***
Очередное бедствие настигло экипаж «Химеры» также внезапно и непредсказуемо, как предпринятые Эзрой действия по освобождению Лотала. Казалось, предусмотрена была большая часть возможных острых необходимостей: пищи должно было хватить на два года, электроэнергия жёстко экономилась, все наиболее опасные поломки разрушителя выявлены и в процессе ремонта, Бриджер так и не проявил себя. Тем не менее, предупредить развитие смертельной болезни никто не смог. Инфекция распространилась с ужасающей скоростью. Карантины, изоляции больных, тщательная и постоянная дезинфекция помещений — всё оказалось бесполезным против бактерии, не зарегистрированной в медицинской базе данных. Откуда она взялась? — из космоса, как стали предполагать позже. Бактерия проникла на «Химеру» до того, как были активированы силовые поля вместо выбитых пёррглами стёкол в прямоугольных иллюминаторах. И, ознаменовав своё начало лёгким недомоганием трех солдат и одного офицера, за какие-то два месяца болезнь уже позволила составить о себе в достаточной мере точную клиническую картину. Стойкая к любым синтезируемым имперскими учёными антибиотикам, вредоносная бактерия беспрепятственно передавалась через предметы быта и даже случайные прикосновения. Её без труда можно было обнаружить в крови заражённого и прочих принадлежащих ему анализах. В поражённом ей организме страдал преимущественно желудок, начиналась сильная интоксикация. Держалась высокая температура, пациента часто рвало. Эпидемию предотвратить не удалось, и дело было даже не в отсутствии у болезни слабых мест. Возможно, как-нибудь и удалось бы избежать всецелого заражения экипажа, если бы получилось запереть в одном отсеке всех заболевших и не допускать возможности их контакта со здоровыми. Тем не менее, чувство близкой смерти значительно ослабляло волю, и находились безумцы, которые силой вырывались из изоляторов и специально лезли к окружающим. Разумеется, все бунтовщики были казнены сразу же, без каких-либо колебаний. В конце концов, заболевание коснулось всех, кроме, как бы ни было странно, Трауна. По каким-то причинам его тип организменной среды не подходил для обитания бактерии. К сожалению, выяснить, в чём дело, оказалось невозможным — сколько бы не было взято его крови на анализ, нужный результат не достигался. Чисс остался единственным, кто находился в прекрасном физическом состоянии — конечно, неудивительно, но даже Эзра не смог противостоять заразе, — Трауну посчастливилось лично встретить его в одном из коридоров, как и предполагалось ранее, в офицерской форме. Эзра был слаб, бледен, держался полусогнуто — налицо признаки отравления организма. Вероятно, он начинал бредить, потому что на Трауна отреагировал невраждебно, взгляд его блуждал по коридору. «Жарко», — прошептал он, опираясь о стену и стараясь удержаться на ногах. Траун не увидел ничего предосудительного в том, чтобы помочь своему неприятелю добраться до мед-отсека и поручить его работающим там дроидам, единственной надежде всего экипажа найти лекарство, потому что дееспособных учёных на тот момент уже не осталось.***
Почти полностью раздетый — он сам стащил с себя больничную одежду, страдая от невыносимого жара во всём теле, — Эзра смотрел на светлый потолок сквозь полуприкрытые глаза, сосредотачиваясь на прикосновении влажной тряпицы к коже. Он был теперь один в этой ячейке, — его последний сосед с койки рядом скончался два дня назад. Ему самому оставалось недолго, — Эзра чувствовал это. Он протянул дольше всех, удивительно, если учитывать установленный период болезни после первых клинических проявлений бактерии в крови — примерно пятнадцать суток; Эзра оказался выносливее на целых пять дней. Траун тоже понимал, что совсем скоро всё должно разрешиться, и поэтому последнюю неделю взял в обыкновение навещать Бриджера. Иными словами, это была дань уважения врагу с его стороны. Эзре, в принципе, было без разницы, находился с ним Траун или нет. Он не ощущал стыда, будучи в таком незавидном положении, только время от времени прикусывал себе язык, чтобы случайно не застонать, когда терпеть становилось особенно тяжело. Траун наблюдал за ним. Наблюдал без сожаления, как за привычным жизненным процессом. Да, случившаяся трагедия поставила их всех (практически всех) на один уровень, но на отношение Трауна к Эзре это всё равно не очень повлияло — друг для друга они так и остались врагами. Чисс считал так ровно до тех пор, пока Бриджер не решил поцеловать его, свободной от иглы капельницы рукой притянув к себе за воротник. И откуда только взялась такая сила в умирающем существе?.. Траун был более чем ошеломлён, сначала чувствуя хорошо различимый привкус крови — Эзра искусал себе уже весь рот, — а потом, после, услышав совсем негромкое «люблю тебя». — Но почему?.. Эзра слабо фыркнул. — Тебе теперь с этим жить, а не мне. Всё понятно. Захотел облегчить душу напоследок. Траун не был оскорблён, он даже не успел испытать отвращения. Эзра ничего не собирался объяснять, и не было похоже, что у него бред — чисс это понял по вполне осознанному взгляду. Он также понимал, что джедай не ставил себе цели насмехаться над ним, и его действие, вероятно, можно было расценить как попытку получить хоть какое-то утешение. Траун не винил его за это. — Боишься смерти? Эзра выразительно посмотрел на него. Без упрёка, но, судя по всему, Траун не смог не задеть его — он нахмурился, думая, что ответить. — Конкретно сейчас — нет. А так, если что, — притворюсь, что не страшно. На самом деле, Эзра тоже мог задать Трауну не менее щекотливый вопрос, что-нибудь вроде «Каково это — остаться последним?». Он знал, что остался один из всех заражённых, и неважно, что ему об этом не сказали — он доверял своему шестому чувству, а потому был всецело уверен в своём знании. Трауна он не жалел, и уж тем более не сочувствовал — ему было достаточно и своих проблем. К тому же, для выживания у чисса под рукой имелось достаточно ресурсов, чтобы что-нибудь придумать, а если расклад будет хороший, не факт, что он погибнет, не сумев вернуться обратно в известную часть Галактики. Так что, Эзра оставался спокоен, насколько это было возможно, — что бы он ни говорил, а лёгкий страх перед неизвестным всё же присутствовал. Больше они ни о чём не разговаривали. Единственное, Эзра сказал, что хотел бы провести эту ночь в полном одиночестве, без пары медицинских дроидов, опекавших его. Намёк был понят, и Траун исполнил его желание. «Я не забуду тебя, Эзра Бриджер», — пообещал чисс, уходя. «Да уж, сделай одолжение», — отозвался Эзра, и нельзя было определить, пытается ли он храбриться таким образом. В любом случае, оба понимали — виделись они в последний раз. Эту ночь Траун провёл без сна. Он бродил по тёмным коридорам «Химеры» и думал о самых разных вещах. Думал о том, что делать дальше. Его не пугало то, что теперь придётся действовать и выживать в одиночку, он уже не раз сталкивался с ситуациями, в которых нужно было полагаться исключительно на себя самого. Он очень устал. И морально, и физически. Каждый день на протяжение четырёх месяцев видеть, как умирают собственные подчинённые — зрелище само по себе тяжёлое и удручающее. Тем не менее, это не могло сломить его твёрдость духа. Он продолжит назначенный путь обратно в знакомый космос, и ничто ему не помешает. Война не закончилась на его поражении, и он ещё встанет в строй. Траун зашёл к Эзре спустя двенадцать часов после их последнего разговора. Тот лежал на кровати, наполовину укрывшись одеялом, бледный и как будто бы всё ещё живой — он выглядел так, словно просто спал, но без какого-либо заметного движения. Траун на всякий случай поискал пульс. Сердце всё ещё билось. От его прикосновения Эзра проснулся — он действительно спал, — и Траун по его глазам понял, что за ночь что-то произошло. — Я видел Кэнана. — Он сказал что-нибудь? — Чисс не был сильно удивлён или расстроен. Он уже догадывался, что… — Приказал долго жить. На мгновение Траун усомнился в том, что Эзра точно знает, когда стоит употреблять такое выражение. Впрочем, оно всё равно получилось уместно, — Бриджер сумел избежать смерти, пусть пока и непонятно, каким образом. — О, Сила, — Эзра не смог сдержать слёз и теперь без стеснения размазывал их по лицу ладонями. Он был искренне рад своему спасению, и, поделившись этим с Трауном, унять свои чувства было невозможно. — Какое же у тебя страшное лицо сейчас, — и он тихо засмеялся от облегчения. Траун молчал. Что он мог ему ответить?..