4.
Немногим ранее… — Не разнеси тут ничего! — шутливо воскликнул Энтони, отпирая стальную дверь. —… — очень красноречиво промолчала ему в след девушка, оставшись одна в этом огромном доме. Переступив порог собственного дома, Энтони тут же увидел такси. — Вовремя. — посмотрев на часы на запястье, прокомментировал он. Повторив водителю озвученный при вызове адрес, положив длинный кейс рядом с собой, поудобнее устроившись в кожаном кресле и пристегнув ремень безопасности, Уэбб безразлично уставился на то, как за окном пролетают поначалу домики в старом японском стиле, каждый из которых словно имел свою, особенную душу, а после преодоления черты «старого» сектора города, на обезличенные, но такие яркие и разнообразные, фигуры из стекла и бетона, что давно заменили дома. Впрочем, мало что могло зацепить его взор — всё это он видел уже не единожды за время проживания в этом городе, да и… Уэбб сейчас был далеко не в этой машине, его разум был погружён в себя, он смотрел в собственное прошлое, как, впрочем, и много часов до этого — всё это было слишком… слишком странно для только-только привыкшего к спокойной жизни существа. — Место назначения, уважаемый клиент. — голос таксиста привлёк внимание Уэбба, заставив выйти из транса. — С вас… Не желая больше терять времени, Энтони вынул из кошелька несколько бумажек, всучил их водителю, и, не прощаясь, вышел. Подобное, несомненно, было грубостью, но уж точно не перед простым водителем распинаться Уэббу. Элитарная роскошь — вот, что царило в холле главного здания корпорации Хиямакай в Нью-Токио, однако — всё было обставлено со вкусом, не крича во всю глотку о своём величии, а тихо и навязчиво шепча на грани сознания о том, что лишь избранные могли бы сюда войти. — Добрый день, Марта-сан. Мне назначено у господина Изуми. — вежливо сказал Энтони сидящей за стойкой посреди огромного, полупустого в этот час, холла женщине, чьё имя он увидел на бейдже. — Господин Уэбб? — оторвала она взгляд от компьютера, мгновенно натянув на лицо располагающую собеседника улыбку. — Господин Изуми предупреждал о вас, прошу…***
— Заходи! — махнул Карасубе рукой с зажатой в ней горелкой Энтони, отходя в сторону. — У меня для тебя… подарок! — случилось то, чего Уэбб поистине не ожидал. Слова вырвались сами собой, заставляя подарить «подарок» раньше, нежели хотел. Энтони было буквально больно смотреть на то, что оставалось от практически обрётшего свой собственный, особый, извращённый разум и такую же извращённую душу клинка. Невероятно тонкое длинное лезвие переливами на множестве причудливо свёрнутых и закрученных узорах словно светилось потаённым чёрным светом. Одним круговым движением красивейший нодати был снят с цепей. Всё тем же движением с верстака были взяты чёрные лакированные ножны с изображением взмывающего в вверх к цубе белоснежного ворона, оставляющего за собой след таких же белоснежных падающих перьев. И всё тем же движением клинок с больше похожей на неоконченную гарду шпаги изящной цубой — словно чёрное Солнце выпустило сотню своих, закрученных в водоворот чёрных лучей — был беззвучно погружен в ножны и рукоятью вперёд легонько кинут не ожидавшего такого Карасубе. — Я видел в твоей руке катану… вернее с такой длинной вроде называется «нодати»?.. Ты сжимала её до последнего, словно в ней было сосредоточие всей твоей жизни. — решил он пояснить мотивы своего подарка, однако пока не желая раскрывать всё — сказал лишь часть. — … не представляю, что с ней случилось, но восстановить её полностью не представлялось возможным, — и не сказал не слова лжи. Ведь он не мог знать историю этого клинка с купающейся в крови, но всё ещё не полноценной, душой. — но моя Гордость Мастера просто не позволила мне выкинуть это произведение искусства… — он говорил одухотворённо, показывая те чувства, с которыми он приступил к работе над клинком, ещё не зная — вернее — не вспомнив и не услышав — это слово — «сэкирэй», однако, его возведённые к обшитому металлом потолку полуприкрытые глаза внимательно следили за единственной слушательницей. — Не только искусства мастера, но и олицетворение твоих собственных трудов и твоих, вложенных в клинок, усилий. И явно немалый пласт твоей жизни. Лицо Чёрной сэкирэй, что едва позорно не уронила кинутое ей оружие, омрачилось… неужели?.. Неужели тот меч настолько искупался в крови, что даже по его обломкам простой кузнец узнал о его кровавом прошлом? — … — какая-то её часть словно вновь разделилась в этот момент. Ашикаби, что даже не доказал свою достойность, вот так просто может отвернуться от неё?! — Твой старый меч останется с тобой в этом клинке. — закончил Энтони, вковавший душу старого клинка Чёрной сэкирэй в достойный металл. Всё же восстановить переломанный на тысячи частей, несчётное количество мелких осколков и тот небольшой обломок клинка вместе с рукоятью меч было просто невозможно. Он будет другим, выкованным иным мастером заново. Мастером, что просто не мог сделать что-то столь ужасное, как это технологичное, использующее в своей конструкции передовые сплавы и способы изготовления, но в своей основе хрупкое оружие, что не было уничтожено после первого же удара лишь благодаря тому, что, как догадывался Энтони, перед каждым ударом владелица покрывала его своей силой. «И действительно…» заметила Карасуба. Несмотря на свою невероятную тонкость даже в хватке утончившихся ножен — баланс едва ли изменился, длина… Полностью ввалившаяся в «мастерскую» девушка одной рукой сделала несколько замахов. Да — общий баланс словно и не изменился вовсе, хотя и клинок стал заметно легче, что столь же слабее может ослабить удар и, в пока неопределённой мере, его ускорить. Длинна меча тоже не изменилась. Она обнажила клинок, следуя внутреннему порыву решить всё здесь и сейчас. — Энтони Уэбб… — заговорила она замогильным голосом. Жажда крови на полную обрушилась на пространство. Карасубу больше не волновало, что испытателем станет «всего лишь человек», знакомое ощущение длинной рукояти клинка терзало ладонь, кровь кипела, словно в предвкушении битвы, сердце билось как бешенное, выдавая наверняка не меньше десятка ударов в секунду, пока девушка напружинивала тело, обнажая сверкающее тьмой лезвие, а её ядро сэкирэй тянулось вперёд, желая стать завершённым конструктом и подарить хозяйке все свои силы. — … достоин ли ты стать моим ашикаби?***
— Энтони Уэбб, достоин ли ты стать моим ашикаби? — дьявольская улыбка появилась на погружённом в тень собственных пепельных волос лице Карасубы. Глаза сверкали демоническим огнём, а тело направило кончик нодати прямо в сердце не ожидавшего такого поворота Энтони. В какой-то степени то, что рано или поздно что-то такое может случиться, он понял ещё тогда, когда услышал громкие крики, переходящие то в тихие бормотания, то в безумные гоготания вместе с катящимися по щекам слезами, когда прошлой ночью проходил мимо комнаты гостьи. Свернувшаяся калачиком девушка, недвижимо лежащая посреди огромной кровати, — вот, что он увидел, стоило Энтони в беспокойстве вбежать в комнату. Не реагирующую ни на что девушку словно терзал собственный разум, однако он же сам принёс ей блаженство избавления — она, тихо и неразборчиво шепча моя леди, со счастливой улыбкой выпрямилась в кровати, и, даже не заметив с бессильным интересом прослушивающего её сонные бредни Негорящего, продолжила свой тихий сон. Ночное происшествие было действительно странно. Однако… сейчас не о нём. — Эм… что, прости?.. — он начал медленно пятится назад и в бок, не отводя взгляд от меча. Да, он едва-ли не безопасен относительно (некой части) того, что Карасуба могла выхватить со стен «мастерской» — на и у двух из четырёх стен, помимо прочего, Энтони хранил самые красивые выкованные им и так и не проданные образцы и некоторые, специально воплощённые им на «всякий случай», оружия из «мира Душ» — однако то, кто его держит, и то, что до ближайшего оружия — более пяти метров, играло немаловажную роль. «Как был ты идиотом, Энтони, — так и остался…» — Энтони Уэбб, готов ли ты пройти испытание и стать моим ашикаби или умереть?! — полу-крича рычала Карасуба, и лишь тонкая стенка рассудка удерживала её от того, чтобы тут же набросится на парня. — По-подожди! — он замахал облачёнными в рукавицы руками, но поздно. Шаг назад. Карасуба выходит из мягких тапочек. Движение. Тяжёлый и явно сулящий в бою проблемы халат опадает на землю. Миг. Карасуба молниеносно кинулась вперёд! Простой рубящий удар наискосок тончайшим лезвием длинного меча намеревавшейся в случае неудачи проскочить мимо противника и зайти тому за спину девушки просто перерубил бы не то, что человека, но и вековое дерево. Однако закалённое сильной душой и упорными тренировками тело размытым от скорости движением рухнуло вниз, а в следующее мгновение сложенной в кулак рукой Уэбб на развороте бьёт девушке прямо в лодыжку. Высокая скорость, набранная энергия и недоконца восстановившееся тело сделали своё грязное дело — Карасуба упала, заметив, но не сумев избежать этой атаки, и, отбивая вращением бока, полетела прямо в стальную стену. — Пф!.. — но она этого словно не заметила, быстро оттолкнувшись от стены, раскручивая своё тело и взмывая в воздух, одним выдохом сквозь губы сплёвывая в потолок кровь и обнажённой пяткой выпрямленной ноги бьёт прямо в жёсткий блок скрещенных рук парня, чтобы в следующий момент использовать неудачный удар как опору и начало следующего и отталкивается Энтони за спину. Но падает, едва успев выставить перед лицом руку и не ударится об сталь лбом. Резким движением Энтони дёрнул её на себя — вновь за ранее получившую удар лодыжку, но свершить задуманное и обезвредить нападающую относительно малой кровью — сломав ногу или устроив вывих — он не смог, ведь Карасуба, едва получив опору в виде руки, перенесла весь вес вперёд и словно рычагом очень удачно вырвала ногу из не успевшего оформиться захвата, в итоге оказавшись вниз головой, но, вновь продемонстрировав навыки гимнастки-чемпионки, быстро встала на ноги, совершив кувырок назад и развернувшись в полёте, вновь кинулась вперёд. Она не любила такие «танцы» с противником, но сам противник в этот раз вынуждал её активно маневрировать, в то время как Энтони, уже оказавшись у стены, не глядя снял со стенда длинные прямые золотистые ножны, из которых выглядывал золотой эфес. Гарда была не то двойной, не то тройной — сразу за лезвием, соприкасаясь с ним одной стороной было исписанное гравировкой резное кольцо в три четверти ладони диаметром, а чуть ближе к золотой ручке — ещё одно — на четверть ладони больше — выходит из золотого перекрестия, за которым начинается рукоять. Рикардова рапира была мгновенно извлечена из ножен. Новый удар Чёрной сэкирэй проскользил по выставленному под небольшим углом клинку, но та сила, что была вложена в удар нодати, едва не продавила защиту Уэбба, соскользнув с перекрестия в то время как сам Уэбб скользящим движением обошёл сбоку и совершил один точный, молниеносный, закончивший бой, выпад: Острейший кончик лезвия пробил не способную сопротивляться такому давлению кожу, раскрошил только недавно залеченную кость и вышел с внутренней стороны потерявшего силы запястья. Не ожидавшая такого хода Карасуба проиграла, её рука разжалась и выронила такой неожиданно родной меч, а сама она едва обессиленно не упала на колено. — Может… поговорим? — два нечеловека на долгие секунды застыли в одной позе. Стоящая полубоком и тяжело дышащая девушка с пронзённой рукой и медленно капающей с губ и из раны кровью и внешне совершенно не получивший повреждений парень с клинком, по чьему тонкому лезвию медленно стекала кровь. Светло-чёрные глаза неотрывно наблюдали за горящими безумством серыми глазами. Карасуба могла попытаться ударить ашикаби зажатыми в левой руке ножнами, однако прекрасно понимала: одно неверное движение, и её кисть может остаться лежать на полу, а за кистью может последовать тычок в голову от более быстрого и умелого противника — и она даже не успеет нанести удар. Её ядро сэкирэй горело предвкушением: вот он — её ашикаби, тот, кого ей искренне пыталась помочь найти её леди, и тот, кого она, в своём не столкнувшемся с разъярённой ноль-один тщеславии «сильнейшей сэкирэй» считала совершенно ненужным в своём пустом чёрном сердце. Вот только… сам Энтони едва-ли что-то кроме восхищения её красотой, вполне естественного сексуального влечения и искусственно рождённой её душой тяги — едва-ли что-то к ней ощущал. Даже фактически прожитые под одной с ней крышей недели не принесли ничего, кроме мыслей о том, что она — «неплохой выбор». — Я не против, мой ашикаби.***
— И так, — Энтони и Карасуба уселись в двух огромных противопоставленных мягких креслах, обитых изумрудным бархатом. — Расскажи мне, почему я — твой ашикаби? Гигантская серебряная люстра — сильно выделяющийся относительно прочего домового освещения элемент интерьера — нависала над массивным и даже более гротескным, чем стоящие в прошлых комнатах, журнальным столиком из — как и большая часть мебели в этом доме — тёмного дерева, на котором лежала разобранная аптечка. Запылённый кейс был чудом откопан в кладовке, и Энтони плотно замотал Карасубе тщательно промытую и начинающую на глазах регенерировать рану и под видом принесённых с кухни обезболивающих таблеток (анестетик среди прочего там тоже был) дал выпить несколько восстанавливающих пилюль его собственного производства. Впрочем — были у него такие мысли — что и без этого запястье девушки (а возможно и женщины, выглядела Карасуба лет на двадцать, лишь немного моложе самого Энтони, да и аура её с трудом могла принадлежать «невинному» существу…) регенерировало бы в часы. Уэбб даже несколько благодарил её высокий регенеративный фактор — ведь, видимо, своё исцеление Чёрная сэкирэй списала на него, а не обратилась к Энтони с закономерными вопросами. По крайней мере — пока. Пока — а возможно и «вообще» — он, со своей возможной-смертностью — а уж тем более с не иллюзорными шансами не суметь найти новое тело и в нём закрепиться, совершенно не имея подобного опыта, — не хотел раскрывать доступные ему силы. Однако… кое-что уже произошло. — Ты, — её широкая мечтающая улыбка раскрылась ещё сильнее, чуть ли не полностью обнажая её заострённые клыки. — Мой ашикаби. Ты избран на эту роль как достойнейший, и, вместе — мы взойдём на Коутен, уничтожив всех прочих птиц! — её голос был торжественен, а лишь недавно показывающие всепрощающее дружелюбие уста утратили и намёк на спокойное смирение. — Ты станешь моим ашикаби — единственным партнёром и хозяином навеки, и вместе мы сокрушим этот МИР! — Эм… — глубокомысленно выдохнуть — вот всё, что в тот момент смог сделать в ответ на это наполненное безграничной уверенностью заявление Энтони.