Потёмки

Каждый звук тонет в мрачном куполе, окружающем покосившийся деревянный дом, опоясанный голым забором с торчащими в некоторых местах гвоздями. Ни свист ветра, ни собачий лай, ни голоса прохожих, ни шелест деревьев – ничего не может пробиться сквозь него. Тишина в холодной комнате едва не звенит сама по себе. Всё замерло: и пространство и время. Осталось только беспросветное одиночество, отчуждённость от живого мира. Джемин уже второй час сидит на полу у кровати, поджав колени к груди и невидящим взглядом смотря перед собой. Единственное, что двигается, - его веки, медленно моргающие раз в минуту. В голове такая же завывающая пустота. Внутри – ноющий кратер отчаяния. Из-за его легкомысленности Джено сейчас страдает. Он фактически подписал ему смертный приговор. Наружу вырывается шумный рваный вдох. Пальцы сжимают деревянный ключ на груди. Джемин чувствует отголоски его боли. Он не чувствует саму боль, но каждой клеткой своего тела ощущает, что Джено мучается, даже на таком расстоянии и это режет его, рвёт органы. Собственная беспомощность изматывает, он ненавидит себя. Прибежав в бабкин дом, единственное место, куда он мог вернуться, он обессиленно упал на пол и это всё, что он мог сделать. Убежать и вариться в чувстве вины. Влажная одежда, душным ледяным саваном облеплявшая тело, почти высохла. Джемин не замечает, что ему холодно, сигнал не обрабатывается. Он безостановочно слышит в голове болезненный стон Джено, видит его искривлённое лицо и плавится от ненависти к себе. Это он во всём виноват. Это из-за него все проблемы. Он сам – проклятье этой деревни. Слёзы давно иссохли, оставив после себя потрескавшуюся плёнку на коже. Горло сдавливает металлическим прутом. Джемин не знает, что делать. Когда что-то случается, его спасает Джено. Но как спасти его самого? Свет постепенно мутнеет, время продолжает идти. С трудом, но Джемин заставляет себя подняться, шатко вихляя в сторону шкафа и хватаясь за него руками. Тело словно набито песком и слушается плохо, едва шевелится. Ему стыдно даже на порог заявляться, но он хочет увидеть Джено, побыть рядом. Он обязан его навестить и готов хоть у ног его валяться и извиняться, если попросит. Уличный воздух наполняет лёгкие, заставляя глубоко вдохнуть, и голова начинает кружиться сильнее, словно отвыкнув от этого ощущения. Жизнь деревни текла без изменений. Девушка в платье из мешковины снимает с колодезной подставки ведро и несёт его домой, по полю старик с редкой бородкой гонит своих коров в хлев, в одном из дворов отбивают одеяло. Гром гремит бом-бом, ведьма. Дети играют в догонялки, пока их не загонят на ночь. А Джемин бредёт по улицам с разрушенным внутри миром. Если бы он только не выбежал тогда. Если бы он остался. Или вернулся. Если бы он только знал. Но прошлого назад уже не воротишь. Он стоит у резных ворот, не решаясь войти, на протяжении десяти минут. В окнах горит свет, значит, родители были дома. И уже знали, какая беда произошла в их семье. Самая страшная, какая может быть. Их ребёнок медленно и мучительно умирал. Входя в дом, Джемин начинает дрожать изнутри. Его голову давит вниз неподъёмная вина. В коридоре темно, свет горел на кухне, но там никого не было. Из комнаты Джено выходит его мать. Обычно энергичная и улыбчивая, она за пару часов словно осунулась и постарела. Глаза опухшие, лицо красное, покрыто маленькими пурпурными пятнами. От неё напропалую сквозит искрящейся болью. - Наш Джено, - она со всхлипом бросается к Джемину, обнимая его ослабшими руками и утыкаясь лицом в грудь. – Он попал под дождь, он… Господи, мой мальчик… Джемин закусывает губу, обнимая её. Ему кажется, что его сейчас разорвёт от стыда. Если бы она только знала, из-за кого это произошло. Но её, кажется, не волнует уже ничего. Она не обращает внимание ни на его молчание, ни на то, что его одежда всё ещё была чуть влажноватая в некоторых местах. Когда она всё-таки его отпускает, опасно пошатываясь, Джемин с замиранием сердца входит в комнату. Лампочка была выключена. Вместо неё на прикроватной тумбочке горели свечи, чтобы, видимо, не раздражать ставшими чувствительными глаза. Сгорбившийся на кровати отец тяжело поднимается и тоже идёт обнять Джемина, как ища поддержку, так и давая её. Он без слов обхватывает его руками, похлопывает ладонью по спине и отпускает. Затем они с матерью выходят, видимо, давая им время побыть вдвоём и беря небольшой перерыв. Джено тяжело и отрывисто дышит, сотрясаясь всем телом. Лицо мертвенно бледное, но при этом с него градом течёт пот, насквозь пропитывающий постель. Глаза плотно сжаты, сквозь стиснутые зубы вырывается шипение. Густой чёрный туман буквально вдавливает его в кровать, не давая нормально вдохнуть. У Джемина всё сжимается, ноги слабеют. Он садится рядом и пытается отогнать туман рукой, но она лишь проходит насквозь. Его сил недостаточно. Он может только видеть его, но не взаимодействовать. - Джено, это я. Джемин осторожно кладёт ладонь ему на щёку. Джено открывает глаза, кажется, с трудом собирая сознание в кучу. Белки покрасневшие, фокус приходит не сразу. - Ты в порядке? – выдавливает он тихо. Сердце насквозь пробивает толстая ледяная игла. Даже в таком состоянии он умудряется думать не про себя. - Да, - отвечает Джемин дрогнувшим голосом. – Держишься? - Стараюсь. Боль не оставляет его ни на секунду. Внутри него горит бесконтрольный пожар, словно плавящий органы. В горле застыл вой, который он сдерживает, чтобы не ранить родителей сильнее. Джемин проживает все его эмоции и сам хочет завыть от отчаяния. - Давай я попробую приготовить что-нибудь от боли. - Нет, - Джено цепляется за его руку. – Не отравляй себя ещё больше. Это то, чего она хочет. Не поддавайся, не надо больше колдовать. И ты ведь знаешь, что это не поможет. Это… - сиплый вдох. – Это не вылечит проклятье. Ты видишь его, да? - Да, - Джемин снова смотрит на чёрный дым. – Оно давит тебя. - Иногда мне кажется, что я тоже вижу его. Он морщится от нового прилива скручивающей боли. На лбу проступает вена, шея краснеет. Тело напрягается, чуть выгибаясь над промокшей постелью, после чего его бросает обратно. Он жадно втягивает в себя воздух. Беспомощно наблюдающий за этим Джемин не выдерживает и сгибается, упираясь лбом в его плечо и обнимая. - Мне так жаль, Джено, прости меня, пожалуйста, я такой идиот, мне так жаль, что из-за меня ты… - шумный всхлип. – Это должен был быть я. Лучше бы это был я, а не ты, ты не заслуживаешь этого, ты… Он давится плачем. Рука Джено грузно опускается на его спину, даже это движение затрачивало остатки сил. - Я рад, что ты в порядке. Послезавтра ты должен уехать отсюда и жить счастливо, никогда не вспоминая про Унмён. - Я не брошу тебя, - Джемин приподнимается, заглядывая ему в лицо. - Ты должен, - Джено сжимает его толстовку. – Я – это ничто, это одна жизнь. А если она завладеет тобой, то проклятье продолжит расти по всему острову, эта тьма продолжит разрастаться и ты должен будешь передать её кому-то. Всё должно закончиться на тебе. Останови это. Ради нас. Твой свет… Джено вскрикивает, снова выгибаясь, его пальцы скрючиваются от боли. Чёрный туман начинает пульсировать, сдавливая его сильнее и словно реагируя на слова. В комнату вбегают родители. - Сынок, где болит? - Неси ещё воды, - приказывает отец, старающийся сохранять самообладание. Джемин встаёт, пропуская его. Собственную грудь сдавливает так, что она практически начинает трескаться. Его самого крутит от чужой боли, хочется кричать от бессилия и несправедливости. Почему именно Джено? Почему именно он из всех? Видеть его страдания невыносимо. Джемин поначалу отходит, после чего и вовсе покидает дом. Он не может на это смотреть. Даже если он хочет быть рядом и сторожить его часами, он не может отнять это у родителей. Он не заслуживает находиться в их доме, который он же и разрушил. Ноги бредут по улицам сами. Сознание снова отстранённое, снова где-то не здесь. Вокруг вьётся плотная тьма, носится пронизывающий ночной ветер. Джемин добирается до бабкиного дома, с пустым лицом вваливается внутрь и падает на кровать. Ему плевать на темноту, на холод, на странные звуки, которые могут снова заполнить эти стены в ведьмин час. Он лежит на боку, вперившись взглядом в шкаф, но не видя его. Ничтожный. Никчёмный. Даже не может помочь человеку, который ему дорог. Несколько часов он так и продолжает лежать без движения. В голове ни одной чёткой мысли, а в груди только ревущий комок из эмоций. Перегруженное сознание в один момент просто отключается. Джемин открывает глаза ровно в три часа ночи, проснувшись от настойчивого звука. Как ни странно, ему больше не страшно. Страшное уже произошло. Разбудивший его звук оказывается неравномерным стуком, доносящимся из позеленевшего сундука недалеко от входа в комнату. Что-то внутри словно долбилось о закрытую крышку и та вздрагивала. Джемин какое-то время смотрит на него, после чего просто отворачивается к стене. Ресурсов для адекватной реакции нет, безумие стало нормой. Пусть делает, что хочет. Постепенно он снова засыпает. Утро не приносит с собой никакого маломальского облегчения или смирения. Тяжесть как была, так и осталась. Джемин без интереса смотрит в потолок, после чего идёт на улицу умываться, пытаясь вернуть какую-то трезвость ума. Ледяная вода стекает за шиворот, но он этого даже не чувствует. В мыслях только Джено, чью боль он чувствует постоянно. Джено не хочет, чтобы погас его свет. А Джемин не хочет, чтобы погас Джено. Дверь с оглушающим скрипом поворачивается на старых петлях, врезается в стену, с которой сыплется многолетняя труха. Наконец, в сердце загорается неуклонная решимость. Он виноват, ему и отвечать любой ценой. Джемин врывается в спальню, рывком открывает сундук и достаёт оттуда мутную баночку, в которой цокают иголки. Он знает, что нужно делать, это знание было на задворках сознания всегда. Сапоги сминают покрытую росой траву. Джемин несётся через поле в лес, не давая себе ни шанса на раздумья. Он уже принял решение. Он не позволит Джено умереть. Его жизнь не «ничто», как он выразился. Она имеет огромный вес и невероятную ценность, ведь каждая жизнь священна. Поэтому Джемин собирается сделать то, что должен. В конце концов, он был рождён ведуном. Его предназначение – помогать людям. Вспоминать дорогу не приходится, тело движется само, его тянет туда. Деревья шелестят громче обычного, словно торжественно встречая важного гостя и кланяясь. Вороны перебираются с ветки на ветку, следуя за ним. Появляется каменное ограждение кладбища, из которого в прошлый раз он выбежал в полнейшем ужасе. Он не думал, что когда-нибудь сюда вернётся. Однако вот он идёт – полный намерения совершить то, чего от него требовал это проклятый остров с самого начала. Приходится сдаться, потому что цена своего упрямства вышла бы слишком высокой. Джемин ступает между могильных плит и как будто даже слышит осуждающие завывания под землёй. Все против, но его это не остановит. Он подходит к знакомой могиле, смотря на неё с презрением. Это всё из-за неё, из-за её дурацкого проклятья. Она всеми способами пыталась добиться своего и, в конце концов, нашла его слабое место. Ведун или нет, в первую очередь он был обычным человеком, имеющим чувства. - Я делаю это ради него, не ради силы, - чеканит Джемин, зная, что его слышат. Баночка в руке словно становится горячей. Он немного медлит, понимая, что пути назад уже не будет, после чего откупоривает флакон. Шелест деревьев превращается в шёпот, который окружает его со всех сторон. Кажется, что вокруг бродят сотни духов, наблюдающих за ним, ждущих, пока он переступит границу двух миров, присоединится ко всем тем, кто был на этой земле до него. То, что он собирается получить, прошло через десятки поколений. Джемин достаёт одну из игл. Как он и думал, жидкость оказывается кровью, которая сохранилась так, будто была абсолютно свежая. Алая капля стекает по тонкому металлу. Шум в висках оглушает, шёпот теперь звучит прямо в его голове. - Давай, - раздаётся женский голос у самого уха. – Сделай это. - Я принимаю твою силу. Игла прокалывает указательный палец. Джемин выливает на прокол содержимое флакона. Иглы и пучок седых волос проходятся по коже, после чего падают на землю. Его собственная кровь появляется на поверхности и начинает смешиваться с более тёмной кровью его бабушки. В пальце появляется разряд, который затем резко проходится по всему телу, цепляя каждую клетку до единой. Джемин сгибается, упираясь ладонями в колени, чтобы не упасть от пробравшего его импульса. На пару секунд всё его тело словно загорается. После этого наступает полнейшая тишина. Шёпот смолкает. Джемин открывает зажмуренные глаза. Он опасливо выпрямляется, не понимая, чего ожидать. Все вороны исчезли. Ветер тоже успокоился и лишь слегка теребил тонкую листву. Он смотрит на свои руки. Крови на пальце не было, прокола тоже. Что-то появилось только внутри. Вязкое и плотное, оно покачивалось, как заключённое в короб море. Джемин трёт грудь. Взгляд падает на чёрный могильный камень у его ног. Она не ушла. Он чувствует, что она здесь, на этой земле, она не покинула мир живых. Почему она до сих пор здесь, хотя передала ему свою силу и должна была упокоиться? На это нет времени. Джемин срывается с места. С последствиями разбираться он будет потом, теперь главное спасти Джено до того, как сознание опутают чужие щупальца. Теперь он может распоряжаться своей силой, как хочет, больше его ничего не ограничивает. Он прыгает через мелкие кустарники, расталкивая ветки. Быстрее избавить его от страданий, быстрее забрать его боль. Мимо проносятся тысячи невидимых нитей – энергетические следы растений, животных и людей. Мир стал сочнее, у каждой травинки появилась душа. До ломоты знакомые резные ворота. Джемин распахивает их, взлетает по крыльцу и входит в дом, на ходу скидывая сапоги. Родители Джено едва успевают подняться со стульев, которые поставили около его кровати, как он врывается в комнату. Измотанная мать идёт на встречу Джемину, обхватывая его ледяными ладонями за предплечья. - Дорогой, неужели ты снова был у бабки всю ночь? Ты мог остаться у нас, я бы постелила тебе в гостиной. - Я вылечу вашего сына. - Что? - Я могу излечить Джено, он будет жить. - Что ты такое говоришь… Растерянная женщина поражённо бормочет, но вдруг осекается, заглянув в его чёрные глаза. По её позвоночнику проходит дрожь, которую она сама объяснить не может. Она просто чувствует мощь, которая была больше всего, что она когда-либо знала. Эта мощь лишала дара речи, приковывала к месту. Ей невозможно было противостоять. Джемин точно так же заглядывает в глаза обеспокоенному отцу, подошедшему выяснить, в чём дело. Тот выдерживает его взгляд, но понимает, что не сможет ничего сделать, даже если захочет. Ему остаётся только отойти в сторону и уступить дорогу, как будто это не он был здесь хозяин. Не сейчас. Сейчас он был простым человеком, который мог только склонить голову перед тем, что было в разы больше его естества. В кровати Джено находился в полубессознательном состоянии, не зная, что происходило. Его била лихорадка, он крупно вздрагивал, угольные пряди прилипли к мокрому лбу, губы высохли и потрескались. Из горла доносилось сдавленное мычание. Джемин опускается на постель рядом с ним, кладёт правую ладонь на его грудь под самым чёрным зачатком тумана, а левой берёт его за руку. Долгий вдох и такой же долгий выдох. Джемин сосредотачивается, мысленно нащупывая едкий корень проклятья, поселившийся в теле, и концентрируется на нём. Джено сипло вдыхает и распахивает глаза, когда он направляет на этот корень поток энергии. Взгляд в замешательстве выцепляет лицо Джемина, сначала слегка успокаивая, после чего вызывая взрыв испуганного недоумения. - Что ты делаешь? Что… Его голос прерывается очередным рваным вдохом. Пальцы сжимают левую ладонь Джемина, который обрубал все мелкие стебли болезни, проросшие по всему организму. Собственные вены гудят, душу колет протестом – часть бабкиной силы сопротивлялась работать против того, что создала сама, однако Джемин с усилием подавляет её, направляя всю свою энергию в руку. - Что было гневом создано, то воротится, откуда пришло. Не твоя душа – не твоя воля. Моё слово, да законом будет. Он не знает, почему говорит это всё, не знает, почему делает то, что делает. Так велят его инстинкты, которые теперь обладали опытом десятков других поколений. Джено морщится, зажмуриваясь и чувствуя, как из него что-то вырывают. Окутанное лихорадочным бредом сознание мелькает красными пятнами, ослепляет и оглушает его, нарушая связь с реальным миром, его словно тянут в разные стороны. - Покинь это тело! Джемин сжимает правую руку в кулак и резко отдёргивает её от чужой груди. Джено подаётся вверх следом и падает обратно на кровать, часто дыша. Резко подорвавшись на ноги, Джемин бросается к окну, распахивает его и выбрасывает сочащийся чёрными извивающимися корнями туман на улицу. Тот сжимается, бешено вьётся на одном месте и трескается, распадаясь на крохотные частицы, исчезая. Оставшись без носителя, проклятье разрушилось. - Сынок! Родители тут же подбегают к Джено, который переводил дыхание, открыв глаза и удивлённо осматриваясь. Его взгляд снова был осознанным, лицо больше не корчилось от боли. Мать шумно всхлипывает, прижимая его к себе и гладя по волосам. Отец обхватывает руками их обоих, тоже не удержавшись и позволив себе заплакать. Убедившись, что с ребёнком теперь всё было в порядке, мама подскакивает и изо всех сил обнимает с облегчением наблюдавшего за ними Джемина, не смевшего нарушать чужое счастье. - Спасибо тебе, дорогой, спасибо, дай Бог тебе здоровья, я каждый день за тебя молиться буду, что попросишь, всё сделаю, - она берёт его лицо в ладони и целует в обе щёки, не переставая плакать. – Спасибо, что излечил нашего сына, нам без него и жизнь не мила, он наше всё, мы тебе всю жизнь обязаны будем, ты нам как второй сын. - Вы ничего мне не должны, мама, - Джемин кладёт руки ей на плечи и улыбается. – Я не мог этого не сделать. Он мне тоже очень дорог. - Мы никогда этого не забудем, - теперь уже к нему подходит отец, грубо утирающий слёзы с покрасневших щёк. – Твоя бабка много плохого натворила, но ты – наш спаситель. Ты вернул нам жизнь. О чём бы ты ни попросил, мы всегда тебе поможем. Ежели кто будет что дурное говорить про тебя, я им спуску не дам. - Спасибо. Единственное, что я хочу попросить, - это… можете никому не рассказывать про меня? Я не хочу, чтобы другие знали про то… кто я. - Как скажешь, сын. Как скажешь, так и будет. Похлопав его по плечу, он возвращается к своему ребёнку. Решив оставить семью наедине друг с другом, уставший Джемин выходит на улицу и садится на крыльцо. Его приятно обдувает ветер, однако в груди до сих пор клокочет то, что он каким-то образом разбудил. У него получилось. Он спас Джено. Локти опираются о колени, голова опускается. Ему нужно привести себя в порядок и как-то переварить произошедшее. Переварить свою новую реальность. Потраченная энергия постепенно начинает восполняться, он чувствует её приток. Растущие в саду цветы словно тянут к нему невидимые ленты, оплетают, вкачивают силы. Воздух несёт с собой запах дождя, который будет ночью, тонкий след от ежа, пробиравшегося через заросли за забором, плавную ауру участка, наполняющую его сверху донизу. Целая куча новых ощущений, новых уровней, к которым нужно привыкать. Позади открывается дверь. Доска рядом проседает и Джемин поднимает голову, но не поворачивает её. - Ты как? - Я-то нормально, а ты? - Нормально, - переодевшийся Джено ведёт плечом и какое-то время молчит. – Ты идиот. - Знаю. - Ты принял на себя то, с чем тебе теперь маяться всю жизнь, для того, чтобы спасти меня. - Да. - Спасибо. - Не за что. Они сидят в тишине. Джемин думает о том, что не жалеет. Ведь он снова слышит его здоровый голос, чувствует, как бьётся его здоровое сердце, как течёт по его венам жизнь. Лучшее ощущение. А Джено сверлит землю перед собой взглядом, после чего поворачивается к нему, пристально изучая его лицо. - Это правда всё ещё ты? - Да, - вымученный смешок. – Я полностью себя контролирую. Просто чувствую больше, чем раньше. Но я не поменялся, это по-прежнему тот же я. - Сможешь ли ты остаться собой, вот в чём вопрос. - Но даже если нет, я всё равно не буду жалеть. Это моя кровь, я должен расплачиваться за всё, что происходит по её вине. Остальные страдать не должны. Ты не должен страдать. Ты должен жить. - Моя жизнь и несколько других жизней несопоставимы. Как ты можешь так рисковать собой и будущим других ради меня? - Так же, как и ты рискнул собой, когда побежал за мной в лес. Джемин, наконец, поворачивает к нему голову и уверенно смотрит в глаза. Он не скрывает. Ничего, что происходит внутри, он скрывать не хочет. - Я не могу потерять тебя, понимаешь? Тебя – нет. Цветы покачиваются на ветру. Пахнет горящими в домашней печи поленьями. Джено так и не сводит с него взгляда, изучая чёрные глаза, пропуская через себя сказанное. Джемин перед ним абсолютно открытый и искренний. Упёртый, своевольный, отчаянный, храбрый. Так внезапно появившийся и перевернувший всё с ног на голову. В нём плещется магия, которая была там с самого начала, и тянула к себе, звала. Джено поддаётся этому порыву и наклоняется. Так близко, что их носы соприкасаются, а от кожи веет теплом. - Прости, - спохватившись, Джено дёргается назад и отворачивается. – Я не должен был… извини. - За что ты извиняешься? - За… то, что почти сделал. - За это? Джемин берёт его за подбородок, разворачивает к себе и целует, не давая опомниться. Джено замирает, смотря на длинные ресницы перед собой. Губы жжёт, сердце колотится. - За это? – переспрашивает Джемин, отстранившись, но не отодвинувшись. - Да, - Джено шепчет в его губы, всё ещё не до конца понимая происходящее. - За что тут извиняться? - Это странно. - Почему? - Мы оба мужчины. - В этом нет ничего странного. Это нормально. Можешь спросить двух моих бывших парней, - смешок. - Ну… здесь это странно. - Мне уйти? Пауза. - Нет. Джено сам подаётся вперёд, прижимаясь к нему губами. Он целует его медленно и осторожно, привыкая к новым ощущениям, изучая их. А Джемин на минуту забывает обо всём, что было. И о бабке, и о проклятии, и о том, что он сделал. Он проживает свои полыхающие эмоции и физически ощущает всплеск внутри Джено. Он чувствует его. Чувствует, как их связь словно обвилась вокруг них несколько раз, прочно соединяя. Душа Джено коснулась его собственной. Отстранившись, они долго смотрят на друга, ловя последние всполохи радости, а затем думая об одном. Джемин кладет голову ему на плечо, Джено обнимает его, прижимая к себе рукой. В сердце заныла грусть. - Ты должен уехать завтра, пока не стало слишком поздно. - Я не хочу тебя терять. - Я тоже. Но я не могу уехать с тобой, - Джено сжимает пальцами его рукав, прижимаясь щекой к макушке. – Если кто-то из родителей вдруг попадёт под грозу… я должен быть здесь. Я не могу оставить их, когда здесь это проклятье. Сами они отсюда не уедут, это их дом. - Понимаю. Ладонь Джемина ложится на его колено. От понимания легче не становится. Он не может оставаться в Унмёне, потому что теперь уже точно какой-то отдельной частью своего сознания знает, что это изменит его. Чем дольше он здесь находится, тем сильнее на него воздействует какая-то местная магия, энергия, что-то, что он так и не может распознать. Оно пропитает его, оплетёт разум, сведёт с ума. А Джено не может бросить свою семью в опасной ситуации. Джемин не хочет думать о том, что не сможет видеться с ним, слышать голос, чувствовать его тепло, заряжаться его доброй улыбкой. Он привязался к нему и теперь не желает отпускать. Связь между ними стала слишком крепкой. Что делать, чтобы сохранить её? - Я хочу позвонить маме, - через пару минут он вдруг выпрямляется. - Что? Зачем? - Мне надо поговорить с ней о бабке, - взгляд Джемина серьёзный и твёрдый. – Я всё думаю об этом проклятии. Это не просто ненависть из ниоткуда. Должна была быть причина. Раньше она помогала людям, а потом вдруг озлобилась. Что-то должно было произойти. - Её одурманили тёмные силы. - Не думаю, что дело только в этом, - Джемин качает головой, покусывая губу. – Раз она такая сильная, что даже после смерти может творить, что захочет, значит она всегда была такая. Она могла бы противостоять этому. - То есть, - Джено хмурится, раздумывая. – Ты думаешь, что она сама их впустила в себя? - Да. Они могли понадобиться ей зачем-то, а потом она уже потеряла контроль. Я хочу узнать, что произошло. Может, тогда я смогу снять проклятие. Я смогу исправить то, что она натворила. - Паром уже завтра. Тебе нельзя оставаться ещё на десять дней. - Знаю. Поэтому нужно попытаться разузнать всё сегодня. - Джемин… - Просто давай попробуем. У вас ведь есть телефон для экстренных звонков? Мне плевать, сколько это будет стоить, но я должен поговорить с ней. - Хорошо. Я попрошу отца. Держа в руках старую тяжёлую трубку, Джемин не понимает, откуда в нём такая воинственная решимость. Недавно он был готов грустно и покорно исчезнуть из жизни Джено, но теперь он не желает сдаваться без боя. Он хочет дать шанс на светлое будущее не только им обоим, но и всей деревне. Если не он, то кто? - Алло? - Мам, привет, это я. - Мин-а, - радостно тянет такой родной голос. – Как ты там? Тебе дали позвонить? Всё хорошо? - Не совсем. Почему вы с дедушкой уехали отсюда только вдвоём? На несколько секунд по ту сторону воцаряется тишина, разбавленная лишь треском допотопного телефона. Вопрос явно застал его мать врасплох. - Зачем тебе? - Ответь. - Он хотел дать мне нормальное образование, а на острове для этого ничего не было. - Не ври, пожалуйста, это важно. Я знаю, что бабка была ведьмой. Очередная пауза. Он может поклясться, что кожей чувствует, как за сотни километров по её позвоночнику прошла дрожь, а горло сковало. - Джемин, ты же знаешь, что в деревнях любят всякие байки. Эти люди живут в устаревшем мире, где… - Я принял её силу. - Ты… ты сделал что?! - Она прокляла этот остров, мам. Она умерла, но никуда не ушла, она пыталась передать силу мне, но я сначала не верил, а потом, когда понял, что это всё реально, открещивался, как мог. Но из-за её проклятья чуть не умер человек, который стал мне очень дорог, и мне пришлось её принять, чтобы спасти его. Я могу лечить людей, я чувствую растения и животных, чувствую энергию этого мира. Я – единственный, кто может помочь им всем, а для этого я должен знать, что произошло. - Господи… В голосе его матери сквозят шок, ужас, потерянность и нежелание верить в услышанное. Она замолкает на несколько мгновений. Слышно только её тяжёлый вздох и шорох подола юбки, который она начала нервно мять. Слова даются ей с трудом. - Она учила меня колдовать. И если сбор трав и варение отваров были безобидными, то все эти существа… духи, которых можно было призывать, которыми кишело кладбище, куда она водила меня «учиться», они пугали меня до истерики. Я очень боялась их, но она всё равно пыталась заставить меня привыкнуть, пыталась научить меня общаться с ними, потому что для неё они были нормой. В итоге, папа, твой дедушка, не выдержал и, когда она ушла утром в лес, собрал наши вещи и увёз меня на материк. - То есть вы просто убежали? Даже не попрощались? - Да. Мне кажется, он тоже боялся её. Что она что-нибудь сделает, чтобы мы не смогли уехать. - Но… она же твоя мама. Ты не скучала по ней? - Скучала, - протяжный вздох. – Но я не скучала по духам, жертвоприношениям и ритуалам. Я слишком боялась их и потом ещё несколько лет не могла нормально спать. Папа спас меня от неё. Я постаралась просто забыть всё это, как будто её никогда и не было. - Но в тебе всё равно была её сила. Поэтому ты всё время возишься дома с травами. - Да, я не могу с этим ничего поделать, это во мне и, видимо, передалось и тебе. Я надеялась, что ты никогда об этом не узнаешь и будешь жить нормально, как обычный ребёнок. - Поэтому ты так не хотела приезжать сюда обратно? Боялась, что всё вспомнишь? - Да. Я не должна была вообще тебя отпускать, но подумала, что раз она умерла, то всё нормально. Я… - она запинается, как будто собираясь с силами. – Я чувствовала вину из-за того, что мы её бросили, да, но не смогла заставить себя туда приехать. Поэтому хотела, чтобы ты, её внук, просто поставил точку в этой истории, избавился от её дома, дал ей полностью уйти из мира. Дура. Какая же я дура, теперь из-за меня ты оказался с ней один на один. Давай я приеду и заберу тебя. - Не надо, я не один. Мы с Джено вдвоём пытаемся понять, как освободить остров. - Джемин, я тебя умоляю, только не смей оставаться там, ладно? Ты ничего никому не должен, - голос матери сквозит отчаянной просьбой. – Просто возвращайся завтра и мы сделаем вид, что ничего не было. Что у тебя нет никаких сил, ты просто больше никогда не будешь колдовать и всё станет нормально, как раньше. - Эти люди не заслужили такого проклятья. - Солнышко, пожалуйста, не рискуй собой, возвращайся домой к нам с папой, хорошо? Я не переживу, если с тобой что-то случится. Обещай, что ты приедешь завтра. - Я… - Джемин закусывает язык, после чего сдаётся. – Хорошо, я приеду. - Слава Богу. Потерпи ещё немного, скоро ты будешь дома. Я тебя очень сильно люблю и очень скучаю. - Я тоже, мам. Пока. Тяжёлая трубка опускается на рычаг. Джемин прикрывает глаза и трёт налившиеся свинцом виски. Информации одновременно было слишком много и слишком мало. Он не знает, что чувствовать. С одной стороны, в нём бушует осуждение за то, что его мама фактически вычеркнула свою собственную мать из жизни, забыла её и, даже повзрослев, не нашла в себе сил навестить её. Но с другой стороны, он может понять страх перед потусторонним. Она была всего лишь ребёнком, когда всё произошло, и слишком боялась, что всё начнётся снова, что вернувшись, она снова столкнётся с тем, что пугало её до смерти. Всё это было таким безумием. Он живёт в безумии. Дверь открывается и он выходит в коридор к ожидавшему его Джено. Тот встаёт на ноги, пытаясь понять по лицу, выяснил ли он что-нибудь. - Мальчики, идёмте кушать! Звонкий голос из кухни, вернувший в себя краски, не даёт им начать разговор. Мать Джено отчаянно пыталась возвратить всё в привычное русло, вычеркнуть случившийся кошмар. Снова увидев своего сына здоровым, она сразу же пошла готовить, причитая, что ему нужно набираться сил. Отказать ей просто не получается. Она и без того прошла через слишком многое за половину суток. Еда как обычно очень вкусная, вот только разговоры натянутые, неестественные. Про огород, про покупку уток, про новый сорт яблок, выведенный семейством Хан. Они звучат только для того, чтобы поддерживать иллюзию нормальности. В принципе, получается, но под конец, когда тарелки уже пусты, приходится вернуться обратно в реальное положение вещей. - Я пойму, если ты откажешь, - откашлявшись, начинает отец, складывая руки с мозолистыми пальцами в замок на столе. – Но, Джемин, не мог бы ты помочь и бедному Чондэ, который давеча слёг с проклятьем? У него дети, семья остаётся без кормильца. Без тебя он вряд ли выкарабкается. Почти никто не выкарабкивается. - Ему опасно так много колдовать, - тут же вмешивается Джено. - Я не настаиваю, если это причинит Джемину вред, но я не могу не попросить. Мой долг – заботиться о жителях нашей деревни. У нас больше нет целителей, некого попросить о помощи. Деток жалко, да и жену его, бедную, тоже. - Хорошо, я вылечу его, - соглашается Джемин, понимая, что не может просто бросить человека умирать. – От проклятья нужно избавиться. Сначала Джено смотрит на него неодобрительно, но потом всё же смягчается. В конце концов, вопрос шёл о жизни и смерти. Если был шанс спасти человека, то нужно было хвататься за него и использовать. В конце концов, сила уже была принята. Джемин, впрочем, нервничает, идя в незнакомый дом. Он не знает, как к нему отнесутся. Если Джено он вылечил, потому что они были близки, то сейчас он лез в совершенно чужую жизнь. - Скажи, если надо будет помочь с чем-нибудь, - Джено, с которым они вместе шли позади родителей, замечает, что он волнуется, и на короткие мгновения берёт его за руку, пока никто из прохожих не видит. - Хорошо, - Джемин благодарно сжимает его пальцы в ответ. В доме их встречает щуплая пожилая пара – родители жены. Отец Джено объясняет им, что они пришли не пособолезновать, а помочь, и показывает на Джемина, говоря, что он может излечить их зятя. - Это же отпрыск ведьмы, - возмущённо гаркает старик, взмахивая костлявой рукой в его сторону. – Хочешь сразу нашего Чондэ в могилу свести? - Не нужны нам лишние беды, он проклясть нашу семью хочет! – вторит ему жена. – Он наговорит тебе! - Мунсэ, Сохи, я бы сам ни за что не поверил, если бы своими глазами не увидел. Он излечил нашего Джено. Тот попал вчера под грозу и всю ночь мучился, вился от боли, а Джемин утром вылечил его, уничтожил хворь. Этот мальчик может спасти вашего зятя. Он не такой, как клятая Хонджа, он целитель. Старики поначалу замолкают, смотря на терпеливо ждущего разрешения ситуации Джемина. Затем переводят взгляд на Джено, который кивает им, и потом обратно на старосту деревни. - А коли он обманом чертей подселит? - Я клянусь: ежели мальчишка что-то натворит, так я сразу схожу с поста, забираю свою семью и уезжаю из Унмёна с позором. Он действует от моего имени. Немного подумав, старик щурит водянистые глаза и, хромая, подходит к Джемину, впрочем, сохраняя безопасное расстояние и не желая приближаться к внуку ведьмы вплотную. - Точно сможешь хворь прогнать? - Точно. Позвольте мне исправить то, что случилось из-за моей бабки. - А сколько возьмёшь? Корову? У нас только две, а кормить шесть ртов. - Я ничего не возьму, я просто хочу помочь, мне не нужно вознаграждение. - Где оно видано, чтобы ведун и задарма? – недоверчиво щурится старик. – Душу в рабство заберёшь? - Нет, я клянусь вам: мне ничего не нужно. Я просто помогу. Джемин, немного подуставший от его недоверчивости и упертости, заглядывает в водянистые глаза пронзительно, представляя, как собственная энергия вливается в его голову и блокирует тот крошечный отдел, который обеспокоенно скакал и пульсировал. Последний раз дёрнувшись, он успокаивается и замирает. В этот момент напряжение с лица старика спадает и он немного растерянно кивает. - Проходи. Теперь дорогу в комнату перегораживает разве что жена. Однако и она отходит, стоит чёрному взгляду Джемина коснуться её глаз. Он чувствует, что они боятся его, чувствует, как их души сдаются, соприкоснувшись с окружающим его ореолом энергии. Эти люди не могли ему противостоять и какая-то отчуждённая доля его сознания смакует это осознание собственной силы. Тонкий чёрный завиток, которого раньше там не было. В комнате с ребёнком на руках стоит бледная женщина со впалыми щеками. К её ноге испуганно жмётся длинноволосая девочка лет пяти. Джемин входит внутрь и приветствует их, чуть кланяясь. Лежавший на кровати позади мужчина всхлипывает, выгибая спину в болевом спазме. Женщина беспомощно смотрит на него, уже смирившись с тем, что не может ничего поделать, после чего переводит взгляд на Джемина и отходит, позволяя ему подойти к кровати. Туман казался плотнее, потому что ему было уже два дня и он креп, пропитываясь чужой болью. Джемин кладёт ладонь на грудь стонущего мужчины и ощущает, как измотан был его организм. Дольше ещё двух дней он бы не прожил, тело было готово сдаться под напором уничтожающего изнутри проклятья. В этот момент ребёнок на руках женщины начинает плакать. Громко и с силой, заливаясь так, что его маленькое тело начало трясти. Как будто его чистая душа почуяла, что чужеродной нечеловеческой энергетики в доме прибавилось, и сторонилась этого. Женщина пытается его успокоить, поглаживая по лысоватой голове, но плач лишь становится громче. Джемин поворачивает голову. Ребёнок перепугано смотрит на него, слёзы мешаются со слюной, текущей из разинутого в рёве рта. Смотря в блестящие светло-карие глаза, Джемин тянет тихое «Тшш». Резко, как по движению рубильника, ребёнок замолкает и опадает в руках матери, продолжая смотреть на него теперь уже без плача. Стоявший в дверном проёме Джено наблюдает за этим, чуть нахмурившись. Он переводит взгляд на Джемина и ощущает лёгкую тревогу. Ему не нравится это. Ему не нравится, что он начал давить других людей своей энергетикой. Процесс излечения происходит тот же самый. Нащупав плотный ядовитый корень, разрастающийся в истощённом теле, Джемин начинает по одному обрубать все его связи, после чего с усилием выдёргивает его и выбрасывает в окно, которое заранее распахнул Джено. В собственном теле появляется некоторое напряжение и усталость от проведённого ритуала, но в целом, самочувствие было нормальное. Казалось, что ресурс силы был огромен. Чондэ, с рваным глубоким выдохом распахнувший глаза, поначалу не может осознать, что происходит, и около минуты приходит в себя, снова соединяясь с реальностью. Кожа начинает приобретать нормальный розоватый оттенок, грудь мощно вздымается, взгляд возвращает разум. Его лицо бросается целовать жена, отдавшая ребёнка бабушке, у изголовья кровати радостно скачет дочь, трогающая его за плечи. Затем женщина подскакивает уже к Джемину и падает перед ним на колени, кланяясь в пол. - Спасибо, что вернул мне мужа, вовек тебя не забудем, будем ноги тебе целовать, спаситель ты наш. Господу Богу будем молиться за тебя каждое утро и каждый вечер, просить тебе благополучие. - Поднимайтесь, вы что, всё в порядке. Джемин берёт её под руки, пытаясь заставить перестать кланяться и чувствуя себя максимально неловко перед всеми собравшимися. Он ведь просто сделал то, что должен был, он обычный парень, который сам должен старшим кланяться. Однако чёрный виток на задворках сознания снова сжимается и подскакивает. Теперь даже старшие ему кланяются и уважают его. Они преклоняются перед его силой, он теперь не просто какой-то оборванец. В его руках способность исцелять. Поток мыслей перекрывается стариками, которые тоже подходят поблагодарить его, а затем окружают поднимающегося зятя, обнимающего своих детей. Семья была снова вместе. По пути домой отец Джено хлопает его по спине, говоря, что гордится им и уже от себя благодаря за помощь жителям. Остаться в каком-то спокойствии и тишине удаётся, только когда они возвращаются в спальню, где уже была постелена свежая постель. - Всё хорошо? – спрашивает Джено. – Устал? - Устал, но я быстро восстанавливаюсь, - Джемин трёт грудь в месте, где было ядро его энергетики. – Самое сложное – это отделить проклятье. Потом уже нормально. - Ты выглядел каким-то загруженным там, в доме. О чём думал? Джемин смотрит на него. Всё-таки заметил. Он, похоже, слишком сильно переживает за его состояние, несмотря на то, что сам только утром выкарабкался из смертельного ущелья. - Мне показалось… как будто мне понравилось. - Понравилось что? - Чувствовать себя сильным. Понимать, что я могу влиять на других. Это очень странное ощущение, как будто не моё. - Дерьмо, - едко выругивается Джено. – Грёбаная бабка. Она туманит тебе разум. - Это было очень быстрое и слабое ощущение. Я полностью себя контролирую. - Пока что. - Я уезжаю уже завтра, она ничего не успеет сделать. - Надеюсь. Комната после маминой уборки выглядит как обычно, как будто ничего и не было. Выглаженное постельное бельё, пахнущее гиацинтовым порошком, очищенная от воска прикроватная тумбочка, до блеска вымытый пол. Всё выглядит нормально, вот только изменения в самих обитателях дома отмыть тряпками и моющими средствами уже нельзя. - Что тебе сказала мама? Джемин пересказывает телефонный разговор, обсудить который у них ещё не было возможности. Джено в раздумьях трёт подбородок. - Значит, она разозлилась из-за того, что муж забрал её ребёнка и уехал. - Но причём тут тогда жители? Почему не проклясть мужа? - Потому что она всё равно его любила? – предполагает Джено. – Разозлилась, расстроилась, но не хотела ранить его, тем более раз он должен был смотреть за их дочерью. Сошла с ума от тоски и начала мстить всем без разбору. - Как вариант, но… - Джемин качает головой. - Чувствуешь, что не то? - Да. Что-то мы упускаем. Как будто огромный кусок чего-то проходит мимо. - Что могло такого случиться? Даже если кто-то из наших насолил ей, не заплатил за помощь или как-то оскорбил её, то она бы не стала проклинать весь Унмён. - Вот именно, - Джемин кусает губу, после чего вдруг перевешивается через кровать. – Надо ещё раз изучить её книгу. Джено косится на кожаный переплёт с явной тревогой, но в итоге грузно выдыхает через нос и садится ближе. Он всё равно уже вляпался во всю эту чертовщину. Первая страница открывается с хрустом. Джемин водит по ней указательным пальцем. - Эта девочка, наверное, моя мама, - он листает дальше. – Но что это за вспышка? Жёлтая сфера, которая иногда чередовалась такими же жёлто-золотистыми лучами, с первого взгляда не имела никакого смысла. Джено чуть склоняет голову. - Солнце? Озарение? - Что-то радостное, скорее всего. Свет – это какая-то надежда. Но чёрт его знает было это до или после того, как мама уехала. - А дальше что? - Что-то непонятное. Джемин показывает страницы, которые были просто зачёркнуты углём, нанесённым на них в несколько слоёв в каком-то эмоциональном порыве. Прямые линии, завитки, зигзаги – сплошной хаос из чёрных каракуль. - Значит, в этот момент что-то и случилось, - отмечает Джено. – Она была уже не в себе. - Свет пропал и пришла тьма. Что-то отняло у неё свет? Возможно, тогда мама с дедом и уехали. Хотя мне всё равно кажется, что должно быть что-то ещё. Из-за этого и началось вот это. Джемин перелистывает на развороты с трупами, лежащими в лужах крови. Зарезанные, повешенные, разорванные. Каждая деталь тщательно прорисована, словно это делалось с садистским удовольствием. Она в красках представляла каждый миллиметр этих рисунков, прокручивала их в голове сотни раз. Она желала этого, делала их реальными. - Я спрашивал у родителей про неё, но ничего, кроме общих фактов, они не знают. Если бы был какой-то конфликт, отец был бы в курсе. - Те, кто знал, наверное, уже мертвы. Либо побоялись рассказывать, - Джемин вздыхает, листает страницы с травами и заклинаниями и останавливается на одном. – А вот это и есть проклятье, как я понимаю. Во мгле из сумеречных криков Раздастся рокот грязных слов. Стеной из слепящих вас бликов Прибьёт к земле орду голов. За каждый стон раскатом грянет, Все слёзы ринутся дождём. До капли жизнь в душе завянет, А чрево полыхнёт огнём. Джено читает про себя, по спине проходит неприятный озноб. Это то, с чего всё началось. То, что едва не погубило его. Пальцы замирают около некоторых строк. - Гром – это отражение её стонов, дождь – её слёзы, тогда так получается? - Похоже, да, - Джемин кивает, тоже вчитываясь. – Кто-то причинил ей боль и она решила отплатить тем же, только всем и сразу. Может, поэтому есть пара выздоровевших, молодых – они были непричастны. Молодые расплачиваются за грехи своих предков, но не в полной мере, может, на это у проклятья уже не хватает сил. - Но мы всё равно не знаем, что ей сделали. Книга пролистывается до конца и убирается обратно в рюкзак. Никакой новой информации, кроме крупиц догадок, они не получили. Как узнать о событиях прошлого, если их участники уже умерли? Бабка вряд ли пойдёт на адекватный контакт, да и Джемин по природе своей не медиум. Собирать какие-то зацепки можно только с чего-то материального. Эта идея вдруг показывается неожиданно разумной. - Надо сходить домой. - Чего там делать? - Обыскать всё ещё раз, может, найдём что-то. - А если она будет там? - Её сила теперь моя и дом тоже мой. Всё будет нормально. Очередная прогулка по выученному маршруту. Те же дома, те же скамейки, те же сидящие в траве полян животные, то же серое небо над головой. Времена, когда всё это было чуждым и незнакомым, кажутся такими далёкими, словно прошли года. Слишком много событий успело произойти за эти дни. Возвращаясь в мрачную покошенную халупу, Джемин действительно больше не испытывает страха. Теперь он хозяин этих мест. Он может и знает больше, чем когда-либо. Джено, кажется, тоже перестал бояться запретной территории, которой всех детей пугали в детстве. Он безразлично перебирает корзины в прихожей, проверяет полки стола, продавливает носком сапога половицы, выискивая возможный тайник. Забравшись на стул, он даже шарит рукой по верху пыльных балок, но находит только иссохших тараканов. Вместе они перебирают и сундук со всякой ритуальной ерундой, и шкаф, из которого достают все тряпки, и кухонные шкафчики, и пространство за печью. Не найдя ничего дома, они выходят во двор, где полностью вычищают сарай, ища что-то, что можно было запрятать в тёмных углах или под полом. Ничего. Совершенно ничего, что по крайней мере, вызвало бы вопросы или сомнения. Джемин пытается действовать по-другому. Он прислушивается к своим ощущениям, цепляется за энергетическое поле дома, но что-то словно не даёт залезть в него до конца и прочувствовать всё. Контроль над ним по-прежнему не был в его руках полностью. Полтора часа были потрачены впустую. - Хватит об этом думать, - Джено легко касается его костяшками пальцев, когда они идут обратно. – Некоторые вещи уже никогда не узнать. В этом нет твоей вины. - Я понимаю это, но мне всё равно обидно, - понуро отвечает Джемин. – Мы ведь где-то рядом, буквально ходим вокруг. - Ты сделал всё, что мог. Ты молодец. Собственное бессилие удручает. Раз проклятье остаётся, значит, и Джено остаётся здесь рядом с родителями. Под небом, с которого на всю их семью в любой момент может обрушиться волна сжигающей изнутри хвори. Он будет «свободен», только когда родителей уже не станет. Но к этому моменту у него уже может появиться своя собственная семья. Он ведь не будет годами терять время за воспоминаниями о человеке, который когда-то ворвался в его жизнь и навёл там суету. - Что за собрание? Джемин щурится, видя у белых резных ворот толпу людей разных возрастов. Те стоят и смотрят на окна дома, словно выжидая чего-то. - Понятия не имею, - Джено недоумённо качает головой. – Никаких собраний в плане не было. Отец поехал на лесопилку, мама, скорее всего, ушла к швеям доделывать работу, которую пропустила утром. - Может, что-то случилось? Они подходят ближе и, когда одна из женщин замечает их, она тут же срывается с места. - Моя доченька вчера крутым кипятком обварилась, избавь ребёнка от боли! - У отца нога отнимается, помоги ему! - Рука не заживает, а мне работать… Следом за женщиной начинают двигаться и другие, заметившие его, на ходу что-то требуя, охая и воя. Джемин пугается и отшатывается назад, когда вокруг него толпой собирается народ, тянущий его во все стороны и с жаром что-то просящий. От разношёрстного гомона тут же начинают ныть виски. - Разойдитесь, - Джено пытается оттолкнуть людей, отделивших его от потерянно жмущегося Джемина. – Дайте ему немного места. Однако никто даже не слушает, стараясь подобраться к своей цели поближе и перекричать остальных, чтобы привлечь к себе внимание. Джено пробует вразумить народ снова, но когда встречается с очередной стеной полнейшего безразличия, уже не выдерживает. - А ну, живо отошли от него! – гаркает он так, что голос отскакивает от ворот и окон, разносясь по всей округе. – Шаг назад все, пока я за шкирки вас не оттаскал! Только после его крика перепугавшийся такой резкости народ начинает слегка пятиться назад. Джено пробирается через недовольно косящихся на него людей и загораживает собой растерявшегося от такого внимания к себе Джемина. - Набросились, как животные. Говорите, чего надо, и по одному. - А ты чойта указания раздаёшь, малец? – гнусаво возмущается морщинистый мужчина в потрёпанном красном кафтане. – Ты, чай, не твой отец. - Я за него, пока он занят, - гордо вскидывает подбородок Джено. – Приходится наводить порядок, раз вы сами манер не знаете. Чего устроили здесь? - Мальчишку просить хотим, чтобы помог нам, простому люду, - берёт слово крупная женщина в клетчатой меховой жилетке, стоящая впереди. – Коли он Чондэ с того света вытащил, так и наши хвори излечить сможет, покуда ещё не уехал. - И бесплатно, причём, он Чондэ-то помог, святая душа, не то что его клятая бабка. Вся надежда наша в нём, ниспослал Господь целителя. - Он устал за день, ему не до ваших проблем, - Джено с трудом подавляет вспыхнувшую злость: семья Ким растрепала о произошедшем всей деревне. - А мы чем хуже? Нам кто поможет, ежели не такой сильный целитель, как ведьмин внук? - Болячки и сами зажить могут, раньше же как-то жили. - Джено, я помогу им, - оправившийся от неожиданного наплыва Джемин, наконец, подаёт голос. - Если ты снова будешь колдовать… - Я уезжаю утром. Она ничего не успеет сделать, - Джемин берёт его за предплечье и с искренней просьбой заглядывает в глаза. – Я хочу помочь этим людям. Я не смог снять проклятье, но хочу хотя бы вылечить то, что смогу, отработать хотя бы часть того несчастья, что она навлекла на деревню. Это мой долг. Я хочу использовать её силу во благо. Джено изучает уже такое знакомое лицо перед собой. Он не хочет рисковать им, не хочет провоцировать судьбу. Но встречаясь с такой решительной просьбой в его добрых глазах, он не находит в себе сил отказать. Тяжело вздохнув, Джено поворачивается к выжидающей толпе. - Всё будем делать в порядке очереди, как нормальные люди. Тот, кто лезет к Джемину и теснит других, помощи не получит, так и знайте. Никакого колдовства в своём доме я не позволю, поэтому заниматься этим будем у вас. Споры насчёт того, кто каким в очереди будет, всё же возникают, но в целом народ успокаивается и начинает ждать. Джемин заходит в спальню за книгой, так как по-прежнему нуждался в рецептах, после чего отправляется к первой семье. Джено всюду следует за ним, контролируя людей и следя за тем, чтобы с ним самим всё было в порядке. Проблемы решать приходится разные, но общая суть у них всё равно остаётся одна: деревенские нуждались в лечении. Огромный волдырь от кипятка, кровоточащая рана от соскочившей пилы, неправильно сросшиеся и потому ноющие кости, загноившаяся десна, киста размером с лимон, даже проблемы в заведении ребёнка – в каждом доме оказывается своя беда. Джемин помогает, как может, готовит отвары, делает примочки, намешивает мази, терпеливо слушает долгие жалобы на всё, что болит. Он старается никому не отказывать и найти способ если не избавиться от болезни, то хотя бы усмирить её. Уже глубоким вечером, выходя из очередного дома, он понимает, что двор перед глазами плывёт. Джено едва успевает подхватить его, когда он начинает падать к стене. Губной желобок обдаёт жаром – из носа хлынула горячая кровь. - Ну всё, хватит с тебя, - твёрдо заявляет Джено и тянет ему платок из кармана. – Видишь, до чего ты себя довёл? - Слишком много энергии за раз, - Джемин выдыхает и утирает кровь. – Просто… - Просто что? - Чтобы не тратить свою энергию, нужна чужая. Я чувствовал, что мне можно было использовать замену своей – например, отдать энергию животного. - То есть, принести жертву, - понимает Джено после небольшой заминки. - Да. Но я не хочу этого делать. Не хочу убивать и пропускать это через себя, так что, похоже, и правда придётся закончить. - Даже не обсуждается. Идём домой. Объяснив остаткам людей на улице, что местный целитель исчерпал все свои ресурсы, и грозным рявканьем разогнав тех, кого это не устраивало, Джено ведёт Джемина, поддерживая его под локоть. Кровь останавливается только минут через десять, когда они сидят на крыльце и ждут возможности смыть её остатки с лица прежде, чем заходить внутрь и пугать родителей. Поужинав и обсудив, во сколько нужно встать, чтобы не опоздать на паром, они идут в спальню, без сил валясь на кровать. День был длинный. Вены с напором гудят, в груди пульсирует, в голове немного подвывает. Джемин ощущает, как медленно энергия начинает восстанавливаться, но полностью в себя получится прийти только после сна. Физически он был вымотан в край, а ресурсы у него восполнялись сами по себе лишь духовные. Он раздал части себя как минимум десятку жителей. В спальне стоит тишина. Мысли постепенно начинают виться вокруг осознания того, что эта ночь у них была последней. Счёт перешёл на часы. Понять это можно было и без слов – их взгляды встречаются и они неотрывно смотрят друг на друга, ловя эти последние моменты, запоминая. Джено кладёт ладонь ему на щёку и мягко поглаживает, скользя большим пальцем по тёплой коже. Джемин берёт его за вторую руку, лежащую на подушке, и переплетает их пальцы. - Ну вот и как мне теперь возвращаться в город после всего этого? - Возвращайся и живи нормально. Без проклятий. - А без тебя как? - Как раньше. Я просто деревенский ремесленник. - Ты не «просто», - с упором подчёркивает Джемин. – Мне спокойно с тобой. Надёжно. Такого никогда не было и не будет. - Ты не знаешь, что будет. - Я знаю, что такого, как ты, не будет. Я-то, может, и свалился тебе на голову неожиданной проблемой, но без тебя я даже представить не могу, что со мной бы было. С ума бы сошёл. - Ты никогда не был проблемой, - Джено посмеивается. – Ты мне сразу понравился. - Чем? Тем, что с ходу начал спорить с тобой? - Ты чудной. - Может, чудный? - Может, и чудный. Звучит тихий смех. Джемин какое-то время продолжает смотреть ему в глаза, после чего пододвигается вперёд и мягко прижимается к губам. Ладонь Джено, лежавшая на его щеке, сползает на шею. Поцелуи были приятные, тёплые, волнующие, мешал разве что привкус последнего раза. Через пару минут Джено отрывается, чтобы приподняться на локтях и нависнуть сверху, устраиваясь удобнее. Джемин опускает руки на его горячие лопатки и водит ими, иногда проходясь ногтями. Останавливаться не хочется, потому что кажется, что это будет конец всего, конец истории. Словно время прекращало неумолимо двигаться, пока они целиком и полностью сосредоточены друг на друге. Но остановиться всё же приходится, когда губы начинают болеть. Джемин устраивает голову на плече Джено, вплотную прижимаясь к нему и кладя ладонь на грудь, а Джено заключает его в кольцо, опуская щёку на макушку. - Звони мне иногда. Сам буду за ваш экстренный телефон платить, только не пропадай. И вообще приезжай на материк. На пару дней хотя бы, за пару дней ведь ничего не случится. Будешь гостить у меня. - Хорошо. - Обещаешь? - Обещаю. От постели мягко тянет гиацинтами. Джемин старается не засыпать, чтобы побыть с Джено подольше, вслушивается в его мерное дыхание, водит пальцем по коже в вырезе футболки. Однако несмотря на все усилия держать глаза открытыми уставшее сознание всё равно покидает его. Ночь вопреки их желаниям перетекает в зябкое промозглое утро. Джено будит его коротким поцелуем, когда часы показывают восемь часов. Джемин морщится и зарывается лицом в его шею, прячась от света и, в принципе, не желая вставать. Ладонь Джено поглаживает по спине, то ли подбадривая, то ли, наоборот, невольно убаюкивая. Через несколько минут Джемин садится в кровати, ёжась. Дом сильно остыл за ночь. Пока Джено переодевается в рубаху, он подходит к окну и выглядывает наружу. Брови задумчиво сводятся. - Ты чего? – Джено замечает его выражение. - Не знаю. Что-то как будто не так, но я не могу понять, что. - Ты про погоду? - Может быть. И про неё, и про что-то ещё. Они выходят в коридор. Стоит войти в кухню, как по напряжённому лицу отца становится понятно, что что-то действительно произошло. - Поднялся шторм. По радио передали, что все морские передвижения в этой части страны были отменены. Паром сегодня не придёт. По коже пробегает холод. Неприятная тяжесть наполняет грудную клетку. - А завтра? – спрашивает Джено. - Не знаю. Если шторм отступит, то может быть, но вряд ли он уйдёт так быстро, говорят, что в этот раз будет сильный. Парни переглядываются. Они думают об одном и том же. Взявшийся из ниоткуда шторм пришёл именно сегодня. - Ну ничего страшного, погостишь ещё пару дней, - разливавшая кимчи ччиге по тарелкам мама поворачивается и начинает ставить их на общий стол. – Давайте садитесь, будем завтракать. Еда заталкивается в горло без ощущения какого-либо вкуса. С одной стороны, у них появился ещё день, а то и два на то, чтобы побыть вместе. С другой стороны, нахождение Джемина на острове сопровождалось постоянным риском того, что первые витки чего-то тёмного в нём разрастутся гораздо шире. Расслабиться при таком раскладе и ожидании неизвестного не получится. - Я хочу сходить к морю, - говорит Джемин, когда поев и умывшись, они стоят на улице. - Проверить что-то? - Да. Я чувствую что-то вдали, мне надо понять, что это такое. - Гроза не скоро? Небо тёмное. - Нет, раньше вечера не наступит. По пути к морю накатывают не самые приятные воспоминания, но Джемин старательно от них открещивается. Это всё в прошлом. Они пробираются через лес, вдыхая солоноватый воздух. Ощущение чего-то непонятного становится больше с каждым шагом. Что-то тяжёлое и мощное. Деревья расступаются, открывая дорогу к каменистому склону, спускающемуся до берега. Джено осматривает так называемый пляж, покрытый ракушками, и, повернувшись обратно, видит, что Джемин насупился, вцепившись взглядом во что-то на горизонте. - Что там? - Чёрный туман. Везде, над всем морем вокруг острова. Это его я чувствовал, он и вызвал шторм. Джено смотрит на потемневшую покачивающуюся воду. Небо вдали практически чёрное, понять, где оно заканчивается, а где начинается море, было нереально. Возможно , хорошо, что он не может видеть туман. Иначе это было бы слишком страшно. Видеть стену, которая не позволит тебе покинуть остров, как бы ты ни хотел. - Думаешь, он не пройдёт? - Да. Мне кажется, он будет держать меня здесь до победного. Нет смысла надеяться на завтра или послезавтра. - Что теперь делать? Прятаться у нас? Джемин покусывает щёку изнутри. Ветер поднимает его волосы, проскальзывает под толстовку и царапает тело ледяными иглами. Его интуиция что-то бормочет. Тихо и неразборчиво, пытается достучаться какими-то короткими мановениями. - У меня есть одно предположение, но оно похоже на бред. - Говори. В этой ситуации всё похоже на бред. - Мне кажется, бабка держит меня, потому что сама хочет избавиться от своего проклятья. - Что? – брови Джено мгновенно подскакивают. - Сколько об этом ни думаю, всё никак не могу понять, почему она не ушла. Она отдала свою силу и должна отправиться на покой, но она всё ещё здесь, я её чувствую. Зачем она здесь остаётся? - Чтобы сделать тебя таким же, какой была она? Заставить тебя потерять себя и остаться здесь, продолжить дело. - Вряд ли, - Джемин мнёт пальцы. – Иногда мне кажется, что они с туманом действуют отдельно. Ну то есть, как будто он её контролирует, но время от времени она сама возвращает контроль. Я не могу это объяснить, но что-то такое есть. - Что это меняет? Что нам тогда делать? - Давай попробуем сходить к ней на могилу. - Это не слишком? – Джено хмурится и тревожно берёт его за локоть. – Идти прямо к ней разве не рискованно? - У меня больше нет вариантов. Мы обыскали весь дом, от корки до корки вычитали книгу, но ничего не нашли. И если она правда хочет, чтобы я снял проклятие, значит где-то есть то, что может помочь. Я в любом случае отсюда не уеду, пока ситуация как-нибудь да не разрешится, - Джемин заглядывает ему в глаза. – И внутри ты знаешь это. Просто не хочешь признавать. Выдержав тяжёлую паузу, полную противоречивых раздумий, Джено с шумом выдыхает сквозь сжатые зубы и кивает. Нужно пытаться что-то делать. Сидя на одном месте и боясь, они ни к чему не придут. Вернувшись обратно в деревню, они издали замечают новую толпу людей, собравшуюся у резных ворот. Не желая тратить время на лишние объяснения, они обходят дом с другой стороны по полю и направляются к кладбищу. Перешагивая через упавшие деревья, Джемин вдруг начинает немного замедляться, когда в поле зрения попадаются низкие каменные ограждения. Листва над головами снова оглушающе шумит, как волны, на полной скорости несущиеся на скалы, о которые каждый раз с остервенением разбиваются. - Передумал? Можем вернуться. - Нет, просто… - Джемин сглатывает, в пересохшем горле скребёт. – Теперь я начинаю их чувствовать. - Их? - Всех, кто здесь похоронен. Это скорее не духи, а энергетические следы. Их и тех, кто по ним здесь скорбел. Вчера я торопился к тебе и не заметил, но сейчас это прямо чёткое ощущение. - Держись за меня, - Джено берёт его за руку. – Скажи, если станет плохо, я поймаю. - Хорошо. Ветки и сухие листья хрустят под ногами. Из-за контраста с полумраком, царящим среди деревьев, кладбище едва ли не светится под чуть скомканным цементным небом. Джемин чувствует тяжёлую атмосферу этого места сильнее, но отгораживается от неё, взяв под контроль свои ощущения. Дорога до бабкиной могилы кажется едва ли не такой же знакомой, как дорога до дома через ручей. - Какой план? – спрашивает Джено, когда они останавливаются перед тёмным камнем, расположенным поодаль ото всех остальных. - Работать напрямую, - Джемин хмыкает, сосредотачивается, хватаясь за импульс в своей груди, и обращается в пустоту с уверенностью, что его слышат. – Я помогу избавить остров от проклятья. Но для этого мне нужна подсказка. Направь меня. Мне нужна твоя помощь. Он не думал, что когда-нибудь попросит у неё помощи, однако за последние два дня всё кардинально поменялось. Ничего не происходит. Они стоят в кладбищенской тишине, нарушаемой только шелестом травы и листьев. Ветки покачиваются, тонкие деревья слегка сгибаются под напором штормового ветра. Есть ли смысл вообще чего-то ждать? Джемин вертит головой, ощупывая обстановку, и вдруг дёргается. - Ликорис. По зелёной траве ползёт подгоняемый ветром алый цветок. Накатывает чувство дежавю. Подобное уже происходило. - Но причём тут ликорис? – Джемин догоняет его и берёт в руки, не считывая с цветка ничего особенного. – Почему именно он? - Та поляна в лесу, - спустя несколько секунд Джено поднимает на него озадаченный взгляд. – Где тебе стало плохо. Там ведь был какой-то камень между ликорисов. - Точно, - глаза Джемина загораются. – Я совсем про него забыл. Пошли, надо посмотреть, что там. Ты помнишь, где это? - Конечно. Я вырос в этих лесах. Умом Джемин понимает, что при желании и сам теперь может найти любое место здесь, однако следовать за Джено, которому не нужно было прилагать никаких усилий для ориентирования, было спокойнее. Они пробираются сквозь чащу, пересекая отрезок, где берёзы переходили в бескрайние ряды сосен, елей и прочих хвойных деревьев. Запах сразу же меняется. Более свежий, более холодный и пробирающий. Так как кладбище и бабкин дом находились в разных частях деревни, к нужной поляне они в этот раз подбираются с другой стороны. Перескочив через небольшой каменный уступ, они минуют заросли колючих кустарников и, наконец, выходят к небольшому овалу, лишённому деревьев. Под ногами ковёр из клевера, ведущий как раз к скоплению алых ликорисов. - Да, он тут, - Джено наклоняется и показывает на всаженный в землю камень. – Давай достанем и посмотрим. - Жаль лопаты нет. - Возьмём ветки какие-нибудь. Отломив две ветки потолще и очистив их от тонких прутов, они поддевают камень и постепенно выкорчевывают его из затвердевшей земли. Джемин вдруг кренится в сторону и, в конечном итоге, садится на траву, держась за голову. - Всё нормально? – Джено обеспокоенно опускается рядом. - Да, просто опять голова закружилась. Здесь что-то есть и оно очень сильно на меня влияет. - Отдохни, я сам буду копать. Достав камень и не заметив на нём ничего подозрительного, Джено начинает рыть землю ветками. Без лопаты делать это намного тяжелее, но постепенно углубление растёт. Подкинув очередные комки на край, где уже образовалась куча, Джено наклоняется, всматриваясь. - Нашёл что-то? - Похоже на ткань. В разрытой почве виднелась плотная синяя ткань, напоминающая те, из которых шьют ханбоки. Джено чуть расчищает область ветками, после чего откладывает их и тянет ткань на себя. Та поддаётся плохо, видимо уходя дальше в землю, но когда он тянет сильнее, выскакивает полностью. В руках у него оказывается какой-то свёрнутый куль. - Открой, - просит Джемин, чувствуя, как голову противно сверлит изнутри, в ушах шумит, а в груди становится шире бездонная воющая пропасть. Джено начинает разворачивать ткань и перед последними оборотами кладёт её на землю, чтобы ничего не выпало. С небольшим колебанием он отбрасывает последний слой. Сердца обоих холодеют после того, как мозг обрабатывает увиденное, они молча замирают. На синей ткани лежат крошечные, едва различимые кости и такой же крошечный черепок. Только он не похож на те, что были на кольях у забора. Этот был человеческий. - Ребёнок, - хрипло выдыхает Джено. – Совсем маленький, не родившийся. Это… она сделала кому-то аборт? - Нет, - к горлу Джемина подкатывает тошнота, руки трясутся. – Это её. Он… у нас была одна кровь. Дышать сложно, он чувствует, как тело испещряют ледяные разряды. Внутри появляется боль, но она не его. Растущий поток бешеных эмоций, которые он никогда не испытывал. Грудь словно начинает разрывать изнутри. - Как она потеряла ребёнка? Она же знахарка, она могла вылечить себя. Джемин его практически не слышит, в голове гулкий вакуум. Единственное, что пробивается через него, это резкий пронзительный крик: - Помогите! – доносится откуда-то из леса. – Пожалуйста, спасите! Кричит перепуганная девушка. Джемин сам не замечает, как рывком поднимается на ноги и бежит к ней. - Джемин! Куда ты?! – ошеломлённый голос Джено остаётся где-то позади. Джемин бежит так, словно от этого зависит его жизнь. Он не понимает, куда, зачем и за кем, но он несётся изо всех сил, стараясь успеть… куда-то. Чаща мелькает перед глазами. Хлещущие по лицу ветки даже не чувствуются. Он следует за отголосками пронзительного крика. Впереди виднеется светлое пятно. Джемин перескакивает через кусты, пробирается сквозь спутанные ветви и выбегает к кабине, в которой они с Джено прятались от грозы, кажется, уже давным-давно. Он шумно дышит, втягивая воздух в горящие лёгкие, и пытается понять, что он здесь делает. Глаза ослепляет вспышка. На месте кабины вдруг появляется знакомый покосившийся дом, только гораздо светлее, он ярко выделяется на фоне тёмно-фиолетового ночного неба. Джемин не может пошевелиться. Он в лесу, но продолжает видеть бабкин дом. После очередной вспышки дверь открывается и туда внутрь входят четыре мужчины. Дышать становится сложно, внутренности скручиваются, когда в ушах звенит оглушающий вопль. «Хватит, пожалуйста, хватит! Помогите! Кто-нибудь помогите!» Живот жжёт, его словно набили раскалёнными камнями, но не получается даже закричать от боли. Глаза снова озаряет вспышка. Он стоит на коленях, по голым ногам стекает кровь, рядом подрагивает пламя свечей. Огонь переносится в сердце, плавит его изнутри. За вспышкой следует куль из синей ткани, который руки опускают в яму. На него падают слёзы. В грудь словно залили едкий яд. Вспышка – окровавленная тряпка летит в фундамент дома, в то самое пространство между землёй и несколькими слоями деревянного пола, куда просто так не пробраться. - Джемин! Джемин, очнись! Мираж исчезает. Свистящий ветер, шелест листвы и карканье ворон возвращаются, словно пробиваясь через плотную водяную пелену, окружившую его. Джемин несколько раз с усилием моргает, фокусируя взгляд на встревоженном лице Джено над собой. - Слава Богу. Ты меня слышишь? - Да. - Куда тебя чёрт дёрнул? Что произошло? - Я видел… - соображать получается не сразу, но когда осознание всё же приходит, Джемин рывком садится и хватает Джено за рубаху, бешено распахивая глаза. – Я видел всё, видел дом, видел… Они изнасиловали её! - Кто? Кого? - Мою бабку. Она, она была беременная от своего мужа, она ждала ребёнка, а какие-то мужики пришли и… Она звала на помощь, но никто не пришёл, никто ей не помог из соседей, хотя кричала она громко. Она потеряла ребёнка из-за них, она похоронила его там, в лесу, и поклялась отомстить. В этот момент из чащи раздаётся гудящий рёв. Джемин чувствует, как всё внутри начинает неистово трястись. - Это туман. Туман – это её ненависть, которая вышла из-под контроля и сама она уже не могла это остановить, поэтому она хочет, чтобы это сделали мы. Я нужен ему, чтобы ненависть росла дальше, пока весь остров не вымрет. - И… и что теперь делать? – Джено трясёт головой, переваривая информацию и пытаясь сохранять самообладание; рёв становится ближе. - Беги и сожги её дом. Там в самом фундаменте окровавленная тряпка, на которой и было создано проклятие, от неё надо избавиться. - А ты? Я тебя не оставлю. - Туману нужен я. Если пойдём вместе, то он не даст нам сжечь дом. Я отвлеку его, а ты беги туда. - Но один ты… - Джено, по-другому никак, быстрее, пока он не увидел тебя! Поколебавшись, Джено с трудом ломает себя и вскакивает на ноги. Он скрывается в чаще за считанные секунды до того, как среди деревьев мелькает плотный чёрный туман. Джемин встаёт, держась за ветку сосны, делает вдох-выдох и тоже срывается с места, только уже направляясь в другую сторону. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что туман гонится следом. Нужно выиграть время. Джемин бежит, куда глаза глядят, молясь на то, чтобы не споткнуться. В спину бьёт колючий холод, тревога внутри заливается без перебоя. Джено должен успеть, от кабины до деревни, на крае которой и стоял дом, было не так далеко. Кустарник царапает тыльную сторону ладони, толстовка цепляется за колючки. Джемин едва успевает отмахиваться от веток, которые всё равно иногда попадают по лицу, дёргают волосы. Лёгкие постепенно начинают полыхать, бедра каменные от напряжения. Скоро в коленях появится растущая слабость и это будет очень плохо. Ему нельзя останавливаться, туман несётся по пятам. Джемин спрыгивает с пригорка, падая в гниющую листву, но тут же через боль заставляет себя подняться. Ещё, нужно бежать ещё. В глазах сверкает от того, как сильно жжёт грудь и горло. Вдыхать уже практически не получается. Джемин сворачивает налево, чтобы не врезаться в заросли колючего шиповника, и через несколько метров выбегает на поляну. Вот только впереди вместо продолжения леса обрыв, у подножья которого плескалось бушующее море. Это был край острова. Развернувшись, он собирается вбежать обратно в чащу и сорваться в другую сторону, но по тропе уже несётся густой туман. Дрожащие ноги пятятся назад. От резкой остановки вместо физического облегчения стало только хуже – перегруженное тело не выдерживает и летит вниз. Туман проскальзывает сквозь деревья, направляясь к нему. Джемин отчаянно ползёт назад, разрывая сапогами землю. Он рвано дышит, не сводя глаз с того, что сочилось злостью и болью. - Хватит. Ты уже отомстила, все твои обидчики мертвы. Туман продолжает медленно плыть, как будто даже наслаждаясь его беспомощностью. - Замри! Я приказываю тебе, замри! – кричит Джемин уже от безысходности, прекрасно зная, что его слова на эту материю никак не воздействуют. Локти подбираются к самому обрыву. Пенящаяся внизу вода бьётся о десятки торчащих камней. Это был прямой билет в смерть, ему некуда бежать. - Я не буду тебе подчиняться. Я не стану никому вредить. В этот момент чёрный туман на мгновение застывает, давая надежду на то, что с ним всё-таки можно взаимодействовать, однако затем стремительно бросается вперёд. Джемин вскрикивает, прикрывая лицо рукой. Прямо над ним раздаётся рёв, сопровождаемый каким-то треском. Он открывает зажмуренные глаза, не чувствуя прилива боли, и видит, что передняя часть тумана превращается в пепел и распадается на части, словно его что-то обожгло. Грудь вибрирует. Джемин опускает взгляд и видит кулон, находившийся поверх толстовки именно там, куда целился туман – над сердцем. Его простреливает озарение, пальцы сжимают деревянный ключ. - Это тебе помешало? – он с трудом встаёт, выставляя кулон перед собой, как защитный крест. Туман яростно вьётся, но пока что не совершает повторную атаку. Джемин замечает виток дыма над лесом вдали. - Я знаю, что они с тобой сделали. Они не просто осквернили тебя, они убили твоего не рождённого ребёнка, которого ты так ждала. А люди вокруг не отозвались на твои крики, потому что боялись. Все они заслужили своей участи, я согласен, они получили своё. Но остальные жители и их потомки – нет. Ты уже не могла остановиться, ты перестала быть собой. Теперь ты целиком состоишь из ненависти, злости и боли. Но это, - Джемин трясёт кулоном. – Это состоит из любви, искренности и света. Ключ призван закрывать и открывать двери. И этим ключом я закрываю дверь проклятия и открываю дверь покоя. Покинь этот мир! Снова закрутившись, туман бросается к нему в очередном истошном рывке. Он оплетает Джемина плотным коконом, слепит, сжимает грудную клетку, щупальцами проникает в сознание. Когда Джено выбегает из леса, то видит, что Джемин стоит на коленях у самого обрыва. Локти опираются о землю, голова опущена. - Джемин! Он тут же подбегает к нему, опускаясь рядом и обхватывая лицо ладонями, чтобы заставить посмотреть на себя. В груди подстреленной птицей колотится страх. Он боится того, что может увидеть в чёрных глазах. - Джено… От его измотанного выдоха наружу вырывается шумное облегчение. Джено крепко прижимает его к себе. - Всё получилось? Ты смог? - Мы смогли. Она ушла.

ЭПИЛОГ

Вода бьётся о деревянный причал, солёными каплями пробиваясь сквозь щели. Лужицы на досках переливаются в лучах тёплого утреннего солнца. Ветер проносит рябь по траве, берущей начало у входа на маленький пирс и уходящей в затемнённый лес. Оттуда доносятся звонкие крики кукушки. Когда серый паром с облупившейся краской швартуется у причала, Джемин оборачивается к Джено. - Я буду скучать. - Я тоже. Доски скрипят под кроссовками. Поправив рюкзак за спиной, Джемин заступает на корабль. - Никого больше не будет? – спрашивает сутулый капитан судна охрипшим от постоянного ветра голосом. - Нет. Можем ехать. Паром чуть рвано трогается с места, дёргаясь. Джемин берётся за железное ограждение, не сводя глаз с причала, внутри тихо подвывает грусть. - Так привык, что не хочешь уезжать? - Вспомнил, как я сюда приехал. Как будто другой человек. - Мы оба теперь другие, - Джено обнимает его за талию. – Но это же хорошо. - Да. Теперь моя очередь показывать тебе новую жизнь и учить всему, - Джемин одаривает его усмешкой. - Я весь во внимании, о, премудрый ведун. - Пойдём сядем, буду вещать тебе о мудростях. Прошло одиннадцать дней с тех пор, как Унмён сбросил с себя удушающие оковы страха. После внезапно затихшего шторма на следующий день пришёл паром, но уехал без пассажиров. Только ещё через десять дней на него взошли сразу двое. Поговорив с родителями и закончив все оставшиеся на острове дела. Будущее было неизвестным, предсказать невозможно ничего. Но дверь в него, наконец-то, была открыта. Ведь только закрыв дверь в прошлое, можно открыть дверь в будущее.