***
Номер, на удивление, оказывается довольно скромным для актера с мировой известностью. Стандартный одноместный люкс без всяких излишеств и помпезности. На кофейном столике у двери огромная корзина гармонично скомпонованных цветов, рядом карточка с логотипом отеля. Ваня проходит дальше, быстро скинув лаковые туфли, перед тем, как ступить с паркета на мягкий кремовый ковер. Мысли словно разбежались по уголкам черепной коробки, и он лишь бездумно оглядывается вокруг, подмечая особенности интерьера, пока тихий щелчок двери не возвращает его в реальность. Хью о чем-то переговаривается с кем-то, наверное, из персонала, слов разобрать невозможно, потом еще щелчок и тихие приближающиеся шаги. Джекман подходит к большой двуспальной кровати и бросает снятый еще в такси пиджак на невысокую белую спинку. Он стоит спиной к Урганту какое-то время, пока тот не понимает — его ждут. Ждут, что он сделает ответный ход или дают еще шанс повернуть назад. Первый шаг за неуловимую грань всегда был невыносимо трудным, и несколько секунд его не покидает ощущение неправильности, но и сопротивляться себе Иван уже не может — лучше жалеть о сделанном, чем годами представлять, как бы всё могло случиться. Хью вздрагивает, почувствовав горячее дыхание на своей шее и, контрастом, последовавший за этим мягкий поцелуй прохладными губами. Иван перехватывает его поперек грудной клетки всего на мгновение, чтобы тут же начать расстегивать мелкие пуговицы. Не торопясь, он помогает освободиться от рубашки и, легко приспустив с плеч, скидывает ее на пол. Прикусив кожу совсем близко к росту волос, он проводит ладонями к низу живота, тут же услышав порывистый выдох. Пряжка ремня поддается неохотно, но сразу, почти так же, как потом и его собственная. Хью слегка поворачивает голову, чтобы поймать взглядом Ваню. — You were right. — About what? — I really was waiting for your invitation. Собственный тихий смешок кажется неуместным и чересчур громким, но Хью едва слышно смеётся в ответ и сжимает его руку на своем плече. Внутри отчего-то приятно теплеет. Теплеет, а потом горит, когда Джекман поворачивается в его руках и проводит кончиками пальцев по его губам, чуть щекотно и неожиданно приятно. Секунды спустя, он вовлекает того в поцелуй, медленный, тягучий как жженый сахар, легко проникая языком между полураскрытых губ, молниеносно встречаясь с чужим языком, и сбивается с ему одному известного ритма. Отстраняется, всматривается в Ванино лицо, ища малейший сигнал остановиться, но не находит. В глазах читается лишь ожидание, предвкушение того, что может быть дальше, с флером легкого нетерпения. Под этим взглядом Хью расстегивает поблескивающие при малейшем движении черные пуговицы одну за другой, пытаясь не спешить слишком очевидно, но с ноткой отчаяния осознает, как у них несправедливо мало времени. Это ведь больше, чем просто внезапное наваждение. Должно быть несоизмеримо больше. И он не намерен этого упускать. Кожа под легкой тканью рубашки гладкая и ощутимо горячая, и Хью не может удержаться, целуя сначала в шею, а потом спускаясь к ключицам. Чуть ниже по груди, слегка скользя влажными губами. Он легонько прикусывает кожу возле правого соска, слышит тихий вздох Вани, улыбается и захватывает чувствительный ореол губами, посасывает и отпускает несколько мгновений спустя. Ургант кладет ладонь ему на затылок, пропуская короткие волосы сквозь пальцы, оттягивает, а потом снова ласкает легкими прикосновениями. Джекман опускается перед ним на колени, не переставая целовать его торс, спускаясь ниже по подтянутому животу, обводя языком пупок, отчего Иван едва ощутимо вздрагивает всем телом. Пальцы аккуратно расстегивают пряжку ремня, затем пуговицу, а потом и молнию на его отглаженных брюках, скользят за пояс и стягивают их сразу вместе с бельем до щиколоток. В глазах Урганта пляшут черти, когда он видит, то чего, возможно, не видел никто: Хью проводит ладонью по его члену, ощутимо сжимая, направляет в свой рот, и ресницы дрожат, когда он обхватывает губами головку, медленно прикрывая глаза, обводит языком, посасывая, чтобы мгновенно взять глубже. На секунду Иван забывает, как дышать, и вцепляется рукой в пальцы Джекмана, которые лежат у него на бедре. Удовольствие словно пульсирует по всему его телу волнами, а потом резкими вспышками разносится от низа живота к пояснице и дальше по позвоночнику вверх и вниз. Его хватает только на то, чтобы предупредить Хью о скорой разрядке, но прикосновения становятся лишь настойчивей и Ургант кончает, изливаясь в горячий влажный рот, все еще сжимая пальцы. Ноги становятся словно ватными, и Иван падает на колени рядом с Джекманом, и тут же впивается в его губы, чувствуя вкус собственной спермы у того на языке, отчего его бросает в дрожь, а ощущение нереальности происходящего затапливает его сознание до краев. Только уж слишком материальна кожа под его пальцами, а человек, которого он обнимает, не может быть ненастоящим. Спустя несколько минут они перебираются на широкую кровать, избавившись от одежды, оставив ее в беспорядке лежать на полу. Не переставая целоваться, Иван подминает под себя Хью, скользя ладонями по его плечам, впивается тому в шею, покусывая нежную кожу, вырывая хриплые выдохи вперемешку с его именем. Но всё прекращается, Хью отстраняется и, свесившись с кровати, роется в своих брюках, немного погодя доставая что-то с шуршащей оберткой. Теперь в руках у Урганта маленький пакетик со смазкой. Он надрывает упаковку зубами и наносит немного геля на пальцы, растирая между ними. Иван целует Хью, чтобы отвлечь и его, и себя от момента, когда пальцы аккуратно надавливают на сжатое кольцо мышц, медленно проникая внутрь, где уже так невыносимо возбуждающе горячо. Он двигает пальцами — уже тремя — гладя изнутри, массируя постепенно расслабившийся, но все еще тугой вход, пока Хью не начинает едва слышно постанывать ему в губы. Когда Иван извлекает скользкие пальцы, Джекман вздрагивает, выгибается ему на встречу. Ургант распределяет оставшуюся смазку по члену, быстро скользнув рукой от основания к головке и обратно. Входя, он цепляется за взгляд Джекмана, залипает на нем, совершенно потерявшийся в мыслях, ощущениях и причинах. Словно очнувшись, осторожно продолжает движение, оказываясь в ошеломляюще горячей тесноте, и начинает двигаться, теснее прижимаясь к чужой груди, он выдыхает через нос, синхронно толчкам, холодя влажную кожу на шее Хью. Его хриплые стоны заставляют собственное дыхание сбиваться. Так тяжело и одновременно правильно чувствовать гладкую кожу под пальцами, проводить по ней языком, чувствуя солоноватый вкус пота с ароматом дорогого парфюма, вбиваться в тугое тело, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на беспорядочные толчки. Движения постепенно замедляются, а спустя секунду Иван меняет позу, перекинув ногу Джекмана к его же правой, просовывает правую руку под его голову у шеи, приобнимая поперек груди, пристраивается сзади, поддерживая левую под коленкой, тянет на себя. Толчки становятся глубже, и, когда он, наконец, задевает простату, Хью протяжно стонет, сжимая мягкие простыни до побелевших костяшек, подаётся навстречу Урганту и шепчет его имя. Удовольствие становится почти болезненным, и Иван увеличивает темп. Джекман хрипло стонет, подставляя шею под укусы и поцелуи, когда партнер берет его член в крепкое кольцо пальцев и двигает рукой асинхронно толчкам. Хью на секунду перестает дышать, а потом кончает с громким стоном, заливая спермой свой живот, несколько капель попадает на покрывало. Ургант следует почти вслед за ним, чувствуя пульсацию сокращающихся мышц.***
Им жарко, но ни один и не думает о том, чтобы отодвинуться, а по телу волнами расходится сладостная истома и клонит в сон. Сырой воздух из приоткрытого окна холодит кожу. В Москве идет дождь, а у них... еще будет шанс испить горечи вместе.