Обещай, что мы встретимся снова

«был только один человек который ненавидел каждый кусочек его души и это был он сам» Незаметно пролетела осень и всё ближе подкрадывалась зима. Та самая: холодная, темная и последняя. Альбедо сильнее кутался в плед. Каждую секунду его жар сменялся на жуткий озноб и обратно. Зубы стучали друг о друга так сильно, что не было слышно собственных мыслей. Единственное, что он всё ещё мог держать в голове — картина. Незаконченная за осень и ещё не начатая зимой. Та самая, что стоит посреди его студии и нахально смотрит ему в глаза, выжигая сквозь них его душу. Голова сильно болит то ли от температуры, то ли от медленно расползающейся по его телу заразе — готовой разлететься мелкими, ядовитыми осколками и разорвать всё тело изнутри в клочья, оставив оболочку нетронутой. Все-таки, ложась в могилу нужно выглядеть элегантно. Альбедо злился. Злился на себя за собственную никчемность и бездарность. Злился, что не может, не видит, не чувствует так, как хотел бы чувствовать. Ему было противно, что в погоне за эфемерными образами, прекрасной нимфой и наслаждениями — потерял себя. Понемногу растратил частицы своей души. Оставил немного бродяге в переходе, что рисовал дешевые портреты. Потом отсыпал немного своей первой любви, затем отдал большую часть родителям, дабы отплатить за своё непрошеное рождение и потраченные деньги на няню, а ещё кружки по риторике и ораторскому искусству. Он отдавал без остатка, чтобы погасить долги, которые тяготили его и камнем лежали на сердце. Он раздал себя по частям, чтобы стать свободным. Только зачем свобода, если души, что должна будет ей насладится уже не осталось? Юный гений сидел в углу своей студии и курил. Клубы дыма тут же уносило сквозняком в открытое окно и они растворялись где-то в воздухе. Пахло маслом, ацетоном, немного гарью и ещё чёрт знает какой дрянью. Сам Альбедо давно пропах этой смесью и будто сроднился с помещением — стал его частью. Испачканные в краске руки держали мундштук и немного дрожали. Слабость накатывала волнами и он никогда не мог угадать высоту или же силу этой волны, что собьёт его с ног. Хотя это и не было важно. Он утонет в любом случае. В голове постоянно вертелись кадры их с Кейей ночи и от этого щеки художника начинали гореть, однако, лицо старалось не выражать никаких эмоций. —…слишком дорого… — пробубнил Альбедо себе под нос, когда прилагая неимоверные усилия поднялся с пола и скинув с себя плед, вновь взял кисть в руки. Каждый мазок болью отдавался в его теле, а он смеялся. Смеялся, когда очередной заряд электрического тока проходил через все тело. Смеялся и тогда, когда своими нестрижеными ногтями колупал недавно зажившие шрамы, а из них вытекала алая жидкость и капала в растворитель или на палитру. Глупо. Получать эмоции только чувствуя боль — это то, чего он желал? Нет. Однако — это то, что он может себе позволить, так ведь? Тоже ложь. Он просто трус. А ещё лжец. Его ложь обязательно раскроется. Сколько не скрывай и сколько не усердствуй… Дверь скрипнула и скачущие по стенам тени уползли в глубь комнаты, а шёпот, исходящий от картин — утих. — Ты снова бездельничаешь? Альбедо прикрыл глаза и вдохнул полные лёгкие воздуха. Шумно выдохнул и перевёл пустой взгляд в дверной проем. — Приветствую, отец! Вы заблудились? — Не думаю, что ты имеешь право так нахально со мной говорить. — седина уже кое-где брала верх, а уставшие глаза смотрели под ноги и никак не перед собой. Отец Альбедо оставил образ простого человека где-то на закате своей молодости и приклеил на себя маску человека занятого и серьезного. Смешок. Альбедо слишком устал на него смотреть. — Я немного занят. — Я не отниму много времени. — мужчина важно прошёлся из стороны в сторону и скрестив руки на груди глянул на сына. — Что с тобой происходит? Вопрос вгоняющий в тупик и одновременно дающий огромное пространство для мыслей. С чего бы начать? Сказать все, как есть или же утаить самое сокровенное. Оставить гниль догнивать дальше, подпитывая всё новой и новой грязью, дабы разрослась побольше и укутала всё это тленное тело своими огромными лапами, что разлагают всё живое. Интересно, насколько его хватит? — Со мной всё в порядке. Немного нервничаю перед своей первой выставкой. — прячет руки за спину. Маленькие капли крови, стекающие вниз неприятно щекочут внутреннюю сторону предплечья. Хочется завыть. —Твоя жемчужина еще не готова, — он взглядом прошёлся по холсту посреди студии. — Это будет провал, не считаешь? — Я считаю, что тебе стоит покинуть это место. — взгляд, пронизывающий до костей. Отец устало вздохнул и потёр переносицу. — Знаешь, возможно тебя и называют гением, сын, но… — мужчина скривился в жалостливой улыбке и посмотрел на стоящую в углу фигуру. — …кто сказал, что это правда? Гром среди ясного неба. Сказанные вскользь слова эхом разлетелись по всей комнате и осели на каждой из написанных картин, подпитывая их темные тени. И словно мерзкие чёрные вороны они остались там наблюдать за своей целью, а после, удовлетворив своё любопытство и маниакальную тягу к страданиям жертвы — испить её до дна. Воздух вдруг стал слишком горячим и обжигал слизистую. Альбедо попятился назад, прикрывая рот рукой. Непонятное чувство тошноты накрыло его с головой. Эта тошнота была не той, что бывает после употребления испорченных продуктов, нет. Это та тошнота, которая появляется в следствии ясного понимания никчемности своей натуры. Резкое падение с небес на землю и осознание своей бездарности в том направлении, в котором должно было всё получиться. Дрожащие тонкие руки сильнее давили на рот, не давая чему либо выйти на ружу. Слюна вперемешку с кровью, которая тонкими нитями уже добралась до кистей стекала вниз, окропляя белую рубашку и пол. Он не знал, когда это закончится. Не знал, что ему сейчас делать. Привычный ответ, кишащий нотками холода, презрения и язвительности уже не может сорваться с его губ. Единственное, что ему сейчас под силу — это забиться в углу и перестать трястись, но резкая боль в висках не оставила ему и шанса. Руки Альбедо ослабли, а тело несколько раз дернулось и застыло, распластавшись на холодной плитке. Звонок телефона заставил его содрогнуться. Парень несколько дней сидел в томительном ожидании чего-то, что так и не пришло. Но вдруг звонок, словно божья благодать. — Алло! — Доктор, помогите… Гудки резко оборвались, как оборвалось и его сердце. Стул, на котором он сидел больше часа, думая о каких-то своих вещах, с грохотом повалился на пол, как и телефон. — Что? В больнице было тускло и холодно. Конец осени как-никак. Белые стены, пол и потолок — делали атмосферу ещё мрачнее, словно в каком-то психдиспансере из триллеров. Белые халаты врачей — не были похожи на «одежды ангелов-спасителей». Скорее они походили на робу проводников - не иначе. Именно так рассуждал Альбедо лёжа на носилках в приемной. — Доктор на месте. — милая девушка с каре улыбнулась дежурной улыбкой и испарилась. Альберих вбежал в приёмную и не смог скрыть своего ужаса. Альбедо лишь ухмыльнулся и повернул голову на другой бок. Ему не хотелось смотреть. Видеть когда-то сверкающие голубые глаза такими безжизненными…нет, - это выше его сил. — Я так жалок…— последняя мысль. Альбедо не выдержал тяжести собственных век и закрыл глаза. Он проснулся от чьего-то плача и прикосновения тёплой руки. Так приятно. Тепло. — Это сон? — прохрипел Альбедо, сжимая тёплую руку так крепко, как мог. — Ты очнулся… Кейа убрал руку и встал чуть дальше от кровати, на которой лежал пациент. Его пациент. Пациент, который уже не должен был чувствовать себя так ужасно. У него был потрёпанный вид. Хотя, — это естественно для того, кто двое суток пробыл на ногах и нормально не спал. Под его глазами залегли тени, руки немного дрожали, а губы были крепко сжаты. — Не рад? — усмешка. — Госпожа Алиса, — Кейа с наигранной улыбкой обратился к плачущей матери Альбедо. — не могли бы вы выйти в коридор, пожалуйста? Мне нужно кое-что обсудить с вашим сыном. Женщина лишь кивнула, вытерла платком слёзы и бесшумно вышла из палаты. — Кажется я заставил тебя беспокоится. Снова. Прости, больше не буду. — Альбедо улыбается и свешивает ноги с кровати. — Надо покурить, одолжишь сигаретку? — За что ты так со мной? — тихая, едва слышимая мольба в его голосе. Кейа сползает по стене и утыкается лбом в собственные руки. — Зачем? — Так ты все выяснил? — снова смешок. Альбедо садится на корточки напротив Кейи, достаёт из кармана пачку сигарет и зажигалку, а затем неспешно встает и отходит к приоткрытому окну. — Хотя…я не надеялся, что все сохранится втайне надолго. — Сколько ты заплатил, раз я ничего не знал столько времени? — Достаточно. — Я даже представить не мог, что те анализы будут фальшивкой. Ха-ха, вот же идиот! — Доктор смеётся, однако, смех этот пропитан горечью и отчаянием. — Так я умираю, Док?— он снова прикладывает сигарету к губам. Выдох. Клубы дыма улетают высоко в серое небо. Голубые глаза смотрят ввысь и в них угасает жизнь. Словно с каждым выдохом дыма, в небо улетает ещё и часть его жизни. — Тебе весело? — Кейа подлетает к парню и хватает его за ворот больничной робы. — Тебе, черт подери, весело? Играться со мной тебе доставляет удовольствие? — взгляд полный разочарования. — «Да, так даже лучше. Ненавидь меня.» — Я не играл с тобой. Ты единственный, кто уцепился за человека, словно брошенный щенок, которому из жалости кинули дерьмовые объедки со стола. — Так ты считаешь? — Да. Тишина повисла в воздухе. Лишь тиканье настенных часов давало понять, что все происходящее — реально. — Завтра утром тебя отправят на химиотерапию. — Альберих поправляет свой халат. — Может удасться… — Прекрати нести этот бред. Все кончено. Кейа отчаянно смотрит на тонкую фигуру у окна и стискивает зубы. — Ты… — Тебе жаль? Хотя, скорее всего тебе жаль лишь это тело, верно? А что, оно неплохое, согласен. Если хочешь можешь им воспользоваться, пока ещё есть время. — Альбедо зло ухмыляется и прожигает Кейю взглядом. Тонкие пальцы тянутся к пуговицам белоснежной больничной рубашки. — Чего ждёшь? В прошлый раз не понравилось? Кейа хочет его ударить. Ладонь уже занесена над лицом художника, но Альберих лишь тяжело вздыхает. Он опускает руку, сжимая её в кулак, чтобы впившиеся в плоть ногти хотя бы немного привели его в чувства. Боль же отрезвляет, верно? Доктор делает пару шагов назад. Подходит к двери и касается ручки. — Ты меня не слышишь? — Альбедо срывается с места и хватает Альбериха за рукав халата. — Или поломанная игрушка тебе уже не нужна? — ядовитая улыбка. — Не забудьте, ваша процедура завтра в 10:00. Будьте готовы. Медсестра сопроводит вас. — он выдергивает руку. — Кейа! Хлопок двери. Маленькое бледное тело оседает на пол. — Ненавижу тебя, Альбедо! — Удар по щеке. Довольно болезненно. — Надеюсь ты скорее сдохнешь и попадёшь в Ад. — Зачем я сказал ему всё это? Это ведь не то…совсем не то, что я на самом деле хотел сказать ему. — он вытирает слёзы руками, но они все ещё продолжают течь с еще большей силой. — Я так скучал по нему…но не стоит мне быть жадным, я скоро умру, а этот человек ещё долго будет жить свою жизнь и она непременно должна быть счастливой. Без чёрного пятна в виде жалкой смерти какого-то парня. — Доктор, ну сделайте с этим хоть что-нибудь! Вы должны его вылечить! Мы заплатили вам такие деньги, черт возьми! — Винтер стучал кулаком по столу и брызгался слюной во все стороны. — Вы к тому же умудрились перепутать анализы и запустили лечение моего сына. — Простите… — Не извиняйся, а делай! Он должен хотя бы быть на собственной выставке! Я пригласил туда всех крупных инвесторов, а этот гаденыш даже картину не закончил. Хотелось ударить этого старикана, но Кейа сдержался и спокойно продолжил слушать. — Я уже сказал ему, если он не может быть полезен в компании, то пусть рисует свои каракули и организовывает выставки для наших инвесторов. Сейчас такое время, когда люди любое дерьмо примут за конфетку, но этот негодник даже с таким не справился! Доктор, — Винтер схватил Кейю за руку и зло проскрипел. — сделайте все возможное. Альберих не успел даже слова сказать, как пара тут же поднялась из-за стола и вышла вон из кабинета. — Нелюди. — Кейа потёр переносицу. — Совсем не видят в нем человека. Его родители настоящие отбросы. Окно в палате было приоткрыто, поэтому прохладный осенний воздух все же мог проскользнуть внутрь. Альбедо поежился и с головой накрылся одеялом. Вставать не хотелось. Теплые объятия пухового одеяла были точно кандалы. Не вырваться, не сбежать. — Доброе утро. Мне было поручено сопроводить вас на процедуры. Звонкий женский голос доносился со стороны двери. Альбедо даже не понял, как эта медсестра оказалась у него в палате. — Который час? — Альбедо сел на кровати и лениво потирал глаза. — Половина десятого. — Все также звонко отвечала девушка. — Я помогу вам умыться. — Нет! Альбедо оттолкнул руку девушки, которая уже собиралась быть его «опорой» для того, чтобы подняться с кровати и дойти до ванной. — Я могу и сам. Ты должна только сопроводить меня. — Но… — Я прошу тебя выйти. — Альбедо понизил голос и грозно посмотрел на медсестру. Бедняжке ничего не оставалось, кроме как удалиться. Его заставили сесть на коляску. После долгих уговоров и скандалов правда, но парень все же согласился. Идти ему действительно было тяжко, ноги не слушались и были словно из ваты. — Не переживайте вы так. — Бодро тараторила медсестра, которую вроде как звали Линдси. — Все врачи здесь - гении, вы мигом поправитесь и снова будете делать то, что так любили. — А если я ничего не любил? — Альбедо хмыкнул — Как это так? — Удивилась девушка. — Все мы что-то да любим. — И что же любишь ты? — Я? — На секунду она задумалась. — Наверное я просто люблю жизнь. Этого хватит. — Жизнь…— Протянул Альбедо, словно пробуя на вкус каждую букву. — Я так и не понял, что это такое и почему каждый дурак так хватается за неё. — Жизнь - это череда разных событий. Они могут быть хорошими или плохими, яркими или блёклыми, но все эти события так или иначе наполняют нас. Неужели у вас нет каких-то хороших воспоминаний, которые греют сердце? За которые хочется держаться даже когда в душе бардак. — Воспоминаний…? У него замерзли ноги. Одеяло было запутано, кое-где даже вылезло из пододеяльника, но парню было лень вставать и перестилать постель, поэтому он как мог ворочался, чтобы согреться. Это были первые числа осени, поэтому неудивительно, что отопление еще не дали. Мол «грейтесь как хотите, еще лето не ушло, а вам уже отопление подавай.» Тихо скрипела деревянная форточка, еле движимая ветром. Туда-сюда. Скрип-скрип-скрип. С кухни пахло чем-то жареным и скряга желудок решил, что офигевший хозяин уже должен накормить его, поэтому дабы оповестить парня, - издал довольно громкий звук, извещающий о намерении покушать. — Аргх, черт…встаю. Альбедо решил не умываться. Ему было настолько лень, что даже представить страшно. Он укутался в одеяло и шлепая босиком по паркету, двинулся в сторону кухни. — Доброе утро, засоня! У плиты стоял Кейа. Он был одет в спортивные штаны и легкую футболку. На лице его играла яркая улыбка и сам он словно светился. Альбедо мельком подумал о том, как можно с самого утра быть таким веселым, но тут же поймал себя на мысли, что улыбается и сам. Да, он улыбался просто смотря на Кейю. Его сердце трепетало, когда эта улыбка была для него и эти сияющие голубые глаза, смотрящие в его сторону, тоже предназначались ему. Альбедо тихо хмыкнул и подойдя ближе, обнял Кейю сзади, медленно вдыхая его запах и прижимаясь настолько близко, насколько это возможно. — Соскучился? — В голосе Кейи так и слышится ехидство. — Заткнись. — Альбедо еще сильнее прижимается к Альбериху. Кейа откладывает деревянные лопатки, которыми он переворачивал что-то на сковородке и разворачивается лицом к Альбедо, предварительно сжимая его в своих объятиях. — Я вот соскучился. — Он целует художника в нос и смеется. Так звонко и так по-детски. — Выспался? Мог бы еще подремать, я бы разбудил тебя попозже. — Нет уж. Тем более, когда я еще увижу такое зрелище. Ты редко готовишь мне сам, Кейа. Альбедо встает на носочки и целует его в губы. Легкий поцелуй, словно завершающий мазок на холсте. Около секунды Альберих стоит словно в ступоре, но когда оцепенение всё же сошло с него, он подхватил художника под руки и усадил на кухонный стол. Конечно же не забывая покрывать его лицо поцелуями. — Прямо здесь собрался? — Альбедо хихикает, дразня его. Наверное, Кейа хотел бы ответить, но он был слишком занят, покрывая каждый сантиметр лица и шеи Альбедо поцелуями. Еще немного и он бы съел его. — Ну хватит тебе. — Я люблю тебя! — Кейа поднимает глаза и смотрит прямо на него. — Я хочу просыпаться с тобой так каждое утро. Хочу, чтобы ты сонный и растрепанный ходил по моей квартире, носил мою одежду, кушал еду, что я приготовлю. Хочу, чтобы ты также обнимал меня, хочу чувствовать тебя рядом, Альбедо. — Кейа… — Ты моя главная радость в этой жизни. Иди сюда. — Альберих подхватывает его на руки и несет к кровати. — Ээй! Я тяжелый… Они падают на кровать и смеются. — Что на тебя нашло сегодня, дурной! — Не возмущайся хотя бы одну секунду, Альбедо. Подвинься ближе, хочу обнять тебя крепче. Альбедо пододвигается и носом зарывается в плечо Кейи. — Давай полежим так немного. — Угу. Альбедо не знал дали ли отопление в квартире в эту минуту или еще что, но лежа сейчас на кровати в объятиях этого парня, он чувствовал тепло. Тепло было не только телу, но и душе. Впервые ему хочется быть жадным, остаться рядом и провести в этих объятиях всю жизнь. Форточка все также скрипела, а из кухни вкусно пахло. На улице уже вовсю ездили машины, был слышен смех и визг соседских детей, а еще разговоры их родителей: о поднятии цен в продуктовом, неверном муже какой-то их общей знакомой и вредной кассирше в киоске с журналами, что часто всех нарочно обсчитывала. Всё это казалось таким уютным, родным. Ах, как бы хотелось ему остаться здесь. Как бы… Он был бы счастлив, правда. Однако счастье никогда не длится долго и ужасная головная боль, подступившая довольно резко - ясно дала это осознать. Он не может. Не имеет права оставаться здесь. — Нет, Линдси, у меня нет таких воспоминаний. Девушка только грустно посмотрела на своего подопечного, а потом на дверную табличку «Кабинет химиотерапии». — Вы готовы? — Открывай уже. Линдси вздохнула и постучала в дверь. Послышалось негромкое «Входите». Перед тем, как попасть в этот белый кабинет, в котором пахло чем-то ужасно мерзким, Альбедо глянул в окно. Люди все также суетливо ходили туда-сюда. Каждый был занят своими делами. А воздухе уже пахло совсем по-другому. Интересно, заметили ли они эти изменения? — «Скоро зима».