феномен отрицательного последствия

За спиной оставались месяцы и месяцы скитаний, никуда не ведших, ничего не обещавших. Затянувшиеся каникулы, как в детстве, когда жаркое лето, казалось, никогда не кончится, но за ним все равно каждый раз наступала осень. В этот раз лето выдалось действительно жарким. Иссушающе-обжигающим, взрощенным палящим солнцем, которое белым раскаленным диском повисло в зените на долгие, долгие часы. Они пересекли границу Мексики около недели назад, и утомляющая духота следовала за ними по пятам от самого Нового Орлеана. Плавились мозги в тесной черепной коробке, обжигала ладони кожаная обмотка руля. Рубашка липла к спине и вовсе не высыхала в подмышках. Кондиционер гонял сухой жар по салону, выгоняя смесь табачного дыма, запаха пота и откровенно дешевой отдушки автомобильного ароматизатора. Непрекращающаяся череда неоновых арабесок отелей и гостиниц, постельного белья разной степени свежести, распотрошенных мини-баров. Пустая бутылочка от текилы в сто миллилитров одиноко каталась по резиновому коврику у пассажирского сидения. Их бесконечное путешествие не кончалось, как чья-то злая шутка, и апатия захватывала Олега с головой, вгрызаясь в лобную кость. Была парочка плюсов: плечо больше не ныло по ночам даже от перемены погоды, и он спал. Без кошмаров, без постоянного напряжения в ожидании чего-то неизвестного и неизменно трагически для него оканчивающегося. Удивительно, что, скрипя песком на зубах, изнывая от духоты и спертого воздуха, он наконец почувствовал себя живым. Гонка, не прекращавшаяся много лет, вдруг замедлилась. Он мог перевести дух. Он все еще мог дышать. — Хочу нормальный отель и вымыться, — раздраженно произнес охрипшим голосом Сережа. Спросонок он всегда был не в настроении. От сна в машине в последнее время все чаще приходил в тихое бешенство. — Чего мы вообще сорвались? Что плохого было в Луизиане? — Болота, — коротко отозвался Олег, поглядывая на Серого. На щеке у него остался розовый след от ладони. От долгого молчания и вчерашних возлияний Волкову хотелось прокашляться, желательно не выплюнув легкие, но он сдержался. Собственный голос был сиплым, царапал связки наждачкой. Вид у Разумовского стал виноватым, и Олег приготовился к очередным извинениям, от которых сводило зубы. — Прости, — ожидаемо выдал Разумовский. Потом принужденно улыбнулся. — Нужно было догадаться, что тебе, как истинному патриоту, вязнуть в Питерских болотах естественнее и приятнее, чем в забугорных. Кривая шутка, в которую он запихнул все свое гребаное чувство вины, чуть не вывела Олега из себя. Он закусил щеку изнутри, крепче сжимая руль. Единственное болото, в котором он действительно крепко увяз, был сам Серый. И тот это знал. За это и извинялся. Волков закурил и приоткрыл окно, впуская внутрь дорожную пыль. Она моментально осела в носу и во рту. Скорость почти не ощущалась. Вблизи Канкуна оказались удивительно ровные дороги. Сережа завозился, устраиваясь удобнее. Потянулся всем телом, насколько это было возможно. Он чуть не заехал Олегу в ухо, но вовремя отдернул белый локоть. Солнце почти не брало его, и кожа оставалась чистой, даже едва видные веснушки на переносице не стали ярче. В детстве Олег все пытался сосчитать их, но они постоянно исчезали и появлялись уже в другом месте, и подсчеты каждый раз заходили в тупик. — Фу, — скривился Разумовский, допивая остатки теплой воды. Он смял пластиковую бутылку и бросил себе под ноги к остальному дорожному мусору. — Больше воды нет? Олег покачал головой и отправил окурок на трассу, прикрывая окно. — Минут через двадцать должна быть заправка, — сказал он, поглядывая на навигатор. — Потерпишь? Сережа улыбнулся, завесившись неровной челкой, и откинулся на спинку сидения. Нехарактерная ломкость его движений затиралась, как воспоминание, оставленное на полароидном фото, трепалась по краям, светлела красками. Серый медленно и уверенно становился самим собой вместе с увеличением километража пробега на одометре и количеством корешков самолетных билетов. Волков не уставал пялиться на него, заново впитывая все, от чего успел отвыкнуть. — Пить хочется. И поесть. И доехать уже куда-нибудь. Кстати, где мы? — спросил он, пятками упираясь в бардачок.  — На Карибах, — ответил Олег, махнув рукой, и отвернулся. Требовалось немного пространства, которого катастрофически не хватало в тесном салоне тачки. Приходилось буквально дышать Разумовским, и это порядком утомляло. Серый обернулся, повинуясь скупому жесту Олега. Вдали нечетко виднелась серебрящаяся в полуденных лучах синяя лента моря, уходящего далеко за горизонт. Волков не выдержал, снова посмотрел на Сережу. Он бы хотел увидеть на его лице хоть что-то, кроме усталой индифферентности. Серый зевнул, прикрыв рот ладонью, и недовольно скривился. — Надеюсь, на Карибах приличные отели. Олег хмыкнул и закурил снова. Он честно очень устал и хотел проспать по крайней мере пару лет. И выматывающая поездка была тут совсем ни при чем. Море, показавшееся на мгновение, скрылось за придорожными зарослями. Губы слегка потрескались, и Олег сухим языком провел по ним с отчетливым бумажным звуком. Сережа снова задремал. Он отчаянно скучал в дороге, когда ноутбук нагревался так, что чувствовался даже через подставку и начинал тормозить и просить пощады. Запустение на шоссе Канкун-Тулум заканчивались, и движение стало оживленнее. Они въехали в небольшой городок, насквозь прошитый трассой, и Олег не успел даже прочитать дорожный знак, сообщавший о названии. Зато знак АЗС он приметил сразу, хотя в глаза как песка насыпали. Заправка оказалась пустой и со скучающим заправщиком у колонки, старым мексиканцем, который подозрительно уставился на их машину. Олег машинально сунул руку под сидение, и в ладонь послушно легла прохладная рукоять заряженного пистолета. Очнувшийся Сережа смотрел на Волкова с застывшим лицом. — Все в порядке, — одними губами произнес Олег и выпрямился, глуша мотор. И уже нормально добавил: — Пойдем, разомнемся. Заплатишь за бензин. Разумовский закатил глаза, но с явной охотой выбрался наружу. Олег и сам был рад вытянуться во весь рост. Задница давно приобрела форму сидения, эргономичного и в дорогущем кожаном чехле, конечно, но менее квадратной от этого она не стала. Он огляделся. Сережа вполголоса на беглом испанском что-то говорил заправщику, и с каждой секундой старик становился все улыбчивее и доброжелательнее. Разумовский умел и любил нравиться. Кому угодно, это значения не имело. Все дело было в непомерном эго, которое снова начинало приобретать какие-то чудовищные масштабы. Олег усмехнулся. По крайней мере, такой Серый был привычнее, чем загнанный в ловушку раненый звереныш. С него ведь все как с гуся вода. Разумовский легко возвращался в свой мир, отвоевывая его обратно. Относительно же себя Волков все еще сильно сомневался. За кассой сидела безразличная тинейджерка Анна-Мария с именным бейджиком на груди и с серебряными кольцами в ушах. Они были такого размера, что могли с тем уже успехом принадлежать модели Сатурна со школьной естественно-научной выставки. С появлением Олега, а следом и Серого, ее безразличность чуть спала, она выпрямилась и заулыбалась, белозубо и совершенно искренне. Волков, не дожидаясь представления, скрылся за дверью с табличкой WC. В туалете было пусто и слишком ярко, даже после солнечной улицы. Один из писсуаров оказался опечатан желтой лентой, на которую криво наклеили объявление, написанное от руки, стойко пахло хлоркой и лимонной отдушкой дезинфицирующего средства. Двери в кабинки не закрывались: щеколды были вырваны вместе с кусками фанеры. На грязноватом кафеле расползалась сетка трещин. Олег быстро отлил и, не глядя на себя в зеркало, старательно вымыл руки. Хотелось смыть с себя мерзкую пленку пота и пыли, промыть волосы, казавшиеся на ощупь жирными иголками. Волков плеснул водой на лицо и опустил его в ладони. Прохладная вода, будто слегка отдающая горькой солью, защипала раздраженную слизистую носа. Глаза невыносимо чесались. Отняв руки от лица, он оперся на край раковины и пару раз глубоко вздохнул. Казалось, что пыль засела в самих легких и отчаянно мешала дышать. Дело было вовсе не в пыли. Слегка прихватило плечо, но не ставшим привычным колющим спазмом, от которого в голове рвались фейерверки боли, а просто свело легкой судорогой от долгой статики мышц. Он аккуратно размял его пальцами и поводил локтем. Судорога прошла. С небритого мокрого лица стекали за ворот рубашки холодные капли. Нечаянно зацепив свое отражение в зеркале, Олег понял, что несмотря на всю ту хрень, в которую он вляпывался с чудовищным постоянством, сейчас он выглядел хуже, чем в самые худшие из дней. Казалось, еще немного, и та соломинка, что непременно ломает позвоночник верблюду, сломает и его. Как ни парадоксально, он действительно чувствовал себя живее всех живых. И кто сказал, что он не мазохист? Серый нашелся там же, где Волков его оставил. Старательно путал слова, доводя до смеха и слез Анну-Марию за кассой, извинялся и начинал по новой. Она все никак не могла попасть крышкой в картонный стаканчик с кофе и заливисто хохотала. Разумовский, прижавшись бедрами к прилавку и наклонившись корпусом чуть вперед, будто гипнотизировал ее, легко повторяя мелкие моторные движения: поправлял волосы, касался своего лица, кусал губы. Олег с тяжелой улыбкой наблюдал за ними со стороны и почему-то жалел бедную девочку. Теперь от ее безразличия не осталось и следа, и позови Серый ее поразвлечься в подсобке, она бы и слова против ему не сказала. Жаль, но у них были другие планы. Анна-Мария, милашка с заправочной станции Хоакин Сетина Гаска, в них не вписывалась. Серый заметил его и тут же отлепился от прилавка, бросив напоследок что-то такое, от чего смуглое лицо девушки зацвело жарким румянцем, щедро разлившимся по скулам. Что бы это ни было, Олег никогда прежде не видел, чтобы Сережа так лихо управлялся со своей бесспорной привлекательностью. Он позорно упустил тот момент, когда девчонки перестали Разумовского динамить. Это было даже обидно. — Что так долго? Она успела выболтать мне историю всей своей жизни и, кажется, бросила парня по телефону, — сказал Сережа и всучил Олегу стаканчик. Олег рефлекторно отпил и обжег губу. Кофе был по заправочному обыкновению дрянной, но кофеин есть кофеин. — Мне кажется, это ты ее забалтывал, — возразил Олег и приветливо улыбнулся девушке, пристально за ними наблюдающей, из-за плеча Серого. — Я? Да я три слова могу связать с трудом. — Тогда, вероятно, ты делал это слишком очаровательно. Серый вздернул брови и вскинул подбородок. Всегда так делал, когда чувствовал потребность казаться выше, чем есть. Пожалуй, это сработало бы, если бы Олегу не было так наплевать на все его обезьяньи ужимки. Он не спал почти сутки. Организм протестовал против самого себя. Олег медленно моргнул и понял, что голова кружится, а еще то, что он пролил на рубашку пару капель. Они неприятными коричневыми кляксами расползлись по белому воротнику. Руки дрожали. — Пойдем, Волков. Ты уже на ногах не стоишь, — бесцветно сказал Сережа и, прихватив бумажный пакет, не прощаясь с Анной-Марией, вышел на улицу. Влажная духота тут же облепила Олега со всех сторон. По спине прокатилась неприятная волна спазмов, а затылок взмок. Легкие словно обдало кипятком. Чувствовал он себя не так уж и плохо, просто жара иногда все же выводила из себя. Серый уже отогнал машину от колонки, припарковался, а сам устроился на капоте. — Ничего не спечется? — спросил Олег. Серый пожал плечами и распечатал коробку с соком. На яркой картонке тетрапака собирался заманчивый конденсат. Олег открыл дверь с водительской стороны, уселся на сидение боком, отставив все еще слишком горячий кофе на асфальт, и закурил. В голове воцарился блаженный мысленный вакуум, в котором перемещались призраки мечтаний о миске салата из свежих овощей, о холодных хрустящих от крахмала простынях, о ванне, в которой можно уместиться полностью и даже нырнуть с головой, о тишине. Он откровенно заебался. Хотелось, чтобы кто-нибудь в кои-то веки подошел к нему и просто сказал «да, Олег, я знаю». Но никто не подошел, никто и не мог. На всем свете у него остался один человек, и тот сейчас был занят больше собой, своей вечной престидижитацией, своей виной, которую вскармливал педантично и по часам, как подобранного птенца, будто желая искупления, о котором где-то что-то читал в книжках, и не обращал внимания на то, что от посыпания рыжей головы пеплом Волкову никакого прока, только тоска и прогрессирующий алкоголизм. Для себя Олег вроде бы давно все выяснил, иначе бы не сидел на другом конце Земли, в качестве мертвого международного преступника, вполне живой, не совсем здоровый. В общем, здесь и сейчас. Но Сережа со свойственным ему упорством пытался доказать, что он, Разумовский, мол, недостоин его, Волкова, присутствия. Олег боялся, что в какой-то момент поверит в это. Бред. Ну какой же бред. Разумовский продолжал сидеть на раскаленном капоте и что-то увлеченно рассматривал в своей ладони. — Серый, что у тебя там? — лениво позвал Олег, подперев голову ладонью. Тлеющая сигарета оказалась в опасной близости от волос. От дыма першило в носу и горчило на корне языка. — Мексиканский бобовый жук, — отозвался Серый. Олег поднялся, чувствуя себя как в тумане. Предательски хрустнули колени. Заглянув Серому через плечо, он увидел на его ладони желтого жучка в черную крапинку. Очень знакомого жучка. — Это же божья коровка. — Ты не далек от истины. Думаю, они принадлежат одному роду в бинарной номенклатуре… — Серый, харэ нудить. — Волков хмыкнул и по привычке почти зарылся носом в затылок Разумовского, но остановился и только глубоко вдохнул. — Давай, как в детстве? Улети на небо, все дела? — Тебе семь? — со скептичной усмешкой перебил его Сережа и чуть ли не боднул Волкова в лицо, развернувшись всем телом. Их близость его не напрягала. Олега каждый раз бросало в нервную дрожь. — Интересно, он по-русски поймет, или надо на испанском? — продолжал гнуть свою линию Волков, не обращая внимания на пристальный взгляд слишком синих глаз. — Наверное, нужно на испанском. Жук же мексиканский, — вздохнул Сережа, оторвавшись от изучения его небритой, обрюзгшей рожи, вернулся к насекомому и слегка подул на ладонь. Жучок расправил крылышки, едва слышно хрустнувшие хитином, и взлетел. Они оба некоторое время пялились в бескрайнее небо, пронзительно синее, словно отмытое и отполированное заботливой рукой. Жук давно улетел, а невнятное ощущение свободного падения осталось. — Ближайший отель, Волков, — вдруг сказал Сережа. — До Канкуна мы сегодня точно не доберемся. Я устал. — Да, Серый, я знаю, — согласился Олег, выкинул стаканчик с плавающим в недопитом кофе окурком в урну и сел в машину. Пассажирская дверь захлопнулась за Разумовским, доставшим телефон и принявшимся гуглить ближайшие отели. Он покусывал костяшку согнутого указательного пальца и вопросительно посмотрел на Волкова, когда понял, что они все еще не сдвинулись с места. Олег помотал головой, отгоняя от себя слишком давнишние воспоминания, от которых тяжело и отчетливо отдавалось сердечным ритмом в ушах. Пит-стоп.