— Я люблю тебя до самой луны, — шепнул зайчонок, и глаза его закрылись. — Надо же, как далеко… Большой заяц положил его на постель из листьев. Потом улёгся рядом, обхватил зайчонка лапами и прошептал ему в самое ухо: — И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны… — и обратно. ©Сэм Макбратни
Холодно. Так холодно, что стучат зубы, что продирает изнутри. Было сложно описать это чувство: температура вокруг не менялась, но тело как будто внезапно нагрелось и раскалилось до предела, чтобы потом превратиться в ледышку. Этот холод обволакивал внутренности, сочился прямо из груди, вызывая резкое чувство паники. Гермиона не знала, какого было погружаться в криогенный сон, но была уверена, что это ощущалось бы именно так. Она знала, что все её тело подрагивало, пытаясь справиться с холодом, но осознанно не могла пошевелить и пальцем. Казалось, она балансировала на грани жизни и смерти, будто её расщепили на атомы и собрали обратно. Но не так. Неправильно. Не в том порядке. Она была мозаикой, часть которой потерялась где-то в процессе. Глубокое чувство отчаяния билось в грудной клетке, сердце медленно сдавалось, и Гермиона не знала, сможет ли она вынести еще хоть минуту такого существования. Что только что произошло? Почему её пальцы были такими синими? Одна. Совершенно одна. Как будто мир вокруг просто перестал существовать. Как будто в радиусе сотен метров не осталось ничего живого. Воздух был мертвым. Пустым. Не было даже кислорода. Совершенный и незыблемый вакуум и она, сидящая посреди пустого коридора, заточенная в клетку из сырых каменных стен. Ослепнув на пару мгновений, она лишь через какое-то время смогла разглядеть место, в котором находилась. Холодный пол, знакомые каменные стены, покрытые гобеленами, пара огромных окон в нескольких метрах от неё. Сквозь них пробивались слабые лучи лунного света. Гермиона все еще была в Хогвартсе, где и провела последние несколько месяцев, но казалось, что-то изменилось. Безвозвратно. Чувство тревоги пронзило грудь и не растворилось, оставаясь с ней еще какое-то время. Гермиона не любила терять контроль. Многие годы он был её самым сильным оружием, главным преимуществом. Она всегда славилась тем, что продумывала свои действия на несколько шагов вперед, обладала знаниями, которым многие могут лишь позавидовать, но в этот самый момент она была настолько растеряна, что от чувства безысходности скручивало живот. Не-Хогвартс был не тем местом, где она была еще несколько минут назад. Что-то было не так. Неправильно. Грязно. Здесь даже пахло по-другому. Место, которое она с гордостью называла домом больше семи лет своей жизни, будто отторгало её. Может, все это было лишь в её голове? Последним, что она помнила был этот самый коридор, но светлее. Не такой холодный. Не сырой и не чужой. Гермиона хорошо знала путь к башне Гриффиндора, в точности могла воспроизвести в голове каждый узор на местных гобеленах, и сказать, за сколько шагов можно было дойти от этого самого места до лестницы, ведущей к портрету Полной Дамы. Но не сейчас. Сейчас беспорядку в её голове могла позавидовать сама Беллатриса Лестрейндж. Холодно. Так невыносимо холодно. До сих пор. Кажется, раньше в этом коридоре с ней был кто-то еще. Двое. Или трое. Черт. Девушка помнила коварную ухмылку одного из них, однако глаза этого человека были наполнены искренним страхом несмотря на всю грязь его намерений. Она помнила, как чьи-то платиновые волосы поблескивали и отливали серебром при свете луны. А еще была вспышка. Синий луч заклинания, кажется, летел в её сторону. Не в неё. В некий предмет в её руке. А потом пустота. Невесомость. Мысли смешались. Так трудно. Мыслительный процесс вызывал почти физическую боль. Гермиона всхлипнула, через силу пытаясь разогнуть затекшие ноги. Слезы, выступившие на глаза, обжигали, создавая почти невыносимый контраст с ледяной кожей. Умереть. Умереть. Умереть. Что с ней стало? Что, черт побери, здесь произошло? В нескольких метрах от девушки послышались шаги. 1 сентября 1998 года Дома. Широкая искренняя улыбка засияла на лице Гермионы, стоило девушке спрыгнуть с последней ступеньки небольшой кареты на чуть сырую землю прямо перед главными воротами любимой школы. Тепло разлилось по всему её телу, а знакомый запах будто бы окутал Гермиону в пуховое одеяло воспоминаний. Она даже не слышала приглушенных разговоров других учеников, что тоже решили вернуться в Хогвартс в этом году. Все её внимание было обращено к замку — величие этого сооружения захватывало и поражало даже спустя столько лет. Как в первый раз. Как и каждый год. Даже после всего, что произошло в этих стенах. Хогвартс был отреставрирован после войны. Профессора потратили немало времени и усилий, чтобы вновь превратить это место в ту самую сказку, к которой так привыкли ученики. Воспоминания остались, в какую бы красивую упаковку не был завернут сам замок и его территории. Казалось, какое-то прозрачное чувство опасности и отчаяния всегда будет вуалью накрывать каждого, кто хотя бы одним глазом видел происходящие здесь ужасы. Этот звон в ушах, запах крови, паника, продирающая до костей, посиневшие губы близких людей… Забыть было непросто. И глупо. Эти воспоминания… такое навсегда остается с тобой. Это клеймо, зудящее и живое, которое выжгли прямо на сердце. К тому же, отпустить — значит забыть все те жертвы, что принесли близкие люди в борьбе за светлое будущее. Те самые, счастливые воспоминания из прошлого, были розами среди могильных плит. Гермиона отдала бы многое, чтобы закрывать глаза и не видеть ужасов войны. Но, наверное, это было честью — биться бок о бок с настоящими героями. Гермиона втянула воздух, на мгновение погружаясь в транс, стоило её взгляду упасть на то самое место, где еще не так давно Хагрид держал на руках безжизненное тело Гарри. Она все еще помнила, каким поглощающим чувством отчаяния наполнилось все её естество, как быстро опустились руки, как в немом крике раскрылись губы. Теперь там не было ничего. Просто земля, просто место, где сейчас, переговариваясь, толпились чертверокурсники. Младшие курсы прятались в подземелье во время финальной битвы. Знали ли они, сколько всего людям пришлось потерять, чтобы сейчас они могли спокойно стоять на этой самой земле? Девушка тряхнула головой. Не время для очередного приступа паники. Не сейчас. Это будет её год. Она должна была использовать это время по максимуму. Это злосчастное украденное время. Макгонагалл послала письмо, предложив ей место старосты Гриффиндора еще несколько недель назад. Внутри конверта вместе со сложенным в несколько раз куском пергамента девушка нашла крохотный красно-золотой значок. Директриса писала, что не предложила Гермионе стать главной старостой девочек лишь потому, что хотела дать ей возможность насладиться последним годом учебы после всего, что на неё навалилось за последнее время. Дополнительные обязанности задушили бы её окончательно. В тот самый момент, сжимая значок в кулаке, гриффиндорка знала, что по-настоящему была на своем месте. Это именно то, что ей было нужно. Она заслужила это. Быть. Просто ученицей, семикурсницей, старостой. Не героиней войны и не приложением к Гарри Поттеру. Собой. Девушкой, которая больше заботилась о сдаче Ж.А.Б.А, чем о спасении мира от вселенского зла. Вдохнув полной грудью, Гермиона нахмурилась, кидая последний взгляд на одну из башен замка. Конечно, она нервничала. Переступать порог этого места было трудно, но она была настроена не позволить этим глупым мыслям испортить такой прекрасный день. Счастливый. Незапятнанный. Столько знакомых лиц. Не все решили вернуться в Хогвартс, чтобы продолжить обучение. Некоторые ученики предпочли завершить свое образование дома. Некоторым уже предложили место в Министерстве — Орден Мерлина первой степени и новообретенная репутация все же сыграли свою роль. Гермиона тоже была в их числе. Но она не была бы собой, если бы просто так согласилась взять то, что еще не успела заслужить. Образование всегда было для неё на первом месте, несмотря на вечную склонность попадать в передряги и какое-то нездоровое желание спасать мир от одержимых властью психопатов. Гарри и Рону предложили стажировку в Аврорате. Их блестящая репутация героев войны сделала свое дело, и мальчики согласились, даже не раздумывая. Конечно, кто захочет учиться, когда взрослая жизнь уже наступает на пятки? Пусть. Им это пойдет только на пользу. Она тепло усмехнулась. Не успев сделать и пары шагов, она почувствовала, как кто-то налетел на неё со спины, заключая в теплые медвежьи объятия. Гермиона едва не задохнулась, коротко вскрикнув, и тут же повернула голову в сторону ходячего рыжего урагана. Джинни Уизли собственной персоной сейчас с широкой улыбкой и сверкающими глазами оглядывала подругу, поправляя слетающую с плеча сумку. — Гермиона! — просияла она. — Как ты? Я будто вечность тебя не видела. Девушка фыркнула. — С моего последнего визита в Нору прошло максимум две недели, — Гермиона закатила глаза. — Вот именно. Вечность. Гриффиндорки обменялиь хитрыми ухмылками. Было приятно осознавать, что в свой последний год Гермиона не будет скитаться по коридорам замка в одиночестве. Джинни была рядом — сегодня, завтра и, казалось, всегда. И пускай поначалу это никак не укладывалось в голове, со временем девушка действительно начала считать младшую Уизли своей лучшей подругой. Конечно, ей всегда нравилась компания Гарри и Рона, но иногда она скучала по исключительно девчачьим разговорам. Рон бы обязательно сказал, что Джинни плохо на неё влияла. Но мальчики благополучно забыли, что она была девушкой. Что она выросла. Что она имела право меняться и узнавать себя. И Джинни была именно тем человеком, который способствовал её выходу из образа заучки в юбках ниже колена и с копной растрепанных кудрей на голове. Пускай, порой даже против её воли. — Прости, что не смогла встретить тебя на Кингс-Кросс, — Гермиона скривилась в виноватой улыбке. — Родители до последнего не хотели отпускать меня. Ну… ты знаешь… Летом, когда гриффиондорка пару раз оставалась с ночевкой в Норе, они обсуждали гиперопеку её родителей после попытки возвращения им утерянных воспоминаний. Уизли, как никто другой, знала как сильно этот инцидент повлиял на Гермиону, как много слез она пролила, проклиная себя за то самое запретное заклинание, и как больно ей было каждый раз возвращаться домой и видеть чистое неприкрытое недоверие в глазах собственных родителей. Даже сейчас, после стольких месяцев у них случались огромные провалы, и они не помнили практически ничего, что было связано с Магическим миром. Врачи советовали постепенно вводить их в курс дела и по возможности не подвергать их воздействию магии. Гермиона решила не рассказывать им о том, где на самом деле училась и через что прошла за последнее время. Для них она просто училась в дорогом интернате в Шотландии, куда попала, получив престижную стипендию. Сердце девушки разрывалось каждый раз, когда родители спрашивали про её учебу, и ей приходилось прикусывать язык, закручивая искусную цепочку лжи о том, как проходили её занятия. — Все в порядке, — Уизли лишь тепло улыбнулась, переводя тему. — Гарри с Роном меня проводили … Они просили передать, что будут скучать по тебе. — Я тоже буду скучать. Но они это и так прекрасно знают, — Гермиона вдохнула. — Жаль, что их не будет с нами в этом году. Это так… непривычно. — Да уж, — рыжая покачала головой. — До Рождественских каникул еще так долго. И если Гарри только посмотрит в сторону какой-нибудь хорошенькой брюнетки на этих его тренировках, то уж точно останется без своего достоинства. А Рон… Рон мог делать все, что захочет. Гермиона усмехнулась. — Как же ему повезло с девушкой. — Я тоже так считаю. Обхватив подругу за плечи, Джинни вновь улыбнулась. Обе девушки направились в сторону больших ворот замка. Такое странное ощущение. Она прекрасно знала, что бояться было совершенно нечего. Но все же… Неужели так теперь будет всегда? — После всего… так странно снова вернуться сюда, — Гермиона облизала губы и бросила взгляд на проходящих мимо учеников. Это были знакомые лица, что в то же время казались совершенно чужими. — Это только сейчас так кажется, — просияла Уизли.— Подожди, пока увидишь остальных. — Я слышала, немногие решили вернуться. — Их можно понять. Многие потеряли членов семьи, — она сглотнула и опустила глаза, запнувшись. Воспоминание о том, как бездыханное тело Фреда Уизли лежало на холодной земле, все еще было живо в её сознании. Сломано. Все они были сломаны. Надколоты, как хрупкие японские вазы. Обречены быть исполосанными золотыми нитями, стоило только собрать все кусочки воедино. Так как раньше не будет никогда. Это был действительно сильный удар по каждому, кто был близок с этой семьей. Гермиона прекрасно знала, что Джиини не любила говорить об этом — было слишком больно, слишком рано, слишком… Слишком. Сейчас было совсем не время для слез. — Неудивительно, что им трудно находиться здесь. — Иногда Гермиона действительно восхищалась выдержкой младшей Уизли. Выдержав паузу, Джинни лишь нацепила привычную улыбку на лицо и вздохнула. — Нас осталось совсем немного. Может оно и к лучшему, что многим позволили закончить этот год дистанционно. Зато теперь мы будем учиться вместе. Она заговорщически ухмыльнулась. — Поверить не могу. Гермиона прыснула: — Если думаешь, что будешь списывать мои эссе по травологии и истории магии, как это делали Гарри и Рон, то можешь сразу закатать губу, — подразнила она. Уизли театрально надулась и фыркнула. Из-за небольшого количества учеников, вернувшихся на восьмой год обучения, чтобы сдать все необходимые экзамены, профессорам пришлось объединить седьмой и восьмой курсы. Подобного еще никогда не происходило в Хогвартсе. Но опять же… никто не ожидал, что целому выпускному классу придется вернуться в школу. Это было единственным логичным решением проблемы. Конечно, людей оказалось немного больше, чем того ожидали, но составить корректное расписание для целого курса было бы куда сложнее, чем расставить по кабинетам еще пару тройку парт. — Здесь многое изменилось, — протянула Гермиона. — Да, профессора потратили немало времени, чтобы отреставрировать замок. Я слышала, школа была в настолько плачевном состоянии, что пришлось подключить волонтеров из министерства, — Уизли запнулась и, скривившись, выдавила. — Они даже создали программу отработок. — Отработок? — Осужденные преступники должны были помогать восстанавливать территории в качестве наказания. Кажется, это было условием для уменьшения условного срока. Или что-то в этом роде, — покачала головой девушка. — Визенгамот обычно непреклонен. Я слышала, что судьи из принципа добиваются самого жестокого наказания. Странно, что многие так и не отправились в Азкабан, — нахмурилась Гермиона. — О, они почти добились своего, — Джинни пожала плечами. — Старшее поколение Пожирателей отправили отбывать пожизненное без права оспорить приговор. Девушка скривилась, набирая в легкие побольше воздуха. Ученицы практически дошли до дверей Главного зала, когда Уизли вдруг развернулась и со всей серьезностью выпалила: — Жаль. Они заслужили худшего наказания, чем просто сидеть в клетке до конца жизни. Будь моя воля, все бы они уже были под землей… Наверно, я ужасный человек, раз хочу чьей-то смерти, — в её глазах было столько невыраженной боли и гнева, что у Гермионы невольно сжалось сердце. Гермиона положила руку на плечо подруги: — Ты имеешь право злиться, Джинни. Поверь, Азкабан — это не райское место. Люди там сходят с ума, не продержавшись и года. А это гораздо худшая судьба. Они еще получат свое. — Может, ты и права. Гермиона облизала губы, переводя взгляд на двери зала. Необъяснимая тревога не покидала её, и сердце билось так быстро, что норовило раскрошить грудную клетку в пыль. Неизвестность того, что она увидит, войдя в этот самый зал, пугала её гораздо сильнее, чем еще пару мгновений назад. — А что с их детьми? Для девушки было загадкой, что происходило за закрытыми дверями зала суда все это время. Она сама так захотела. Быть в неведении. На тот момент, когда раны еще были свежими, а голова горячей, не было абсолютно никакого желания знать, что будет с людьми, которые протащили её через ад и обратно. Хотелось просто забыть, не думать, отстраниться. Никак не связываться с теми отвратительными событиями. Если все эти люди оказались за решеткой в центре проклятого зала Визенгамота, значит они это заслужили. И могилы её друзей и родных, которые она посещала каждый месяц, были тому прямым доказательством. Она попросила Джинни не посвящать её в подробности, но знала, что они с Гарри решили дать показания в пользу некоторых слизеринцев, оказавшихся под влиянием своих родителей. Это было правильным решением. Пара продолжала твердить это каждый раз, стоя за дверями суда, как будто уговаривая самих себя в том, что они не совершали очередную ошибку. Гермиона же уехала вслед за родителями в Австралию почти на два месяца, обрубив все связи с магическим миром на это время. Так было правильно. Она не хотела выгореть и сломаться в первые же дни после того, как мир вновь вернулся на круги своя. Но… Теперь же, ей почему-то жизненно важно было узнать, что именно произошло за время её отсутствия. Почти инстинкт. Как нырнуть в пучину вслед за своими друзьями и вновь захлебнуться. Казалось, жить в неведении было хуже, чем страдать, пытаясь смириться. Это была почти зависимость. Желание вновь быть в центре событий, владеть знаниями, которых она лишила себя сама. Знания. Её смертельное оружие. Возможно, она просто не хотела терять хватку. Джинни вздохнула, тоже поворачивая голову в сторону Главного зала. — Во время войны практически все они еще были несовершеннолетними. Они были под влиянием своих родителей… что-то вроде долга перед семьей, так что их отпустили под залог. Гермионе было интересно, за кого из них свидетельствовали Гарри и Джинни. Были ли их показания решающим фактором в решении суда? Смогла бы она тоже помочь кому-то из них и решилась бы, если бы ей позволили? — И они… вернулись в школу? — девушка сглотнула. — Это было обязательным условием освобождения. Это или общественные работы, — цокнула Уизли. — Хотя на их месте я бы выбрала последнее. Не думаю, что им тут окажут радушный прием. — Может, это пойдет им на пользу. Спустит с небес на землю, — хмыкнула гриффиндорка, на мгновение задумавшись, и выпалила, чувствуя горечь на языке: — Но ты права, они не заслужили гнить в Азкабане. Было бы нечестно судить их за грехи родителей. Всего лишь дети… Подростки, втянутые во все это из-за чувства долга. Конечно, многие осужденные слизеринцы были последними засранцами, с которыми она не хотела иметь ничего общего. Паркинсон, Гойл, Забини, Нотт, Малфой… она бы счастливо прожила свою жизнь без созерцания их недовольных озлобленных мин. Однако… Дрожь пробежала по всему её телу, и руки сами сжались в кулаки при одной мысли. Все жертвы, все смерти и бессмысленные битвы, борьба за свободное будущее… чтобы сейчас она сидела за одним столом с теми, кто еще совсем недавно готов был перерезать ей глотку при любом удобном случае. Гермиона просто не могла это понять. Её воспитание не позволяло ей искренне желать кому-то зла, и возможно, когда-нибудь она будет готова простить змей за все, что они сделали. Но сейчас все, что она чувствовала при виде них, — это гнев, это разочарование и страх, который поселился в её груди еще с того момента, как она корчилась на полу Малфой Мэнора под палочкой Беллатрисы. Она была лишь человеком. Если Визенгамот и преподавательский состав Хогвартса признал, что слизеринцы не представляют угрозу для других учеников, то девушка сможет смириться с их присутствием в школе. Гермиона опустила глаза и поджала губы, сама того не осознавая. На душе скребли кошки, и как бы она ни пыталась это отрицать, ей просто было страшно начинать эту главу своей жизни. Дыхание участилось, пульс сбился, и хотелось просто убежать, провалиться сквозь землю. Возможно, она была еще не готова? Паника охватывала её тело по частям, все ближе подбираясь к сердцу, парализуя, и воздуха было так предательски мало. Гермиона практически чувствовала, как сдается тело. Снова… Это начиналось снова… — Хэй, — Джинни положила руку на её предплечье и сжала, как бы показывая, что она здесь, рядом. И Гермиона молилась, чтобы этого было достаточно. Чтобы приступ не успел ядом разнестись по её организму. — Ты в порядке? Глубокий вдох. Ты здесь главная. Ты управляешь своим страхом. Все под контролем. Ты справишься. Гермиона подняла глаза и выдавила из себя слабую улыбку. Она справится. Это всего лишь Главный зал. Те же стены, те же столы и скамейки, которые она видела последние семь лет своей жизни. Те же лица и улыбки. Светлые. Полные надежды. Это место было родным. Все будет хорошо. Она сглотнула и тряхнула головой, пытаясь успокоить своё сумасшедшее сердце. — Да, конечно. Не… не будем о плохом, — кинув быстрый взгляд в сторону, Гермиона встретилась глазами с Джинни и заговорщически улыбнулась. — Пойдем. Я умираю с голоду. Уизли оставалось лишь кивнуть и взять подругу за руку. Вместе они перешагнули порог зала и, переглянувшись, отправились в сторону до боли знакомого стола Гриффиндора. Туда, где им самое место.***
Гермионе не терпелось вновь вернуться к учебе. Руки чесались вновь схватиться за перо и исписать пару тройку свитков. Гарри и Рон обязательно бы сказали, что она просто неисправимая заучка, которая с радостью осталась бы жить в классе трансфигурации, если бы Макгонагалл позволила. Они бы посмеялись и закатили глаза, практически синхронно, после чего она бы весь урок наблюдала за их потерянными лицами и ленивыми рисунками на уголках свитков. Она скучала по ним. По бесконечным неуместным шуткам, по разговорам ни о чем, по объятиям, когда они были просто необходимы. Её мальчики. Абсолютно невыносимые в большинстве случаев, ленивые и до безобразия отважные. Родные. Её. Девушка не знала, как сможет закончить этот год без них. Казалось, они были частью неё. Они забрались под кожу, поселились в сердце, и без них было так пусто. Куда бы она ни шла. Какой бы замечательной ни была компания Джинни и Луны. Гермиона вздохнула и в очередной раз поправила перо, криво лежащее на парте. Оставалось меньше пары минут до начала Зелий, и почти все ученики уже лениво расположились на своих местах, тихо переговариваясь и раскладывая вещи рядом с котлами. Гриффиндорка нервно покусывала губу, глядя на пустующее место рядом с собой. Не то, чтобы она не любила работать одна — ей нравилось размеренно нарезать ингредиенты, скользить пальцем по строчкам учебника, выхватывать нужную информацию, не отвлекаясь на бесконечные вопросы и подначивания. Зелья были её личным антистрессом, пускай у многих одно нахождение в этом кабинете вызывало глубокое чувство отчаяния. Дело было совсем не в этом. Сегодня было смежное занятие Гриффиндора и Слизерина. И так как Джинни отказалась посещать данный курс, сталкиваться с собственными демонами ей пришлось в одиночку. Пустое место за столом было тому прямым доказательством. Гермиона не была трусихой. Никогда. Её не пугали змеи, и за свою жизнь она попадала в куда более сложные ситуации, чем эта. Зелья не шли ни в какое сравнение с ужасами войны или отшельничеством в лесу с двумя совершенно несносными мальчишками. Но на душе все равно было тяжело. За прошедший год она хорошо научилась различать врагов и друзей. Мир для неё делился на черное и белое сколько она себя помнила. И теперь, когда она находилась в одной комнате с теми, кто искренне желал ей смерти еще несколько месяцев назад, Гермионе просто хотелось сбежать. Спрятаться. Панические атаки были для неё нормальным явлением. Даже спустя столько времени они душили её, заставляли проваливаться все глубже и глубже в пучину воспоминаний, не давали зудящим ранам заживать. Первое время после финальной битвы это происходило практически ежедневно. Голова разрывалась. Внутренности сжимались, норовя разорвать её изнутри. Иногда было так паршиво, что хотелось умереть. Заснуть и не просыпаться. И меньше всего на свете девушка хотела испытать подобное, будучи окруженной слизеринцами. Беззащитная. Неподготовленная. Уж лучше она пропустит урок, чем позволит змеям увидеть её слабость. Ох, Джинни. Ты серьезно оставишь меня наедине с ними? Она вздохнула и покачала головой. Когда со стороны входа послышался шум, Гермиона мгновенно вскинула голову, и её взгляд упал на грузную фигуру Слизнорта, что прошагал к учительскому столу и, оглядев всех присутствующих, коротко хлопнул в ладоши. — Всем доброе утро. Надеюсь, вы все хорошенько отдохнули за эти каникулы, — протянул он, одаривая учеников легкой улыбкой, но несмотря на позитивный настрой, в его голосе была некая нервозность. Будто называть это прогнившее, покрытое пеплом лето каникулами буквально не поворачивался язык. Его вступительное слово было на удивление коротким. Выдав небольшую речь об изменениях, произошедших в Хогвартсе, он едва затронул тему прошлогодних событий. Она понимала. Никому не хотелось ворошить прошлое. Особенно если учесть, что большая часть присутствующих слизеринцев сражалась на стороне врага. И кто додумался смешивать огонь и воду? Как будто профессора не догадывались, что заставлять львов и змей продолжительное время находиться в закрытом пространстве было совершенно неразумно. Нервно поерзав на месте, Гермиона вздохнула и попыталась взять себя в руки. Она может работать одна. Они ей не угроза. — В этом семестре у вас будет особенное задание. Оно достаточно объемное, и будет составлять треть вашей оценки, — протянул Слизнорт, выплывая из-за своего стола, и оглядел всех присутствующих. — Знаю, что всем вам нужно готовиться к выпускным экзаменам, и сейчас может показаться, что очередной проект — это пустая трата времени. Но поверьте, это будет замечательной практикой… если вы, конечно, надеетесь получить высший бал. Взгляд Слизнорта как бы невзначай упал на Гермиону. — Но для начала вам нужно разделиться на пары. Черт. Девушка вздохнула полной грудью и решилась оглядеться по сторонам. Все присутствующие начали шептаться и двигаться, разбирая партнеров. Её взгляд метался с одной парты на другую, пока деготь расползался по всему её телу. Ноги стали тяжелыми, и она отчетливо слышала биение собственного сердца. Только спустя минуту Гермиона осознала всю плачевность собственного положения — она была единственной студенткой, что так и осталась стоять одна в центре класса. Точно паршивая овца. Она сглотнула, переводя взгляд на профессора и робко подняла руку. — Профессор, у меня нет партнера, и я подумала, может… — Нонсенс, — отмахнулся Слизнорт и засуетился, пробежавшись глазами по классу. — Данная работа не предполагает работы в одиночку, мисс Грейнджер. — Но… Когда Гермиона заметила огонек озарения в его глазах, она знала, что сейчас произойдет что-то непоправимое. Просто знала. Чувствовала всем своим естеством. Неужели она не заметила кого-то? Неужели… Она даже не задумалась над тем, чтобы посмотреть в угол, где обычно кучковались слизеринцы. И судя по взгляду профессора… Нет. Нетнетнет. Слизнорт добродушно улыбнулся. — Мистер Малфой будет вашим новым партнером. Вот оно. Тот самый момент, когда сердце девушки окончательно упало в пятки. Она могла поклясться, что почувствовала, как внутри что-то громко треснуло. Что? Что? Нет, пожалуйста, все что угодно, но не это. Неужели она сделала столько плохого в этой жизни, чтобы заслужить такое. Гермиона почувствовала, как земля уходит из-под ног, а с лица уходит вся краска, как только тяжёлое осознание ударило её по голове. Оглушило. Точно молот. Точно гроза. И все связные мысли просто растворились. — Но профессор… — она хотела возразить, но язык заплетался. Это было больше похоже на ночной кошмар. — Профессор, я бы предпочел работать один. Его голос заставил её вынырнуть из собственных мыслей. Он был молнией в небе. Конфундусом, который подло бросили исподтишка. Когда Гермиона повернулась в его сторону, его лицо осталось таким же невозмутимым, как и всегда. Он выглядел как обычно: тот же Малфой с идеально уложенными платиновыми волосами, что в приглушенном свете подземелий казались практически белыми, острыми чертами лица и холодными глазами. Темный принц, который с гордостью носил свою ледяную кольчугу. Одетый в привычный идеально выглаженный костюм черного цвета, он стоял в темноте, облокотившись о ближайшую стену и сложив руки на груди. Защитный жест. Ему было некомфортно. Даже здесь. Окруженному своей змеиной семьей. Было в нем что-то… другое. Не то. Как будто что-то изменилось. И Гермиона никак не могла ухватиться за эту нить, не могла понять. Сейчас, когда парень был в поле её зрения, маленький демон в груди девушки слегка успокоился и свернулся калачиком где-то под сердцем. Это было реальностью. Он был реальным. И это придавало ей некой уверенности — он был лишь человеком. Мальчишкой, которого она знала очень долгое время. Она справится. Конечно. Как бы сильно ей не хотелось сейчас просто убежать и никогда не возвращаться в этот кабинет. — Боюсь, это невозможно, — профессор покачал головой. — Я все решил. Едва Слизнорт открыл рот, чтобы продолжить разъяснять детали проекта, Малфой вновь подал голос. Хриплый. Приглушенный. Как будто он боялся говорить в полную силу. Не хотел быть в центре внимания. Как странно. — Что если я не буду учувствовать в проекте? — Парень упорно отказывался смотреть в её сторону. И Гермиона не могла понять, делал ли он это, потому что был настолько не заинтересован в этом предмете, или потому что ему просто была противна работа с ней. — Тогда вы потеряете баллы без возможности получить их каким-либо другим образом. Поверьте, Мистер Малфой, если вы хотите успешно сдать экзамены, они вам понадобятся. К тому же, вы будете работать вместе весь оставшийся семестр, и сейчас у вас просто нет выбора. Он опустил глаза и втянул воздух, и Гермиона видела, как напряженно сжимается его челюсть. Парень выглядел так, будто готов был сжечь весь этот кабинет к чертям собачим. Почему Малфой так реагировал? Это было… из-за неё? Из-за её крови? Её репутации? Из-за того, на какой стороне она сражалась в этой войне? Не то, чтобы она сама горела желанием работать с ним. Однако за все время обучения в Хогвартсе всем им не раз приходилось работать с учениками других факультетов, и сам Малфой ни разу не оспаривал решение профессора. Так почему сейчас? Девушка поджала губы. Слышать, как он публично пытается избавиться от неё, как от какого-то паразита, было все равно что заново выслушать все те оскорбления, что летели в её сторону последние несколько лет. И теперь она застряла с ним на целый семестр, если не на год. Как крыса в мышеловке. Попалась. Её мечты о спокойном последнем году обучения пошли коту под хвост с первой же недели занятий. — Мистер Малфой, прошу, присоединяйтесь к вашей партнерше, — Слизнорт махнул рукой и продолжил свой рассказ. — А теперь к деталям… Подхватив свои вещи, парень пробурчал что-то себе под нос, и с грацией кошки скользнул в сторону её стола. Уже через секунду рядом с ней возвышалась еще одна фигура. Сердце забилось сильнее. Мерлин. Какой же он высокий. Когда он успел так вытянуться? Да он же был выше неё на добрых полторы головы! Просто смешно. Когда он в последний раз находился так близко к ней? На третьем курсе, когда она со всей силы влепила ему пощечину. Определенно. Малфой аккуратно разложил свои принадлежности на другом конце стола и с невозмутимым видом принялся слушать рассказ профессора. Его грудь ровно вздымалась, а на лице не было ни единой эмоции, но Гермиона знала, что внутри него клокочет гнев. Он не внушал страх. Конечно нет. Но было в нем что-то ледяное. Точно один факт его присутствия пустил дрожь по всему её телу. Будто в радиусе метра вдруг стало так невыносимо холодно, и она была уверена, что этот холод исходил именно от него. Было чувство, что она видела его впервые. Незнакомец. Этот Малфой был не тем заносчивым высокомерным мальчишкой, которого она знала. Голос профессора резко вытянул гриффиндорку из её транса. — Как вы уже поняли, эта работа не из легких. Зелье, которое вам предстоит сварить, является одной из сложнейших по составу существующих субстанций. Но я в вас верю… Профессор вновь подошел к своему столу и с легкостью подхватил крошечный пузырек с темно-синей жидкостью, демонстрируя его всем присутствующим. — Аurora oculus более известное как «Око утренней зари» или «Око Авроры». Он с гордостью повертел бутылёк в руках. — Ваша задача заключается в том, чтобы успешно сварить данное зелье и продемонстрировать его эффект в виде небольшой презентации. Однако на этот раз учебник не будет вам помощником. Студенты нервно переглянулись. — Я не скажу вам, в чем заключаются его свойства. Вы должны выяснить это сами, — самодовольно сверкнув глазами, протянул Слизнорт. — Проект состоит из трех этапов: вам необходимо найти сам рецепт зелья, самостоятельно разыскать все нужные ингредиенты и, соответственно, довести варево до нужной консистенции, — заключил он, складывая руки в замок. — Сразу скажу, весь процесс может занять вплоть до нескольких месяцев. Так что советую как можно скорее приступить к работе и не затягивать до самого последнего момента. Холодок пробежал по спине Гермионы. Месяцев? Мерлин, за что?.. Ей придется работать в паре с Малфоем и взаимодействовать, если она хочет получить высокий балл и успешно сдать экзамены. Стало тошно от того, что сейчас её будущая карьера буквально зависела от одного невыносимого сноба, который портил ей жизнь, сколько она себя помнила. Хотелось кричать и выть от отчаяния. Это просто не могло быть правдой. Слишком легкая капитуляция после всего, что она пережила. Конечно же, Слизнорт должен был забить последний гвоздь в её гроб, напоследок добавив: — Не думайте, что это единственное, чем мы будем заниматься в этом семестре. Мы все еще следуем программе, а ваш проект будет одним из внеклассных заданий. Просто прекрасно. Тратить свободное время на того, кто скорее съест флоббер-червя, чем заговорит с ней. Лучше и не придумаешь. Когда профессор закончил объяснять задание и плавно перешел на тему самого урока, Гермиона с ужасом осознала, что кроме всего прочего ей придется терпеть слизеринца весь ближайший час, в течение которого они должны были вместе работать над очередным зельем. Она нервно вздохнула и повернулась к котлу. Малфой не дернул ни единым мускулом на лице, утыкаясь в учебник, как будто девушки и не существовало. Его безразличие в каком-то роде было хорошим знаком. Это значило, что несмотря на сложившиеся обстоятельства, ей не придется терпеть всевозможные малфоевские оскорбления. Хотя бы сегодня. Но в то же время это настораживало. Отклонение от нормы всегда было признаком неполадки. Он не подначивал её. Не скалился в её сторону. Он вообще ничего не говорил. Может он просто был не в настроении? Затишье перед бурей? В течение следующих пятнадцати минут гриффиндорка украдкой бросала на него взгляды, присматривалась, как будто пытаясь таким образом залезть ему под кожу. А он, кажется, делал вид, что не замечал. — Тебе что-то нужно, Грейнджер? Черт. Она практически подскочила, не ожидая, что он вообще с ней заговорит. Гермиона замялась, не зная, что сказать в ответ на его вопрос. Она вообще не знала, как общаться с этой версией Малфоя. — Эмм… Нет, — она сглотнула, отводя взгляд. — Тогда перестань разглядывать меня и займись делом. — Я не… Парень лишь хмыкнул в ответ, невозмутимо утыкаясь в свой учебник. Гриффиндорка почувствовала, как щеки наливаются краской, мысленно проклиная себя за такую реакцию своего организма. И с чего она вообще решила, что пялиться на слизеринского принца — это хорошая идея. Даже если это было исключительно для её собственного мысленного расследования. Мысли роились в голове, так и норовя вырваться на свободу. Ей хотелось говорить без остановки, высказать ему все, что накопилось внутри, выплюнуть всю эту желчь, отзеркалив его собственное поведение. А еще хотелось докопаться до правды. Вывести подлеца на чистую воду. Потому что он просто… просто не имел права вести себя так сдержанно и безразлично, когда она только собралась с духом встретиться лицом к лицу со своими демонами. Невыносимый. Губы распахнулись, и лишь обрывок фразы успел вырваться из её рта: — Слушай, я… — Грейнджер, я непонятно выразился? — прошипел он, разворачиваясь и впервые за долгое время впиваясь серыми глазми прямо в её глаза. — Я не хочу говорить с тобой. Не сейчас. Ни когда-либо еще. Можешь пообщаться со своим учебником. И тогда она поняла. Все это время ей не давала покоя одна вещь, и теперь все резко встало на свои места. На его лице не было ухмылки. Ни тени прежнего самодовольства. Как будто от прежнего Малфоя вообще ничего не осталось. В какой-то момент Гермиона поймала себя на мысли, что уже не помнит, как выглядел этот насмешливый мальчишеский оскал. Хоть и была уверена, что никогда в жизни его не забудет. А еще его глаза. Такие же идеально серые, отливающие серебром. Мертвые. Такие пустые, что внезапно в легких кончился воздух. Как будто смотреть в них — все равно что встретиться с дементором. Её словно ударили под дых. Все, что она смогла, — это схватиться за остатки прежней решимости и несмело пробормотать: — Но это работа в паре. Мы должны… — Мало ли что мы должны… Ты что, не сможешь сама нарезать и смешать пару ингредиентов? Не смеши меня. Девушка сглотнула и нахмурилась. — Перестань вести себя как придурок, Малфой. Так уж вышло, что нас поставили вместе и… — Не напоминай мне, — он скривился, отводя взгляд и лениво заглядывая в котел. — …и хочешь ты того или нет, нам придется научиться работать сообща. — Ты сама то в это веришь? — фыркнул он. Гримаса расцвела на бледном лице, искажая его аристократичные черты, и на мгновение показалось, что вот он, тот самый момент, когда он покажет свои истинные краски. Однако Малфой лишь оскалился и прошипел: — Будь моя воля, я бы ни за что не вернулся в это проклятое место. Из всех наказаний, что они могли придумать, они выбрали это. Засунули в этот сраный класс и поставили меня в пару с тобой. Он скривился и небрежно облокотился на столешницу, тяжело вздыхая. Гермиона видела, как желваки играют на его лице, как венка нервно бьется на лбу. Будто он готов был взорваться. Взлететь на воздух. Перегреться и вскипеть. — Когда же все это закончится. — Малфой, я… — она растерянно пробормотала. — Не знаю, что ты там себе напридумывала. Разбирайся со своими проблемами сама. А теперь просто заткнись и начни нарезать сраные хвосты, — коротко бросил он и возобновил свое занятие. В этот момент Гермиона с горечью поняла, что этот новый Малфой пугал её в той же мере, что и интриговал. Она любила загадки. И этот человек, стоящий сейчас перед ней, казался самой большой энигмой, с которой она сталкивалась за последнее время. К счастью, оставшаяся часть занятия прошла без происшествий. Слизнорт почти никак не прокомментировал их зелье, которое, очевидно, вышло не самым идеальным. Но это не имело значения. Не сейчас. Впервые в жизни Гермионе Грейнджер было плевать на то, как её работу оценит профессор. Она была слишком поражена событиями последнего часа, чтобы думать о таких мелочах. Она не успела сделать и шага в сторону, как вдруг услышала громкий глухой звук, едва ли не подпрыгнув от неожиданности. Озадаченно развернувшись, она смогла наблюдать наверно самую странную картину за всю свою недолгую жизнь. Малфой сжимал в руках свое перо и ненавидящим раскаленным взглядом прожигал стоящего в метре от него Энтони Голдштейна, гриффиндорца с их курса. Раскрытый учебник слизеринца валялся на полу рядом со столом. Гермиона раскрыла рот в немом вопросе. Энтони оскалился, и было в этой улыбке что-то гадкое, продирающее изнутри. Некое приторное самодовольство, злорадство, желчь. Хотелось немедленно смазать эту ухмылку с его лица. Это было так по-детски. Она просто не могла поверить, что восемнадцатилетний волшебник действительно опустился до того, чтобы сталкивать чужие учебники со столов и портить чью-то собственность, как будто он все еще был маленьким задирой со второго курса. Гермиона молча наблюдала за сценой. Она не понимала, почему Малфой просто стоял. Не препирался, не кичился своим происхождением, не угрожал и не кидался на противника. Это было совсем не похоже на него. Голдштейн усмехнулся: — Что, уже не такой смелый, когда папочка гниет за решеткой? — он расплылся в гадкой улыбке. Два парня, что стояли чуть позади, рассмеялись, поддакивая гриффиндорцу. Что-то ей это смутно напоминало… Малфой смотрел вперед и молчал, но его глаза говорили многое. В них что-то горело, но в то же время медленно умирало. — Где все твое самодовольство, Малфой? Растерял, пока прыгал у ног своего Лорда, как маленькая собачка? — он хохотнул, злобно оглядывая парня, наслаждаясь его бездействием. — Как таких как ты только пустили на порог школы? Ты должен скулить в Азкабане, как и вся твоя жалкая родня. Пожирательское отребье. Энтони сплюнул прямо ему под ноги и вновь врезался глазами в однокурсника. Малфой сглотнул, но не показал ни единой эмоции. Будто закрылся от всего мира и отключил свое хваленое достоинство. Но она видела. Не знала как, но видела, как его руки сжимаются и обхватывают край парты до белых костяшек. Как стол практически трясется от его хватки. Как учащается его пульс. Она просто не могла поверить в происходящее. — Что, прорезались зубы, Голдштейн? — прохрипел он все тем же невозмутимым холодным тоном. — Как-то не припомню, чтобы ты раньше вылезал из своей дыры. Смелость в заднице заиграла? Он чуть подался вперед и сверкнул глазами. — Закрой свой поганый рот или… — Или что? — Голдштейн азартно, почти восторженно ухмыльнулся. — Что ты мне сделаешь? Малфой вновь промолчал, будто бы проглатывая свои слова. Почему ты молчишь? Почему, черт побери? — Правильно, ничего, — парень склонил голову на бок и театрально надул губы. — Нихера ты мне не сделаешь, Малфой. Твои угрозы больше ничего не значат. Как и твое имя. Он фыркнул, отходя на пару шагов назад, и направился к двери, напоследок бросая: — Надеюсь ты сдохнешь в какой-нибудь канаве еще до конца учебного года. Гриффиндорка задохнулась, наблюдая за происходящим. Она не знала, что думать. Стоило ли сделать, сказать хоть что-то? Все это было похоже на какой-то дешевый спектакль. Малфой ведь… Он бы не стал такое терпеть, верно? Он бы сделал все, что угодно, чтобы отстоять свою честь. Может у него её просто больше не было? Не произнеся ни слова, блондин с каменным лицом поднял учебник с пола и в считанные секунды испарился из кабинета. Гермиона так и осталась стоять на месте, совершенно забыв куда вообще хотела пойти. Лишь несколькими часами позже, в одиночестве прогуливаясь по территории школы незадолго до отбоя, она позволила себе в полной мере обдумать произошедшее. Ветер играл с её волосами, раздувая их и в очередной раз превращая копну в настоящее гнездо. Было прохладно и сыро, осень брала свое, но Гермиона не чувствовала холода. С чуть пожелтевших крон деревьев срывались дождевые капли, и ветви будто танцевали на ветру в своем собственном, никому не понятном ритме. Это место пахло домом, надеждой, воспоминаниями, и хотелось задохнуться этим слегка влажным холодным воздухом. Идеально. Разгоряченное тело остывало, и девушка искренне наслаждалась этими моментами одиночества. Когда рядом не было ни мальчишек, ни Джинни, ни Луны, ни кого-либо еще. Только она. Наедине со своими мыслями. Гермиона выяснила, что порой это было почти жизненно необходимо — вот так приводить голову в порядок. После войны она начала ценить тишину, спокойствие и одиночество. В такие моменты почти ничего не могло спровоцировать её приступы. Многие сказали бы, что для Гермионы Грейнджер думать — было одним из самых увлекательных занятий и любимых хобби. Поэтому сейчас она шла вдоль одной из каменистых местностей, откуда открывался невероятный вид на просторы Запретного леса, и думала о том, в какой бардак вновь превратилась её жизнь всего за одну неделю в пребывания Хогвартсе. Заправив непослушную прядку волос за ухо, она бросила взгляд вниз, прямо на берег Черного озера. И возможно, будь она менее внимательной, то увидела бы лишь черную точку. Но Гермиона была абсолютно уверена, что прямо там, под огромными ветвями знакомого дуба сидел никто иной, как Драко Малфой. Один. Вылавливал последние лучи закатного солнца, как будто это было единственным его спасением. Возможно, его в её жизни стало слишком много. Но поток мыслей было уже не остановить. Когда Гермиона поплелась обратно ко входу в замок, она думала лишь о том, что из себя представляет этот новый человек. И почему, черт побери, ей так сильно хотелось его разгадать.