До луны и обратно

      15 сентября 1998 года       — Сегодня полнолуние. Я слышала, есть большой шанс найди ларваксов, когда лунный свет падает на кусты волчеягодника под прямым углом, — задумчиво заключила Луна, копаясь вилкой в своем завтраке. — Они любят влажный климат, а утром как раз прошел дождь.       Даже не высовываясь из своей книги, Гермиона протянула:       — Ты же не собираешься идти одна в Запретный лес после отбоя?       — Нет, глупая. Сегодня я буду дописывать эссе по Нумерологии, — улыбнулась она. — Папа обещал взять меня на поиски в следующий раз, когда я приеду домой на Рождество.       Внезапно она отбросила вилку в сторону и с энтузиазмом взглянула на однокурсницу:       — Ты знала, что их чешуя приносит удачу? Папа говорит, что это даже лучше, чем кроличья лапка! Вот бы сделать себе такой амулет…       Гриффиндорка тепло улыбнулась, слегка качнув головой, и вновь вернулась к своему занятию. Несмотря на то, что она совершенно не выспалась этой ночью, Гермиона все равно не могла появиться на трансфигурации, не повторив заданный параграф.       Вчерашнее патрулирование пятого и шестого этажей с Невиллом не было богатым на события, поэтому большую часть времени они просто плелись по пустым коридорам и вели незатейливый разговор. Конечно, Гермиона любила Невилла и не могла пройти мимо новой информации, но даже она не смогла внимательно слушать про пересадку мандрагоры часами напролет. Сам парень сейчас сидел справа от неё и довольно уплетал кашу, с упоением слушая мелодичный лепет Луны о чудодейственных свойствах чешуи ларваксов.       В какой-то момент она поняла, что уже третий раз перечитывает один и тот же абзац, не понимая ни слова. В голове была абсолютная каша, и мысли роились в голове, склеиваясь и переплетаясь, словно она просто не способна была остановиться на чем-то одном. Гермиона перевела взгляд на собственные пальцы, что мягко поглаживали строчки пергамента, и завороженно смотрела, как они подрагивали, лишь спустя несколько минут сжав руку в кулак. Она тряхнула головой и сглотнула. Может, стоило попросить Луну проверить её на наличие нарглов?       Прошла уже пара недель с тех пор, как их с Малфоем поставили в пару на Зельях, но слизеринец наотрез отказывался контактировать с ней. Он избегал её, как будто стоило их взглядам встретиться, он просто воспламенился бы на месте и обернулся пеплом у её ног. Ртуть его глаз не пугала её, но настораживала. И у неё не было совершенно никакого выбора. Гермиона не привыкла откладывать дела на потом. Если бы она работала одна, то скорее всего уже бы преступила к варке злосчастного зелья.       Но к её огромному сожалению, это была парная работа, и чертов Малфой тоже должен был принимать участие в этом процессе. Хотелось выть от отчаяния, бросить ему в спину какое-нибудь проклятие или, еще лучше, огреть его книгой прямо по белобрысой макушке. Да как он посмел срывать её планы!       Конечно, она не была бы собой, если бы уже не накопала литературы по нужной теме. Задание Слизнорта оказалось не из легких, и Гермионе пришлось провести в библиотеке не один час, чтобы найти хоть какую-то информацию про Око Авроры. Но в конце концов, не просто же так она слыла умнейшей ведьмой своего времени.       Её кровь кипела, стоило только подумать о безответственном слизеринце, который наверняка палец о палец не ударил, чтобы узнать о свойствах зелья.       Зелья, что позволяло волшебнику на несколько секунд заглянуть в будущее. Увидеть, куда заведет тебя судьба, узнать, кто станет твоим партнером по жизни — да все что угодно! Стоило только пожелать. Точно омут памяти, что не показывал воспоминания, а создавал их. Просто невероятно!       Для его создания нужно было всего семь ингредиентов, и пускай было не так то просто разгадать, что означала половина из них, Гермиона была настроена решительно. Её сердце готово было выпрыгнуть из груди, и руки чесались, стоило девушке только подумать о том, какие двери может открыть это варево. Казалось, с этим крохотным бутыльком в руках можно было управлять собственной судьбой. И даже вынужденная компания Малфоя не могла задушить её энтузиазм.       Хотелось выполнить задание только чтобы посмотреть, в какой заднице Малфой из будущего окажется на этот раз.       Таким как он не сулило ничего хорошего.       Кстати, о паразитах…       Именно в этот момент сам слизеринец вальяжно вошел в Большой Зал и направился к змеиному столу, усаживаясь в отдалении от своих сокурсников, и как ни в чем не бывало принялся за свой завтрак. Гермиона поджала губы.       Гаденыш. На этот раз он от неё не убежит.       Джинни влетела вслед за ним, не замечая ничего вокруг, и шумно опустилась на скамью рядом с Гермионой. На её лице сверкала довольная улыбка, а огненно-рыжие волосы переливались в свете утреннего солнца. В этот момент гриффиндорка подумала, что ничто не сможет омрачить этот момент полного умиротворения. Окруженная друзьями, она, как и раньше слушала их разговоры ни о чем, сжимая в руках любимый учебник. Да, все действительно возвращалось на круги своя.       Никому из присутствующих не было никакого дела до змей за соседним столом — а они затаились, предпочитая игнорировать проклятия, брошенные в их сторону. Слизеринцы практически превратились в декорацию. Холодные и нелюдимые, они прекрасно понимали, что потеряли весь свой лоск и авторитет в этой школе.       Гермиона не сразу поняла, что Луна отвлеклась от разговоров про чешуйчатых существ и начала бормотать что-то, глядя на соседний стол.       — Что? — Гермиона прочистила горло, переводя взгляд на девушку.       — Я сказала, что мне жаль его, — невозмутимо повторила она.       — О ком ты говоришь?       — Драко. Мне жаль его, — она пожала плечами, грея руки о свою кружку с какао. — Несмотря на все, что он сделал, он не заслужил того, как с ним обращаются.       — По мне так, ничего не изменилось, — пробурчала Джинни, хмурясь. — Все тот же хорёк, который смотрит на всех с высока. Давно нужно было сбить с него спесь.       Гермиона украдкой посмотрела на парня, поджав губы. Его глаза не выражали совершенно ничего, он просто молча уставился вниз и водил ложкой по своей тарелке, казалось, даже не дыша. Он был тенью самого себя, прямо как тогда, на шестом курсе, когда она была слишком занята поимкой Волдеморта, чтобы в полной мере заметить эти изменения. Темные круги под глазами были доказательством того, что он практически не спал, а на его щеке красовалась небольшая ссадина. Еще свежая. И казалось, совершенно никто из слизеринцев не обращал на это внимания. Они вообще не смотрели в его сторону. Как будто между ними была незримая стена — прозрачная, но осязаемая.       Гермиона тряхнула головой и вновь взглянула на Луну.       — Кто его так?       Луна вздохнула:       — Деннис Криви.       — Деннис?! — Гермиона в удивлении вскинула брови и нервно прикусила губу. — Но он ведь и мухи не обидит! Ты уверена?       — Я слышала, он хотел отомстить за брата, — нахмурилась Луна. Все присутствующие знали, что Пожиратели убили его старшего брата Колина во время Финальной битвы. — Но Деннис не единственный, кого не устраивает присутствие Драко в школе. Он частый гость у мадам Помфи.       Увидев смятение в глазах однокурсниц, блондинка невозмутимо добавила:       — Я здороваюсь с ним, когда прихожу за зельем сна без сновидений, но он почему-то всегда отворачивается и уходит. Жаль, ему бы не помешало мое ожерелье из златоцветника.       Ей не было его жаль. Не было. Ведь так? Малфой был не её заботой. Тогда почему слова Луны так сильно резали слух. Она должна злорадствовать, радоваться, что главный злодей, наконец, получил по заслугам. Вот только Гермиона чувствовала лишь тяжесть в груди и неприятный осадок. Разве Малфой был злодеем? Нет, лишь мальчишка, который за свою недолгую жизнь оброс предрассудками и злобой, точно ядовитым плющом. Запутался в собственной паутине, точно совсем не понимал, как работает пищевая цепочка. Разве его насмешки шли хоть в какое-то сравнение с теми ужасами, что творил Волдеморт? Да взять даже его собственного отца!       Малфой был просто пешкой, незначительной и бесполезной, и теперь отбывал наказание за сотню последователей повернутого на власти психопата. Был ли Драко настоящим Пожирателем? Верил ли во всю эту чушь?       Возможно, тогда на уроке Зельеварения он был прав. Что угодно было лучше натиска десятков разбитых горем сторонников света. Как будто совесть все это время удерживала их на цепи, будто голодных собак, а теперь между ними и местью не стояло ничто. Только Малфой. Их единственное живое напоминание о войне.       И темные круги под его глазами были лишь цветочками, когда речь шла о подобном ночном кошмаре.       Сочувствие. Это слово неприятно перекатывалось на языке. Будто было стыдно даже думать о подобном, когда дело касалось Малфоя. Она вообще не хотела испытывать никаких эмоций по отношению к нему. Хотела забыть. Заткнуть совесть. Утопить её в Черном озере. Закрасить толстым слоем краски и перекрыть поток своих уродливых предательских мыслей.       Вот только не получалось.       — Странно, что никто из этих линчевателей не расхаживает с такими же синяками, — протянула гриффиндорка.       Джинни раздраженно хмыкнула. Было очевидно, что ей было неприятна эта тема, но почему-то Гермионе было жизненно необходимо знать больше.       — Какая разница, Гермиона, — бросила она, едва не захлебнувшись своим возмущением. — Это его дело, и нас его царапины совершенно не касаются.       Гриффиндорка уже открыла рот, чтобы ответить, но не успела.       — Он не может дать сдачи, — заявила Лавгуд.       Сердце гулко забилось. В голове всплыло лишь одно имя.       Энтони Голдштейн.       Все медленно вставало на свои места.       — Это часть его испытательного срока. Никаких потасовок, инцидентов, вечеринок. А еще ему нельзя покидать территорию школы. Даже на его палочке стоит следящее.       Джинни ухмыльнулась:       — Шелковый Малфой. Посмотрим, как он справится.       Вот почему Драко даже не шевельнулся, когда Энтони публично высмеял его перед всем классом. Вот почему ссадина была только у него, и во всем зале больше не было ни единого человека со сломанными конечностями или разбитым носом. Даже Слизерин отвернулся от него, стоило Малфою только переступить порог школы. Ну конечно, идеальные наследники. Кто захочет иметь дело с мальчишкой, на чьей репутации теперь красовалось огромное пятно? Грязное. Едва ли под стать его безупречно чистой крови.       Опять это чувство. Тянущее. Липкое. Неправильное. Черное, как ночь при свете луны. Оно превращало её кровь в жидкий свинец и заставляло легкие невольно сокращаться.       Сострадание.       Никто не заслуживал быть изгоем. Никто не заслуживал того, чтобы на него смотрели как на пыль под ногами. Даже такой мелкий вредный таракан как Малфой. Она еще на первых курсах узнала какого это, когда люди тобой пренебрегают, заставляют чувствовать себя ничтожным и испорченным. И в отличие от слизеринца у неё было сердце. Она была выше него, ведь знала, что каждый человек и маг имел право быть услышанным.       — Откуда ты вообще это узнала? — пробурчала Джинни, делая глоток своего какао.       — Портреты в замке любят посплетничать, — хихикнула Луна и замолкла. Невилл, который, очевидно, не собирался участвовать в обсуждении судьбы Малфоя, передал девушке нож для масла и вновь увлек когтевранку в очередной незатейливый разговор о последнем эссе по истории магии.       Гермиона прикусила язык, стараясь больше не поднимать запретную тему. Чужие проблемы и правда были не её приоритетом. Особенно те, у которых, казалось, просто не было решения.       Погруженная в свои мысли, она не сразу услышала, как группа гриффиндорцев, сидящих в паре метров от неё, разразилась громким смехом. Послышалось улюлюканье и восхищённые возгласы, которые стали громом средь ясного неба. Девушка перевела взгляд на сокурсников и нахмурилась, увидев никого иного как Энтони Голдштейна, который самодовольно вертел в руке некий позолоченный предмет и ухмылялся, кивая своим друзьям.       Неудивительно. Отец Энтони был протеже главного аврора, вторым человеком в Отделе магического правопорядка, и это был далеко не секрет для всех присутствующих. Парень часто кичился должностью своего отца, будто это делало его самого не менее значимым, и постоянно твердил, что когда-нибудь он сам дослужится до верхов. Конечно, на его рассказы велись только влюбленные шестикурсницы, что беспрестанно хихикали в коридорах и обсуждали его прекрасные светло-голубые глаза.       Гермиона закатила глаза и закрыла учебник.       Вертя заветный блестящий предмет в руках, Голдштейн усмехнулся:       — Только представьте, сколько всего можно провернуть. Например… узнать ответы на контрольную старухи Макгонагалл или залезть под юбку Трейси Дэвис. Отматываешь время назад, и как будто ничего и не было.       Два громилы, что сидели по обе стороны парня, гулко рассмеялись.       — Да хоть вернуться на четвёртый курс и убедиться, что чертов Малфой останется в облике хорька. Он и не дожил бы до своих восемнадцати.       — Шавка пожирателей в клетке, только представьте. Я бы отдал не один десяток галеонов, чтобы на это посмотреть, — добавил парень, что сидел напротив Энтони и злобно оскалился. Он практически ерзал на месте оттого, сколько удовольствия ему приносила эта мысль.       Гермиона насторожилась.       Что?       Четвёртый курс? Но как это?       Сидящий рядом Дин Томас, кажется, тоже слышал разговор гриффиндорцев. Закатив глаза, он бросил:       — Да у тебя кишка тонка, Голдштейн. Твой папочка вряд ли будет доволен, когда узнает, что ты украл его маховик. Это ведь собственность министерства. По головке тебя явно не погладят.       Гриффиндорка не слышала, что было дальше. Воздух будто напрочь выбили из легких, и Гермиона задохнулась осознанием.       Маховик.       Маховик времени.       Но… как? Откуда? Их же уничтожили вскоре после Финальной битвы. Министерство не хотело, чтобы очередной последователь Темного лорда вернулся в прошлое и попробовал изменить исход войны. Конечно, все это держалось в строжайшем секрете, и только благодаря дружбе с нынешним министром магии, что по совместительству был членом Ордена Феникса, она знала подробности произошедшего. А теперь… Если Министерству удалось раздобыть последний маховик и до сих пор держать этот факт в тайне, это многое меняло. Энтони держал в своих скользких руках бесценный артефакт, и, кажется, совершенно не осознавал последствий.       Это было безумием. Он мог оказаться в Азкабане, если авроры узнают об этой краже.       Она судорожно втянула воздух и пронзила взглядом нерадивого однокурсника.       — Откуда он у тебя? Ты в курсе, чем это может закончится? Энтони, это…       — Ты чего такая взвинченная, Гермиона? — хохотнул он. — Отец конфисковал его у какого-то старого зельевара в Косом переулке. Это всего лишь безобидные шутки.       Шутки? Шутки?! Хотелось провалиться под землю. Да как он… Как он может быть таким безответственным?!       — Эта штука все равно не работает, — хмыкнул он. — Должно быть этот слизень что-то сделал с ним. Может даже… — он подался вперед и, понизив голос, и хищно протянул: — Проводил над ним свои те-е-емные экперименты…       — У-у-у… — подали голос прихвостни парня и громко захохотали.       Да они просто смеялись над ней! Мерлин, неужели они не понимали, как это серьезно.       Гермиона вскочила из-за стола, резко схватив сумку и прижав учебник трансфигурации к груди. Внутри клокотал гнев, разливалось смятение, что ядовитой субстанцией расползалось под кожей. Джинни поддержала подругу и тоже поднялась со своего места, хватая девушку за локоть. Злобно сверкнув глазами в сторону Энтони, она потянула Гермиону в сторону выхода и бросила напоследок:       — Иди ка ты к драклу, Голдштейн.       — Да ладно тебе, Грейнджер. Как только наиграюсь, он весь твой. Стоит только попросить…       Девушка поджала губы и, резко развернувшись, зашагала к дверям, позволяя волнению цвести в груди и бессовестно протыкать все жизненно важные органы. Уизли семенила рядом, едва ли поспевая за подругой.       — Ты чего?..       — Не нравится мне это.       Она скривилась:       — Не бери в голову. Скоро всем наскучит слушать этот бред, или, может, его отец, наконец, возьмется за него и обо всем узнает. Нам не о чем беспокоиться.       Гермиона резко перевела взгляд на подругу. Где-то внутри она чувствовала новую волну тревоги, и она обволакивала её, стягивала легкие тугой веревкой, точно дышать было преступлением. Ком в горле едва ли позволил девушке выдавить из себя пару слов.       — Джинни…       — Это всего лишь Голдштейн. Что он может? Только хвалится своими подвигами, а на деле - обычный червяк.       — Я уверена, так же говорили про Тома Реддла, и посмотри, что из этого вышло, — захлебнувшись собственными словами, она взглянула на Уизли и, увидев легкую улыбку на её лице, выдохнула и попыталась взять себя в руки. — Ладно, ты права. Это просто паранойя. Просто… глупости… Да…       Чушь.       Война закончилась.       Все будет хорошо. Обязательно…       Вместе девушки вышли из Большого зала, оставляя Энтони и его шайку позади, как и большую часть своих опасений.

***

      Гермиона не проронила ни слова за весь урок трансфигурации. Она продолжала думать о том, что сказал Энтони, несмотря на просьбу Джинни опустить глупую ситуацию. Сжимая в руках перо, она размышляла о том, стоит ли рассказать обо всем профессору Макгонагалл. Вот же она, стояла буквально в нескольких метрах от неё, в очередной раз говорила что-то о законах Гэмпа и, кажется, даже успела пригрозить отработкой какому-то когтевранцу. Стоило только собраться с мыслями. Профессор всегда была на её стороне, она разберется с этим кошмаром и, возможно, простое признание поможет предотвратить катастрофу.       Но Энтони… Что если наказанием за содеянное и правда будет поездка в Азкабан? Он же был всего лишь мальчишкой, который не понимал, что делал. Разве он заслуживал такое? Девушка поджала губы и вздохнула.       Нет.       Джинни права.       Поиграется и забудет. Вскоре маховик благополучно вернется в руки авроров, и все её душевные метания будут просто воспоминанием.       Мерлин, учебный год только начался, а она уже влипла в какую-то историю.       Сейчас её должно было волновать лишь одно. Поимка Малфоя.       Прямо после урока она подойдет к нему и выскажет ему все, что думает. Да.       Вот только чертов слизень умудрился выскользнуть из кабинета, как только прозвенел звонок. Гермиона едва успела собрать свои вещи, как его и след простыл. Вылетев за дверь, она тут же выловила в толпе студентов блондинистую голову и направилась за ним. Не сегодня, Малфой!       Она бежала за ним, будто хищница, выслеживающая добычу. Черт бы побрал его длинные ноги. И когда он их только отрастил?       — Малфой, стой!       Девушка знала, что он слышал её. Но слизеринец не обратил на её слова никакого внимания и продолжил шагать вперед, точно она была лишь назойливым насекомым.       — Малфой!       — Что? — он резко остановился и повернулся к ней всем телом. От неожиданности Гермиона едва не влетела в него, резко выдохнув и распахнув глаза. Точно айсберг. Он прожег её глазами цвета стали и поджал губы, и от этого взгляда девушка почувствовала себя невероятно крохотной, ничтожной по сравнению с его ледяным величием.       — Просто остановись.       — Зачем? Мне нечего тебе сказать.       В его голосе не было насмешки, его губы не искривились в ухмылке, и ни единый мускул не дрогнул на его лице. Она практически опешила от его пренебрежения.       — Почему ты постоянно убегаешь от меня? Ты ведешь себя как ребенок! — выдохнула она, переводя дух, и уставилась на него. Казалось, отвести взгляд было просто невозможно. Сделай она это, и Малфой растворится в воздухе прямо перед ней, как делал уже десятки раз.       — Это я веду себя как ребенок? Насколько мне известно, это ты носишься за мной и достаешь своими глупыми разговорами.       Она проигнорировала последнее предложение и заявила:       — Нам нужно обсудить задание.       — А что с ним? — невозмутимо протянул он.       — В каком смысле? Мы должны… ну не знаю… начать что-то делать! Прошло уже несколько недель. Ты хоть знаешь, о каком зелье идет речь?       — Конечно, — скривился он, складывая руки на груди. Снова.       — Тогда…       — Трудно поверить, что самая умная ведьма столетия не может сама изучить какое-то там зелье.       — Это парный проект, — злоба настолько овладела её разумом и телом, что девушка едва ли не топнула ногой. И правда, словно ребенок.       — И что с того? Кажется, я ясно дал понять, что не хочу работать с тобой, — глядя, с какой скоростью эмоции меняются на её лице, Драко закатил глаза и выдохнул. — Слушай, если тебе так не терпится покончить с этим проектом, я могу сделать все сам. Просто… расслабься и не мельтеши у меня перед глазами.       — Прекрати решать за меня! Жаль тебя разочаровывать, но это и мое задание тоже. И если ты его завалишь…       — Кто сказал, что я его завалю? Если ты забыла, я лучший на курсе по зельям. Даже лучше тебя.       Малфой знал куда бить, но она не собиралась сдаваться. Она бы не была Гермионой Грейнджер, если бы не попыталась отстоять свое любым возможным способом.       — Я нужна тебе, — девушка прикусила язык, едва эти слова сорвались с её губ, но поспешила продолжить: — Ты хоть знаешь, что означает половина ингредиентов, которые нужны для зелья? Они написаны рунами, а ты даже не посещаешь этот курс. В отличие от меня.       — Я уверен, что справлюсь. Время еще есть, — хмыкнул он как ни в чем не бывало. Хотелось рычать от бессилия.       — Малфой! — нахмурилась она. Вдох. Выдох. — Слушай, я знаю, что ты не в восторге от моей компании. Я тоже не горю желанием с тобой контактировать. Но это важно, для нас обоих. После этого можешь продолжать заниматься своими делами и игнорировать мое существование… Пожалуйста. Я ведь не многого прошу.       В этот момент Малфой принялся внимательно изучать её, и хотелось сгореть под этим взглядом. То, как его ледяные глаза скользили по её лицу, заставляло мурашки бегать по всему телу. Будто это было осязаемым. Будто холодное лезвие кинжала порхало по её коже. Она, наверное, никогда его не поймет. И что, черт побери, с ним стало?       Наконец, он соизволил заговорить. Медленно и как-то более приглушенно. Может, их препирания сумели и его вывести из себя.       — Не знаю, почему это тебя так волнует. В конце концов, должность Министра магии тебе обеспечена и без какой-то там оценки по зельям, а я… а мне просто все равно…       Девушка не знала, что на это ответить. Было в его голосе какое-то отчаяние, тесно переплетенное с безразличием, как бы он ни пытался это скрыть. Оно просачивалось сквозь трещины в его ледяных стенах, и Гермиона не знала, видел ли это кто-то еще.       Ему ведь явно было не все равно, ведь так? Человек не может за какую-то жалкую пару месяцев, вот так просто растерять все свои амбиции.       — Я…       Малфой раздражённо вздохнул и покачал головой, решая что-то для себя.       — Ладно, Грейнджер. Твоя взяла. Встретимся в библиотеке сегодня в шесть.       На лице девушки тут же расцвело некое подобие улыбки.       — Да, хорошо. Отлично.       — И не опаздывай. Я уйду, и все твои усилия будут напрасны, — он закатил глаза и развернулся, намереваясь вновь исчезнуть из поля её зрения.       Гермиона мысленно исполнила победный танец и, крепче сжав сумку в руке, уже хотела покинуть поле боя, как вдруг вновь услышала голос слизеринца.       — Грейнджер!       Она обернулась, вопросительно глядя на парня.       — Не вздумай больше выискивать меня в коридорах у всех на виду, — он усмехнулся, и прервал поток её мыслей, добавив: — Что подумают твои друзья, когда узнают, что ты добровольно общаешься с Пожирателем?       Что он… Она даже не думала об этом. Какая разница, что подумают другие? Это же для задания.       Гермиона задумалась. Надо же, его не волновало, что подумают его собственные друзья, когда увидят его в компании грязнокровки. Её окончательно смутила некая искренность, скрытая за усмешкой. Он же не серьезно?       — Беспокоишься за меня? — фыркнула она.       — Просто предупреждаю.       Прежде чем она успела ответить, Малфой уже скрылся из виду. В воздухе осталась лишь недосказанность, смешанная с едва уловимой ноткой мяты и запахом сигарет.

***

      21 сентября 1998 года       Несколько дней спустя Гермиона вновь отправилась патрулировать школу вместе с Невиллом, уже предвкушая очередной рассказ про чудотворные свойства корня асфоделя. Это должен был быть обычный вечер. Те же стены, та же каменная кладка, заколдованные факелы, что приглушенным рыжим светом освещали путь, и десятки портретов, которые порой перешептывались и смеялись, видя вдалеке двух старост Гриффиндора.       Утром их ждала очередная контрольная по трансфигурации, и по Невиллу было видно, что он просидел за книгами не один час, прежде чем отправиться патрулировать школу. Пару раз он зевнул, прикрывая рот рукой, но больше всего его усталость выдавали темные круги под глазами, что придавали какой-то особой изможденности его обычно румяному лицу.       Гермиона решила, что она не будет мучать напарника разговорами. Ей и самой не особо хотелось тратить драгоценные силы на бессмысленную болтовню. Так будет быстрее. Они просто пройдутся по этажам и вскоре разойдутся по своим спальням. Макгонагалл не будет против, если они слегка поторопятся — им же будет лучше, если завтра на контрольной они покажут лучшие результаты.       Конечно, не стоило упоминать, что Гермиона подготовилась к этому тесту ещё три дня назад, когда выдалась свободная минутка.       А потом где-то в конце коридора послышались голоса.       Чудно. Еще этого не хватало!       Наверняка это была очередная парочка пятикурсников, которые решили, что нарушение правил — это лучшая форма развлечения. Стоило только подумать о том, что это дежурство проходило без происшествий…       Однокурсники переглянулись. Смятение мерцало на их лицах в темноте горящего люмоса на конце палочки Лонгботтома. Девушка покачала головой и прислушалась, уже делая пару шагов вперед. Можно было разобрать какое-то копошение, вкрадчивый шепот и шипение, что заставило Гермиону сощуриться.       Что-то подсказывало ей, что в конце коридора они увидят далеко не зажимающихся учеников младших курсов.       Поспешив на звук, гриффиндорцы увидели картину, которую неимоверно захотелось забыть. Едва ли в паре метров от них стоял никто иной, как печально известный Энтони Голдштейн и прижимал к одной из колонн… Пэнси Паркинсон, что-то жарко шепча ей на ухо. В груди поселилось раздражение и вместе с облегчением растеклось по телу. Инстинкты никогда её не подводили, но, кажется, не в этом случае. Это всего лишь Паркинсон, которую она уже не раз ловила в подобном положении в этих же самых коридорах, вот только в голубом свете она не раз подмечала зеленый галстук и блондинистую шевелюру.       Гермиона уже хотела фыркнуть и даже набрала в легкие побольше воздуха, чтобы накричать на безответственных студентов, но было во всей этой сцене что-то… неправильное. Взгляд зацепился за разгневанное лицо самой слизеринки, и, кажется, в её чертах поблескивал страх. В темноте было не разглядеть все детали, но Гермиона заметила, как подрагивала её нижняя губа, и от этого зрелища неприятно скрутило живот.       Осознание будто ударило старосту по голове.       Энтони. Энтони, что открыто презирал всех слизеринцев и едва ли не плевался ядом каждый раз, когда видел одного из них в радиусе пары метров. Чтобы он и… Паркинсон? Да ни за что!       Паркинсон не хотела этого. Все было написано на её лице. И пусть Гермиона считала себя не особо опытной в плане сексуальных похождений, возбуждение в любом его проявлении явно выглядело не так.       Девушка едва не задохнулась собственным беспокойством, что вместе со словами застряло в горле. Она успела лишь открыть рот и резко втянуть воздух.       Невилл, кажется, без всяких слов понял происходящее, и резко ступил вперед:       — Что здесь происходит?! — крикнул он, выставляя вперед палочку.       Энтони резко обернулся, и мягкий синий свет заклинания осветил его лицо. Только сейчас гриффиндорка увидела мокрые щеки Паркинсон, и от этого зрелища сердце в груди забилось быстрее.       Голдштейн, видимо, решил и вовсе игнорировать присутствие напарника Гермионы — его светлые глаза тут же впились в её собственные, и уже через мгновение на его лице распустилась гадкая улыбка.       — Ах, Золотая девочка решила присоединиться? — хохотнул он, даже не двигаясь с места. — Что, никак не можешь преодолеть свой комплекс спасателя? Тебе просто жизненно необходимо быть в центре событий!       Гермиона сглотнула и ступила вперед, крепко сжимая в руке палочку на случай, если придется обороняться. Её однокурсник не был опасен. Конечно нет. За все время её учебы в Хогвартсе он практически не попадался ей на глаза. Да, он был немного заносчивым и самодовольным, постоянно шатаясь по коридорам со своей маленькой шайкой, но в то время гриффинорка была настолько сильно занята спасением Магического мира, что едва ли обращала внимание на его выходки.       Однако в свете последних событий…       — Отпусти её, Голдштейн, — твердо крикнула она.       Парень лишь фыркнул, закатывая глаза.       — Ой, да что на тебя нашло? Портишь мое веселье уже второй раз за неделю, Грейнджер. Идешь на рекорд.       — Продолжай в том же духе, и я гарантирую, что ты отлично повеселишься в одной из клеток Азкабана, — огрызнулась она.       Адреналин согревал кровь, и она почти ощущала покалывание на кончиках пальцев. Вот оно, это чувство — абсолютная сосредоточенность. Как будто время вокруг остановилось, и кровь прилила в мозг, заставляя его работать в полную силу. Ничего больше не имело значение. Во время войны они часто оказывались в ситуациях, когда приходилось быстро принимать сложные решения, и сейчас она будто бы вновь вернулась назад во времени. Снова там, на поле боя. Снова её тело работало на инстинктах. Снова сознание было кристально чистым, а сердце билось как ненормальное.       И от этого внезапно стало страшно.       Она была в Хогвартсе. Война закончилась. Но она все равно продолжала сражаться, пускай вокруг и не летали Непростительные, а в воздухе больше не стоял запах гнили и крови.       Сердце норовило вспороть грудь изнутри. Оно забилось так отчаянно, что хотелось просунуть руку в грудную клетку и вырвать его прямо с корнями.       Даже смешно, как просто было вывести Золотую девочку из строя. Нужна лишь стрессовая ситуация и немного гадкого смеха.       — Мы с Пэнси просто разговаривали, ведь так, сладкая? — Энтони вновь повернулся к слизеринке и расплылся в улыбке, скользя взглядом по её лицу.       Брюнетка дернулась и зашипела. Он был выше и сильнее неё, и прямо сейчас он крепко держал её руки, ни на шаг не отойдя от слизеринки даже после появления двух старост.       — Отпусти меня, больной ублюдок, — рыкнула она.       — Я слышал, что тебя поимела уже половина студентов Слизерина. Я просто хотел посмотреть, из-за чего такая шумиха. Или привилегии распространяются только на змей… и Пожирателей Смерти? — усмехнулся он, нахально вскидывая бровь, как будто сейчас он был абсолютно неуязвимым. Как будто все было под контролем, и на него не было направлено сразу две палочки.       — Я не шучу, Энтони. Отпусти её, или я тебя оглушу и глазом не моргну, — Гермиона выставила вперед свое оружие и нахмурилась, наконец, взяв себя в руки.       Он поджал губы, еще пару секунд с любопытством рассматривая Пэнси, а затем закатил глаза и лениво отстранился, откидывая светлые волосы от лица. Казалось, ему было абсолютно все равно на все происходящее, и сразу трех однокурсников, у которых руки чесались приложить его головой о что-нибудь твердое.        — Ладно. Все равно не хочу марать руки. Кто знает, сколько пожирательских членов в ней побывало…       — Ах ты мразь… — оскалилась Пэнси, кидаясь вперед. Её трясло. От злобы или страха — Гермиона не знала.       Гриффиндорка просто не могла поверить в происходящее. Неужели вот в это превратился Хогвартс после войны? Вместо того, чтобы исцелять душевные раны и жить мирно, её собственные друзья и знакомые вновь неслись в бой и причиняли боль окружающим. Не ради этого она сражалась на войне. Не ради новой волны насилия.       От бессилия хотелось рычать.       — Достаточно! — крикнула Гермиона, опуская палочку, а затем резко подалась к слизеринке. — Паркинсон, ты в порядке?       — Да.       Она дернулась, отходя подальше от ненавистного гриффиндорца, точно шарахалась от чумы. Сделав пару глубоких вздохов, она разминала затекшие руки, на которых завтра скорее всего проступят синяки. Она даже не смотрела на её спасителей — её взгляд был кинжалом, что с каким-то садистским удовольствием вспарывал глотку Голдштейна. Даже сейчас, пережив такое потрясение, Пэнси оставалась самой собой: невозмутимой, дерзкой и самоуверенной.       Гермиона выдохнула. Она все еще в упор смотрела на Энтони, и, кажется, прекрасно понимала Пэнси в её желании выпотрошить парня.       — Невилл, можешь отвести её обратно в подземелья? — бросила она своему напарнику. — Я сама закончу обход. Все хорошо.       Парень все еще был в легком оцепенении. Он опустил палочку, подходя ближе к Пэнси, и прочистил горло.       — Ты уверена? — волнение все еще проскальзывало в его голосе. Невилл прекрасно знал, что Гермиона могла постоять за себя. Ему не нужно было играть роль её защитника, не после того, как девушка прошла целую войну, доказав, что действительно чего-то стоит. Гермиона явно не оценила бы его проявление мужества, да и Энтони был далеко не угрозой её жизни. Все в школе, включая самого Лонгботтома знали, что парень мог только трепаться, так что прямо сейчас Невилл лишь отступил в сторону и осмотрел темноволосую девушку на предмет внешних повреждений.       Он не прикасался к слизеринке, но она все поняла без слов. Пэнси уже развернулась и поплелась в направлении подземелий, где находились спальни Слизерина.       — Да, иди, я догоню тебя, - кивнула гриффиндорка.       Когда Невилл и Пэнси скрылись из виду, девушка развернулась к однокурснику и прожгла его глазами. Казалось, в ней скопилось столько негативных эмоций, что, подпитанные магией, они могли превратиться в настоящее смертельное оружие. Любой человек захотел бы свернуться в комочек и жалобно заскулить под этим нечеловеческим пылающим взглядом, но точно не Голдштейн. В его глазах она была лишь тощей несуразной заучкой, которая только и могла, что кричать и читать нотации своим глупым друзьям.       — Да что с тобой стало, Голдштейн?! — шикнула она, вкладывая весь свой гнев и негодование в эти слова. Хотелось сломаться пополам, но донести до него свою мысль. Гермиона практически дрожала от ярости, что наполняла каждую клеточку тела. — Нападение на студентку? Попытка изнасилования? Не думай, что это сойдет тебе с рук.       — Во-первых, никакого насилия не было. Я же сказал, мы просто общались, — он закатил глаза, складывая руки на груди. — А, во-вторых, с каких пор ты защищаешь слизеринцев, Гермиона? Что, решила переметнуться? Свой факультет уже не устраивает? — фыркнул он, нацепляя на лицо свою привычную ухмылку.       — Факультеты здесь совершенно не при чем.       Он скривился, вновь поправляя свою шевелюру.       — Да она же просто Пожирательская подстилка. Уверен, ей это даже нравилось.       Она оцепенела. Да как он… Мерлин, как он до такого докатился. Неужели в нем было сколько яда, столько гнили, что ненависть к каким-то подросткам настолько затуманила его разум? Неужели он был настолько слабым, что не смог устоять перед соблазном мести?       Стало тошно.       Голдштейн не заслуживал называться гриффиндорцем. Не заслуживал носить красно-золотой галстук и уж точно не должен был находиться в этой школе. Конечно, за гадкое поведение не отправляли в Азкабан, но прямо сейчас Гермионе ужасно хотелось увидеть его в кандалах и полосатом костюме рядом с Пожирателями, которых он так отчаянно ненавидел.       — Ты сам себя слышишь, Энтони?! Годрик… — она сделала глубокий вдох и сжала руки в кулаки, собираясь с мыслями. Лед в её голосе испугал даже саму гриффиндорку. — Я сегодня же сообщу об этом инциденте профессору Макгонагалл. И на этот раз, папочка тебе не поможет. А теперь убирайся отсюда!       Она зашипела, указывая рукой в сторону, и замерла в ожидании.       Не видеть, не слышать, не дышать. Ей просто хотелось, чтоб этот чертов день наконец-то закончился. Парень оскалился и закатил глаза. Он развернулся и поплелся прочь, оставляя старосту Гриффиндора в пустом темном коридоре наедине со своими мыслями.       — Праведная сучка. Я с тобой еще разберусь, — едва слышно прошипел он.       Слишком длинный день.       Слишком длинный год.       Гермиона так и осталась стоять на месте, тяжело дыша, и, наконец, позволила себе расслабиться и прикрыть глаза.       Все это было слишком. Такими темпами она просто не доживет до конца семестра. Просто рассыпется песком по каменному полу и позволит ветру разнести её прах по пустынным коридорам Хогвартса.       Может тогда она, наконец, найдет свое упокоение.