Мы всегда будем вместе

      Оливер подошел к краю крыши. Носки его ботинок слегка высунулись над пропастью. Да, именно пропастью казались эти тридцать метров. Дыхание было частым. Сердце бешено билось о ребра. Ридель осторожно глянул вниз. Там, по улице, проносились машины, шли люди – парами, поодиночке или компаниями. Все они были заняты своими делами и проблемами: у кого-то отчет на работе, кто-то поссорился с семьей, кто-то просто гуляет. Никто из них даже не подозревает о том, что в этот момент прямо над ними, на крыше небоскреба, стоит человек. И у этого человека уже нет ничего. Именно поэтому ему незачем больше жить.       Слезы наворачивались на глаза сами собой. Оливер даже не пытался их остановить. В горле стоял ком. Но уже не хотелось кричать от страшной боли внутри. Скоро ее не будет. Скоро весь этот кошмар закончится. Всего один шаг – и он очутится рядом с ними, со своими друзьями. Даже не друзьями, ибо они – нечто большее. Почти семья. Самые родные люди. Соленые капли капали с ресниц вниз, обжигая щеки.       Да, все они были одной семьей. Конечно, не обходилось без разногласий, ссор. Но любовь была всегда. Даже сейчас она связывает их всех единой нитью. И эта нить не хочет обрываться – настолько крепка. Из-за нее Оливер теперь находится здесь. Несмотря на то, что пропасть образовалась еще несколько недель назад. Однако до этого он все пытался убедить себя в том, что ее нет. Что все это не стоит того. Но силы кончились. Наверное, Пауль забрал их с собой.       Пауль… Он всегда был главным весельчаком в группе. Озорник. Не проходило и дня без его подколов. Он почти всегда улыбался своей веселой улыбкой, заражая ею всех вокруг себя. Карие глаза никогда не выражали печаль. И это его кривляние, если можно так сказать, на концертах. Почти половина, ну, или треть, всего драйва исходила от Пауля. Порой его выходки немного подбешивали остальных участников группы. Были даже случаи, когда Тилль давал ему легкого пинка под зад, пытаясь немного остудить его пыл. Но тогда Пауль смотрел на вокалиста словно обиженный ребенок лет пяти. Порой казалось, что в душе он таковым и оставался. Любитель пообниматься, и вообще довольно тактильный человек, тем не менее был довольно скромным. Но очень общительным.       Поцелуи на концертах вообще были странной идеей. Особенно этого никто не ожидал от Шнайдера*. Но однако вся группа согласилась. Да и Пауль с Рихардом вроде сами были довольны. Это было очень смелым решением. Все могло вылиться в негатив в сторону группы. Но фанаты оценили это, восприняли легко. Судя по восторженным аплодисментам и крикам, им это даже нравилось.       А Рихард! Рихард всегда был за всякого рода движуху. То одно придумает, то другое. Как только в его голове умещалось столько идей? Когда группа сделала перерыв в творчестве и все отдыхали, Круспе создал новую группу. Он всегда был открытым и душевным человеком. От него лился позитив. Не такой, как от Пауля, а какого-то другого типа. Не шутки, но жизнерадостность. На концертах Рихард почти всегда чуть ли не руководил всем стадионом. Огромная толпа, такая, что различить человека в третьем ряду можно было с трудом, повиновалась одному движению его руки. Поднесет указательный палец к губам – и весь стадион замолчит. Наступит практически полная тишина. Прокричит, когда замолкнут все инструменты, в микрофон: «Ramm..!» И все фанаты, как единое целое, ответят: «…stein!» И это «stein» прогремит громче, чем сам концерт. Каждый раз – как в первый. Каждый раз сердце замирало в груди каждого музыканта.       Кристоф, всегда такой тихий и немного сдержанный, в турах отрывался по полной. Ударную установку не могло заглушить ничто абсолютно. А его лучезарная улыбка и нежные голубые глаза будто бы могли возвращать к жизни любого, даже самого отчужденного человека. От Шнайдера постоянно исходило некое тепло, любовь ко всем. Как, наверное, все барабанщики, он отличался невероятной живостью, хоть внешне выглядел спокойным.       Другое спокойствие было у Тилля. Он был словно река, несущая свои воды по равнине. Невозмутим, но эмоционален. Почти полная противоположность своему образу на сцене. Тилль был из тех людей, которых лучше не выводить из себя. А учитывая еще и то, что сделать это было довольно трудно, можно было только гадать, на что способен вокалист в гневе. Не смотря на это, Линдеманн всегда был очень добрым и отзывчивым человеком. Он заботился о каждом в группе. Может быть, потому, что являлся самым старшим? Но вряд ли бы кто так сказал… Впрочем, одно было несомненно – Тилль как будто чувствовал свою ответственность за все происходящее в коллективе. Вероятно, для него так было проще. Хотя порой было заметно, что это выматывает Линдеманна.       Тут на помощь приходил Флаке. Этот человек, пожалуй, обладал самым что ни на есть стальным характером. По крайней мере, его характер был сильнее, чем у любого другого участника. Как бы в противоречие распространившемуся среди некоторых людей, и части фанатов в том числе, мнении о нем как о слабом человеке, с которым можно было делать буквально все, что взбредет в голову. На самом же деле, если Кристиан чего-то не хотел делать – никто не мог его заставить. Лишнее подтверждение тому – его острое нежелание служить. Ведь Лоренц действительно сделал все, чтобы не идти в армию. Ни одно обсуждение идей для концертов и тому подобного не обходилось без его участия. К Флаке всегда можно было прийти посоветоваться. И он очень редко отказывал в этом. Лоренц был очень общительным человеком, но к шуткам Пауля относился скептически, хотя не мог не смеяться над ними.       А Оливер, похоже, собрал все спокойствие и порядочность группы на себя. В то время, как Тилль вытворял всякие штуки, часто даже непотребные, Рихард зажигал стадион, а Пауль дурачился, Ридель стоял с невозмутимым видом. Иногда казалось, что его вообще никто не замечает. Зато он замечал все. К слову, и вне сцены это был очень тихий и скромный человек. Хотя тоже не прочь был повеселиться. Но что его всегда отличало, так это вечно прямая спина. Идеальная осанка. Где бы он не находился, в какую ситуацию бы не попал, он всегда стоял (или сидел), выпрямившись. Словно ему вместо позвоночника вставили железный штырь. Увидеть Оливера ссутулившимся было практически невозможно. Многие приходили в недоумение: как можно постоянно так прямо удерживать спину? Но Ридель уже просто не замечал этого вовсе.       Концерты были просто фееричными. Каждый раз был словно первый. И, наверное, все в группе, будучи даже уставшими, играли бы еще и еще. Ничто не могло сравниться с тем, что происходило на сцене и в зале. От фанатов шла невероятная энергия. Она отдавалась в душе музыкантов. Незабываемо…       В этом-то и проблема…