Рон проснулся первым. Спал он плохо, казалось, что и вовсе лишь дремал. Поёжился. Рядом лежала Гермиона и тихо посапывала. Он попытался снова уснуть, но волнение, закравшееся в душе, не способствовало дальнейшему сну. Этот важный день он ожидал, при этом до безумия боялся его наступления.
Виктор Крам прибудет к вечеру, это было ему известно. Рон представил, к своему ужасу, что Виктор явится на бал в сопровождении девушки. Однозначно милой и очаровательной. Она будет улыбаться ему, а Виктор крепко обхватит девичью талию, кружа её в танце.
Рон уже видел такую картину и хорошо помнил, что тогда чувствовал: слабость и потерянность.
Он не хотел снова встретиться лицом к лицу с этими чувствами. Отдаваться им и погружаться в темноту бездны, на дно которой сброшены все разбитые сердца.
Однако он сможет поглядеть на него украдкой, полюбоваться его лицом и улыбкой. Услышит его голос и бережно сохранит все эти воспоминания, чтобы вновь и вновь к ним возвращаться.
Да. Это определённо того стоит.
Рон услышал голос Джинни и тихий смех. Закрыл глаза, притворившись, что всё ещё спит и прислушался:
— Да хватит! — захихикала Джинни.
— Не знал, что ты боишься щекотки.
— Я сейчас тебя ногой ударю, если не перестанешь.
Рон скривился. И его сестра утверждала, что они не встречаются? Только подумайте! Не то чтобы он был против Блейза, факультет парня не сильно его смущал. В конце концов, он прямо сейчас лежит в их гостиной! Да и Блейз показался ему вполне нормальным. Правда, ни черта в Квиддиче не понимает. Но это пустяки. Рона смущало другое: Джинни постоянно от него скрывает свои увлечения! Будто он будет против, если она подойдёт к нему и расскажет, как есть. Близнецам она наверняка уже письмо отправила с подробным рассказом. Рон задумался. Может, проблема была в нем?
Он вспомнил, как однажды увидел Джинни в обществе парня и закатил ей скандал. Его до безумия разозлило, что кто-то имеет виды на его сестру. Возможно, ему было просто страшно её терять и отдавать сердце родной души неизвестному. А возможно, он просто был несчастен, и любое проявление счастья у других приносило ему боль.
«Какой же я эгоист!» — подумал он.
Возмущение на самого себя захватило. Он так разозлился, что захотел встать и ударить в стену кулаком, да так сильно, чтобы пальцы покалечить. А потом и головой стукнуться, чтобы наверняка себя наказать.
Рон вздохнул и повернулся набок, ожидая, когда проснётся Гермиона. Её лицо его немного успокаивало.
Маленькая всезнайка Грейнджер. Его всезнайка.
Насчёт Гермионы он был спокоен, если кто-то и заберёт её сердце, для Рона она всегда найдёт в нём место…
Когда Гермиона проснулась, первое, что она увидела — это лицо Джинни. Она сидела на полу рядом с ней и что-то высматривала. Не успела она протереть глаза, как Джинни схватила её за руку и шепнула:
— Пошли к озеру.
— Прямо сейчас? — удивилась Гермиона, до конца не проснувшись.
— Да, сейчас.
Возразить и вручить ей документ с довольно грозным текстом, где чёрным по белому будет сказано: «Я, Гермиона Грейнджер, в здравом уме и трезвой памяти настоятельно не рекомендую тащить меня куда-либо с первыми лучами солнца, не имея возможности умыться и причесаться!» — никто не позволил.
Оскорбление было нанесено. План мести активно разрабатывался, пока Джинни вела к озеру еле плетущую ногами Гермиону.
Озеро удивляло своей красотой и спокойствием. Вода в нём была такая прозрачная и чистая, что хотелось зачерпнуть её в ладони и напиться этой свежестью. У берега было мелководье и виднелся каждый камешек. Чуть вдали величественно зазывал к себе запретный лес. Его темнота соперничала с прекрасным озером, словно давая наблюдавшим выбор: свет или тьма?
Джинни плюхнулась на мокрую траву, совершенно не переживая за своё платье и похлопала по земле ладонью, приглашая Гермиону. Она не смогла скрыть жалостливого вида и тяжко вздохнула. Прощай, чудесное белое платье!
— Рассказывай, — мягко потребовала подруга.
— О чём? — Гермиона так перепугалась, что покрутилась по сторонам, в надежде найти укрытие и сбежать.
— Почему ты плакала? Начнём с этого.
— Ты слышала?
Джинни кивнула.
— Не стала к тебе подходить. Решила дать тебе возможность выплакаться. А потом пришёл Тео. Ваш разговор я тоже слышала.
На самом деле Гермионе и вправду хотелось с кем-то поделиться, открыть душу и послушать, как все её переживания выглядят комично со стороны. Она тепло посмотрела на Джинни и сорвала мокрую травинку. Когда что-то держишь в руках, легче откровенничать.
Она начала свой рассказ. Поведала всё о своих чувствах к Драко и о своей симпатии к Тео. Смотря на гладь озера, поделилась, как запуталась, и уже вовсе не понимала, что и к кому чувствует. Когда она закончила, Джинни со всей теплотой, на которую была способна, обняла Гермиону, и та почувствовала невероятное облегчение.
— Тео злится на меня из-за того представления, что я устроила на репетиции. И о чём я только думала! Как это всё глупо и неприлично. Я сама не знаю, что на меня нашло… Я просто… Не успела подумать.
— Знаешь, Гермиона, — начала серьёзно Джинни, — ты никому и ничего не должна. Если бы их обоих не устраивало то, что между вами тремя творится, кто-нибудь из них давно бы отступил. А раз этого не происходит, им нравится участвовать в борьбе за тебя. Так к чему вина? Ты не давала обещаний. В прошлые времена мужчины дуэли ради девушки устраивали! И никто её не винил в том, что она улыбалась им обоим. Вот так. И ещё… Возможно, мой пример покажется тебе глупым, но я хочу рассказать, — Джинни замолчала на некоторое время. Было видно, как ей тяжело это говорить. — В детстве я совершила ошибку. Меня так злило, что наша соседка Бэла каждую неделю меняла платья и хвасталась новыми игрушками. Я же ничего из этого не имела. И вот в один день отец пришёл с работы и сказал, что нам придётся немного затянуть пояса. Я поверить не могла в то, что слышу. Куда ещё их затягивать! В сердцах наговорила отцу, что мне стыдно быть Уизли. Стыдно говорить кому-то, что я его дочь. Как бы мне хотелось жить в достатке и горя не знать! Ох, видела бы ты его глаза тогда. В них было столько боли! Он услышал то, что не может вынести ни один отец, — разочарование в голосе дочери. Он молча ушёл, а я плакала от несправедливости жизни. Даже на ужин не спустилась, так обидно мне было. Через несколько дней он предложил мне прогуляться. В тот момент я уже начала чувствовать стыд, но всё равно была зла. Искренне не понимая, отчего он просто не может взять и зарабатывать больше. Мы гуляли и дошли до дома старой Грейс. Она была состоятельная, и дом у неё был такой красивый, словно замок! Старушка была добра, и мама часто ходила к ней в гости. Вот и мы пришли. Отец болтал с ней, а я гуляла по большим коридорам. Когда мы уходили, она всё никак не желала нас отпускать. С грустью спросила:
«Вы ещё придёте?»
Стоило нам выйти отец рассказал мне её историю. В молодости она вышла замуж за нелюбимого человека. Он не хотел детей, был с ней холоден и жесток. Но она так жаждала иметь имя и состояние, что была согласна на всё. Так она и растратила свою жизнь на мужчину, которого никогда не любила. После его смерти ей остался его дом и всё, что он нажил. Только вот она не чувствовала ничего, кроме боли утраты из-за потерянного счастья. Ей оставалось лишь доживать свой век в одиночестве и холоде. Старушка может купить всё, только вот радости ей это не приносило. Услышав этот рассказ, я расплакалась и принялась обнимать отца. Целовать его и просить простить меня. Как я была глупа! Не имея ничего, он пытался из-за всех сил дать мне всё. Мы пришли домой, и я оглядела нашу кухню. Близнецы смеялись с Роном, мама готовила пирог, и его запах разлетелся по всей комнате. В тот момент я ощутила любовь ко всем! К братьям, к маме и папе, к нашему дому. Как богата я была! Конечно, иметь достаток — это хорошо. Но когда ты ставишь его выше всего на свете, можешь потерять кое-что намного ценнее.
Вот, что я поняла в тот день: если бы я не наговорила тех слов, сдерживала всё в себе, это бы копилось внутри меня, и кто знает, кем бы я выросла. Тот поступок повернул мою судьбу на иную тропу, на нужную и правильную тропу. Так и ты не жалей о своих словах и поступках. Не кори себя. Сердце сказало тебе подбежать к Драко, и, возможно, этот поступок и твою судьбу направит на другой путь. Потом ты оглянешься на свою жизнь и скажешь:
«Как хорошо, что я тогда подбежала к нему!»
— Ты права, Джинни… — согласилась Гермиона, поражённая такой историей, — но всё же мне стыдно перед Тео.
— И хорошо. То будущее ещё не настало, поэтому пока стыдись вдоволь! — она рассмеялась и устремила взгляд в небо, сложив руки за голову.
— Мне кажется ты врёшь, и Блейз тебе нравится, — решила Гермиона, и, последовав примеру Джинни, принялась следить глазами за проплывающими облаками.
— Может, чуть-чуть. Только мы совсем не подходим друг другу. Как ты представляешь нас вместе? Окончим школу и пойдём жить в его поместье? Я буду бегать в их столовой с сотнями домашних эльфов и спорить с ними, кто будет готовить пирог? Да уж… чета Блейзов будет в шоке. И недели не пройдёт, как выставят меня из их хором! Жизнь аристократов не для меня. Я хочу путешествовать, строить карьеру, а лет в тридцать выйти замуж за первого встречного, который меня рассмешит, и я влюблюсь в него с первого взгляда. Вот это по мне.
— Блейз не кажется мне напыщенным аристократом… — аккуратно добавила Гермиона.
— Пока что да. Нужно время, чтобы в них превратиться. И это обязательно случится.
— Думаешь, и Тео станет таким? — с беспокойством спросила.
Джинни искренне задумалась.
— Мне показалось, что он бунтарь. Может, и ошибаюсь, но так уж видится. Если его родители чопорные и аристократичные, ему, напротив, хочется быть их противоположностью. Может, он и избежит этой участи, если сбежит и будет трудиться как все обычные волшебники. Труд облагораживает. Мама всегда так говорила. А эти… волшебники не любят работать, лишь наследство передают из поколения в поколение и сидят в своих огромных поместьях с чувством собственной важности.
— Про Драко и говорить нечего, — вздохнула Гермиона.
— Драко мне жаль, — неожиданно сказала Джинни, — помнишь, какие слова он всегда говорил Гарри? Ведь это не его слова, а отца, которые он повторял как попугай. Думается мне, он так отчаянно хочет добиться его расположения, что готов на всё. Как старается! Учится лучше всех, играет в Квиддич… А что отец? Приходит в школу и бранит его. Один раз даже влепил пощёчину! Я сама видела… Попробуй вырасти нормальным в такой среде.
Гермионе стало так жаль Драко, что она чуть не пустила слезу. Но отогнала эти чувства, чтобы вернуться к ним позже. Ей не хотелось заканчивать разговор с Джинни, и она спросила:
— Как думаешь, Гарри будет с Пэнси?
Джинни хихикнула.
— Конечно!
— Мне кажется, у них не ладится.
— Это все пустое! Сначала он от неё бегает, потом она от него. Всё как в книжках. В конце они всё равно будут вместе.
— Мне она нравится.
— И мне нравится, — согласилась Джинни.
— А какие у неё красивые глаза! Они добрые, хоть она и пытается показать, будто злые.
— И волосы красивые…
— Да… — подтвердила Гермиона. — Знаешь, — решилась на ещё одно откровение, — как бы мне не хотелось, я не могу поверить Драко. Каждый раз кажется, что есть подвох…
— Он всегда на тебя смотрит. На завтраке, обеде и ужине, в коридоре и на улице. И делает это, когда ты не видишь. Если бы тут был подвох, он бы делал это открыто. А как заявился на день рождения! С такой глупой отговоркой, что все, кроме тебя, поняли, что пришёл он ради тебя.
Гермиона не знала, что сказать. И как это Джинни удаётся всё так выкручивать? Вроде эти слова должны были помочь, а она только больше запуталась.
— Но Тео мне нравится больше, — воскликнула Джинни, — какой красавец! Не знаю, знаешь ли ты, но очень много девочек в него влюблены. А он никого не замечает, кроме тебя. Даже завидую! — хихикнула она.
Они ещё лежали какое-то время и болтали ни о чём, наслаждаясь прохладой озера. Гермиона впервые за эти дни почувствовала лёгкость и свободу.
Когда девочки поднялись, Джинни сказала:
— Поговори с Гарри. Он чувствует, что тебе плохо, но не хочет лезть. Сказал мне, что, когда Драко с Тео только начали уделять тебе знаки внимания, ты с ними поделилась, и вы даже какой-то план разработали. Я так понимаю, он не удался.
— Хорошо, — согласилась Гермиона.
План и вправду не воплотился в жизнь.
Они побежали обратно. Ветер развивал их волосы, а промокшие от мокрой травы платья приятно холодили. Джинни прокричала:
— Ах, как хорошо, что сегодня выходной! Учёба только началась, а я уже устала. Какой будет замечательный бал, не могу дождаться вечера! — она взяла Гермиону за руку, — скоро прибудут родители и близнецы!
— Я тоже очень хочу их увидеть! — ответила Гермиона, и сердце её наполнилось теплотой.
— Какая ты красивая, Грейнджер, — протягивает Драко с нескрываемым вожделением, пожирая её глазами.
И правда хороша: небольшая грудь, точно создана для его ладоней, а тонкая шея предназначена для его поцелуев. Округлые бедра завершали её образ и зазывали к себе.
Она сидит на пледе, и воздух щекочет её покрасневшие щеки.
Гермиона смущается его присутствия и его взгляда, который он и не думал скрывать. Это заводит.
На ней лёгкое белое платье, что так соблазнительно оголяет плечи, и, когда она наклоняется (вероятно, специально), виднеется очертание её груди.
Лесная нимфа.
— Хочешь я разденусь для тебя? — спрашивает она и улыбается.
Драко не хочет, чтобы она раздевалась, хочет это сделать сам. Берет её руку и тянет на себя. Она смеётся.
Он проводит пальцами по её шее. Гермиона немного откидывает голову назад, чтобы открыть ему весь обзор. Грудь её вздымается. Он любуется — она дышит для него.
Он сажает её на себя сверху, и она робеет, но он видит, как ей нравится его близость. Проводит рукой по животу, опускаясь всё ниже и ниже.
Драко тянется к её груди и принимается расстёгивать одну пуговицу за другой. Тело дрожит от возбуждения.
Никогда и никого он так сильно не хотел.
Когда с пуговицами было покончено, увидел очертание высвободившейся груди. Осталось чуть-чуть отодвинуть ткань платья, и он увидит её всю. А после вцепится и никогда не покинет её тело.
Он касается ткани, и…
— Да какого черта? — прохрипел Драко, приподнимаясь с постели.
Голова его болела так сильно, что впору пойти и застрелиться. Впрочем, он уже привык к ней и мог более-менее мирно сосуществовать. Блейз косо на него взглянул и сказал:
— Ты проспал до обеда. Наши отцы уже прибыли.
Драко переменился в лице.
— Я же просил его не приходить, — раздосадовано отчеканил себе под нос.
— Что тебе снилось? — поинтересовался Блейз.
— Ничего. А что?
— Ну… — он бросил взгляд вниз и тут же поднял, хитро усмехнувшись.
— Если ты не знал, у мужиков бывают стояки после пробуждения! — разозлился он.
— И имя «Гермиона» они, наверное, тоже все произносят, когда спят, — расхохотался Блейз.
***
Вся лужайка перед временным убежищем Воландеморта была усеяна чёрными строгими цветами. Келмы очень своенравны, не терпят посторонних и гневаются от слишком пристального внимания. Великолепные создания.
Мужчина никогда не видел ничего более прекрасного и, по правде говоря, ассоциировал себя с ними.
Растут в одиночестве, покрытые тёмной пеленой, не подпуская никого. Лишь изредка позволяя лучам солнца взглянуть на них.
Он аккуратно провёл пальцем по мокрому от дождя листку Келмы. Цветок не прогнал его. Уголки губ Воландеморта дрогнули, но он не позволил себе улыбнуться.
— Как они красивы! — восторженно воскликнула Нагайна, — откуда они здесь, мой Лорд?
— Выросли самостоятельно, как и подобает всему великолепному.
— Хотела бы я получить букет таких чудесных цветов, — с трепетом в голосе сказала она, но тут же поняла, какую глупость озвучила, осеклась и склонила голову. — Вас уже ждут, мой Лорд.
В тёмной комнате с весёлой ухмылкой на лице сидел мужчина среднего возраста. И капли страха не было в его глазах, что немного злило Воландеморта, но мужчина был ему нужен, оттого временно мог не обращать на это внимание.
— Мой Лорд! — приподнялся он с кресла. Поклонился. А после протянул руку для рукопожатия.
Лицо Воландеморта скривилось от отвращения.
— Считаешь, ты достоин рукопожатия после всего, что сделал?
— Но я ничего не сделал… — глупо возразил он.
— В этом и беда! Ты ничего не сделал.
Он бросил на мужчину такой взгляд, что тот побледнел. Воландеморт получил желаемое и немного смягчился.
— Я прощу тебе твоё безучастие, если ты принёс то зелье, что я оставил у тебя на сохранение.
Мужчина стушевался и потупил взгляд. Воландеморт понял, что у него ничего нет.
Разочарование разлилось в его душе. Как долго он строил всех этих прохвостов, как долго они шли за ним, но стоило ему оступиться, не осталось ни верных слов, ни преданных поступков. Они всё уничтожили и, вероятно, были только рады уничтожить и его самого. Идея Воландеморта ничего не стоила — никто в него не верил открыто и искренне, в этом он убедился после своего возвращения. Ему ничего не стоило наказать прямо сейчас эту жалкую тушу, но того Воландеморта больше нет. Сейчас он несёт идею как знамя и желает, чтобы ему присягнули на верность добровольно. Его имя отныне будет вызывать благоговейный трепет и те, кто посмел подвести его, храбро сами себя убьют в наказание, не ожидая его слов.
— Я прощу тебя, — заговорил Воландеморт. Мужчина принялся кланяться, но он остановил его, взмахнув рукой. — Ты будешь должен мне, и я дам тебе время на выполнение долга.
— Я сделаю всё, мой Лорд! Всё!
— Найди то зелье. А нам пора, Нагайна.
Девушка тихо подошла к нему и шепнула на ухо:
— Мне не нравится этот мужчина, мой Лорд.
— Отчего же?
Она вздохнула. Их гость уже собирался трансгрессировать, но Воландеморт ему не позволил, смиренно ожидая слов Нагайны. Наконец она решилась и снова шепнула ему:
— Пока вы были на улице, он сказал мне как я красива… А потом пожелал моё тело, предложив уединяться в те времена, когда я не с вами. Я разозлилась, ответила, что не принадлежу ему и никогда не посмею так поступить.
— Что он сделал дальше? — холодно поинтересовался Воландеморт.
— Насильно меня поцеловал.
Мужчина завыл и отрицательно закивал головой, словно марионетка. Он кричал, что это не правда. Его оклеветали и унизили.
— Авада кедавра!
Зелёный свет озарил всю комнату. Мужчина рухнул на пол, будто никогда и не жил.
Воландеморт перешагнул через него и подумал:
«Он всё равно был слишком глуп для моей идеи».
Мужчина вышел и вернулся через минуту, неся в руке один чёрный цветок Келмы. Протянул его Нагайне, и она просияла, не веря в своё счастье. Поклонилась так низко, насколько была способна. Посчитав, что этого недостаточно, забыв весь этикет, подбежала к нему и подарила поцелуй в щеку.
— Благодарю вас! — прошептала она и из её глаз потекли слезы, — я буду хранить его в этой жизни и в следующей.
Воландеморт впервые не знал, что сказать. Он молча кивнул и, взяв её за руку, трансгрессировал.
***
Гермиона столкнулась с помощницей директора — Марджерет — в коридоре. Поздоровалась с ней и искренне поразилась тому, как она была красива! Марджерет облачилась в платье, предназначенное для бала. Чёрное, как сама бездна, оно обтягивало стройное тело, ловко подчёркивая все достоинства. Длинные рукава превращались в шлейф. Ничего подобного Гермиона никогда не видела.
Она уже собралась идти дальше, как девушка её остановила.
— Подожди, девочка, могу я поговорить с тобой?
— Конечно. Что-то случилось?
— Давай отойдём, — мягко, но требовательно она завела её за угол и заговорщицким тоном озвучила предупреждение. — Будь осторожна. За тобой ходит тень. Я кое-что дам тебе. Доверься мне и выпей, когда и ты увидишь её.
— Какая тень? Что вы видите?
Гермиону не впечатлили её слова. Она устала слышать про черноту её души, про тени, что за ней ходят. Всё это было чушью! Кулон её оберегает, а монстр, которого она видела с Драко, поклонился ей, а не набросился. И, по правде говоря, она чувствовала, что он не причинит ей зла. Её не пугало происходящее, а напротив, начинало будоражить. Искать ответы в книгах стало для неё важно, чтобы наверняка убедиться в своих чувствах.
Марджерет поглядела по сторонам и долго думала: отвечать Гермионе или нет, точно за ней самой кто-то следит. Наконец она заговорила:
— У меня зоркий глаз, но я вижу не плоть, а энергию. И давно заметила, как что-то следует за тобой. Оно и сейчас здесь. Ты не замечала, чтобы кто-то пил твою кровь?
— Что вы! Нет, конечно.
Марджерет задумалась.
— Возьми, будь благоразумна, — она протянула ей маленькую скляночку, наполненную синей жидкостью.
Гермиона заколебалась, но всё же взяла, решив, что будет невежливо отказываться.
— Благодарю вас.
— Ступай. И… девочка, оставь мой поступок в тайне.
— Конечно, — улыбнулась Гермиона.
Уходя, она услышала, как помощница директора сказала ей вслед, не подумав, что её слышно:
— Быть может, если я спасу хотя бы одну душу, Боги спасут и его…
Гермиона торопилась. Ей не терпелось начать подготовку к балу и увидеть прибывших гостей до начала праздника осени. Вечер обещал быть насыщенным и красочным. Музыка, танцы… Она замечталась, еле сдержав себя, чтобы не подпрыгнуть от предвкушения.
Послышался странный звук, и Гермиона остановилась. Прислушалась.
Звук приближался, но его было сложно разобрать, словно кто-то не может настроить радиоволну, пуская лишь невнятное шипение. А после в голове мелькнула вспышка, такая яркая и обжигающая, что Гермиона обхватила голову руками и согнулась пополам.
Темнота.
Тусклый свет.
Звучала тихая музыка. Её мелодия уносила к солнцу, что медленно опускается к горизонту. Свечи гасли одна за одной. Вечер подходил к концу.
Гермиона стояла в центре зала и плакала. Тело её дрожало как от лихорадки. А губы молили о помощи:
— Мне страшно… хватит, прошу! Отпусти меня…
Она опустила голову и истошно закричала. Крик утраты.
— Нет, нет, нет, нет, — словно мантру повторяла и мотала головой, глотая слезы.
Дверь отворилась. Никого не было. Только голос.
— Весёлый вечер? — спросил он.
Гермиона рухнула на колени, судорожно принялась обнимать Гарри. Он не шевелился, испачканный кровью.
— Очнись! — закричала она, не обращая внимания на голос.
— Это ещё не всё! — издевался он, — сейчас будет ещё веселее!
Гермиона отпустила Гарри. Руки не могли удержать его тело. Сердце больше не билось, воздух не поступал в лёгкие, слезы закончились.
По всему залу лежали обездвиженные тела: Джинни, Рона, Драко, Тео, Пэнси, Блейза и Гарри.
Гермиона погибла вместе с ними.
Голос рассмеялся:
— Это ты сделала! Отчего же не веселишься?
Гермиона очнулась на полу.
Встала и отряхнулась. Посмотрела по сторонам.
«Наверное, голова закружилась», — подумала она, не помня ничего, кроме разговора с Марджери.
И всё же… Внутри что-то скреблось, необъяснимая тревога, словно впереди её ждёт беда.
По привычке коснулась кулона. Он дарит спокойствие. Улыбнулась и вошла внутрь.
Пора собираться на бал.
Нагайна, стоявшая за углом и наблюдая за девчонкой, не признала кроткую улыбку.
На лице Гермионы Грейнджер совершенно точно расплылся оскал, прежде чем она исчезла в дверях гостиной.
