Инородный элемент

С того дня мы с Торином начали неумолимо сближаться. Как две планеты, попавшие на общую орбиту. Не сказать, чтобы это происходило легко. Я не могла предположить, чего ждать от гнома. И беспокоилась насчёт того, чего ожидал он. Мои прежние отношения с мужчинами развивались иначе. Мы встречались, обменивались шутками, пили вино. Я всегда знала, как себя повести. Заинтересовать, разжечь любопытство, показать, что хочу большего или, наоборот, остудить. А этот просто смотрел. Причём не тем задиристым взглядом, каким лихой парень окидывает понравившуюся девчонку. И не тем страстным, каким мужчины постарше призывают женщину, с которой желали бы провести ночь. Нет. Смотрел так, как если бы я была куском горной породы, а он бы вдумчиво его изучал. Я порой сомневалась, испытывает ли он обычное, знакомое мне влечение или нет. Это был совсем иной род ощущений. Куда бы я ни пошла, чем бы ни занималась, везде меня настигал его взгляд. И я сама чувствовала присутствие гнома. Даже с закрытыми глазами. Как будто он был пылающим огнём и излучал жар. Понимали ли остальные, что происходит? Не знаю. Бильбо точно не понимал. - Тебе следует поговорить с Торином, - однажды вечером посоветовал он. Была наша первая ночёвка в горах. Она мало чем отличалась от тех, что случались в низине. После выхода из Ривенделла гномы стали осторожнее. Никто уже не пел и не смеялся – вслед за падением старого гномьего царства в этих землях поселились тёмные твари. И хотя наружу они выходили редко, предпочитая передвигаться по многочисленным проходам внутри гор, следовало соблюдать тишину. По этой же причине костры мы теперь разводили в оврагах, чтобы огонь не был заметен со стороны. А дрова очищали от веток и коры, чтобы не выдал столб дыма. Не будь моя голова забита другими вещами, подобные меры меня бы пугали. Темнело. Я клацала зубами, с тоской вспоминая солнце. Днём, когда оно выходило, становилось тепло, даже жарко. Гномы скидывали плащи и куртки. Горные вершины сияли. Но как только солнце садилось, земля остывала. Камни холодели, в расселинах принимался завывать ветер. Мы жались к костру. Снова начались вечера историй. Только уже не про битвы и не про богов. Гномы вспоминали, кто как ходил на охоту. Как напоролся на медведя, улепётывал от стаи волков, как провалился под лёд. Это был мужской мир, полный опасностей и приключений. Женщины в нём хранили очаг, продолжали род или служили игрушкой в бессонную ночь. Слушая гномов, я думала, может они оттого и не упоминают своих подруг, что те мало значат для них. В такие минуты взгляд Торина становился особенно невыносим. Я знала, меня принимают в отряд потому, что так захотел он. Итак, Бильбо сказал, что нам с Торином надо поговорить. Вернее, мне стоит поговорить с ним, поскольку сам Торин ни с кем разговаривать не собирался, это ясно. За последние дни я покрутилась в отряде и выяснила, что пока я страдала, ничего не изменилось. Двалин как не любил меня, так и продолжал не любить. Я не понравилась ему сразу, ещё когда сидела на полу у хоббита в доме, а он просил Торина не подходить. Двалин никогда бы не стал показывать это открыто – я была слишком мелкой сошкой, да и причуды Торина он уважал – но молчаливая неприязнь бритоголового воина ощущалась сполна. Глоин относился ко мне с подозрением. Недолгое перемирие, когда он расчувствовался на полянке у троллей, было забыто. А Бофур как трепался со всеми подряд, так и поступал до сих пор. И только к Торину я не могла заставить себя подойти. Бильбо считал, это из-за того, что меня запихнули в мешок. - Ты упрямишься, как ребёнок, - с укоризной замечал он. – Торин поступил верно, хочешь ты это признавать или нет. Если бы не он, ты бы… осталась у эльфов. Слово «погибла» он не произносил. Надо заметить, что после всего случившегося хоббит изменился. Он часто с грустью смотрел туда, где осталась долина, но никто из нас больше не слышал, чтобы Бильбо мечтал о встрече с её обитателями или вспоминал проведённые среди них дни. Я удивлялась, неужели он так привязался ко мне, что его смутило решение эльфов? Или был разрушен его идеал? Зато Торин мгновенно вырос в его глазах. Прежде хоббит и гном недолюбливали друг друга. Может, Торин остался при своём мнении и теперь, но Бильбо был им восхищён: Торин то да Торин сё. Как он ходит, как он говорит! Сразу видно, порядочный гном. Будучи чист душой, Бильбо думал, все вокруг такие же бескорыстные, как он. Конечно, заметив, что я избегаю своего спасителя, он поспешил меня пристыдить. Только я-то догадывалась, что за герой меня спас. Разумеется, мысли о том, почему судьба столь благосклонна, занимали меня и раньше, ещё до прибытия в Ривенделл. Очень уж гладко всё получилось – одели, обули, никто не тронул. Почти сразу согласились подвезти. После я полагала, что не доставила гномам особых забот. Просила подкинуть в долину? Так они всё равно ехали мимо. Купили лишнюю лошадь? В отряде она и так была бы нужна. Каждый, кто отправляется в дальнее путешествие, берёт лошадей с запасом. Думаю, ещё не один осёдланный пони повредил бы ногу на скользких горных тропинках, не потеряй мы своих раньше, до гор. Вдобавок, все дополнительные расходы, связанные с моим пребыванием в отряде, его предводитель взял на себя. Этим и объяснялось миролюбивое настроение ко мне остальных. Зла я им не замышляла, народы наши не враждовали – в первую очередь потому, что никогда не встречались. А вот чего добивался сам Торин, особый вопрос. На деле я его просто боялась. Этим же вечером, в ночи у костра, разговор вдруг зашёл о любви. Начал его – кто бы мог подумать - самый любвеобильный из нас, Фили. - А я вот верю в любовь! - неожиданно заявил он. После Ривенделла он был весь какой-то тихий. Ко мне почти не приближался, если встречались глазами, отводил взгляд. И тут вот теперь такое… Признаться, я полагала, что парня поднимут на смех. Так бы оно и случилось, находись мы среди людей. Но, к моему изумлению, гномы отнеслись к его заявлению серьёзно. И принялись рассуждать. Я была не права, когда посчитала, что женщины их не интересуют. Оказывается, эти суровые косматые мужчины питали нежные чувства к подругам сердца. И не стеснялись говорить о них вслух. Каждый, кому удалось жениться – а таких в нашем отряде имелось аж целых два! – признавал супругу лучшим, что произошло в его жизни. Остальные их звали счастливцами, встреча со второй половинкой здесь считалась подарком богов. Но всё же что-то в их речах меня смущало. Они как будто не любили женщин вообще, а только оставляли за ними право стать заботливой матерью или женой. Что не могло не волновать. Ведь в сложившейся ситуации роль жены и матери была не для меня. Досадное впечатление усилилось, когда кто-то из старших с усмешкой заметил, что гномские браки не чета тому, как происходит у людей. - Наши женщины себя блюдут. По чужим дворам не бегают, на сторону не глядят. А когда встретят своего единственного, сделают для него всё. Даже в наступившей темноте угадывалось, как глаза гномов прожигают во мне дыру. - А чего такого? – не удержавшись, ввернула я. – Жизнь коротка, а молодость ещё короче. У нас нет двух сотен лет, чтобы поджидать свою судьбу. Вполне естественно, что мы развлекаемся, пока есть такая возможность. Никто ничего не сказал. Под недовольным взглядом Торина я отошла и уселась спиной к соседнему камню, плотно завернувшись в плащ. Разговор затронул во мне неприятные стороны. Дома я никогда не чувствовала себя жертвой. Пускай не всё в жизни складывалось удачно, но сама она принадлежала только мне. Теперь же казалось, что я дышу лишь до тех пор, пока это позволяет кто-то иной. В этом и крылась причина холодности к главному гному. В общем, Бильбо был прав. Нам с Торином следовало поговорить. Только беседы по душам я как раз и опасалась. *** А жизнь, тем временем, текла своим чередом. Особенно теперь, когда я не торопилась её покидать. Не то чтобы я совсем отказалась от этой идеи, однако яркость она потеряла. Я уговаривала себя, что жду, когда мы поднимемся выше. Мы же в горах. На горной тропинке всегда можно «случайно» наступить не туда. Мне было стыдно признаться, что я хочу жить, невзирая ни на что. Возможно, так заявлял о себе призыв «всё или ничего», который с детства вбивался каждому в моём мире. Я с неким ужасом начала понимать, что, оказывается, в прошлом у меня имелись какие-то цели. Иначе почему бы я сейчас не принимала новую жизнь? Потом я наконец разрыдалась. Это произошло на следующий вечер после разговора о любви. Я в тот день окончательно вымоталась и устала. Ходить по горам оказалось совсем не то же, что по равнине. Наш поход, вначале конный, а потом пеший, длился уже, казалось, с незапамятных времён. Кто ж знал, что он никак не готовит к покорению гор. Внизу, когда мы готовились к подъёму, гномы перетряхнули мешки. Нам с Бильбо как самым слабым достались только личные вещи. Остальные тащили в довесок ворованные у эльфов сушёные фрукты, вяленую рыбу и крупу. Я тогда хотела повозмущаться – после Ривенделла, будучи никем в новом мире, я особенно стремилась доказать свою полезность. Но Торин, как обычно, оказался прав. Подъём дался мне тяжело. Приходилось постоянно идти вверх без отдыха и перерыва. Тропа, по которой мы шагали, петляла, отчего склон казался менее крутым, чем был. Но всё равно бесконечное движение в гору утомляло. А когда я смотрела вперёд, над грядой показывались новые нескончаемые вершины и пики. Словно это не закончится никогда. В следующие дни повторилось то же. Впрочем, я стала помаленьку привыкать, что за каждым движением вверх следует плато или спуск. Чаще не менее трудоёмкий, чем подъём - надо было напрягаться всем телом, чтобы не соскользнуть, а любой некстати задетый камень мог прилететь тому, кто внизу. Гномы моих трудностей не разделяли. Лишь только они ступили меж скал, как у них словно выросли крылья. И они легко разогнались, предоставляя нам с хоббитом едва поспевать. Считая, что взяв на себя часть поклажи, они, гномы, и так сделали для нас, что могли. Поэтому через пару дней этого мытарства я, в конечном счёте, разразилась трудными, но долгожданными слезами. Как всегда чуть в сторонке, схоронившись от остальных. Ревела по-детски, уткнувшись носом в коленки, размазывая по щекам слёзы и пыль. Ещё через сутки мы вышли собственно к перевалу. Длинному и тонкому, как стрела. Он рассекал горы надвое, словно кто-то из богов прочертил себе путь. Вступать на него было страшно. В гладких стенах по бокам - ни уступа. Негде спрятаться, если вдруг нападут. Утешало одно – гоблины считали перевал волшебным и обходили за милю вокруг. Однако на рассвете следующего дня показалась преграда. Это огромные скалы, когда-то нависавшие над дорогой, не выдержав снега и ветра, обрушились вниз, преграждая проход. По открытому склону вела еле заметная тропка. Те немногие смельчаки, что отваживались пересекать перевал, нашли способ обойти завал по верху. Меряя взглядом крутую тропинку, я вновь подумала о лошадях. Хорошо, что они потерялись раньше. Будь пони с нами, пришлось бы бросить их здесь. И неизвестно, смогли бы они сойти на равнину. Перед подъёмом нас с Бильбо обвязали верёвкой, прихватив её замысловатым узлом. В себе гномы были уверены. Их подошвы словно прилипали к поверхности гор. Второй конец верёвки хоббита закрепил на себе Бофур. За меня, как всегда, отвечал Фили. Такой же пасмурный и молчаливый, как прошедшие дни. Безмолвно забрал у меня мешок. И я поняла, всё, приплыли. Придётся карабкаться с помощью рук. Торин не подходил. Не проверял, крепко ли затянута верёвка, не говорил Фили, что тот должен быть осторожен. В общем, ничего похожего на ту пору, когда он напоминал курицу-наседку, хлопотавшую надо мной. Фили это тоже заметил. И улыбнулся, как раньше. Мы полезли наверх. Гроза налетела внезапно, когда отряд растянулся на высоте. Небо неожиданно покрылось тучами, стало темно. Потом появились проблески молний и грохнул гром, от которого горы под нами содрогнулись. Спереди передали приказ оставаться на месте, и мы зависли над ущельем на узкой тропе. По тому, как сразу занервничал Фили и как лихорадочно он подобрал свободную петлю верёвки, я поняла, что лучше держаться поближе. И судорожно прижалась к скале. В довершении всего начался дождь. Сначала мелкими каплями, потом покрупнее, и наконец целые пригоршни холодной воды полетели в лицо. Камни быстро намокли, и даже мне стало ясно, что спускаться обратно в такую погоду нельзя. Равно как и продолжать путь. Но вдруг цепочка гномов вздохнула и зашевелилась. Те, кто шёл впереди, обнаружили пещеру. И совсем рядом, буквально в паре шагов. Я потом думала, догадывался ли Торин, какой опасности нас подвергает? Кому как не гномам знать, что просторные сухие пещеры в Мглистых горах редко остаются необжитыми. Однако вероятность сорваться со скал или погибнуть от удара молний была выше, чем возможность повстречаться с обитателями здешних краёв. К тому же Торин рассчитывал на близость перевала, который гоблины, как я упоминала, обходили. Примерно через четверть часа мы уже находились в пещере. Она была широка, достаточно чтобы вместить весь отряд. Пол устлан хрустящим песком. Здесь не было заметно и следа летучих мышей. Двалин поджёг факел из обмотанной ветошью палки и придирчиво осмотрел все углы. Вход в пещеру зарос колокольчиками и мхом, который тут же ободрали сапогами гномы. А значит, до нас здесь давно никто не бывал. Проще говоря, найденная пещера казалась превосходным укрытием. И некоторые из гномов поспешили вознести хвалу какому-то Махалу-Создателю. Что было любопытно, потому как своих богов они упоминали нечасто. Только на подступах к убежищу произошёл страшный случай. Бильбо, идущий по тропе передо мной и Фили, неожиданно поскользнулся и едва не оказался у края обрыва. Если бы не Бофур, мгновенно натянувший верёвку, не берусь предсказать, что могло бы стрястись. Я так испугалась увиденного, что Фили чуть не за шкирку втаскивал меня на площадку перед входом в пещеру. Мои руки дрожали, а колени тряслись. Я тогда поняла, какой же я была дурой, когда думала о том, чтобы спрыгнуть со скал. Внутри оказалось темно и тихо. Костёр разводить не стали. У входа из-за близости молний огонь становился опасным, а в глубине мы могли бы отравиться дымом. Ограничились факелом, воткнутым в трещину на потолке. Из чего я заключила, что если гномы и видят в темноте, особого удовольствия им это не доставляет. Потом принялись отряхиваться и переодеваться в сухое. Я повернулась спиной и последовала примеру остальных. Оголяться среди мужчин оставалось противным, но тело было моим единственным достоянием, и следовало сохранить его здоровым, несмотря ни на что. С остервенением сдёргивая вымокшую насквозь рубашку и всё, что под нею, я думала - теперь мне всю жизнь придётся делать только то, что нужно. А всё потому, что я трусиха и хочу жить. И потому что однажды мне не повезло. Когда сзади раздалось вежливое покашливание, и нога в сапоге Кили пододвинула ко мне мой мешок, а его руки подняли за моей спиной плащ, я была готова расхлюпаться носом от жалости к себе. Сдерживало меня лишь то, что голая ревущая женщина – зрелище отвратительное. И что у мужиков после опасного подъёма раздражённость и так на пределе. Зато позже, когда в скудном свете факела мы расселись в кружок, так, как делали обычно у костра, пожевали сухофруктов и рыбы, запили водой, я немного расслабилась и разомлела. Снаружи бушевала настоящая буря. Гремели раскаты грома и хлестал дождь. Отблески молний долетали до пещеры, вычерчивая невообразимые фигуры от выступающих у входа камней на полу. А внутри было сухо и тепло. Мужчины закурили, заполняя низкий свод терпким дымом. Затянули вполголоса песню. И хотя я слышала их монотонное, немного заунывное пение уже много раз, в этот вечер оно показалось совершенно особым. Я прикрыла глаза, и мне виделось, что весь огромный мир – это мой родной дом. Что где бы я в нём ни находилась, со мной никогда не случится ничего плохого. И что тысячи лет назад мои предки точно так же сидели в пещерах, жгли костры и укрывались от темноты и дождя. Вот так полностью чужой народ смешался в сознании с чем-то знакомым и родным. Позднее, когда все докурили и принялись укладываться спать, я отправилась ко входу и с тупым равнодушием уселась за одним из камней. Мужчинам, как всегда, было легче. Они спускали штаны, целясь прямо над обрывом под дождь. И потом хохотали, что молния может ударить туда. Им представлялось очень смешным помереть в подобный момент. А возвращаясь обратно, чуть не споткнулась о Торина, сидевшего в темноте на песке. Наглотавшись табачного дыма, я чувствовала себя немного пьяной. А потому, вместо того, чтоб пройти, наклонилась к нему. И едва не вскрикнула, когда огромная рука гнома ухватила мою. Упрёки хоббита были справедливы. Мне следовало делать то, что хотел этот гном. А он хотел, чтобы я сидела рядом, и кончиками пальцев, почти невесомо, изучал моё лицо. - Что не так? – наконец спросил он. И я поразилась тому, какой глухой, нечеловеческий у него голос, как будто услышала его впервые. - Зачем ты забрал меня из Ривенделла? Я бы лучше вернулась домой. Наверное, женщина всегда чует свою власть над мужчиной и всегда найдёт способ помучить его. Он отодвинулся и вздохнул. Кажется, ему не приходило в голову, что я не испытываю благодарности за спасение. И, похоже, подобная мысль была ему неприятна. - Ты, видимо, забыла, - несколько резко сказал он, - о том, что тебя там ждало. - Это было бы быстро и безболезненно. Я бы даже не успела ничего понять. Он уставился на меня уже с любопытством. В полумраке пещеры заблестели глаза. При проблеске молнии стало заметно, как много у него седины в волосах. И каким пронзительным, нечеловеческим, кажется его взгляд. Снаружи ещё сильней припустил дождь. Я вдруг показалась себе малолетним ребёнком, который не ведает, что говорит. - Ты не должен был решать за меня. Он чуть ли не вплотную приблизил лицо к моему. - Так нечего было решать! От такого я чуть не задохнулась. Я ведь почти ненавидела его тогда. Если раньше и была какая-то страсть, она умерла. А нового ещё не народилось. Но тут он сказал: - И потом, я могу решать за тебя, я твой Король. У меня распахнулись глаза. - Ты сама так сказала, - самодовольно откидываясь, намекнул он. И я вспомнила нашу встречу в эльфийском саду. Мне стало смешно. Ну не думает же он, что я говорила всерьёз! Я тогда разволновалась, мне было страшно, я была влюблена. Сейчас мне известно, что гномы ответственно, гораздо ответственней людей, относятся к произнесённым словам. А я в тот вечер точь-в-точь повторила те, которыми просят покровительства у власть имущих. За исключением нескольких штрихов. - Я говорила, если бы я могла выбирать! - А ты и можешь выбирать, - заявил он. – У тебя ведь здесь нет Короля. Такая возможность мне понравилась. Очень. Называться не его пленницей, а его… подчинённой. Подобные отношения были мне привычны и ясны. - И что будет дальше? - Пойдёшь с нами до Эсгарота, а там твои соплеменники, они примут тебя. Когда он сказал, что оставит меня в Эсгароте, моё сердце болезненно сжалось. - Благодарю. Где-то снаружи грохнул гром. Да так, что эхо долго прыгало по скалам и ущельям. Гном поморщился и отодвинул меня подальше от входа. Провёл рукой по спине, чтобы не прислонялась к холодным камням. И отправился расталкивать Бофура: «Ты первый в дозор». Я ещё немного оставалась на месте. Вспомнила родителей. Они для меня теперь всё равно, что умерли. Отёрла слёзы. И каким-то шестым чувством догадалась, что горевать о прошлом не буду уже никогда.