***
Пробуждение было тяжелым. Болезненным. Почти бессмысленным. Когда девушка пришла в себя, хотелось до последнего держаться за ниточку, что связывала её с блаженным забвением и не отпускать ни смотря ни на что. И она боролась. Сопротивлялась. Отказывалась открывать глаза, ведь за этим последовала бы неминуемая боль. Боль. Мерлин, она сковывала все тело. Она была пламенем, что сжигало изнутри, облизывало внутренности и плавило кожу. Девушка бы не удивилась, если бы очнувшись, увидела вместо светлой плоти лишь черное кровавое месиво. Болели даже кости, и такая боль, наверное, была сравнима лишь с последствиями Круциатуса. Что с ней произошло? Почему она вновь оказалась в подобной ситуации? Было чувство, что у неё отняли способность говорить, отняли зрение и слух, заключили её в собственном теле, что стало большой темной клеткой. Заперли наедине с болью и страхом, точно опасного преступника, отрезая любые пути отступления. Каждый стук сердца отдавался болью. И чем больше она паниковала, тем сильнее оно билось о грудную клетку, пуская болезненные импульсы по всему организму. Когда Гермиона, наконец, открыла глаза, их выжгло солнце, что прорывалось в это место через большие окна в деревянных рамах. Черт. В этот момент существование казалось невыносимым. Оно было бременем, которое хотелось отдать обратно Создателю и снова погрузиться в темноту. Обретя голос, девушка хрипло простонала. Очертания нескольких фигур начали вырисовываться перед глазами. — Ох, Миона. Ты наконец проснулась. Мы так волновались. Мерлин… Все тепло было сосредоточено в одном месте. Рука. Кто-то ласково держал её ладонь в своей, то и дело поглаживая пальцами костяшки. Она увидела чуть растрепанные черные локоны, красно-золотой галстук и зеленые глаза, полные беспокойства и заботы. Селеста. Гермиона выдохнула, на мгновение прикрывая глаза и изо всех сил стараясь привыкнуть к свету. Где она? Как она здесь оказалась? — Что произошло? — прохрипела она. Голосовые связки не слушались, и каждое слово давалось с трудом. Казалось, что в горле застрял ком, и нужно было приложить огромные усилия, чтобы выдавить хоть что-то. — Ты не помнишь? Тебя укусил этот чертов цветок, — брюнетка рвано вздохнула. — Ты спасла меня… Оттолкнула и сама попала под удар. В голосе гриффиндорки слышались нотки паники, и она не могла перестать бормотать, будто её лепет мог хоть как-то заполнить тишину и приглушить её внутренних демонов. Только спустя несколько минут девушка смогла в полной мере оценить сложившуюся ситуацию. Гермиона лежала на одной из жёстких железных коек в больничном крыле и была любезно накрыта тонким колючим одеялом. Здесь было шумно и невыносимо тихо в одно и то же время. Даже тихое шебуршание било по ушам, что не привыкли к подобному шуму после нескольких часов полной тишины. Она заметила остальных посетителей, что в ряд устроились у изножья её кровати. Мэтт, Софи и Колсон стояли рядом с практически идентичными выражениями на лицах. Макмиллан беспрестанно теребила локон светлых волос, а Мэтт оглядывал её с ног до головы, и беспокойство на его лице заменяло тысячи слов. Трэверс же был единственным, кто смотрел на её с интересом, при этом сверкая легкой приветливой улыбкой на губах. И она была безумно благодарна ему за такую реакцию. Сейчас ей очень не хватало подобных улыбок. Беспрестанно смотреть на угрюмые и даже виноватые лица друзей было просто невыносимо. — Годрик, зачем ты это сделала, Миона?! Я так зла на тебя, но… в то же время рада, что в итоге все обошлось, — продолжала лепетать Селеста. — Эмм… Всегда пожалуйста?.. — усмехнулась Гермиона, пытаясь изобразить на своем лице подобие улыбки. На неё частенько злились за то, что она пыталась спасти чью-то жизнь. Девушка уже давно к этому привыкла. Сейчас она не чувствовала ни капли сожаления. — Ты истинная гриффиндорка, Этвуд, — ухмыльнулся Колсон, покачав головой. — Ни дать, ни взять. Если бы Гермионе платили каждый раз, когда ей говорили подобное, то она бы уже давно купалась в галеонах. Эта самоотверженность, что танцевала на грани с глупостью, была у неё в крови. Практически читалась на генетическом уровне. Возможно, она могла бы поступить по-другому, могла бы продумать свои действия и избежать плачевных последствий, но в тот момент ею двигали инстинкты. Ею двигали её сломанный войной мозг и гриффиндорское сердце, которые вместе создавали необычную жгучую смесь. Абсолютный дисбаланс. — Это был просто порыв, — если бы Гермиона могла пожать плечами, она бы это сделала. Сейчас она даже не смогла бы поднять голову с подушки. — И я ни о чем не жалею. Чёртова беспомощность приводила её в бешенство, но девушке ничего не оставалось, кроме как лежать и разглядывать гриффиндорцев, что столпились у её постели. — Спасибо, зайчонок, — всхлипнула Селеста, все ещё нежно поглаживая её руку. Эти касания почти не ощущались на коже, но от одного осознания того, что кто-то был рядом, становилось тепло. — Это было очень смело… И в то же время очень глупо. — Я не могла позволить антеннице укусить тебя, Селеста. Что мне ещё оставалось? — Это все моя вина, — брюнетка покачала головой. — Прости, что я была такой неосторожной. Что я вовремя не заметила, каким агрессивным стал этот сорняк. Я должна была следить за ним. Должна была увидеть… Мерлин, мы могли бы всего этого избежать, и ты бы сейчас не была прикована к кровати. Я… — Давайте не будем сейчас выяснять, кто виноват, — Мэтт прервал бормотание своей однокурсницы и выступил вперёд. — Главное, что Гермиона жива и… относительно невредима. Он подошёл к её постели с другой стороны и вгляделся в её черты. Зелёные глаза столкнулись с карими, и Гермиона неровно втянула воздух. Никто из её друзей так на неё не смотрел — в его взгляде была невыносимая всепоглощающая забота и тепло, которое ни шло ни в какое сравнение с реакцией Селесты или Софи. Это было что-то иное. Что-то интимное. И от этого вдруг стало не по себе. — Как ты себя чувствуешь, принцесса? Опять это чёртово прозвище. Гермиона сглотнула. — Честно? Как будто меня сбил грузовик… — горько усмехнулась она. Мэтт, Софи и Колсон вопросительно уставились на девушку, очевидно не понимая её слов. Ну да, конечно. Как она могла забыть, что её чистокровные друзья совершенно не разбирались разновидностях магловского транспорта? Селеста же снова всхлипнула, мягко покачав головой. Оглядев троих смятенных гриффиндорцев, Гермиона нервно почистила горло. — То есть… паршиво. Я чувствую себя максимально паршиво. Но жить буду, — улыбнулась она. — Все будет хорошо, — закивала Селеста, переходя на шёпот. Кажется, её все ещё не отпускало чувство вины. И эти заверения, горячо прошептанные в тишине больничного крыла, были нужны ей больше, чем самой Гермионе. На какое-то мгновение Мэтт поморщился, а затем смиренно кивнул и поджал губы. — Помфри приходила к тебе буквально десять минут назад. Она сказала, что худшее позади. Яд антенницы мгновенно парализует и поражает все тело несмотря на то, что рана такая маленькая, — он украдкой взглянул на её больную руку. С этого ракурса она едва ли могла рассмотреть поражённый участок, и девушке оставалось лишь полагаться на собственные ощущения. — Именно поэтому тебе сейчас так плохо. Пускай она и входит в число самых опасных, ее укус не смертелен, так что ты будешь в порядке… — он запнулся и тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Его пронзительный взгляд приносил облегчение и дискомфорт в одно и то же время. — Мы так испугались, Миона… Было сложно не замечать его тревогу. — А я-то думал, что в этой компашке я самый бесшабашный, — вдруг отозвался Трэверс. Ухмылка на его лице дарила ощущение «нормальности» и помогала отвлечься от ноющей боли, что прокатывалась по телу. Гриффиндорка прикрыла глаза, и на её губах расцвела слабая улыбка. — Ты удивляешь меня снова и снова, сладкая. То, что ты сделала… это было круто, — парень лукаво подмигнул, складывая руки на груди, а затем в лучшей традиции Колсона Трэверса лукаво заявил: — Мне всегда нравились отвязные девчонки. — Захлопнись, Колсон, — едва ли не зарычала Селеста, резко поворачиваясь к парню. — Твои жалкие попытки флирта здесь совершенно ни к чему. Ей больно, и ты делаешь только хуже. Она была похожа на разъярённую львицу, что была готова в любой момент совершить прыжок и в считанные секунды наброситься на беззащитного однокурсника. Однако Колсон никак не отреагировал на её гневные изречения и грозный оскал. Переступив с ноги на ногу, он лишь сощурился и подразнил: — Откуда ты знаешь, Уоррингтон? Может, мои слова могут исцелять людей, — деловито изрек он. Парень, кажется, искренне верил в свою неуязвимость. Привыкнув к постоянным угрозам и нескончаемым перепалкам с девушкой, он оглядывал её с лёгкой ухмылкой и всем своим видом показывал, как сильно его забавляла сложившаяся ситуация. Ох, как же он нарывался! — Смотри, она улыбается, — он указал рукой на Гермиону, что внимательно наблюдала за их разговором, а затем цокнул и покачал головой. — Перестань быть такой занудой. Это так непривлекательно. — Ты идиот, Трэверс. Не испытывай мое терпение, — прошипела Уоррингтон. Её рука напряглась, и, кажется, брюнетка была в шаге от того, чтобы потянуться за своей палочкой и наслать на него какое-нибудь гадкое проклятье. Она сощурилась. — Видно, в тебя давненько не запускали летучемышиный сглаз? Могу подсобить. Гермиона усмехнулась, вспоминая, какой урон наносило любимое проклятье Джинни, что, видимо, очень полюбилось и её новой подруге. Иногда ей казалось, что Селеста была идеальным сочетанием младшей Уизли и её самой. Перепалка продолжалась. В какой-то момент для Гермионы она стала лишь белым шумом — слова были еле различимыми, а глупая ссора — игрой, которой не было конца и края. Девушка вздохнула. — Не обращай на них внимания, — голос Мэтта был тихим и вкрадчивым, явно выделяясь на фоне агрессивных высказываний. Казалось, что они оба оказались в вакууме, отстранились от остальных, не слыша больше никого и ничего. Где-то вдалеке темноволосая волшебница яростно что-то доказывала самодовольному гриффиндорцу, тыкая в него пальцем, но Гермиона будто вмиг потеряла способность распознавать человеческую речь. Просто растворилась в моменте. — Все хорошо. Это даже забавно, — хмыкнула девушка. — Уж лучше слушать их вечные препинания, чем страдать в одиночестве. Это отвлекает. Гермиона напрягла больную руку, пытаясь подвигать частично онемевшей конечностью. Поморщившись, она ощутила, как подрагивали её пальцы, при этом отдаваясь лёгким покалыванием. Мэтт опустил взгляд, и его темные глаза засверкали одобрением и счастьем. Расплывшись в широкой улыбке, он инстинктивно протянул руку вперёд и одними подушечками дотронулся до её пальцев. Такое мимолетное касание. Едва ощутимое. Щекотно. И если бы Гермиона полностью владела своей рукой, она бы неминуемо дернулась. Отстранилась бы от взволнованного парня, будто обжигаясь языками пламени или небольшим кубиком льда. Гермиона не могла игнорировать то, с каким обожанием он на неё смотрел. Не теперь. Не после того, что она узнала. Сейчас, внимательно наблюдая за мимикой Эйвери, гриффиндорка получила возможность увидеть все своими собственными глазами. Мерлин, это и правда было очевидно. Всё его чувства были написаны на его лице, будто введённые огромными красными буквами. Они были ясны, как день, и сияли, как солнце. Вот только девушка никогда этого не замечала. Слепаяслепаяслепая. Как, черт побери, она это упустила? Паника зацвела в её груди. Захотелось отдалиться, исчезнуть, сбежать от взгляда его чистых зелёных глаз, в которых читались слишком глубокие чувства. Слишком очевидное влечение. Черт. И когда он только успел? Девушка прочистила горло и попыталась как можно быстрее перевести тему, чтобы не дать ему возможности сказать что-то глупое и совершенно неуместное. — Эмм… Что случилось после того, как я упала? — шепнула она, нервно отводя взгляд. — Кто меня сюда принес? Все было как в тумане. Я… я видела только темные круги перед глазами, прежде чем отключилась. — Профессор Малфой очень удачно оказался в теплицах. Слава Мерлину, что он так быстро среагировал. Подбежал к тебе в ту же секунду и понес в больничное крыло. Многие даже не поняли, что именно произошло. — Малфой? Он снова оказался рядом. Как и всегда. Боги, ну что за глупое стечение обстоятельств?! Создавалось впечатление, что он всегда лавировал где-то поблизости, будто предчувствуя опасность. Будто судьба была здесь совершенно не при чем, и он сам подгадывал момент, чтобы оказаться в зоне её видимости. Беспощадно дразнил запахом своего терпкого одеколона и отстраненным загадочным выражением на лице. Мэтт продолжил: — Ага. Никогда прежде не видел его таким потерянным, — парень запустил руку в свои кудри и смятенно протянул: — Он испугался не меньше нашего. Как только он принес тебя сюда, то сразу начал кричать и командовать… Помфри так разозлилась, что едва не выгнала его, — усмехнулся он. — Не думал, что он вообще способен на какие-то эмоции помимо его привычного оскала. О, он был способен на многое. Мог быть пылким и счастливым, увлеченным и до ужаса искренним. Теплым внутри и холодным на ощупь. И ни у кого больше не было привилегии видеть мужчину таким. Гермиона нервно сглотнула. — Где он сейчас? — пробормотала гриффиндорка. Этот вопрос был странным и в каком-то роде неуместным, но он сорвался с её губ, прежде чем девушка смогла обдумать свои слова. Просто не могла не спросить. Она поморщилась, надеясь, что Мэтт не станет акцентировать на этом внимание. — Ушел, как только убедился, что ты стабильна, — хмыкнул он, пожимая плечами. Ушёл. Что ж, это было даже к лучшему. Она не хотела, чтобы он видел её в таком состоянии. — Хорошо, — кивнула она и тяжело сглотнула. — Надо будет его потом отблагодарить. Эйвери отмахнулся: — Уверен, что он уже забыл обо всем, что произошло, — фыркнул он. В тоне его голоса явно прослеживалась неприязнь к угрюмому профессору Зелий. — Наверное, как обычно закрылся в своих подземельях и сел проверять свитки… Ну или пошел снова кричать на каких-то бедных первокурсников. Закатив глаза, Мэтт выдержал паузу и вздохнул, видимо, не желая продолжать разговор о Малфое. — В любом случае, надеюсь, что тебе скоро станет лучше… Если тебе что-то понадобится, мы всегда в твоём распоряжении. Даже Колсон. Он украдкой взглянул на своего друга, который, уловив смысл слов Мэтта, лукаво ей подмигнул. — В первую очередь, — подметил гриффиндорец. Мерлин, она даже не заметила, как спор Селесты и Колсона сошёл на нет. Брюнетка вновь молча сжимала её ладонь в своей и заботливо вглядывалась в её черты. На лице девушки не было ни намека на гнев, что распирал её грудную клетку еще пару минут назад. — Если честно, сейчас мне просто хочется спать, — выдохнула Гермиона и, поморщившись, устало прикрыла глаза. Только сейчас она поняла, как на самом деле её вымотал этот разговор. У неё не хватало сил даже на то, чтобы поднять веки, и боль во всем теле усиливалась, побуждая девушку вновь провалиться в сладкий сон. — Голова ужасно раскалывается. — О, конечно. Тебе нужно отдохнуть, Миона, — засуетилась Уоррингтон, тут же подскакивая со своего места. — Мы придем позже, хорошо? — Да, — едва слышно шепнула девушка. — Спасибо, что пришли. Для меня это много значит. — Глупости, Миона, — с улыбкой отозвалась Софи. — Мы не могли не прийти. Помфри пыталась выгнать нас еще десять минут назад, но мы не хотели, чтобы ты проснулась одна. Селеста лишь яростно закивала. Её глаза все ещё были красноватыми и стеклянными от всех выплаканных ранее слез, но тепло во взгляде заменяло сотни ненужных слов. — Ты теперь одна из нас, сладкая, — хмыкнул Колсон, будто это было самой очевидной вещью на свете. — Так просто ты от нас не избавишься.***
Когда Гермиона проснулась во второй раз, она поняла, что больничное крыло уже погрузилось в темноту. Должно быть, прошло уже несколько часов с тех пор, как её друзья оставили её наедине с собой. Где-то вдалеке, в кабинете мадам Помфри, еще горела свеча, свет от которой проскользнул в общую комнату сквозь чуть приоткрытую дверь, и только благодаря этому огоньку Гермиона еще могла различать силуэты в этой кромешной темноте. Как видимо, луна сегодня предпочла скрыться за тяжелыми серыми облаками. Двигаться совершенно не хотелось. Конечности медленно возвращали свою чувствительность, голова уже не раскалывалась, глаза болели от излишка сна или, может, от его недостатка, и во всем теле ощущалась лишь легкая усталость. Её тело было таким тяжелым, будто его наполнили песком или камнями и бросили на дно Черного озера, позволяя легким наполниться водой. Она не понимала, почему один крохотный укус так сильно повлиял на её здоровье, почему небольшой дискомфорт от прикосновения растения вдруг перерос в агонию и отозвался режущей болью. Но одно Гермиона знала точно — она больше никогда и ни при каких обстоятельствах не прикоснется к чертовой антеннице. Даже если от этого будет зависеть её балл на экзамене. Да хоть вся её жизнь. Даже спустя несколько часов после инцидента ей просто хотелось снова закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Гермиона выдохнула и собралась с мыслями, через силу приподнимаясь в кровати. На её бледноватом лице застыла гримаса: все-таки не стоило пока нагружать руку, на которой сейчас красовался укус. Приподняв конечность, она сощурилась и принялась пристально разглядывать свое предплечья. Бинт скрывал небольшую рану, и Гермиона не могла в полной мере оценить ущерб. Как сказала мадам Помфри, нанесенный на укус экстракт бадьяна помог избавиться от яда и снять отек, но кожа на этом месте все еще была тонкой и нежной, так что в ближайшее время ей придется походить с плотно забинтованной рукой. Пускай. Не то, чтобы девушке хотелось каждый раз смотреть на доказательство собственной беспечности. Гермиона выдохнула и огляделась по сторонам. К её большому удивлению, в больничном крыле она оказалась единственным пациентом. Именно поэтому сейчас в этом месте стояла практически гробовая тишина. В какой-то момент она подумала о том, что не хотела бы сейчас оставаться в одиночестве. Тишина давила на неё, вызывала чувство незащищенности, уязвимости перед любой возможной опасностью, и большое открытое пространство, в котором она находилась совершенно одна, не помогало защититься от зарождающейся тревоги. Рядом с её больничной койкой стоял простенький одинокий стул, и почему-то до боли захотелось увидеть на нем знакомую фигуру. Все её друзья сейчас находились в своих кроватях, и Гермиона прекрасно знала, что им нельзя было находиться за пределами гостиной Гриффиндора в такое время, но… Возможно… Возможно сейчас ей хотелось видеть совсем не их сочувствующие лица. Возможно, ей хотелось видеть кого-то другого. Она отказывалась признаваться в этом даже самой себе, но… Ей было бы приятно внимание одного до ужаса раздражающего самодовольного профессора. Желать его присутствия было неправильно и эгоистично. Он был ей практически никем — лишь человеком, которому пришлось в очередной раз вытаскивать её из передряги. Было глупо предполагать, что в какой-то момент они стали друзьями. Наверняка, у него и без того было много дел, и в его планы совершенно не входил визит к ученице, что без конца создавала проблемы на его голову. Пускай она никогда и не была его студенткой в полной мере. Черт… Не думай. Не думай. Не думай. Девушка разрывалась. Почему-то хотелось вновь почувствовать знакомый запах мяты и одеколона, то в то же время хотелось забыть о его существовании, чтобы лишний раз не терзать себя глупыми надеждами. Несколько дней назад она уже обожглась, испугалась его близости, окончательно теряясь в собственных ощущениях, и теперь в её голове творился абсолютный хаос — идеальное смешение страха, смятения и желания. И Малфой был ураганом. Озером с ледяной водой. Пламенем, которое обжигало кожу. Он был всем, чего стоило опасаться. И все же… Гермиона продолжала смотреть на чертов стул и думать о том, как его белые волосы отливали бы серебром в свете пары крохотных свеч. Вдруг гриффиндорка услышала шаги. Такой тихий, едва слышный звук, что для неё казался рокотом грома в полной тишине. Человек, который вошел в больничное крыло, казалось, пытался остаться незамеченным, порой замирая на месте и стараясь не побеспокоить сидящую в своем офисе целительницу. Сердце забилось чаще. Девушка даже не заметила, как в ожидании затаила дыхание и в упор уставилась на ширму, что стояла между её кроватью и тяжелой дубовой дверью. Шаг. Еще один. Когда из-за ширмы показался крупный силуэт, Гермиона сощурилась, пытаясь разглядеть нарушителя. Теплый свет пролился на белую макушку посетителя, и гриффиндорка нервно втянула воздух, часто моргая, будто пытаясь понять, происходило ли это наяву. В воздухе мелькнула палочка, и гриффиндорка едва ли не задохнулась, когда услышала заклинание, что обрывисто слетело с губ вошедшего мужчины. Заглушающее. — Хэй, — шепот пронзил звенящую тишину. На лице Гермионы невольно застыла легкая улыбка. Мерлин… Вселенная что, действительно читала её мысли? Малфой ступил ближе и встал у изножья её больничной койки, пряча руки в кармане брюк. На нем уже не было привычной мантии профессора — лишь обычная белая рубашка, уже не застегнутая на все пуговицы и не подвязанная строгим черным галстуком. Даже в темноте она была ярким пятном, выделяясь на фоне погруженной во тьму фурнитуры. Такой человечный. Настоящий. Драко был спокоен и сосредоточен, но, кажется, его глаза блестели беспокойством и сочувствием, и от одного этого взгляда по всему её телу прошла мелкая дрожь. Он пришел. Пришел к ней посреди ночи, когда весь замок уснул, потому что… не мог не прийти? Потому что думал, что так будет правильно? Потому что чувствовал ответственность за свою ученицу? Гермиона невольно задержала дыхание. — Хэй, — шепнула она. Так тихо. Кажется, с её губ не слетело ни единого звука. — Как ты здесь оказался? Тебя никто не видел? — Нет. Не волнуйся, — он мягко улыбнулся и ступил ближе, оказываясь в паре метров от неё. — Я обо всем позаботился. Все-таки Слизерин у меня в крови. Я умею подкрадываться исподтишка, — усмехнулся он, а затем сглотнул и тихо добавил: — Прости, что не смог прийти раньше. И весь мир перестал существовать. Не было звуков. Не было запахов. Лишь темнота, обволакивающая их двоих теплым одеялом и напрочь искажающая картинку реальности. Девушка летала в невесомости, чувствуя покалывание на кончиках пальцев, и смотрела на него в упор, боясь, что в какой-то момент и его лицо потеряет свои очертания. Он хотел быть здесь. Хотел, но не мог. Пришел, напрочь сжигая все её сомнения о том, что ему было все равно, и стоял сейчас с той самой до боли знакомой улыбкой на тонких губах, заставляя что-то внутри неё переворачиваться и беспокойно метаться из стороны в сторону. — Все хорошо, — пробормотала она, захлебываясь словами. — Я рада, что ты сейчас здесь. Переступив с ноги на ногу, мужчина нахмурился и пробежался глазами по всему её телу, будто пытаясь визуально оценить её состояние. — Как ты себя чувствуешь? — Будто не спала несколько лет, — усмехнулась она. — Но уже лучше. Мне уже не хочется оторвать себе руку, так что это хороший знак. — Хорошо, — кивнул он, поджимая губы. — Я говорил с Помфри. Она сказала, что тебе придется остаться здесь еще на пару дней. Хочет убедиться, что весь яд был выведен из организма. А потом ты будешь как новенькая. — Отлично, — слабо улыбнулась девушка. — А еще… — мужчина нахмурился. — Мне кажется, что она подозревает, что ты это… ты. Но она ничего не сказала, так что даже если она догадывается, то будет держать язык за зубами, — уголок его губ приподнялся. — Я знаю эту женщину почти пятнадцать лет, и за все это время она явно повидала многое. Уверен, что она умеет хранить секреты. Гермиона прикрыла глаза и ухмыльнулась, откидываясь обратно на подушку. — Знаешь, я даже не удивлена. В прошлом я так часто попадала в больничное крыло, что она хорошенько запомнила мое лицо. Она узнала бы меня, даже если бы я облысела и покрылась волдырями с ног до головы. И никакое скрывающее заклинание бы мне не помогло, — она выдохнула. — Эта женщина — коршун в обличии безобидной женщины. В воздухе повисла короткая пауза. — Грейнджер… — тяжело выдохнул он и покачал головой, опуская руку на её постель. — И что мне с тобой делать?.. Девушка внимательно наблюдала за его реакцией. На его лице, наполовину скрытом тенью, красовалось смирение, смешанное с усталостью и беспокойством. Такая нечеловеческая грусть, которая может возникнуть только у человека, которому действительно было не наплевать. — Почему, когда что-то происходит, ты всегда находишься в самом центре событий? Как ты это делаешь? — Если бы я знала… — фыркнула она. — Может, на мне лежит проклятье? Ничего не могу с этим поделать. Где-то там, в глубине его серых глаз, она разглядела раздражение. Он порицал её за то, что она вновь поставила себя в такое положение, но просто не мог не волноваться. Вот так. Без причины. Потому что этот новый Малфой знал на что шел, когда связывался с ней. Знал и все равно помогал. Все равно злился на неё и её талант попадать в подобные ситуации. Злился на себя за то, что попал в этот бесконечный круговорот проблем и теперь не мог из него выбраться. Или просто не хотел. И все-таки, в ней не было ни капли Слизерина — только чистый неукротимый Гриффиндор. Со всей присущей беспечностью, самоотверженностью и отвагой. И истинный змей, стоящий перед ней, просто не мог понять рвение девушки защищать всех подряд просто потому, что так говорило ей сердце. — Ненавижу это место, — отрешенно выдохнул он. — Эти чертовы кровати… Я знаю, что антенница не нанесла бы серьезного ущерба — слишком мало яда. И все равно… Мужчина провел рукой по волосам, взъерошивая светлые пряди и совершенно не заботясь о том, как он сейчас выглядел. Белые локоны упали на его лицо, частично скрывая глаза, но даже это не помешало Гермионе продолжить рассматривать его красивые аристократичные черты. Конечно, она никогда не признается ему, что у неё перехватывало дыхание каждый раз, когда она смотрела на его точеный профиль. На этот глупый, до ужаса раздражающий изгиб губ и очерченные скулы. Девушка даже не сразу заметила то, как отрешенность в его глазах внезапно сменилась паникой. И никакие могучие ледяные стены не могли этого скрыть. — Это было… страшно. Видеть тебя на том полу с окровавленной рукой… Снова… Снова. Гермиона сглотнула. Воспоминания обрушились на неё лавиной, ураганом сбили с ног, ударили под дых, и заставили сердце колотиться в бешеном ритме. Безумная ведьма, нависающая над ней с отравленным кинжалом, её оглушающий крик и истерический смех при виде страха в глазах её жертвы… Она все еще помнила привкус паники на языке, острую боль во всем теле и пульсирующую руку, которая безвольно лежала на холодном полу Мэнора с красными буквами, вероломно вырезанными на коже. Гриффиндорка взглянула на забинтованную конечность — ту же самую, на которой все это время красовался шрам, оставленный Беллатрисой, и увидела пару букв, выступающих из-под повязки. Напоминание об её слабости. Причина её ночных кошмаров. Клеймо, с которым она так долго не могла смириться. Но теперь… Она настолько свыклась с существованием этой грязной надписи, что даже не заметила, что антенница оставила свой ядовитый укус прямо рядом с ней. Очередная царапина. На руке, что стала летописью ужасов, которые она пережила. Но с другой стороны… После войны на её теле осталось так много шрамов, что в какой-то момент она потеряла счет. Одним больше, одним меньше… Не было смысла беспокоиться еще об одной глупой метке. С губ Гермионы сорвался вздох, полный горечи и какого-то… смирения. Девушка поджала губы, проходясь глазами по своему покалеченному предплечью, а затем нахмурилась и притихла. Малфой прочистил горло. — Я так и не извинился за это. И за… все остальное. Мне потребовалось много лет, чтобы все осознать, но мне правда искренне жаль… — он смиренно опустил глаза, каясь в своих грехах. Каждое слово давалось ему с трудом, будто мужчина боялся сказать что-то лишнее, спотыкаясь о собственные мысли, и в то же время пытался выразить всю степень своего сожаления. — Прости за то, что я был таким придурком, за то, что называл тебя этим словом… За то, что ничего не сделал тогда, в Мэноре… Захлебнувшись своим признанием, мужчина нахмурился и, опасаясь смотреть ей в глаза, тихо добавил: — Надеюсь ты знаешь, что я больше не тот человек… И она знала. Драко Малфой стоял перед ней и извинялся, переступал через собственную гордость, и не боялся выглядеть слабым. Человек, который неоднократно был причиной её слез, который ненавидел её всю свою сознательную жизнь, который когда-то был для неё воплощением всего плохого и темного в мире, сейчас раскаивался без капли яда в своих словах. Она так долго мечтала это услышать. Так долго хотела узнать, что действительно происходило в голове этого несносного мальчишки. И ей всего лишь потребовалось отправиться в будущее и неоднократно сломать саму себя, чтобы дождаться этих извинений. Драко имел в виду все, что говорил. Он не лгал и не лукавил, потому что подделать горечь в его голосе было просто невозможно. Малфой не был настолько хорошим актером. Гермионе казалось, что его слова были туманом, что обволакивал все гнилые воспоминания, связанные с этим человеком. Они были тайфуном, который напрочь смывал её былую ненависть. Все её пролитые слезы. И оставался только тонкий осадок. Легкий, как лунная пыль. — Знаю, — шепнула она. — Я это вижу. И я принимаю твои извинения. Огромный груз упал с её плеч, но за этим не послышалось оглушающего стука. Да, между ними все еще была незримая стена. Много нерешенных вопросов. Много невысказанных слов. Но это было начало. — Что до того дня в Мэноре… Пойми, твоей вины в этом нет. Не ты направил на меня палочку. Не ты держал этот чертов кинжал. Ты ничего не мог сделать, Драко… — взглянув на него, девушка увидела в его глазах боль, которую нельзя было описать словами. Её сердце сжалось в крохотный комок и заныло. Мерлин, она надеялась, что он знал — это были совсем не пустые слова, далеко не способ от него отмахнуться. — Ты не мог поставить под удар свою семью. Нас обоих бы пытали на том полу, если бы решил пойти против своей тетки. — Грейнджер… — выдавил он, скривившись. — Прошу, Малфой… — она едва ли не всхлипнула, пытаясь держать свои эмоции в узде. — Я… Я не уверена, что хочу об этом говорить. Я просто не готова, и… Возможно, не буду никогда. Она покачала головой с легкой, слегка натянутой улыбкой на пересохших губах. Ей казалось, что она произносила слова через силу, просто выдавливала их из себя, пыталась не думать и не вспоминать, отпихнуть пагубные мысли и при этом убедить Малфоя в своей искренности. Малфой Мэнор был главным триггером её паники, и, раздирая старые раны, Гермиона вполне могла вновь провалиться в то страшное место, где она оказалась еще несколько месяцев назад сразу после окончания войны. — Не извиняйся за то, что ты не мог контролировать. Не вини себя. Может… может, не стоит так говорить, но я просто хочу забыть эту часть своей жизни. Оставить прошлое в прошлом. Они оба были завербованы войной, оба страдали от положения, в которое поставила их судьба. Как черное и белое, они сражались по разные стороны, вот только скорбели одинаково. По своим близким. По своему детству, которое у них так вероломно отняли, даже не спросив разрешения. Тонули в своих воспоминаниях и имели боевые шрамы, которые хотелось сорвать с кожи голыми руками. Носили сожаления, точно погоны, и помнили вкус крови на языке. — Я хочу похоронить воспоминания о войне и… отпустить, — рвано выдохнув, она пожала плечами и слабо улыбнулась. — Я так от них устала. Просто… просто давай забудем это, хорошо? Малфой отрывисто кивнул и натянуто улыбнулся. Гермиона надеялась, что её заверений было достаточно, чтобы хоть как-то облегчить его жизнь. Его путь к отпущению грехов. Мужчина перевел взгляд на тот самый стул, стоящий у её кровати, а затем опустился на него, сложив руки в замок и облокачиваясь на хлипкую спинку. — Я даже не знаю, на кого я злюсь больше, — его улыбка больше не была коварной. Такая теплая и искренняя, она шла ему намного больше, чем дерзкий оскал. — На тебя за то, что ты в очередной раз полезла на рожон или на Стебель за то, что она вообще решила позволить ученикам работать с таким опасным растением. — Признаю, мой порыв был не самым блестящим решением, — усмехнулась она. — Хотела бы я сказать, что впредь буду осторожнее, но мы оба знаем, что это ложь. Девушка схватилась за край тонкого одеяла и начала теребить грубую колючую ткань в попытке скрыть свое смущение. — Спасибо за то, что принес меня сюда. И за то, что так быстро среагировал. Самодовольная ухмылка вновь окрасила его черты. — Что ж, я же не мог позволил тебе умереть у меня на глазах, — он театрально закатил глаза и подразнил: — Это бы точно записали в мое личное дело. — Наглый слизняк, — с улыбкой пробормотала она, качая головой. — Продолжай в том же духе, Грейнджер, и меня уволят меньше чем за неделю. — Ставлю на несколько дней, — с серьезным видом добавила девушка. — Готова поспорить, что ты бы с радостью избавился от ненавистных тебе гриффиндорцев и влюбленных слизеринок с сердечками вместо глаз. — Возможно, — кивнул он. Что-то внутри перевернулось при виде его лукавой улыбки и сверкающих серых глаз. — Но кто тогда будет спасать твою гриффиндорскую задницу? — Макгонагалл, — уверенно заявила Гермиона, кивнув головой. — Ей уж точно не впервой. — Просто признай, что я тебе нужен. Годрик… Почему в горле вдруг пересохло? Отпихнув подальше непрошенные мысли об инциденте, произошедшем в его комнате несколько дней назад, Гермиона сглотнула и попыталась как можно более невозмутимо поставить его на место. — Что ж, ты явно не рыцарь в сияющих доспехах. А я уж точно не какая-нибудь девица в беде. По крайне мере… в большинстве случаев, — она неловко прочистила горло, вспоминая сколько раз за последние несколько недель ей требовалась его помощь. Признавать это ей, конечно же, не хотелось. — Нет, не рыцарь, — хитро ухмыльнулся он, сверкнув глазами. — Скорее дракон. — Серьезно, Малфой? Дракон? Ничего получше не придумал? — она закатила глаза. — Именно так. Покачав головой, Гермиона раздраженно выдохнула и сдалась. — Ты просто невыносим, — хотелось хорошенько ударить его по руке — ближайшему, до чего она могла дотянуться — чтобы хотя бы попытаться выбить из него все это самодовольство, которым он светился, точно начищенный галеон. — Ладно. Может быть от тебя и правда есть прок. Ты ужасно меня раздражаешь, но в целом ты не так уж плох. К тому же, очень полезно общаться с профессором, который будет порой прикрывать мой тыл. — Теперь я чувствую себя использованным, — надулся он. — Ой, заткнись, — шикнула девушка и рассмеялась. Гермиона не знала, в какой момент их общение перешло на новый уровень. С каких пор их оскорбления сменились шутками. В какой момент они начали дразнить друг друга, балансируя на грани дружеского общения и флирта. Это было абсурдно, и порой ей не верилось, что Малфой из прошлого и настоящего был одним и тем же человеком. С таким Драко хотелось проводить время и говорить часами напролет. Хотелось, чтобы это никогда не прекращалось. Хотелось, чтобы он продолжал улыбаться так, будто между ними никогда не было многих лет неприязни и ненависти. Это было так правильно. Так правильно и естественно, что пугало. Наконец, когда её глаза начали закрываться от усталости, а тело заныло, побуждая девушку ворочаться в попытке найти удобное положение, мужчина поджал губы, решая что-то для себя, и пробормотал: — Тебе нужно отдохнуть. Наслаждайся тем, что можешь прогуливать уроки без всяких последствий. Жду не дождусь того момента, когда ты вернешься на Зелья и снова завалишь одно из моих заданий, — усмехнулся он, вскидывая бровь. Девушка фыркнула. — Когда тебе станет лучше, я уж точно не дам тебе спуску. — Мечтай, Малфой, — сощурилась она. Драко поднялся со своего места и уже было направился к выходу, когда её шепот вдруг заставил его замереть на месте. — Ты не мог бы… — она прикусила губу, не зная, насколько уместной была её просьба. Мужчина вопросительно взглянул на гриффиндорку. Слова комом застряли в горле, но пути назад уже не было. — Ты не мог бы… остаться ненадолго? Только пока я не засну. Я не хочу быть одна. Не уходи. Нахмурившись, профессор задумался и замялся, тем самым заставляя её сердце биться чаще. Наполняться паникой до краёв. Глупая. Зачем? Зачем? Зачем? Конечно, он откажется. Не стоило даже спрашивать. Гермиона мгновенно ретировалась, начиная нервно бормотать: — Хотя… не важно… Ты, наверное, сам очень устал. Я пойму, если… — Нет, — внезапно отрезал он. Малфой решительно развернулся и, кивнув, направился обратно к стулу. — Нет, ничего. Я останусь. Из её легких будто выбили весь воздух. Чувствуя, как в животе что-то неизбежно переворачивается, она не знала, стоило ли ей радоваться или ненавидеть себя за подобную слабость. За этот глупый порыв. В её груди что-то предательски затрепетало, и Гермиона довольно вздохнула, удобнее устраиваясь на постели, когда Драко опустился на свое место и с легкой улыбкой вновь откинулся на спинку стула. Остался. Годрик, он правда остался. По всему телу разлилось тепло, и вдруг темнота перестала казаться такой пугающей. Она все еще чувствовала на себе его взгляд, и наверное, это должно было вызвать смущение или беспокойство, но она ощущала лишь нечеловеческое спокойствие. На её лице все еще красовалась еле заметная улыбка, когда девушка прикрыла глаза и растворилась в моменте. Уже через несколько минут она провалилась в блаженный сон под пристальным взглядом мужчины с глазами цвета грозового неба.***
Дыхание. Сквозь сон она слышала чье-то тяжелое дыхание, и в какой-то момент Гермионе показалось, что это было лишь частью её беспокойного сна. Она летала где-то на грани реальности и забвения и пыталась различить другие звуки, безуспешно концентрируясь на этой крохотной детали. Что это было? Неужели её уставший мозг вновь решил сыграть с ней очередную злую шутку? Через силу девушка разлепила глаза и уставилась в потолок, вот только этот звук не прекратился. Такой назойливый. Еле слышный. Приходя в себя, она каждой клеточкой тела ощутила чужое присутствие, даже не наклоняя голову в сторону. Этот чертов запах, что пустил по коже легкую дрожь. Его нельзя было спутать ни с чем. Сердце забилось в разы быстрее, и Гермиона боялась двигаться в страхе разрушить эту идиллию. Боялась даже двинуть пальцем, будто таким образом она могла спугнуть сидящего рядом человека. Это было наваждением. Сон будто рукой сняло, все чувства обострились, и девушка даже не заметила, как задержала дыхание. Оно было ненужным — сейчас ей хотелось отрезать поток кислорода и задохнуться этим ощущением. Резким осознанием. Он был здесь. Гермиона несколько раз открыла и закрыла глаза, как бы проверяя, не обманывали ли её глаза, когда, наконец, повернула голову на бок и увидела сидящего на крохотном стуле мужчину. Кажется, он даже не заметил того, что девушка проснулась. Уткнувшись носом в книгу, он сдвинул брови на переносице и ровно дышал, порой перелистывая страницы и поправляя злосчастные очки, красовавшиеся на его носу. На небольшой тумбочке рядом с её кроватью горела тонкая свеча, что помогала ему видеть в темноте, и её мягкий свет падал на его белоснежные пряди, заставляя их отливать чистым золотом. Профессор был расслаблен, но сосредоточен, и от его образа что-то в её груди предательски затрепетало. Мерлин, в её голове было столько непрошенных назойливых мыслей, которые беспрестанно врезались друг в друга, что она просто не могла сосредоточится на чем-то одном. Просто не могла здраво мыслить, видя такую картину перед глазами. Рвано втянув воздух, она наблюдала за тем, как он резко вскинул глаза и выпрямился, сдвигая очки чуть ниже. Глаза в глаза. Вдох-выдох. Все его тело заметно напряглось, и Драко выпрямился, чуть подавшись вперед. — Ты остался, — это было больше утверждение, чем вопрос, и на мгновение Гермиона скривилась, не узнавая свой собственный голос. Хриплый, будто она не говорила уже несколько дней. — Остался, — он прочистил горло и смутился. Очевидно, мужчина совершенно не ожидал, что она проснется, и теперь отчаянно перебирал мысли, стараясь придумать как можно более правдоподобное объяснение своему присутствию. — Я… зачитался. Не мог оторваться, — он непринужденно пожал плечами и отвел взгляд. Врун. Мягкая улыбка окрасила её черты. Ей не хотелось выяснять истинную причину. Не хотелось тяжелых разговоров и вопросов о её самочувствии. Волнение в глазах её друзей уже стояло поперек горла, поэтому Гермиона лишь кивнула, позволяя легкому вздоху слететь с её губ. — Что ты читаешь? Такой простой вопрос. Безопасная территория. Так было правильно. — Убить пересмешника, — просто ответил он, чуть склонив голову на бок. Не стесняясь своего выбора. Будто гордился им. Брови гриффиндорки взметнулись вверх. Магловская книга? Наверное, после всего, что она узнала о своем профессоре за последние несколько недель, ей не стоило так удивляться его предпочтениям в литературе. Но все равно такое открытие было для девушки чем-то за гранью фантастики. — И что думаешь? — непринужденно поинтересовалась она. Похоронила свое удивление за теплой улыбкой. Нестандартное и глубокое, это произведение учило людей быть сильными и с честью выдерживать нападки врагов. Оно учило быть последовательными в своих действиях и что бы ни случилось смотреть за рамки общепринятого, порой влезая в шкуру других людей. Особенно тех, кто выделялся на фоне остальных. Одна мысль о том, что Драко Малфой, который некогда был воплощением общества, купающегося в предрассудках, читал подобное произведение, вызывало в ней противоречивые чувства. Она что, попала в параллельную вселенную? С каких пор ему было интересно то, к чему он питал отвращение с тех самых пор, как научился ходить? — Я прочитал только половину, но мне нравится, — хмыкнул он. — Заставляет о многом задуматься… Аттикус — очень терпеливый и мудрый человек. Жить в таком гнилом обществе и все равно, несмотря на осуждение местных жителей, продолжать отстаивать свое… Это достойно восхищения, — он тут же скривился и сделал глубокий вдох. — Хотя Александра слишком сильно напоминает мне моих родителей. Это… больная тема… Гермиона сочувствующе улыбнулась. — Я помню, как прочитала её в первый раз, — девушка расслабилась и с мечтательной улыбкой вновь посмотрела вверх, разглядывая едва заметные узоры на потолке. — Тогда Аттикус показался мне настоящим героем. Он вдохновил меня, и я еще тогда решила, что хочу быть похожей на него, когда стану взрослой. Такой же смелой и рассудительной… Бесстрашной. Она усмехнулась, краем глаза замечая теплую улыбку, что застыла на лице Драко. — Мне хотелось отстаивать права других людей, защищать их в трудных ситуациях… Возможно, даже сидеть на месте адвоката в зале суда. Пускай в то время я плохо разбиралась во всех нюансах судебного процесса. — Может, тогда тебе самое место в Отделе магического правопорядка? — хмыкнул он, вновь откидываясь на спинку стула. Гермиона просияла: — Может быть… В зале вновь повисла тишина. Тяжелое дыхание. Глупые шумные мысли. Девушка уже давно задумывалась о том, чтобы после выпуска из школы податься работать в Министерство, и слова Драко были для неё чем-то вроде последнего толчка. Решающего фактора. Может, ей всего лишь хотелось услышать подтверждение от кого-то еще, чтобы окончательно решить свою дальнейшую судьбу? Теперь осталось лишь вернуться домой. Шумно втянув воздух через нос, Гермиона вновь взглянула на сидящего рядом профессора. Просьба сорвалась с её губ, прежде чем она успела её обдумать: — Почитаешь мне? Секунда. Другая. Малфой смиренно кивнул и вновь поправил свои очки, фокусируя все свое внимание на одном из абзацев книги. Его голос, тихий и ровный, разрезал тишину раскаленным ножом, и стал её новой любимой колыбельной. — Мужество — это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и все-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идешь до конца. Побеждаешь очень редко, но иногда все-таки побеждаешь… Эти слова вертелись в её голове, когда, блаженно прикрыв глаза, Гермиона начала вновь проваливаться в объятья Морфея. А Малфой все читал и читал, завораживая её все больше с каждым новым предложением. И пускай Драко и невинный пересмешник никак не сочетались в её голове. Пускай его присутствие здесь все еще вызывало у неё тысячи вопросов, на которые просто не существовало ответов… Этот момент казался идеальным. Идеальным беспорядком. Идеальным хаосом. Умиротворение, которое ей подарил этот самый момент, нельзя было сравнить ни с чем. Сейчас, слушая стук собственного сердца, она медленно парила в невесомости.