сердце-стекляшка

киото такое красивое в своем блестящем полушубке. вакатоши сходит со скоростного синкасена, в лицо ему бьет морозцем и белым снегом, у него зябнут ноги и руки. все-таки не рассчитал и оделся не по погоде. год прошел. рейс «киото-токио» изменился на обратный. а изменилось ли что-то между ними? ушиджима заказывает себе такси по определенному адресу — ойкава работает в навороченном торговом центре, консультантом в косметическом магазине. у того, похоже, хорошее настроение - телеграмм разрывается от видео-кружочков и голосовых сообщений. год прошел и ойкава не смог приехать даже летом: учеба, потом работа, потом заболевшая мама — рассеянный склероз — потом куча непогашенных долгов и ком крутится-вертится, нарастает сверху слоями. вакатоши пробовал отсылать ему деньги, но ойкава упрямец, поэтому все переводилось ушиджиме обратно. зато летом наконец-то приехал тендо — по-французски дружелюбный и ласковый, облюбованный солнцем. он проколол себе уши, нос и даже язык. тендо прожил у него примерно месяц, он устраивал свой кулинарный мастер-класс у вакатоши дома, даже лучшие рестораны японии звали его на практику. сатори постоянно смеялся и рассказывал километры своих историй: «жизнь в париже, друг мой, идет совершенно иным чередом!». вакатоши впервые почувствовал себя как дома. что он в порядке и что все хорошо. про ойкаву они не говорили, хоть сатори и допытывался, но оставил это — понял, что дело гиблое. зато просто так рот у него не закрывался: в париже ждала его некая «жюли», к которой он и мчался на всех порах обратно. тендо показывал ее фотографии и это правда была удивительная красавица, настоящая француженка с кошачьими глазами. они познакомились, когда жюли отравилась каким-то блюдом в ресторане, в котором у тендо была практика. он стоял за су-шефа, когда она пришла скандалить. выяснилось, что проблема была в некачественных заготовках, а повара лишь готовили из того, что у них имелось. он с ней тогда перессорился знатно, но пообещал приготовить ей лучшее блюдо в ее жизни. у ушиджимы, кажется, сахар на зубах заскрипел. тендо лишь посмеялся и выглядел самым счастливым человеком на планете. вакатоши зажимает трубку плечом и дышит на руки, надеясь согреть обмороженные конечности. этот торговый центр выглядит удивительно огромным. ойкава не отвечает, но отправляет ему смс-ку «третий этаж налево», и пасть огромного сити-молла проглатывает ушиджиму с потрохами. его преследует какое-то неприятное чувство, словно тошнота накатывает к горлу мелкими волнами. ему всегда страшно, когда он понимает, что сейчас ойкава станет осязаемым. настоящим. не набором букв и голосовых, а живым человеком. позволит ли он обнять себя? или поцеловать? а может ли вакатоши его поцеловать? снег с полов сумки падает в лифте липкими комьями. это предвкушение, смешанное с тревогой, ядреный коктейль из водки и молока. ойкава пил такой, а потом еще пару дней отходил с похмелья. ушиджима смотрит на себя в зеркало и видит перед собой старшеклассника, прячущегося в теле взрослого мужчины. он стал за год еще шире в плечах, волосы отрасли, и он может даже убрать некоторые пряди за уши. его тело большое, здоровое, сильное, твердое, словно камень или кремень. ему очень хочется ойкаве нравиться. однажды, когда они говорили по видеосвязи в инстаграме, ушиджима собирался на тренировку после душа, козыряя голым торсом в попытках найти рубашку. ойкава, до этого активно жестикулирующий и что-то шумно рассказывающий, внезапно заткнулся, тихо клацнув зубами. вакатоши обернулся посмотреть, может что-то случилось, но тоору смотрел на него темными-темными глазами, как мутная вода озера. взгляд, очерчивающий каждый позвонок и каждую выступающую мышцу, смущал. ушиджима как будто увидел что-то неприличное. чужое желание горячее, как пощечина, хлестнуло его по спине. блять. ойкава смотрел с замершим лицом и крылья носа у него немного подрагивали. — перезвони мне, как вернешься с тренировки, — и он сбросил трубку. блять. ушиджима больше всего хочет нравиться ойкаве так же, как он нравится ему. тоору красивый. со всех сторон и во всех смыслах. проблема в том, что он заворачивает свое красивое лицо в кучу отталкивающих, злобных масок из усмешек и издевок, как в кокон. сложно пробиться до нутра, когда он прячется за гримасой, как за щитом. «Посмотрите-На-Меня» парень. «Забью-Не-Глядя» парень. «Лучший-Связующий-В-Киото» парень. иногда вакатоши так сильно злят их недомолвки и недоужимки, что хочется сорвать с него все это бахвальство с мясом. кинуть эту заледеневшую глыбу в кипяток. бить его, пока не оклемается в нормального человека. где за всем этим ты, ойкава тоору? где твое сердце? лифт выплевывает его под симфонию баха №6. он поворачивает налево, и оттаявший снег с подошвы ботинок оставляет за ним грязную лужу. ойкава работает в магазине косметики, ушиджима находит нужный отдел по его звонкому хихиканью. у него красиво накрашены глаза — розовый, желтый и зеленый, как птичка колибри. ойкава давно осознал свою ориентацию, еще на поцелуях с лучшим другом в средней школе. его привлекали парни, и он встречался со многими. самого же вакатоши не смущает отсутствие опыта, он смышленый и быстро учится. он думает, что у него нет какой-то конкретной ориентации — он любит того человека, которого он любит. пол, возраст, цвет волос становится неважным. вакатоши любит ойкаву тоору, потому что он — ойкава тоору и никто иной. он слышит его смех, и уголок губы невольно тянется вверх. какой же ойкава красивый. без налета ехидства, кокетства и всего остального. искренний и чистый, как ребенок. тоору смотрит на него вскользь, не замечая, а потом взгляд цепляется, как рыболовный крючок, возвращая его обратно. его улыбка тает, а вакатоши останавливается примерно в десяти шагах от стеллажа. хорошо, что с такого расстояния нельзя услышать звуки сердцебиения. девушка, с которой ойкава болтал, замечает перемену в его настроении и оборачивается на ушиджиму. щелчок. как в камере замедленной съемки. руки вакатоши такие слабые, он роняет лямку сумки на пол. движение. ойкава начинает улыбаться так, что вакатоши практически слепит. всего лишь сокращение двенадцати лицевых мышц, но он чувствует, если бы ойкава захотел, он бы мог запросто убить его. свернуть шею своей узкой ладонью с длинными пальцами. движение. ойкава набрасывается на него с объятиями, да так, что ушиджима не ожидает и почти отшатывается на стеллаж позади. от ойкавы пахнет вишней, чаем, косметикой и каким-то новым ощущением нежности. наверное, он правда скучал. он теплый и мягкий, удивительно домашний в чужом городе, и вактаоши старается не сломать ему хребет, сжимая так сильно. он чувствует ухом чужую улыбку и не может перестать улыбаться сам. ойкава отстраняется и выглядит по-глупому счастливым, заглядывая ему в глаза. возможно, тендо прав. и все налаживается.

***

это что-то из разряда беспечного вождения, когда ты глазеешь куда угодно по сторонам, кроме дороги перед собой. когда на техобслуживании больше интересуешься симпатичной консультанткой с глазами как у динь-динь, вместо состояния своих тормозов и колодок. когда ты слышишь странный стук под капотом, но предпочитаешь игнорировать, дрифтить, понтоваться перед девчонками. а потом такого безалаберного придурка сносит в кювет. и никто тебя не жалеет, и никто по тебе не грустит, потому что ты был идиотом. милый паренек, но- вакатоши кажется, что он лось, которого выпустили на гололед. несуразное длинноногое, длиннорукое животное, брошенное для забавы. лишний шаг и ты всегда можешь выставить себя идиотом. и никто тебе не поможет. а лед под твоей тушей трескается, расходится треснувшими кусками. ойкава — это сраный лотерейный билет. вот бы ему расписали все выигрышные номера. они поссорились, не успев дойти до дома. ну, вы знаете — обычное дело у молодоженов. оно могло бы быть обычным, если бы они увиделись не в первые за год. — у тебя очень красивый макияж. ты сам это. — вакатоши указывает пальцем куда-то в свои глаза, — нарисовал? — не-а, моя коллега, саёко, проводила сегодня мастер-класс по визажу и меня выбрали подопытной крысой. — ойкава держит его под локоть, — а у тебя как дела? как полет? рассказывай! почему-то хочется завизжать от счастья. но ушиджима вместо этого выбирает нечто другое. — я летел всего час. ничего примечательного. он сказал это совершенно спокойно, абсолютно буднично. только пришлось отвернуться в сторону и сжать губы так сильно, чтобы побелели. потому что ойкава останавливается посреди улицы, у него буквально отвисает челюсть. вакатоши оборачивается и вопросительно поднимает на него бесстрастный взор. — ты реально запомнил? не смеяться уже становится невозможно. вакатоши сгибает напополам, и его плечи крупно вздрагивают от беззвучного смеха. очень тяжело, однако, отказывать себе в маленьких радостях. — извини, я не мог удержаться. просто… твое лицо… — тоору выглядит недовольным, — я долетел нормально. рядом со мной сидел какой-то странный мужчина, который настойчиво уговаривал меня выпить с ним пива. — пиво? в салоне? — ушиджима не видит его лица, но слышит его улыбку. это странно. за этот год он очень мало видел его лицо, но он научился разгадывать все тонкости интонаций в его голосе — он может видеть его нахмуренные брови, расстроенные глаза, улыбающиеся щеки. — ага. ему сделали замечание, но он просто убрал бутылку в карман. настоящий мачо. — и ты что, согласился? — иногда хочется побыть плохим парнем. в этот раз не выдерживает ойкава и смеется. его смех, словно куча переливающихся колокольчиков. звенящие капели, перекликающиеся птицы. вакатоши смотрит на его мягкий рот, мягкий нос, острые зубы, и понимает, что сердце его совершило микро-инсульт. неудачное сальто-мортале для понтов, когда в конце ломаешь позвоночник. такое бывает, будто из мира высасывают звук. или воздух. или тебя самого. тоору наклоняет по совиному голову вбок, когда на ушиджиму накатывает ступор. и нужно несколько моментов, чтобы прийти в себя. они идут короткой дорогой спальных кварталов с сугробами, собаками и снегоуборочными машинами. ойкава, голодный после работы, покупает им корн-доги, и это оказывается лучшее изобретение, созданное человеком. вакатоши тих и молчалив, но ойкаву это не смущает — еще одна возможность выговориться да побольше: про дурака-начальника; про мудаков, не дающих премию; про мамаш с детьми, которые воруют товар; про брюзжащего профессора и про все-все-все… — я скучал по твоему голосу. иногда у вакатоши вырывается что-то такое. типа «ты так красиво смеешься», или «твои рассказы делают мой день лучше», или «я горжусь твоими успехами», или еще несметный перечень этих по-сопливому искренних и нежных слов. на которые ойкава всегда реагирует совершенно не так, как должен реагировать нормальный человек. его голос становится грубее, жестче, заканчивается звонкость и переливы. просыпается выверенность, сухость, холодность. даже сейчас он хмурит брови. да что, блин, с тобой не так? ушиджима просит: «не злись». но ойкава начинает насиловать кулаками карманы своего мятного пуховика. нужно поставить себе где-то пометочку, недельное напоминание: 1. разобрать все дерьмо в башке ойкавы тоору; 2. отслеживать его состояние; 3. не говорить глупые вещи; 4. выяснить какие вещи глупые и почему их не говорить; 5. не ухудшать ситуацию; 6. не дать ему уйти. последнее в голове вакатоши сквозит мерзопакостной, бесформенной мыслью. она прошивает все его сферы деятельности, словно огромное шило с узким ушком, проходит прозрачной нитью сквозь его день. ушиджима натыкается на нее иногда, она легко рвется и не оставляет следов, однако чувство после нее липкое, как от паутины. не думай об этом. не загоняйся. не ухудшай. не думай. не верь. не поддавайся. — чем займемся сегодня? — вакатоши немного неловко раскачивает сумкой, когда пытается перевести тему. он устал за сегодня, чтобы ворошить осиное гнездо. он потратил целый год на то, чтобы хоть как-то систематизировать ойкавину кашу в голове, рассмотреть вавку, классифицировать. и, как видно, не особо успешно. — ничем. у меня тренировка. — немного грубо отвечает тоору. стоп, что? вакатоши молчит. пытается взять себя в руки. вычистить голос от эмоций. не злиться. — ты пойдешь на тренировку в первый же день моего приезда? он говорит спокойно, умеренно-тихо, но ойкава сбоку все равно слабо кривится, словно к его туфлям прилипла жвачка или кусок туалетной бумаги. такое выражение лица, когда бездомные просят у тебя денег на соджу или типа того. — да. — просто отвечает тоору. — у нас подготовка к матчу. — который будет в следующем году. — который будет через тринадцать дней. — красивое лицо ойкавы тоору снова превращается в пластиковую гримасу. ушиджима уже это видел — год прошел, но что-то осталось неизменным. чувство дежавю можно даже нащупать в воздухе. это неприятно. «ладно, выдохни, выдохни. такое с ним бывает. войди в его положение». «а почему сраный ойкава тоору никогда не хочет войти в наше положение?» эй, заткнись. не думай об этом. — хорошо, раз тебе так важно присутствовать, то скажи во сколько ты заканчиваешь, и я заберу тебя. потом можем поесть где-нибудь или я приготовлю ужин. — вакатоши заглядывает в его лицо, но маску уже не расплавить. ойкава сбросит ее, как змея сбросит кожу, но вакатоши так не может. не может забыть, не может проигнорировать, не может обидеться. он все-таки человек, а не рептилия. впервые он думает о том, что скоро устанет. еще нет, но в скором времени это дойдет до пика. что его любовь больше не будет давать ему сил, потому что его любовь не доходит до адресата. ойкаве приятно, что ушиджима под рукой, что он его точно не бросит и тд. ойкаве неприятно привязываться и влюбляться, потому что он не хочет, и на самом-то деле ушиджима ему не нужен. ойкаве никто не нужен. он просто затыкает свое пустое сердце людьми, как ватой. вакатоши давно понял ойкаву, но тот никогда не поймет его. — надо поторопиться на остановку, - голос у тоору чистый как небо и очень спокойный. они молча садятся в заспанный автобус. вакатоши включает в телефоне песню солли, а ойкава намеренно вжимается телом в стекло. ушиджима чувствует, что не хочет больше смотреть в его лицо.

***

разговоры ушиджиме даются тяжело — вечная неловкость и неумение поддержать беседу в нужном русле. ему очень хочется поговорить с ойкавой начистоту, рассказать о своих тревогах и опасениях, но так не получится. очень хочется поговорить с ним обо всем прямо, но что-то не дает, словно на пути его выросла гора. очень хочется узнать ойкаву всего, понять, о чем он думает, что он любит, чего он боится. все, что он знает об ойкаве — поверхностно — глупое желание урвать от всего по куску. вакатоши иногда кажется, что он не знает ничего дельного. в его голове пусто и тихо, даже мысли там не сквозят со свистом. он чувствует, что устал и перегорел, но не может понять причину такого состояния. он чувствует себя глупым и неинтересным, ненужным, как утиль. он так старался всю жизнь знать все, что по итогу даже не может вспомнить книги, которые он прочел. вакатоши не помнит ни любимых фильмов, ни любимых персонажей, ни любимых книг. он не помнит свое любимое блюдо, он не помнит свой любимый цвет, он не помнит, что ему нравится. ему нравятся блестяшки и песни солли. он едет в автобусе с мутными окнами, и думает, что он спасется от одиночества, только если разорвет себя пополам. до дворца спорта ехать минут пятнадцать. у вакатоши зябнут руки и начинается насморк, но ему совсем не страшно простыть, наоборот, хочется расстегнуть куртку нараспашку. он приезжает немного раньше нужного времени и минут десять топчется в холе с раздевалками и стендами наград. не удивительно, что почти все кубки на имя ойкавы тоору. он разглядывает фотографии в рамках: ойкава светится лишь на парочке из них (наверное, тренер сделал так, чтобы тоору не слишком гордился. это правильное решение). ушиджима идет на звуки бьющихся о пол волейбольных мячей и топота ног, доходит до просторного светлого зала с кучей народу. они, похоже, уже заканчивали. вакатоши ищет глазами ойкаву и взгляд цепляется за его вихрастую макушку и розовые щеки. он очень красивый, когда расслаблен и не хочет сказать какую-нибудь гадость. он упирается рукой в больное колено, даже тейпы и фиксаторы не помогут ему от смещения. вакатоши как-то пытался провести нотацию об охране здоровья, но ойкава его не слушал. вакатоши видит, как ойкава очень мило беседует с каким-то невысоким парнем, возможно их либеро. на лице тоору нет ни отпечатка злости, ехидства и пластика, только искреннее дружелюбие и умиротворение. вакатоши чувствует, как пот скапливается между его лопаток под курткой. ойкава не замечает его, а может, просто не хочет замечать, и продолжает так же мило общаться, хихикать и хлопать либеро по плечу. и когда ушиджима видит, как мил и любезен ойкава бывает не с ним, то ему очень хочется отступить пару шагов назад. смотреть за ним только со стороны. вернуться по ту сторону сетки и никогда не подходить ближе. выставочные экспонаты всегда приятнее смотреть на дистанции. может, быть чужим человеком и правда приятнее чем родным? на улице поднялся сильный ветер, а вакатоши как назло не захватил с собой шапку. ему не холодно, а даже жарко. он чувствует легкую тошноту и покалывание в пальцах, словно по всему его телу начинается страшный зуд. хочется счесать с себя ногтями впечатление. — черт. температура.