Яркая луна и ласковый ветерок, холодный снег и замерзший иней

Храм Байсюэ стоит заброшенным. Некогда величественные здания обветшали, местами крыши обрушились, дикие травы, плющ, молодые деревца и стебли бамбука тут и там доказывают, насколько природа мощнее и величественнее скромных человеческих сил. Сун Лань застывает среди трав и разросшегося кустарника, не в силах заставить себя перейти площадку и подняться по разбитым и истёртым ступеням в главный зал. То, что случилось здесь когда-то, всё ещё свежо в его душе. Все мечты рухнули в одночасье, когда они с Синчэнем поспешили на сигнальные огни, но опоздали. Стоит прикрыть веки, и перед глазами встают ужасные картины: потёки крови, растерзанные тела, занявшийся пожар. Тогда он готов был кричать от боли, раздиравшей его душу. Все младшие ученики, наставник… все погибли, а на крыше стоял и смеялся Сюэ Ян. Сун Лань осторожно поправляет мешочек на поясе и всё же шагает вперёд. Колоски трав шуршат о тёмные одежды. Он поднимается по лестнице тяжело, как будто с каждым шагом приходится преодолевать сопротивление воздуха, а память между тем продолжает рисовать их бой, в котором, казалось, Сюэ Ян неминуемо проиграет… …А потом мир меркнет — чёрный порошок выжег ему глаза… Нет, он всего лишь вступает в полумрак некогда прекрасного зала. Сун Лань со вздохом опускается на колени. На самом деле ему не нужно дышать, больше никогда, но иначе ему не выразить чувств. Стол для подношений давно пропал, в храме нет ничего, что напоминало бы о молитвах, невозможно вознести благовония, но Сун Лань складывает ладони надлежащим образом и некоторое время слушает тишину, а после — отбивает поклоны. Память приходит голосами. «Я отнесу тебя к Баошань, — шепчет Синчэнь. — Она сумеет вернуть тебе зрение». «Тебе нельзя возвращаться, — возражает он, а боль нестерпимая, кажется, что в глазницах огонь, что он стекает куда-то внутрь черепа. — Ты давал обет». «Ради тебя я его нарушу, — обещает Синчэнь, и Сун Лань в его руках замирает, потому что это — больше, чем признание в любви. Сяо Синчэнь не нарушает данного слова, он верен своим принципам и клятвам, он… — Баошань поймёт меня». Сун Лань смотрит на мир чужими глазами. Он надолго остаётся в глубоком поклоне, а храм Байсюэ молчит, и чудится, что тени смотрят на Сун Ланя осуждающе. Он не был здесь слишком долго, слишком давно не приходил, но оправдаться за это не может — у него нет больше голоса. Храм Байсюэ переполнен сожалениями и призраками. Сун Лань устраивается на ночлег в полусохранившемся павильоне, качает в ладонях маленький мешочек. Он не знает, о чём жалеет сильнее всего — о том, что они когда-то захотели изловить Сюэ Яна, а не убить его, о том, что сорвались, заметив сигнальные огни… Или, быть может, о том, что не успел нанести решающий удар?.. Над храмом рассыпаются звёзды. Сун Лань остаётся на ночь, чтобы на следующее утро вновь отправиться прочь. У него впереди слишком много дней, которые предстоит провести в одиночестве.