Обещай, что мы встретимся снова

«Я готов умереть Убьёшь ли ты во мне всё, что осталось, Чтобы остановить мои страдания». Дорогой кирпичный особняк заливало утреннее солнце, а птицы вовсю сочиняли собственные симфонии, тем самым оповещая всех о начале нового дня. За окном вовсю кипела жизнь: садовник старался ровно подстричь какой-то, не вписывающийся в ландшафт куст, горничная несла бельё из прачечной, а охранник с водителем прятались за колонной, чтобы устроить себе самовольный пятиминутный отдых-перекур. Каждый в этом доме с самого утра занимался делами и хозяева не были исключением. В этом месте жизнь всегда была расписана по часам. Каждый, кто не придерживался установленного временного регламента — увольнялся. Здесь не терпели непрофессионализма, только выработанная с годами точность и готовность к работе — именно это помогало персоналу продержаться в доме Альберихов. Кейа стоял напротив огромного зеркала и пытался завязать себе галстук. Каждое его утро начиналось с ужасных мучений в виде завязывания этой жуткой вещицы вокруг шеи. Иногда парень думал, что затянуть верёвку и то было бы быстрее. Наконец одолев этот атласный ужас, Альберих накинул на себя кардиган, собрал волосы в низкий хвост и пшикнув немного духов за уши и на кисти, вышел из комнаты. Дорога до столовой всегда была унылой или, даже сказать, мрачной: античные статуи полуголых людей — пустые глазницы и застывшие в веках тела; картины — временный промежуток которых был где-то в районе расцвета Барокко. Мать Кейи любила тратить деньги в основном на полотна Рембрандта, Веласкеса и даже Тициана творения которого, было крайне тяжело достать даже с учётом больших связей. Всё это делало этот дом похожим на выставочный зал или подготовленную площадку для съёмки фильма, но никак не на уютный уголок, куда хочется возвращаться. Кейа шёл медленно, чтобы как можно дольше добираться до столовой. Сегодня ему было лень. Он устал поддерживать бессмысленную утреннюю беседу, нужную лишь для того, чтобы создать перед слугами видимость хорошей семьи без отсутствия каких-либо проблем; устал выслушивать нотации отца в свой адрес и, наконец, он устал быть тем, через кого они пытаются реализовать свои мечты. Когда он дошёл до дверей, ведущих в обеденный зал, то его руки затряслись, а на лбу вздулась вена. Неприятно. Он не хотел быть тут. Служанка распахнула двери и оповестив о прибытии Кейи — скрылась. Молодой человек прошёл к своему месту и поздоровавшись с родителями сел трапезничать. Только вот кусок в горло не лез. — Ты ничего не хочешь мне сказать?—Отец Кейи оторвался, наконец, от газеты и стряхнул пепел с медленно тлеющей сигары. — Не планировал. — Кейа даже не взглянул на него. — Ты обязан пойти по моим стопам и вести бизнес! — Мужчина ударил кулаком по столу так, что мать Кейи вздрогнула и что-то залепетала на своём родном языке. — Я закрыл глаза на твои выходки, но тебе двадцать семь — не мальчик, должен понимать, что семейный бизнес важнее детской прихоти. Кейа равнодушно вздохнул и поднял полный безразличия взгляд на разъярённого отца. — Я уважаемый врач, отец, и я не брошу дело всей своей жизни. Снова полный усталости вздох и Кейа вновь уткнулся в тарелку, пытаясь заставить себя съесть хоть что-нибудь. Колупая вилкой какой-то салат, парень поглядывал на своих родителей и думал: как эти люди вообще смогли построить семью? Отец — идиот, который только и умеет, что подлизываться к вышестоящим и заглядывать им в глаза. Наверное они уже привыкли к нему и, скорее всего, из жалости кидают ему обглоданную кость в виде награды. Мать — была оперной певицей, сияла на сцене и на дюжине обложек различных глянцевых журналов. Она могла бы стать кем угодно, быть ярче всех, но её амбиции разбились в пух и прах после брака с придурком-отцом, который из ревности запретил ей заниматься тем, чем она хотела. Теперь всё своё время она проводит дома за просмотром своих старых выступлений или всё ещё пытается сделать из этой, уже давно развалившейся семьи, хоть что-нибудь отдалённо её напоминающее. И как она только не устала? Дальнейшая трапеза прошла в тишине. Кейа ещё немного помучал еду и пожелав хорошего дня родителям, вышел из обеденного зала. Сев в машину, Кейа задумался: почему он живёт так? Как так вышло, что мечта всей его жизни — лечить людей, спасать жизни и вставать на пути у костлявой старухи, разрушая её планы, вылилась в рутину? Как то, чем он грезил всю юность стало чем-то обычным, непримечательным и как он допустил это? Стал циником и сердце своё превратил в сухарь, что давно уже иссох и стал крошиться. Ещё немного и от него останутся одни лишь маленькие крошки, что склюют голодные птицы, так и не узнав, что когда-то эти жалкие крохи были пылающим сердцем, что стремилось биться с жизнью в унисон, что было переполнено мечтами и грёзами и что так жалко, будто дешёвая лампочка в подъезде — перегорело. До работы он добирался около получаса. Всё это время ему названивала надоедливая секретарша, которая никогда не была ему особо нужна, но раз уж он теперь главный врач, то она должна быть. Так ведь заведено у людей? Оставив машину на парковке, Альберих поднялся по ступенькам и вошёл в больницу, где прошла большая часть его жизни. Знакомый запах медикаментов, дезинфекторов и кварцевальных ламп ударил в нос, Кейа лишь раздражённо сдвинул брови и кивнув старшей мед сестре, зашёл в своей кабинет. — Доброе утро, доктор Альберих! — Лола, я предупреждал не названивать мне, если я один раз не поднял трубку. Что из этих слов было тебе непонятно? — Кейа зло ухмыльнулся. — Или тебе нужно тату с этими словами сделать, чтобы ты, наконец, запомнила? — Прошу прошения, — Лола занервничала и опустила голову в пол, чтобы Кейа не увидел её слезящиеся глаза. — я больше не совершу эту ошибку. — Скажи, почему я тебя ещё не уволил? — Я-я не знаю… — Я тоже, Лола. Это последний раз. Кейа прошёл через приёмную и зашёл в свой кабинет громко хлопнув дверью. На столе Альбериха уже лежала гора документов. Он устало вздохнул и сел за рабочий стол, сегодня ему предстоял тяжёлый день: приедет пациент, которого он обещал лечить, а после, если понадобится, и оперировать лично, хоть операция пока что входила только в далёкие планы, но как обычно бывает в его практике — она нужна. Всё же это онкологическая больница и чудеса здесь по щелчку пальцев не случаются. За всё это время, Кейа много раз стоял за операционным столом и столько же раз он чувствовал на своих плечах ответственность за чужую жизнь. Много раз он спрашивал себя , почему он выбрал именно эту профессию, почему не пошёл по стопам отца или же не стал лектором в университете, как ему пророчили его преподаватели? Раздумья Альбериха прервал стук в дверь и писклявый голос Лолы. — Доктор, к вам пришли. Это родители пациента. — Пусть заходят. Мужчина и женщина, возраст которых был примерно около пятидесяти, довольно дорогая одежда, которая уж слишком пестрила логотипами своих брендов и суровые лица. На секунду, Кейа сравнил их с попугаями. Мысленно улыбнувшись, он встал из-за стола, чтобы поприветствовать посетителей. — Доброе утро, доктор Альберих. Я Винтер, а это моя жена Алиса. Мы договаривались с вами о встрече. — Приятно познакомиться. Что ж, я хотел бы более подробно обговорить все нюансы. Расскажите мне, в чем проблема. — Понимаете, с нашим сыном в последнее время происходит что-то странное: постоянно болит голова, усталость, которой раньше не было, а недавно он слёг с ужаснейшей температурой и судорогами! Такого никогда раньше не было, он очень редко болел. — Вы хотите, чтобы я обследовал его? — Да, доктор. Мы хотели бы оставить его в вашей клинике, чтобы вы провели тщательное обследование. — Винтер положил на стол увесистый белый конверт. — Мой сын должен стать моей опорой в сфере бизнеса, поэтому сделаете всё, чтобы он поправился. Лицо Кейи на секунду скривилось в отвращении. Они пришли сюда не потому что действительно заботятся о нем, а потому что он должен стать главным вложением в их дело. Однако он ничего им не скажет, какое дело ему до других, он просто сделает свою работу. — Конечно. — Дежурная улыбка. — Ещё кое-что, возможно вы сможете ему объяснить, что он должен помогать своей семье. — Прошу прощения? Винтер немного помедлил. В его глазах исказился реальный гнев, а кулаки сжались. Алиса сидевшая рядом, взяла его за руку. — Он увлечён живописью, но вы понимаете, что в нашем мире художник — это по сути безработный человек, живущий в своих фантазиях. Кейа дёрнулся и изогнул в недоумении бровь. Алиса, увидев такую реакцию, поспешила сгладить углы. — Мы просто хотим для него лучшего будущего, а вы, как человек серьезный и успешный могли бы немного наставить его на путь истинный. — Я похож на пастыря? — Кейа был в гневе. — Я не собираюсь быть нянькой для вашего сына, вы и так попали сюда вне очереди. Имейте уважение. Винтер придвинулся ближе и подтолкнул к Кейе толстый конверт. — Не забывайте, что я плачу вам за это деньги, доктор. Альберих хотел было что-то возразить, но Винтер и Алиса явно дали понять, что разговор окончен. Все трое вышли из кабинета в приёмную, где на белоснежном диване сидел, теперь уже новый пациент Кейи. — Альбедо, ты должен поздороваться. — Раздражённо бросил Винтер. Парень отложил свой скетчбук, встал с дивана и вяло улыбнувшись, протянул руку для приветствия. — Приятно познакомиться, Док. Меня зовут Альбедо. У Кейи была одна плохая привычка: он судил людей по первому впечатлению. Всегда смотрел на внешность, на манеры, мимику и даже тембр голоса, однако, этот парнишка был довольно странным. Будто не живой совсем. — Взаимно. Зови меня, как тебе будет удобно. — Хорошо, Док. *** Больничная палата приветствовала их своими холодными стенами и таким же воздухом. Белые стены, пол и мебель — удручающе. Альбедо прошёл первым и грустно улыбнувшись провёл рукой по пыльному комоду. — Я позову уборщицу, извини, не доглядел. — Кейа был раздражён халатностью работы своего персонала. — Всё в порядке. Я и сам могу протереть. — Парень пожал плечами и снова натянул улыбку. — Пациент не должен заниматься делами для него не предназначенными — Альберих достал телефон и стал набирать номер Лолы. — Вы всегда такой странный? — Что, прости? От удивления, Кейа чуть не выронил мобильник из рук. — Забудьте. — Снова чёртова улыбка. — Давайте обменяемся контактами на случай экстренной ситуации, Док? — Нет необходимости. Если ты переживаешь, то здесь дежурит большое количество медперсонала и если вдруг что-то случится в моё отсутствие — мне немедленно сообщат, а тебе окажут помощь. Альбедо покачал головой и стал распаковывать свои вещи. Кейе показалось странным, что из личных вещей у него была только пара комплектов одежды, пара средств личной гигиены и скетчбук. Он же тут не на два дня всё-таки. Неужели родители не удосужились хотя бы снэков каких ему положить или ещё чего-либо. Конечно в его больнице есть еда и довольно хорошая, но всё же. Однако он прервал себя на этой мысли. Ему не стоит думать о глупых вещах, засоряющих его голову. — Думаю, моя помощь тебе не нужна. Увидимся позже. Альбедо кивнул и продолжил заниматься своими делами. После того, как с вещами было покончено, Альбедо залез с ногами на кровать и открыл свой скетчбук. Он с детства любил рисовать, разукрашивать и даже лепить. Его всегда интересовало искусство, да и в целом он любил всё, что касалось творчества и обожал творить сам. И у него получалось, пока он не пошёл в колледж. Тогда отец запретил ему думать о профессии художника или скульптора. Единственный путь, который для него избрали родители — банкир. Не то, чтобы это профессия для идиотов, нет, просто Альбедо ненавидел цифры, счёт, возню с документами и прочие штуки. Всё, чего он желал — это укромное местечко, где он мог бы творить и его бы не упрекали в этом. В голове сам по себе возник образ и улыбнувшись ему, парень начал творить. Линии вырисовывались сами. Поначалу хаотичные наброски, штрихи, потом более чёткие линии. Глаза Альбедо горели, а руки будто бы сами знали, что нужно делать. Образ, что всплывал перед глазами, заставлял мыслить быстрее, чтобы не упустить его из своей головы, не пропустить ни единой детали. Впервые за многие месяцы его посетила Муза и он не собирается отпустить её так просто. Заострённый кончик карандаша скользил по листу бумаги, издавая приглушённо-расслабляющий звук. Время будто остановилось. Он видел её, свою идеальную работу. Она стояла у него перед глазами и ему оставалось только ухватиться, завладеть ею, как самым желанным трофеем. Впервые за очень долгое время его глаза снова заблестели и засияли, будто у совсем юного мальчишки. Прошло несколько часов. Медсёстры принесли ему обед, однако, парень даже не заметил, как к нему несколько раз заходили в комнату. Сейчас он пытался ухватиться за последний фрагмент, что утекал из его сознания. Без него вся работа, кажется, будет бессмысленна. Альбедо хмыкнул. Муза сочла его ничтожным творцом и покинула также быстро, как и появилась. Ему не нравилось. Не хватало нескольких деталей. Без них, этот эскиз можно было бы просто выкинуть или использовать вместо туалетной бумаги, хоть где-то поможет. Альбедо нахмурился и откинулся на спинку кровати. Тело горело, наверное снова температура. Возможно будь у него хорошее настроение, он бы всё-таки позвал медсестру, чтобы она дала ему жаропонижающее или ещё что, но сейчас он просто включил плей лист с песнями “The Neighbourhood” и укутавшись в одеяло, чтобы хоть немного унять озноб во всём теле уснул. *** Обещанный семье ужин — был успешно испорчен. Нет, никто не подрался или напился, а Кейа не высказал своему отцу всё, что о нем думает, совсем нет. Так вышло, что Альберих просто-напросто не пришёл. Это был не обычный семейный ужин, — это было знакомство с его будущей невестой. Когда парень узнал, что ему уже подобрали партию и уже даже заплатили часть денег за свадьбу, на которую он даже не соглашался, то рассмеялся и в одночасье принял решение больше никогда не появляться в этом чёртовом доме. Пока родители сидели в ресторане и строчили ему гневные сообщения о том, что он опаздывает уже на добрых полчаса, Кейа стоял посреди своей комнаты с чемоданом и оглядывался по сторонам. Вещи и документы были собраны. Всё казалось таким нереальным. Он покидает место, в котором вырос — это всегда так волнительно и воодушевляюще? Альберих посмотрел на стены, увешанные плакатами любимых групп, сериалов, аниме и ему даже стало немножечко грустно. Он оставил здесь частичку себя, свои переживания, свои победы и поражения. Всё это он не сможет забрать с собой, как бы не хотелось, однако, у него хорошая память и все эти воспоминания будут храниться в его голове, пока одним солнечным утром его не схватит маразм или деменция. Улыбнувшись своим мыслям и последний раз окинув комнату взглядом, Кейа вышел и тихонько прикрыл за собой дверь. Эта глава окончена, театр одного актёра перестал функционировать. Всем спасибо. Он мчался на своей машине по ночным дорогам города. Пустынные трассы освещали старые фонари, что своим тусклым оранжевым светом создавали ещё большую атмосферу. Ветер колыхал волосы, а счастливая улыбка играла на его губах. Он свободен. Возможно завтра к нему в кабинет завалиться его отец с криками и угрозами, но его это мало интересует. Он больше не будет играть в эти игры в поддавки, хватит. В кои-то веки за свои почти тридцать лет, он почувствовал эти волнующие бабочки в животе от чувства счастья или же свободы, а может быть неизвестность так будоражила его: как отреагируют родители, что напишут в статьях, попытается ли отец закрыть его клинику и лишить всего. Все эти мысли проносились у него в голове с невероятной скоростью и заставляли улыбаться ещё сильнее, ещё ярче. Сам того не замечая, Альберих подъехал к зданию своей клиники. Оставив машину на подземной парковке, он пританцовывая зашёл в здание. Тишина и запах дезинфекторов снова встретили его с распростёртыми объятиями и Кейа на секунду подумал, что ни за что не согласился бы променять его на что-то другое, хоть в последнее время работа не приносила былого удовлетворения. Он прошёлся по коридорам и даже зашёл на склад, проверить наличие различных препаратов, перевязочных наборов, инструментов. Потом прошёл к стойке регистрации, побранился на своих работников и самостоятельно расставил по алфавиту все истории болезней и медицинские карты. Время уже близилось к утру и Альберих решил заглянуть в крыло, где находились вип палаты. Именно там лежал его особый пациент, за которым Кейе придётся наблюдать в течение довольно долгого времени. Альберих тихонько приоткрыл дверь в отделение и прошёл к палате под номером 205, именно в неё он определил Альбедо. Дверь в палату была приоткрыта, доктор аккуратно зашёл и мурашки пробежали по его телу: его пациент сидел на подоконнике, свесив ноги из окна и смаковал сигарету. Сказать, что Кейа был зол — не сказать ничего. Во-первых, какого чёрта он снял защитную сетку, стоявшую на окне, во-вторых, кто разрешал ему курить, ну и в-третьих, этот идиот болен, однако, сидит под холодным ветром в одной рубашке. Альбедо заметил каменное лицо своего доктора и засмеялся. — Доброе недоутро, Док. Хотите сигаретку? — Альбедо приоткрыл пачку и протянул её Кейе. Глаза Альбериха расширились. Он не понимал, что это — наглость или же тупость, его и так перегруженный мозг метался меж двух вариантов сразу. Однако он ничего не сказал Альбедо, даже не упрекнул его. Кейа стал подходить к окну и и под ногами что-то зашуршало. Нагнувшись он поднял скомканный листок и развернул его. Это было что-то похожее на эскиз, однако, было трудно разобрать, так как, скорее всего, в порыве гнева Альбедо всё это перечеркал. Таких скомканных листов оказалось безумно много, — они валялись на кровати и на полу. Из-за ветра, гулявшего по всей палате, листы бумаги, вздымались к потолку и кружились, пока медленно не упадут обратно. — Не обращайте внимания на этот мусор, Док. — Бросил равнодушно Альбедо. — Эти эскизы довольно красивы, зачем ты так? — Видимо, вы совсем не понимаете в искусстве. — Он ухмыльнулся. Кейа немного стушевался. Обычно все в детстве и юности хвалили его за тонкое чувство прекрасного, а тут на тебе. — Таким мусором только задницу подтирать и то не факт. — Альбедо закурил ещё одну. Кейа подошёл ближе, взял из пачки сигарету и нагнулся, чтобы Альбедо мог прикурить и ему тоже. — Мне плевать, что у тебя такого случилось в моё отсутствие, но это в последний раз. — Кейа сурово глянул на своего пациента и выдохнул дым. — Док, вы такой зануда, ужас! — Я просто следую правилам. Если бы их не было, то всё в этом мире погрязло бы в хаосе. — В хаосе тоже есть своя толика прекрасного. Тем более, разве вы сейчас не нарушаете эти ваши, так называемые, правила? — Я просто помогаю пациенту скрасить его досуг. Альбедо засмеялся. — Повезло же мне с доктором. Кейа посмотрел на своего собеседника: худое тельце, тёмные круги под глазами и тонкая кожа, через которую он мог видеть узоры его вен, волосы пшеничного цвета, которые переливались при свете Луны — он был красив, определенно, а ещё он был талантлив. Один раз взглянув на его наброски, Кейа уже влюбился в его стиль рисования, наверное, выставляй Альбедо свои работы в галерее, то у него было бы безумно много фанатов. Скорее всего он и сам это понимает, однако, отчего же он так строг с собой? Альберих никогда не мог понять, как работает мозг у людей искусства. Ему всегда хотелось узнать, что же творится в голове у гения, как текут его мысли, каким образом им в голову приходят идеи и вдохновение для создания шедевров. Всё это было для него настолько таинственным и загадочным, но в тоже время бесконечно интересным. И интересным настолько, что будь его воля, он бы часами наблюдал за тем, как создаётся будущий шедевр. Они сидели в тишине, слышно было только, как шипит бумага при каждой затяжке сигаретой. — Вам нравится то, чем вы занимаетесь, Док? Вопрос показался очень громким в этой обволакивающей тишине. Кейа даже вздрогнул. — С пятнадцати лет я мечтал помогать людям. Я не гнался за славой или деньгами, я хотел просто помогать, быть полезным. — Вы говорите в прошедшем времени. — Альбедо лукаво улыбнулся. — Возможно долгие годы за операционным столом сделали из меня бездушного человека. — Кейа привалился к стене и снова затянулся. — Сейчас я не испытываю былого удовольствия, просто делаю свою работу. — Вот как. Говорят, если твоё любимое занятие тебе наскучило, значит ты стал в нём мастером. — Чушь, врачи учатся всю жизнь. — Тогда, что же стало с вами? Кейа не ответил. Их разговор длился до самого рассвета. Они говорили и говорили до тех пор, пока за дверью не послышался шум и разговоры персонала. — Думаю, мне пора. Скоро будет обход, поэтому прошу тебя, убери тут всё. — Конечно-конечно, не переживайте. Кейа кивнул и уже было вышел за дверь, когда его окликнули. — Может будете иногда составлять мне компанию? Он улыбнулся своей самой милой улыбкой, что заставило Кейю стиснуть зубы и кивнуть. Всё-таки он слабой души человек. Не может устоять перед интересным собеседником, который способен просто выслушать его, при этом ничего не прося взамен и не критикуя. *** Звук подъезжающей машины Кейа узнал сразу. Не то, чтобы у него было уж совсем плохое детство, чтобы по шагам или ещё чему определять, кто идёт, но машину своего отца он узнаёт из тысячи. Альберих вздохнул, убрал со своего стола все статуэтки и важные документы и стал ждать. Через пару минут в приёмной послышался шум, а затем и нецензурная брань. Отец орал на Лолу, которая всеми силами пыталась ему объяснить, что доктор Кейа Альберих сейчас занят и посетителей не принимает. — Всё в порядке, Лола, — Кейа выглянул из-за двери. — этот человек, вроде как, мой отец. Отец Кейи поправил воротник и толкнув плечом стоявшего в дверях сына, прошёл в кабинет. Альберих закатил глаза и закрыл за ними дверь. — Ты что о себе возомнил, придурок? Мы ждали тебя два часа! Помолвка расторгнута, а контракт всей моей жизни заморожен на неопределённый срок! — Сочувствую. — Кейа устало вздохнул и опустился в кресло. — Сочувствуешь? Как мне людям в глаза смотреть? Ты ещё и из дома удрал, да тебе же жить негде или будешь в этой сраной клинике ютиться? Знай, я денег тебе не дам, ты всего лишился, понял! — Понял. — Глаза парня не отражали абсолютно ничего. Полное безразличие. Альберих смотрел на своего отца, который с пеной у рта доказывал, насколько он ничтожен и ничего большего не добьётся. Было бы неплохо, если бы его отец стал клоуном, ему бы подошло. Хотя, скорее всего, многие дети его бы просто испугались. Эта мысль позабавила парня и он улыбнулся. — Тебе смешно? Гадкий ублюдок, знай, я заблокировал все твои карты, живи теперь как хочешь. И ещё, я сделаю всё, чтобы эту дыру закрыли к чёртовой матери! — Отец Кейи всё распалялся и распалялся. Его крики, наверное, уже услышали все пациенты. — Я буду ждать, отец. За дверью снова послышался шум и дверь кабинета открылась. На пороге стоял Альбедо, держа в руках подушку. Он устало зевнул и потёр глаза. На голове у него был полный бардак, а милая пижама с персиками смотрелась ещё уморительней. — Прошу прощения, уважаемый, но не могли бы вы заткнуться? Ваш сын всю ночь не давал мне уснуть, а теперь ещё и вы мешаете. Если бы Кейа умел рисовать, или у него был бы под рукой телефон, то тут же бы стал делать набросок или же фото ошарашенного лица своего отца: оно покраснело и вытянулось, а глаза, того и гляди, выкатятся из орбит. Альбедо же стоял напротив него с совершенно невозмутимым лицом, будто бы и не сказал ничего такого. Пыхтя и ругаясь про себя отец Кейи в спешке выбежал из кабинета крича что-то о закрытии клиники, а сам Кейа больше не мог держать лицо и вовсю рассмеялся. — Теперь они от меня точно откажутся. — Альберих вытирал рукой выступившие слёзы. — Да я же ничего такого и не сказал. Всего лишь правду. — Альбедо в недоумении склонил голову в бок. — Ну, то что я не давал тебе спать — это неправда. — Немного приукрашенная правда, чтобы спасти вашу милую душу, Док. — Он мило подмигнул. — Что ж, спасибо. Ты пришёл только поэтому? — Вообще-то у меня назначен осмотр на одиннадцать утра. Кейа перевёл взгляд на часы, стрелки которых уже перевалили за двенадцать. — Чёрт возьми! Прости. — Ничего. Так мы всё же пойдём? — Да. Дай мне минуту. Кейа накинул на себя халат, взял пропускную карту и попросил Лолу никого больше не впускать. Теперь всё готово. Они вышли из кабинета и всю дорогу до центра исследований, Альбедо подкалывал Кейю на счёт их, уже новой, стадии отношений, тот лишь фыркал и изредка пихал своего подопечного в бок. Если бы их кто-то увидел, то с уверенностью бы сказал, что эти двое знают друг друга уже много лет, но никак не пару дней. *** МРТ* сделанное с контрастом, КТ* и прочие вещи не дали никакого результата. Альберих всё ещё не понимал, что именно происходит с Альбедо. Прошло ещё примерно две недели. Они проводили вместе каждый день. Кейа заходил к нему в палату по вечерам и каждый раз они находили новые темы для разговоров. Он узнал, какой у Альбедо любимый цвет, фильм, музыкальный жанр, художник, автор, эпоха живописи и литературы — всё это было ему действительно интересно, а Альбедо, немного краснея, рассказывал это хоть и со скрываемым, но удовольствием. Альбедо было комфортно проводить время с этим, на первый взгляд, чёрствым парнем. На самом деле он вовсе не такой: он просто не привык к тому, что в нем заинтересованы или же видят в нём личность. Они, наконец, обменялись номерами и теперь ни один день не проходил без сообщения друг от друга. Засыпая, Кейа отправлял ему банальное «Добрых снов.», а в ответ получал такое же, только с милым котейкой и подписью «Ты». Такое общение продолжалось довольно долго и всё было хорошо, пока в один из дождливых дней Альбедо не простудился. Несмотря на угрозы Кейи, парень всё равно спал с открытым окном и не укрывался одеялом, как наказывал ему доктор. От: Маленький гений (22:03) [Неважно себя чувствую. Лягу пораньше. Доброй ночи, Док.] Кейа нахмурился. От: Лучший Док (22:05) [Я говорил тебе закрывать окна! У тебя ещё и ноги постоянно мёрзнут. Завтра привезу тебе тёплых носков и пару толстовок.] [И тебе доброй ночи.] На этом их переписка закончилась. Кейа, чувствовавший некоторое волнение, на всякий случай попросил медсестёр регулярно посещать палату Альбедо, чтобы проследить за его самочувствием. Немного поворочавшись, ему всё же удалось заснуть. Его чудесный сон прервало сообщение. Оно было от старшей медсестры, где она говорила о том, что его пациенту плохо. Кейа не раздумывая бросился к двери и выбежал из своей съемной квартиры обратно в больницу в том, в чём мать родила. Машина неслась с огромной скоростью, нарушая все возможные и невозможные правила. Кейа не понимал, почему всё это происходит с Альбедо, хотя все анализы чисты и его можно хоть сейчас отправлять домой. Проехав на красный и чуть не сбив пешехода, Кейа выругался матом и бросив машину где-то посреди улицы бросился к дверям клиники. Он не понимал, почему бежит туда сломя голову, не понимал, почему так волнуется и почему так хочет быть рядом, помочь справиться с этим. Альбедо был будто прикован к кровати и тяжело дышал. Его кожа была бледнее постельного белья, на котором он лежал. Альберих положил руку ему на лоб и понял, что у него очень высокая температура. Проведя ещё ряд манипуляций, Кейа всё же решил поставить ему капельницу, так как судя по тяжёлому дыханию, болезненным и тяжёлым стонам, Альбедо мучался от жуткой боли. Осторожно введя иглу, Кейа обмотал его руку бинтом, чтобы во время сна он не поранил себя. Альберих сел рядом и стал наблюдать за тем, как неспокойное и прерывистое дыхание парня сменяется на более умеренное. Его грудь вздымалась уже не так часто, пульс становился ровнее, а температура постепенно начинала спадать. Кейа всё ещё держал его за руку и всматривался в это уже безмятежно спящее лицо. Альберих убрал со лба Альбедо мокрые от пота прядки и улыбнулся. Сейчас он был действительно счастлив, что всё закончилось и Альбедо больше не испытывает эту ужасную боль. Сев на стул рядом с кроватью он ещё сильнее сжал его тоненькую ручку в своей. Так пролетел час, потом ещё один. Альберих даже сам не заметил, как сон свалил и его. Альбедо проснулся посреди ночи, чувствуя чьё-то присутствие. Открыв глаза, он не сразу понял, что произошло и почему он чувствует себя не на двадцать два, а на все пятьдесят, но оценка собственного состояния отошла на второй план, когда он увидел Кейю. Он крепко держал руку Альбедо, а его голова мило покоилась у него на коленях. Он спал так крепко, что будить его было бы преступлением, а мило вздымающийся нос даже рассмешил Альбедо. Потянувшись к его волосам, парень долго не решался прикоснуться к ним, но собравшись с духом он провёл рукой по этим гладким, цвета бездонного моря волосам и убрал несколько прядей с его лица, чтобы ещё отчетливее видеть его. — Знаешь, я бы прямо сейчас написал твой портрет. — Альбедо говорил шёпотом, нежно проведя пальцами по скуле Кейи.— Прости, что втянул тебя в мою глупую жизнь. Альбедо трясущимися руками чиркает зажигалкой, подкуривает сигарету и снова начинает гладить Кейю по голове, будто успокаивая себя самого. После длинных затяжек, парень отложил сигарету и взял в руки свой скетчбук. Ему было страшно. Страшно, что он не сможет; страшно, что всё испортит, он настолько был неуверен в себе, что готов был заплакать. Однако годы рисования не могли подвести в отличии от него самого. Грифель карандаша скользил из стороны в сторону вырисовывая плавные линии, а после превращая их во всё новые и новые детали. Альбедо был предельно сосредоточен, именно сейчас, глядя на лицо того, кто дарил ему неиссякаемое вдохновение, кто был его поддержкой и тем, кто остался рядом даже в тяжёлые времена. Они знакомы совсем недолго, но эта странная связь, что притягивает их всё сильнее — поистине удивительна и, в какой-то мере, Альбедо безмерно благодарен ей. Рука скользила по бумаге намечая новые детали и убирая все недочёты. Альбедо казалось, что он не ничтожен, что у него тоже есть шанс засиять, показать родителям и всему миру, чего он стоит, а потом, наконец, сказать спасибо тому, кто стал для него личным солнцем. Парень снова посмотрел на сладко спящего Кейю и улыбнулся. Его длинные ресницы слегка подрагивали, а брови немного хмурились, — это ещё больше рассмешило Альбедо. — Что же тебе такое снится? Он не мог отвести взгляда от этого прекрасного лица и наклонившись совсем близко провёл губами по его щеке. Это казалось нереальным, таким странным и непривычным, но в то же время таким чувственным, милым и нежным, что сам Альбедо готов был раствориться в этом чувстве. Отстранившись, парень продолжил доделывать свой набросок. Он старался доделать всё как можно быстрее, но в то же время хотел передать всю чувственность момента и самой работы в целом. Однако липкое ощущение чего-то плохого окутывало его и пронизывало до самых глубин. Он боялся не успеть. Боялся упустить последнюю возможность. Резко нахлынувший страх выбил Альбедо из колеи. Руки затряслись и ровные штрихи стали походить на детские кляксы. Парень тяжелее задышал, сжав карандаш ещё сильнее и продолжил. Чувство тревоги душило его, а странная «сухая» боль, будто надевала на него ошейник. — Нет, прошу, дай мне закончить. — Он взмолился сквозь слёзы. Дело его жизни. Работа его жизни, которую он представлял в своих снах. Он обязан, обязан перенести этот эскиз на холст. Он обязан получить признание, доказать, что это не зря. Мысль прервала ужасная боль, что сковала его суставы, а руки будто выворачивала на 360 градусов. Спазм был настолько сильным, что всё его тело задёргалось, будто в эпилептическом припадке. Он закусил край кофты, чтобы заглушить свой отчаянный крик. Карандаш, который Альбедо так неистово сжимал, выпал из его рук и со стуком упал на пол. Только вот для Альбедо этот карандаш издал такой звук, будто обрушилось целое здание. Прямо сейчас, смотря на этот карандаш, он понял, что его мечты разрушены. Трясущиеся руки выворачивало ещё сильнее, только вот Альбедо плакал не от боли, а от отчаяния. То, чем он грезил последнее время разрушилось в пух и прах из-за его идиотской болезни. Альбедо взглянул на Кейю и нагнувшись вперёд уткнулся своим лбом в его. Он тяжело дышал, а слёзы текли по щекам. Скрипя зубами он сдерживал полный боли крик и криво улыбался. — Кажется, мои руки предали меня. — Тяжёлый вздох, полный невосполнимой утраты. — Теперь я не смогу нарисовать шедевр, который ты так хотел увидеть. — Вымученная полуулыбка. Он поцеловал его в лоб и слёзы отчаяния снова встали тёмной пеленой перед глазами. Он больше ничего не сможет сотворить. Для него двери мира искусства, теперь, закрыты навсегда.