Серафим плетётся за ним с обеспокоенным лицом. —Вы чего так поздно? —Нам нужна твоя бабушка, — Андрей сразу открывает карты. Не особо церемонясь проходит мимо Насти прямиком ко входу. —Она занята, — девушка преграждает путь. —Андрей, успокойся! — Серафим весь путь это говорил. Но Андрей больше не вернётся в дом, где не чувствует себя в безопасности. Настя сама отступает. Андрей заходит наконец в дом. Дверь прямо по коридору закрыта, как и в прошлый раз, когда Андрей тут бывал. Но на этот раз комната не пуста. Он будто чувствует это скопление энергии. Плотной, тяжёлой. Но даже она не останавливает Андрей не на шаг. Уверенно подойти. Открыть дверь в одно резкое движение. На Андрея поднимает взгляд светлых глаз женщина. Её волосы такие же длинные, как и у Насти. Но кажутся белее снега. На вид Андрей бы дал ей около сорока лет, но ей точно было больше. Потому что взгляд был холодный, цепкий. Такой взгляд бывает у человека очень опытного и очень уверенного в себе. Женщина не произносит ни слова. Смотрит так, будто всё знает. Как смотрят, наверное, все гадалки. —Происходит что-то нечистое! — выпаливает Андрей с порога. — Чтобы он избавил мой дом от этого! Я хочу, чтобы вы связали меня с чёртом... — последнее слово Андрей почти выдавливает из себя. Тон резко становиться тише, будто он боялся произнести его вслух. Лицо гадалки искривляется злой усмешкой. Андрею кажется, что вот-вот, и она рассмеётся ему в лицо. Сам он повода для смеха не видел. Продолжал буравить взглядом гадалку. Кажется, её зовут Лея. Андрей уже набирает воздуха в лёгкие, чтобы обратиться к гадалке по имени. Но она, наконец, отвечает, переставая теребить в руках какую-то веточку. Андрей успевает разглядеть её. Полынь. —Тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами, — лицо её становится ещё более ехидным. Таким, что в холод бросает. Андрей оборачивается. Позади стоит только Серафим.