Дом белых лотосов

(1) — японские пираты, ронины и контрабандисты (хотя известны случаи, когда они за плату занимались и охраной морских перевозок), которые разоряли берега Китая и Кореи. (2) — крупнейшие военные феодалы средневековой Японии. (3) — жакет, который носили военные. (4) — в корейском варианте «император» (5) — головной убор короля/императора Чосона В 1418 году империя Чосон после вознесения нового правителя стала подвергаться нападениям вокоу(1). Император собственноручно возглавил Восточную экспедицию, и в 1419 году даймё (2) Цусимы Садамори капитулировал перед двором Чосон. *** Лицо молодого человека озаряет широкая улыбка, когда он с корабля спускается на пристань под громкие возгласы рыбаков и иного простого люда. Солдаты позади него стоят по стойке «Смирно», готовые к новому приказу императора, и Чонгук машет рукой, тем самым говоря, что все могут быть свободны. К такому странному и одновременно простому жесту слуги нового правителя до сих пор не могут привыкнуть, поэтому каждый раз, сначала бросают кроткий вопросительный взгляд на фигуру мужчины, а потом расслабляются, начиная либо заниматься своими повседневными обязанностями, либо идти по сторонам, каждый в своем направлении. Сейчас вернутся домой для всех после тяжелых сражений, как вкусить жирного прожаренного мяса во время сильного голода и полной нищеты. Хочется расправить крылья, гулять по рынку и кутить водку с мужиками, а главное потом наслаждаться такими вот спокойными и мирными вечерами в кругу любимой семьи. Чимин фыркает, нервно отдергивая полы узкого чонбока (3), и кидает весьма выразительный взгляд на брюнета, который ловко запрыгивает в седло лошади, готовясь отправиться во дворец. Перед тем как открыть рот, блондин еще пару минут обдумывает, что сказать, и в итоге обессилено выдохнув, отворачивается, начиная как мантру повторять буквально те же слова, которые он говорил еще, когда они плыли на корабле. — Как новому тано (4), Уважаемому господину Чону не стоит вести себя слишком распущено, в конце концов, Вы больше не принц. — Снова зачитываешь мне лекции, генерал Пак? Слышал я их уже не первый раз, тебе следует прекратить. — Я прекращу, когда Вы услышите меня. На это Чонгук ничего не отвечает, лишь кидает прищуренный взгляд на друга детства, а потом, дернув поводья лошади, с характерным звуком кидается вскачь вперед, оставив прислугу позади. Глаза Чимина лезут на лоб, и он также быстро бросается вслед, не жалея сил крича: «Ваше Величество!» *** — …Таким образом, Гехэский договор провозгласил начало торговли между двумя Азиатскими державами, где почтенные самураи получили право вести торговлю с Государством Великим Чосон на пятидесяти кораблях в год в обмен на отправку дани в Корейскую империю и помощь в пресечении любых набегов прибрежных вокоу на корейские порты. На этом доклад старшего чиновника Чхве окончен. Чонгук сдержанно кивает, от чего голова под тяжестью мельегвана (5) с бусами отклоняется чуть дальше, чем планировалось, поэтому чтобы вернуть ее в обратное положение приходится приложить чуть больше усилий. Мужчина хмурится немного, не выдержав пронзившей шею тупящей боли в мышцах, и внутренне немного вскипает, негодуя, зачем императору носить такие неподъемные головные уборы. Привыкший носить длинный конский хвост, подвязанный лентой, Чонгук до сих пор не может приспособиться к малюсеньким пучкам на голове с вечными шляпами да украшениями. И ведь чем выше шляпа, тем более высоким кажется твой статус в обществе — по крайней мере, он слышал эти прибаутки от нескольких евнухов, которые находились за дверьми его покоев. Увидев нахмуренное лицо императора, советники моментально всполохнулись, начиная судорожно шептаться, трактовав его выражения лица по-своему. — А теперь главное на повестке дня — недуг короля Чона, который наш Великий Правитель подхватил во время Восточной экспедиции. Чонгук бросает взгляд пронзительных глаз в сторону разозленного Чимина, который всеми фибрами души сейчас старается сохранять бесстрастное лицо. Недавно перед прибытием во дворец генерал Пак наказал всем служителям сохранять информацию о новой болезни Чона в тайне, чтобы не поползли дурные слухи, и это не подорвало авторитет императорской семьи. Однако, видимо, в дело влез снова дядя Чонгука, который в племяннике души не чаял, поэтому при малейшей опасности, нависшей над его единственным членом семьи, мог перевернуть всю страну с ног на голову. Если придать огласке о нездоровом состоянии правителя, то государство первостепенно займется именно этим вопросом, чтобы избежать каких-либо негативных последствий в будущем. Чонгук же рассуждает об этой проблеме с разных точек зрения: судя субъективно, он считает немного эгоистичным заняться своим «я», оставив на потом проблемы народа, который в этом году особенно остро ощущает период засухи. Также одновременно, смотря объективно, если правитель не будет заботиться о собственном благополучии, то тогда кто во время непостижимой беды сможет позаботиться обо всех этих стариках, детях, матерей, да даже чиновниках, живущих в полном достатке? В конце концов он больше не ребенок и сорванец, сбегающий от глаз прислуги дворца, чтобы поиграть со сверстниками на берегу реки Хан в салки. Поэтому путем таких мыслей, брюнет приходит к выводу, что не так уж и плохо сейчас обратить внимание на обустройство своей жизни, чтобы в будущем Чонгук не возвращался к этому вопросу. — Придворные лекари после тщательного осмотра сказали, что не знают выхода из ситуации. Друг детства сейчас выглядит поистине расстроенным, поэтому Чонгук не может почувствовать разливающееся тепло в груди от мысли, что хоть кто-то искренне заботиться о нем. Внешне они оба остаются ледяными глыбами, однако, стоит им двоим остаться наедине в беседке, сразу начинают браниться и ругать друг друга, обзывая разными неприятными на первый взгляд словами. — Чонгук, ты полный бездарь! Какого черта ты вообще смог подцепить такую дрянную заразу, что даже лучший лекарь дворца не знает, что это?! — Блондин сдерживается, чтобы не потопать разъяренно ногами, бросая глазами молнии на склоняющегося над ним Чона и еще больше бесится, глубоко внутри груди завидуя, что его рост довольно мал по сравнению с этой мускулистой горой. — Да ладно тебе, первый раз что ли. — Беспечная чужая улыбка заставляет Пака впиться в стол пальцами, сдерживая себя, чтобы не перевернуть его в пруд и поколотить новоиспеченного императора. — Чон Чонгук, великий тано, Вы, как я понимаю, давно взбучки не получали? — Блондин выгибает бровь, и Чон видит, как его глаз нервно дергается, поэтому старается принять выражению своего лица максимально мягкий вид, хотя, кажется, это только сильнее раздражает человека напротив. — Чимин-щи, тебе не стоит беспокоиться. — Да насрал я на твои «не беспокоиться»! Если ты так сильно хочешь, чтобы я перестал покрывать тебя благим матом, то будь добр реши проблему! Потому что я вот что-то решения не вижу! — Через пару часов встреча с чиновниками, думаю, там все и решим. — Еще чего надумай! Только посмей проболтаться об этой хрени! Но в конце концов новость сама выплыла наружу. Чонгук оглядывает зал потемневшим взглядом, сдерживая цок, недовольный поднявшимся шумом и спорами среди почтенных людей, и только в самом конце зала замечает поднятую руку какого-то старика, который до этого, кажется, в стороне поклевывал тихо тыквенные семечки. Император поднимает ладонь, заставляя тем самым замолчать всех присутствующих, и снова осмотрев этого служащего с головы до ног изучающим взглядом, махает ладонью в его сторону. Его мягкий голос нарушает недавно появившуюся тишину, распространяясь эхом по всему главному залу. — Ты хотел что-то сказать. Говори. — Ваше Величество, возможно, я знаю, кто сможет Вам помочь. Все присутствующие сразу поворачиваются в сторону дверей, одновременно расступаясь в стороны, чтобы дать этому человеку пройти вперед к трону императора. Тот, поглаживая медленными движениями свою отросшую бороду, встает сначала толпы и, пощелкав последнюю семечку, улыбается во все тридцать два зуба. От такого вида на сердце Чонгука отчего-то потеплело. — На вершине горы Чирисан, отшельником обитает один лекарь, не желающий жить среди мирского люда в шуме и постоянной суете. Люди особо не жалуют к нему обращаться, зная его скверный и заносчивый характер, однако глубоко уважают его поистине удивительные навыки врачевателя. Моя старшая дочь однажды заболела воспалением легких, лечение которого в нашей великой стране пока только начало практиковаться, поэтому мало, кто мог излечить ее тяжелый недуг. Тогда я и узнал про некого удивительного лекаря, способного вылечить что угодно, поэтому сам отправился на вершину, чтобы умоляя на коленях, просить его о помощи. На этом моменте он резко замолчал, видимо, проникшись тяжелыми воспоминаниями, но Чонгук не стал его торопить, ожидая, когда старик сам возьмет себя в руки. Он лишь переглянулся с Чимином, словно спрашивая его об этой истории, однако генерал лишь немного пожал плечами, не зная, что сказать. — Лекарь сразу согласился, вперед меня начав спускаться с горы. — Чиновник снова улыбается, показывая свои зубы. — Если бы не этот человек, то моя любимая дочь давно бы была мертва. Поэтому, великий тано, я надеюсь, что Вы прислушаетесь к этому слуге, и обратитесь к врачевателю, чтобы избавиться от неизвестной болезни и продолжить править нашей державой полным сил и здоровьем. На этом чиновник откланяется, почтительно поклонившись, и Чонгук впадает в глубокие думы, думая, что же ему все-таки делать. *** Чонгук делает небольшую передышку на булыжнике, отпивая воды из бурдюка, и подставляет лицо в сторону солнца, наслаждаясь своим небольшим привалом. Он уже около часа кочует по горе, потеряв тропинку, по которой должен был быстро дойти до дома лекаря, однако отвлекшись и побежав за диким кроликом, сбился с пути, и теперь ходит по округе, пытаясь найти небольшой дом. Время уже завалило за полдень, в желудке пусто и спасают только какие-то ягоды, которые молодой человек находит по дороге. Если бы кто-нибудь из простого люда наткнулся на него, то скорее принял бы за очаровательного странника, а не императора Чосона, который вступил на трон в таком малом возрасте. Впрочем, какая разница. Брюнет встает с камня, снова начиная поиски. Его волосы, которые он на этот раз наотрез отказался завязывать в пучок, в конском хвосте развиваются по ветру, на губах играет мягкая улыбка, а из припухлых губ доносится незамысловатая озорная песня, за которую Чимин моментально вырвал бы язык, не дай Бог, пропев он ее где-нибудь на территории дворца. — На закате я встречу крас-а-а-авиц-у-у-у-у, Я влюблюсь в ее очи я-я-я-сные Руки ее очень н-е-е-ежные, Обнимут мен-я-я на… Звук ручья заставляет Чона замолчать, и переполненным восторгом, ринутся в кусты, чтобы испить еще чистой воды. Прикрыв глаза, брюнет продвигается через листья вперед, ругаясь тихо на запутавшиеся в ветках волосы, и в итоге почти кубарем падает вниз, но удерживает равновесие, и лишь споткнувшись, выходит из яростных зарослей. Его глаза распахиваются, и открывшийся вид заставляет столбом замереть на месте.