Ким Сону О, хён!! Привет!! Какая красивая картинка~ Я рад, что ты добрался в безопасности Передай привет харабоджи от меня!
Хуни-хён ♥ Хорошо. Тебе тоже. Мне нужно идти. Я напишу позже. Пока.Ким Сону Хорошо!! Повеселись~
Следующие дни ничем не отличаются; школьные каникулы заканчиваются через месяц, так что Сону пользует это время на то, чтобы заглянуть в свою старшую школу. И пусть они не зашли так далеко с планированием, и Сону даже не знает, захочет ли Сонхун остаться здесь, но он хотел бы, чтобы старший ходил в ту же школу, что и он. Хотя, вполне возможно, что если он и решит остаться, то будет жить в Пусане с бабушкой и дедушкой… Сону не хочет думать об этом и том, что это будет значить для него, а затем и вовсе ругает себя за подобные мысли. Конечно, он помог Сонхуну воссоединиться с семьёй, но это же не означает, что тот должен проводить всё время с ним. Картина гораздо шире, и, в конце концов, она может не включать в себя Ким Сону. В какой-то момент заходит Хисын и зовёт тусоваться, утверждая, что в последнее время Сонхун просто-напросто монополизирует Сону, так что теперь пора наверстать упущенное. — Ты такой драматичный, — отзывается младший, даже когда всё равно садится в машину хёна и пристёгивает ремень. — Ты знаешь, что можешь навестить меня, даже если я с Сонхун-хёном, нет? Хисын закатывает глаза. — Будто я бы добровольно согласился стать третьим лишним. Мне хватает этого с Джеем и Чонвоном. После этих слов Сону замирает на месте, боясь дыхнуть. И старший это замечает, но просто смеётся: — Тебе не нужно избегать этого, Сону-я. Джей, в первую очередь, мой друг. А Вон-и – брат. И я искренне рад за них. Сону, может, и никогда не купится на это, но он уважает мнение и желание Хисына, и пытается не выглядеть странным, когда они собираются вместе. К пятой ночи Сонхун звонит ему почти в десять, как раз когда Сону готовится ко сну. — Хён! — он сразу отвечает, его сердце отыгрывает чечётку, когда слышит знакомый голос. — Подожди, переключись на видео. Я хочу тебя видеть. А… просто нажми ту зелёную кнопоч… Да, вот так, — на экране показывается смутно моргающий Сонхун, телефон слишком высоко и Сону, радостно улыбаясь, видит за старшим стену, обклеенную старыми плакатами групп и фотографиями снежных гор. — Привет. Сонхун на голос подпрыгивает, а потом понимает, что это всего лишь Сону, и двигает телефон ближе к лицу. — Привет, — наконец говорит Сонхун. — Ты меня слышишь? Сону? — он, кажется, один в комнате, сидит на большой кровати. — Да, я тебя слышу, — отвечает младший, всё ещё улыбаясь. Он просто не может остановиться. Однажды он тусовался с Джеем и Джейком, когда Сонхун прислал ему сообщение, и вытащил телефон с такой скоростью, что тот чуть в стену не улетел. Джей назвал его симпатягой, но Сону был слишком увлечён, чтобы нанести ответный удар. Джейк, напротив, был рад, что друг выглядит в разы счастливее, чем раньше. — Ну, как Пусан? Сонхун думает какое-то время. — Нормально. Тут весело. — О? — Сону устраивается в постели на животе и опирается телефоном на подушку. — Расскажи мне. Глаза старшего вдруг загораются: — У меня есть кузены, — говорит взволнованно он с детской улыбкой, — маленькие детки, такие… милые! Как щенята, — Сонхун, очевидно, обожает их. Сону хихикает, сочтя подобное описание очень похожим и на самого Сонхуна. — Многие сказали мне, что я похож… на него. На отца. Но они не выглядят грустно, — его голос почти уходит в трепет. Это существенная разница, потому что Вика всегда выглядела грустной, говоря о родителях Сонхуна. Люди здесь, кажется, не боятся говорить о покойных родителях, вспоминая, какими они были. Они так говорят о них, что Сонхуну почти кажется, будто они всё ещё здесь, дышат и живут, как и все остальные. Для посторонних может показаться жалким, что дом всё ещё живёт прошлым, что он – призрак людей, когда-то живших там, за которых держатся и не отпускают. Несмотря на это, Сонхун не может винить своих бабушку и дедушку за то, что они стараются удержаться за кусочки ушедшего времени. Не тогда, когда он сам делает то же самое. Не тогда, когда в его сердце не потухает та свеча, которую он пытался удержать в холоде, ища свет в местах, где было так темно. Так много фотографий их в доме: целая стена в гостиной, где легче заметить, даже не заблудившись. От отсутствия передних зубов и сбитых в кровь коленок, когда они были детьми, до неуклюжих, нескладных подростков, слезливых выпускников старшей школы и колледжа – с одного взгляда можно многое понять. Смотря наверх, можно увидеть более свежие фотографии, самая большая – портрет со дня свадьбы. Пара, элегантно одетая в традиционные ханбоки, позирует для камеры с улыбками, способными соперничать с самим солнцем. Сонхун думал об их красоте и том, какие их воспоминания… живые. — Тебе, должно быть, много о них рассказали, — замечает Сону, подпирая подбородок ладонью правой руки. С комментарием Сонхун вспоминает больше историй, которыми с ним делились родственники: — Они выросли… вместе, — говорит он. — Оу, как это мило, — хихикает Сону. — Сладкая парочка с самого детства. Сонхун не уверен, о чём говорит младший, но раз тот такой довольный, то значит что-то хорошее. Хотя в шутку, родственники называли его родителей соулмейтами. Они сияли ярче кого-либо, скитаясь по миру и натыкаясь на что-то неизвестное. Его родители были свободными людьми… но будучи яркими огнями, они, как ни странно, быстро выгорели. — Мне многое рассказали, и я… — Сонхун поджимает губы. — Это всё ещё странно, но… не в плохом смысле, — говорит он честно. — Я чувствую себя ближе к ним. У его мамы и папы была целая жизнь, к которой он не привык. Жаль, что он не узнал их до того, как они покинули этот мир. Сону на экране улыбается, и Сонхун чувствует, как скучает по нему, даже если они разговаривают. — Я рад, что ты поехал, хён, — говорит младший, и Пак кивает в согласии. В какой-то момент дедушка Сонхуна извинился перед ним: — Это должно быть слишком для тебя, — сказал он, когда они стояли у стены с фотографиями. — Мне жаль, что ты так долго был один, Сонхун-а. Сонхун не мог ответить сразу. Потому что это было правдой. Смерть была новым словом, которое пополнило его словарный запас. Пак долгое время был одинок, но он не был единственным, кто потерял свою семью в тот день. — Это не твоя вина, — в конце концов ответил он, корейская речь казалась немного проще. — И мне тоже жаль. Сонхун думает, что это может стать концом для его деда. Для всей семьи. Аналогично тому, почему он вообще приехал в Корею. Сонхун надеется, что это закроет главу, которая слишком долго оставалась незаконченной в их книге, чтобы они, наконец, смогли начать новую. — Я думаю, что хочу остаться здесь… чуть дольше, — слышит Сону, и Сонхун сразу цепляется за его реакцию. — Это нормально? — О, — пауза, — конечно! Тебе не нужно спрашивать разрешения, хён, — говорит Сону, будто старший – непослушный ребёнок. — Ты можешь оставаться там столько, сколько захочешь, — тяжело сказать, говорит ли правду младший, но спрашивать об этом значит, что что-то не так, и Сонхун не хочет беспокоить его ещё больше. Миссис Ким, возможно, не хотела раскрывать этого, но однажды она упомянула, что детство Сону было тяжёлым из-за здоровья. Сонхун видел достаточно смертей от неизлечимых болезней, пока жил в дикой природе, так что он не настолько наивный, чтобы думать, что для Сону всё было лёгким. У каждого есть свой крест, защищающий, но это не значит, что он не тяжёлый. Сону расспрашивает больше о пребывании, поэтому Сонхун рассказывает о местах, куда его водили, и о людях, с которыми он познакомился. О вещах, которыми заинтересованно занимался. О шикарном пляже Хэундэ и чайках, которых кормил там. Рассказывает о популярном пусанском аквариуме, который очень хочет посетить вновь, желательно с Сону. Пытается рассказать о своих путешествиях как можно подробнее, и его слова всё ещё немного акцентированные, но Сону замечает, что словарный запах Сонхуна стал в разы больше. В конце концов, проходит час. Сону пытается скрыть свои зевания, катясь с кровати и падая. «Я хочу увидеть его», — думает Сонхун, даже когда видит, как Сону снова забирается на кровать с волосами, напоминающими птичье гнездо, и румяными щеками. Эта мысль не нова с тех пор, как Сону занял большое место в сознании, даже когда они были порознь. — Сону, тебе пора спать, — говорит он, пытаясь звучать твёрдо и серьёзно. — Я не… — Сону быстро душит зевоту и закрывает рот, округляя глаза. Он так долго пытался это скрыть. — Прости, — шепчет он приглушённо. Старший только тепло улыбается. — Поздно. Я позвоню снова… завтра. Обещание заставляет Сону сиять. Он неохотно бросает трубку первым, а Сонхун смотрит в пустой экран после окончания вызова. Телефон притупляется, и он видит собственное отражение – сна ни в одном глазу, поэтому Сонхун тянется к книге, которую дал ему Сону перед отъездом. Неделя сменяется второй. Потом третьей. Потом четвёртой. И Сону говорит себе, что рад понимать, как много времени Сонхун проводит со своей семьёй. Это нормально. Или кажется таким. Сказать, что Сону удивлён обнаружить Чонвона на пороге своего дома рано утром, не сказать ничего. Ким всё ещё в пижаме, сжимающий телефон в руке, когда открывает дверь – только проснулся после звонка младшего, оповестившего, что он уже перед его домом. Сону моргает, глядя на него, с сонной пеленой в глазах. Сегодня воскресенье. И хотя он не против посещений своих друзей, но чтобы в выходные и до полудня… это преступление. — Чонвон… — он потирает глаза, — что ты здесь делаешь? — Доброе утро, Сону-хён. Садись в машину, пожалуйста, — голос Чонвона слишком громкий и звонкий для утра воскресенья. Сону хмурится: — Машин… — он не успевает договорить, как его прерывает зевок. За Чонвоном слышатся громкие голоса, и когда Сону поворачивает голову, чтобы увидеть, чем вызван шум, запоздало понимает, что машина Хисына припаркована у их подъездной дорожки, и видит Джея и Джейка внутри, последний даже невинно машет ему ручкой. — Мы… — начинает Сону, постепенно пробуждаясь, — собираемся куда-то? — он почёсывает затылок из-за расписания, которое, возможно, упустил из памяти. Сону знает, что лучше убежать, когда Чонвон, ухмыляясь, смотрит на него блестящими от озорства глазами. Без предупреждения он хватает хёна за руку и тащит к машине. Второй всё ещё в домашних тапочках, но это не останавливает Чонвона от сумасшедших кудахтаний, пока он отчаянно пытается дотащить старшего до машины. — Подожди-подожди! — Сону недолго размышляет, что похищение средь бела дня – веская причина закричать и перебудить всех соседей. — Что происходит? — Не беспокойся, хён! Мы уже получили разрешение от твоих родителей, — младший открывает машину и не-очень-нежно запихивает Сону внутрь, втискивая между Джеем и Джейком, чтоб точно не сбежал. Чонвон садится на переднее сидение и показывает старшему брату палец вверх, чтобы тот начал движение, пока Сону до сих пор сидит, сбившийся с толку. — Твоя одежда в багажнике, — он поворачивается и смотрит на руку старшего. — О, как славно. Хорошо, что взял телефон. Машина уже на дороге, когда до Сону вдруг доходит: — Что, — шипит он, — какого хуя? Джейк сбоку смеётся: — Сюрприз! — Сюрприз? Это преступление! Это похищение. Вы похитили меня! Сону слышит, как Хисын спереди хихикает, и бросает на него прожигающие взгляды – жаль, что хён не видит. Но так как он за рулём, Ким не смеет физически навредить ему. Пока, во всяком случае. — С днём рождения? — пытается снова Джейк, сидя справа, и на слова реагируют не сразу. Сону пялится глупо, его предыдущая вспышка погасла. Из-за отсутствия ответа, Джей говорит: — Я говорил тебе, что он забыл, — почти пропевает. Этот… придурок. — Ты хоть знаешь, какой сейчас месяц, Сону-я? — интересуется Хисын, делая радио чуть громче. Неторопливая, яркая песня заполняет салон. Сону игнорирует хёна и вместо этого бьёт Джея – тот пронзительно кричит. Ким ведь даже выйти никуда не может, будучи зажатым между двумя конями. Тесно. — Ну что теперь? — Джей потирает раненную руку. — Это твоя идея? Да, не так ли?! Блондин усмехается, но не отрицает: — И что, если так? Уже слишком поздно! Мы на автостраде! Сону стонет и тянет голову, чтобы посмотреть, где они едут, как раз вовремя, чтобы увидеть дорожный знак с надписью аэропорта. — Какого, блять, хрена мы едем в аэропорт? Джейк даже закрывает уши, но всё равно улыбается. Не похоже, что они ожидали такой реакции. — Да успокойся ты, хён! — голос Чонвона всё ещё кажется очень забавным. Наверное, он наслаждается непониманием Сону. — Так как это твой день рождения, мы решили отвезти тебя в какое-нибудь интересное место. — Если это не обратно домой, то я не заинтересован! Сону, вроде как, хочет выброситься из машины, чтобы поржать с ужасающихся лиц, но не уверен, что Джей, на самом деле, оценит его забаву. — Я уверен, что тебе понравится, Санни. Это всего лишь на три дня и две ночи, в любом случае, — из всех, Джейк, вероятно, единственный, кого Сону считает адекватом, Хисына, может, тоже, но только если тот не сидит за рулём, потому что это делает его главным катализатором их плана. — Кроме того, мы возвращаемся в школу на следующей неделе, так что советую извлечь из этого пользу. Сону дуется: — Почему вы не можете сделать мне обычный нормальный подарок, как обычные нормальные люди? — он скрещивает руки на груди, вспоминая, что даже зубы не почистил. М, смешно. — А если серьёзно, то куда мы едем? — Хм… — Джей пробегается рукой по волосам. — Если серьёзно, то я слышал, что в Пусане сейчас жарко. Сону сейчас заревёт. — Пусан? — пусто повторяет он. — Сейчас лето, — пожимает плечами Пак, — в Пусане много пляжей. Морепродуктов. Арбузов? Подобных вещей? — Хён, — констатирует Сону, — ты не умеешь врать. — Я вот, например, всегда хотел побывать в Пусане, — пищит Хисын. — У них там есть музей современного искусства. — О! — Джейк подпрыгивает на сидении и то, как ярко он светится, напоминает Сону о собаке Шима, Лейле. — Мы можем пойти на рыбалку! И есть лобстеров, они там дешевле. — Сёрфинг! — поддерживает Чонвон. — Мы пойдём кататься! — Конечно, Вон-и, — Джей просто обязан это сказать, — всё, что хочешь. — Эх, если бы только Рики не вернулся в Японию на этих каникулах. Сону чувствует приближающуюся головную боль. — Вы уверены, что это поездка для меня… Из его головы совсем выпал тот факт, что у него сегодня день рождения… Было легко сбиться со счёта дней, когда твой разум занят, но было бы глупо верить, что друзья везут его в Пусан только из-за этого. Это чертовски очевидно. Но он оценил представление. — Можно я хотя бы посплю? — спрашивает он, уступая их прихотям, и уже пытается подыскать удобное положение. Он падает головой на колени Джейка, а ногами – на Джея. Происходит небольшая потасовка, когда второй пытается пощекотать младшего за ноги, но после нескольких ударов, он, в конце концов, успокаивается. — Разбудите, когда приедем, — Хисын убавляет громкость радио, и машина погружается в тишину. Когда Сону просыпается в следующий раз, его друзья уже выгружают сумки из багажника. Он моргает и неохотно выскальзывает из машины, всё ещё в тапочках. Увидев его, Чонвон протягивает сумку. — Твоя мама всё собрала, можешь переодеться внутри, — он говорит так просто, будто это миссис Ким главный виновник торжества. И зная её, вполне вероятно, что так и есть. По крайней мере, она снабдила Сону разумными нарядами, думает он, замечая много светлых рубашек и шорт, пару сланцев и солнечные очки. — Почему мы просто не поехали на поезде? — спрашивает он, переодевшись. — Так быстрее, — отвечает Джей, печатая что-то в телефоне, тёмные очки свисают с его носа, как у поп-звезды. — Я почти нашёл нам тачку. Мы должны быть там к одиннадцати. Сону кивает и проверяет время – половина девятого. Если они сядут на самолёт прямо сейчас, то определённо успеют. До Пусана лететь всего час, а вот путь на рельсах растягивается до трёх. Сонхун с дедушкой выбрали последний вариант, потому что парень хотел покататься и на поезде. Мысль о том, что Сону увидит его снова, перекрывает кислород, и он пытается игнорировать смесь страха и бабочек, порхающих в животе. Они не так-то уж и давно виделись, в лучшем случае месяц назад, но постоянно переписываются и звонят друг другу, так почему же Сону так драматизирует? Он ругается про себя и тащится вперёд, следуя за остальными друзьями к стойке регистрации. Пусан в разы теплее Сеула, и из-за того, что это портовый город, воздух здесь влажный. Хотя это приятно: нахождение рядом с океаном освежает. Сону думает, видел ли его Сонхун, и посылает ему сообщения, как только они вываливаются из самолёта.Ким Сону
Хён…
Не пугайся, но я в Пусане
[Изображение прикреплено]
Джейк-хён и остальные тоже здесь!
Давай встретимся~
Хуни-хён ♥ О, я в курсе. Привет. Увидимся? Сону почти задыхается, читая ответ. — Кто сказал Сонхун-хёну? Все четверо пытаются скрыть улыбки. — Вообще-то, он узнал первым, — в конце концов говорит Джейк. — А как нам ещё планировать поездку? Он же часть её! — Сонхун, однако, хорош в хранении тайн, — добавляет Джей. — Подождите, вы с ним связывались? Взгляд, которым его пригвождает Джей, сухой, как песок. — Мы настолько ужасные люди для тебя? Конечно, мы выглядим как ужасные люди. — Я шлю ему фотки Лейлы, — сообщает довольный Джейк, — она ему нравится. Настаёт очередь Джея садиться за руль, так что Хисын оказывается на переднем сидении. Машина больше машины хёна, и тут есть места ещё на нескольких человек, как у минивэна. — Иногда мы говорим о его племени, — замечает старший. — Я не хотел, чтобы это выглядело, будто я занимаюсь исследованиями, но он, кажется, не против поговорить об этом — Ты поделился с нами его номером, — говорит Чонвон, — и он твой друг. Или кто вы там, ребята, — он сияет своими ямочками, но следующие слова контрастируют с его отношением ко всему окружающему: — Это делает его одним из нас. И мы заботимся друг о друге. — О, — моргает Сону, — я просто не ожидал, что вы… на самом деле будете общаться. Хисын пытается не выглядеть оскорблённым: — Я знаю, что мы только встретились, но мы тоже заботимся о нём, — объясняет он. — И прежде чем ты что-то скажешь, это не потому, что он спас тебя, — что, окей, справедливо, потому что Сону собирался сказать именно это. — Думаю, мы все искренне желаем, чтобы ему было легче. Глаза Сону вмиг смягчаются: — Это… это очень мило с вашей стороны. Я уверен, что Сонхун-хён ценит это, — он переключается с мыслей на друзей, — и я тоже! Джей выезжает на арендованной машине со стоянки. — Мы остановились возле пляжа Хэундэ, так что он присоединится к нам за ужином, — информирует Пак. — Он сказал, что это недалеко от его дома. Это непреднамеренно, но то, как Джей сказал «дом», заставляет Сону чувствовать себя… странно. Будто в груди внезапно полая боль. Но парень заставляет себя проглотить это чувство, опуская окно и смотря на пейзажи. Пусан, может, и далеко, но он всё ещё населённый город. В воздухе витает бодрящий морской запах и парят птицы. Здешняя суета отличается от каннамской, и Сону пытается представить Сонхуна, живущего тут. Та же боль, что и раньше, возвращается, и Ким отрывает глаза от окна. Они останавливаются в двухэтажном трёхкомнатном пляжном домике. Берег всего в нескольких минутах от него, так что звуки волн умиротворяют и расслабляют. Комнаты распределяются с помощью игры в камень-ножницы-бумага. Джей и Чонвон чудом занимают комнату хозяина, дом которого они арендовали, Джейку достаётся отдельная, а Хисын и Сону делят двуспальную кровать в гостевой. После короткого отдыха Джей предлагает пойти в магазин за продуктами и прочими штуками, Чонвон автоматически попадает под эту группу, а Хисын – добровольно. Даже несмотря на то, что они с лёгкостью могут сходить куда-нибудь поесть, Джей всегда предпочитает готовить самостоятельно во время поездок. Говорит, это типа их сплачивает. И Сону не жалуется, потому что его друг отлично готовит. Он и Джейк остаются в домике, обустроившись на террасе, наблюдая за просторами широкого океана. Не проходит и часа, как в дверь кто-то звонит, и они растерянно переглядываются, не ожидая гостей совершенно. Сону пытается сверху рассмотреть, кто к ним пожаловал, но крыша блокирует вид, и из-за того, что младший ближе к лестнице, открывать дверь приходится ему. Второй раз за день Сону застают врасплох. — Сонхун-хён… — шепчет он. Сонхун в бейсболке, белой свободной рубашке и джинсовых шортах. И он выглядит… хорошо. Он выгля… у Сону снова колет в груди и сердечко сжимается. — Э-э, — неумышленно начинает младший – почти так же начался их первый разговор в Сибири. На лице Сонхуна маленькая, любящая улыбка. Сону прочищает горло. — Я думал, мы встретимся позже? Выражение Сонхуна немного неясное, но прежде чем он успевает сказать Сону хоть что-то, голос Джейка эхом разносится по всему дому: — Сону, кто там? Младший чувствует себя не очень, поэтому рад такому вторжению. — Это Сонхун-хён! — кричит он в ответ. Сверху раздаются громкие шаги, когда Джейк сбегает по лестнице вниз, к их посетителю. — Сонхун! — приветствует он и Сону отходит в сторону. — Как твои дела? Мы так давно не виделись! — голос Джейка яркий и счастливый, и хотя Сонхун замечает, какой Сону притихший, энергия Шима заражает и он не может устоять перед этим энтузиазмом. — Привет, — говорит он, — рад видеть тебя снова, — и Сону определённо впечатлён его корейским. Грамматика почти идеальна. Они разговаривают по телефону, но слышать его в живую – это другое. Вообще, вся эта ситуация и встреча Сонхуна в реальной жизни… всё ощущается по-другому. Джейк хихикает, пропуская Сонхуна внутрь: — Ты испугал нас. Я имею в виду, мы не возражаем. Просто ты так рано. Джей и остальные ушли в магазин. Сонхун разувается и осматривает дом, в конце концов, останавливая взгляд на Сону, который всё ещё молча стоит в стороне. — Я хотел увидеть Сону, — говорит старший без колебаний, — скорее. Услышав это, Сону почти спотыкается, желая сбежать с места приступления. Брови Джейка поднимаются и он кивает медленно, почти машинально. — Я заметил, — он цепляется взглядом за младшего, — конечно. Понял, я, эм… — Джейк отходит и подбирает свою обувь у входной двери. — Я забыл, что мне нужно… купить что-нибудь. Так что, да. Джейк даже осмеливается подмигнуть. Сону хочет задушить его. — Чувствуй себя как дома! Я скоро вернусь! — и входная дверь закрывается. Удушающая тишина, которая охватывает комнату, напряжение, которое настолько сильное, что можно ножом порезать. Сонхун в основном смущён – он очень рад видеть Сону, но их короткое взаимодействие подсказывает, что Сону не может разделить с ним подобного чувства. Сонхун надеется, что он снова просто слишком много думает. — Что-то случилось? — спрашивает он осторожно, наблюдая за тем, как Сону смотрит, куда может, но не на него. Младший качает головой: — С чего бы? — он улыбается. — Прости, это так очевидно? Я немного устал, — и чешет затылок. Когда Сонхун не выглядит убеждённым, он подходит к Сону и уверенно тычет в щёку, туда, где появляется ямочка, когда младший улыбается. — Не переживай! Мне, наверное, просто нужно отдохнуть. Они буквально затащили меня сюда… — жалуется Сону. — И только подумать! Ты скрыл это от меня! Сонхун рано понял, что когда близкие люди что-то скрывают от него, то это всегда выражение любви. У него всегда. Вика не хотела говорить о его родителях, не только потому, что ей грустно, но и потому, что она не хотела, чтобы Сонхун думал о вещах, которые потерял, или о жизни, которую пропустил. Даже если он не понимает почему, но думает, что Сону пытается сделать то же самое, этот Сону, который всегда оставался щедрым, даже когда соскребал то, что давал, со дна. Сонхун видит вздохи, изворотливые глаза и то, как младший кусает губу, беспокойные брови и фальшивые улыбки. Если Сону не хочет делиться с ним, то Сонхун не будет принуждать. Он умеет ждать. Сонхун хорош в этом. Джей, Чонвон и Хисын возвращаются спустя час и застают их в гостиной, смотрящих диснеевское «Коко». Сону сопит рядом с безэмоциональным, но подозрительно плаксивым Сонхуном. — Пляж буквально в пяти метрах, но вы двое заперлись здесь, как старые женатые вампиры, у которых аллергия на свет, — Джей ворчит на них, складывая пакеты с продуктами у обеденного стола. Братья смеются, но воздерживаются от комментариев, не желая попасть под перекрестный огонь. Джейка так никто и не находит, но тот пишет в групповой чат, что вернётся до ужина, вместе с чередой поцелуев и сердечных эмодзи. Джей подходит к разложившейся на диване паре, совершенно не впечатлённый тем, что они даже титры смотрят. Он тянется к пульту и выключает телевизор. — Знаешь, ты можешь сделать что-нибудь полезное и помочь мне нарезать ингредиенты. Сону уже встаёт, когда Джей отталкивает его обратно на диван и говорит: — Нет, не ты. Больше никогда не притрагивайся к ножу. Сонхун, пошли со мной, — и уходит. Младший дуется, но неохотно подталкивает Сонхуна последовать за Джеем. — Это было один раз! — кричит обиженный обвинением Сону вслед Чонсону. — После того, как ты почти отрезал мне пальцы? Раза достаточно, Ким Сону. Перед домом, благодаря усилиям Хисына и Чонвона, устанавливают гриль для барбекю, дым, вздымающийся вверх, как законное напоминание о том, что это летние каникулы. После запрета на посещение кухни Сону принимается за установку стола. Напитки, одноразовая утварь и пластиковые чашки уже разложены к тому моменту, как Джейк возвращается с пакетом соджу из ближайшего магазина, и Чонвон нагло ругает его. Джей и Сонхун начинают приносить еду, тарелку за тарелкой: нарезанное мясо и овощи, рис и другие блюда. Океан как покрывало из лазурных волн, и пляж выглядит окутанным земным сиянием. Горизонт отделён от воды яркой оранжевой полосой, когда Джей начинает жарить мясо, солёный пусанский воздух разносит аромат еды, и желудок Сону громко урчит, когда он слышит шипение на гриле. Вдалеке, где встречаются солнце и вода, летают чайки, их крылья размываются по мере того, как они отдаляются. Еда, безусловно, любимая часть для всех. Они, естественно, переговариваются между укусами, благодаря Джея и Сонхуна; первый даже хвалит навыки Пака в обращении с ножом, и Сону добавляет, рассказывая о том, как они ходили на ледяную рыбалку, когда Сонхун охотничьим ножом подготовил рыбу к употреблению. Друзья внимательно слушают, задают вопросы и делают Сонхуна центром разговора и не то чтобы последнего это как-то напрягает: он выглядит довольно счастливым, пока делится историями о своём доме, и Сону может сказать о том, как сильно старший скучает по племени. — То есть, зимой, вы правда едите… замороженное мясо? — спрашивает Хисын, но Сонхун качает головой: — Нет. У нас есть эта штука… ам, ре… р-рефри… — он пытается найти то самое слово, но в итоге обращается к Сону за помощью. — Рефрижератор, — помогает младший. — У них есть сани специально для хранения пищи. Как переносные морозильные камеры. Так они могут хранить много скоропортящихся продуктов. Не только замороженное мясо, но и хлеб, масло… — перечисляет он. — Даже вяленое мясо и другое сырьё. Сонхун очень сосредоточен на лице Сону, пока тот говорит, но позже продолжает сам: — Да, и нам приходится постоянно… поддерживать тепло. Рубить дрова, разбивать лёд для воды. Каждый день. — И ты тоже должен заботиться об оленях? — подаёт голос Джейк. — Клянусь, эти животные больше меня раза в два! — восклицает Сону. — Сонхун-хён должен заарканить стадо, потом кто-то должен помогать ему удерживать. Их где-то триста? Пятьсот оленей? Ты кружишь вокруг них часами, пока заклёпка не заканчивается. Но я всё ещё не могу понять, как они делают это так организованно. Даже в снегу. Это удивительно. — Офигеть. Сотни? — присвистывает Джей. — Вау… — Чонвон смотрит на Сонхуна с уважением. — Но это не очень сложно… — отрицает Сонхун, хотя его уши уже давно красные. В конце концов, их мясо быстро исчезает, и Джей поднимается, чтобы приготовить ещё. Сонхун сидит с Сону, и они смотрят, как все остальные кружат у гриля, прося, чтобы их тоже покормили, как птенчиков. Младший откланяется назад и глядит на спокойную волну, что разбивается о берег, а старший прослеживает за его взглядом и тоже наблюдает за приливом, гармонично протекающим, будто океан так подогревает свою симфонию. — Океан, — говорит Сонхун немного озадаченно, — я никогда его раньше не видел. Так близко, — он слышит шорох одежды, когда Сону поворачивается к нему. — Так красиво. Но страшно. Сону фыркает: — Конечно, страшно, если ты не умеешь плавать. Сонхун в любопытстве наклоняет голову: — Ты умеешь? Но младший качает головой: — Не особо. У детей хорошая мышечная память, но у меня не было возможности научиться в детстве, — вздыхает он. — Вот почему я могу смотреть только так. В безопасности. Издалека. Несмотря на то, как быстро Сону выражается, Сонхун думает, что в его словах гораздо больше смысла, чем кажется. — Я тоже. — Готов поспорить, что ты быстро научишься, если попытаешься, хён. Сонхун хочет сказать, что они могут научиться вместе, но не уверен, что его словам можно доверять. Это странно: он чувствует, как пространство между ними становится всё шире – маленькая пустота, – но не может сказать, откуда она возникла и почему. Голоса друзей звонко разносятся по воздуху, и они оба поворачиваются к источнику, как раз когда Джей пытается увернуться от шаловливой ручонки Хисына, который надумал стыбзить очередной кусочек мяска, успевая как-то балансировать с тарелкой в руках. Джей в свою очередь ругается на них, заставляя братьев громко хохотать. — Они забавные, — отмечает Сонхун. Сону мычит, соглашаясь: — Когда Джей-хён получил права, он стал нас брать с собой во всякие поездки. Он такой сентиментальный, — усмехается мыслям, — всегда хотел создавать общие воспоминания. Запечатлеть юность или что-то типа того. Так мы оказались в Сибири, ага. — Мне стоит его поблагодарить, — решает Сонхун, — из-за него мы встретились. — О Боже, не надо, — Сону содрогается от одной лишь мысли. — Я никогда не спущу ему этого с рук. Он ответственен за нас. У Сону занимает несколько секунд, чтобы осознать, что он только что сказал. — Я имею в виду! — он в смятении машет ручкой. — Нас, типа, за нашу дружбу. Конечно. Очевидно! Как он и боялся, Сонхун просто глазеет на него, спокойно и слишком расчётливо. Сону думает, что хочет ломануться к океану и позволить волнам унести его далеко и надолго, и вниз. — …Ага, — наконец говорит Сонхун и слишком увлечённый своим волнением Сону, не замечает эмоций старшего, рассматривая песок под ногами. Опять двадцать пять. Он ощущает дискомфорт в желудке и как все его внутренности сейчас выйдут наружу, чувствует себя просто отвратительно, когда Сонхун не говорит больше ни слова до конца вечера, предпочитая отвечать коротко и ясно. Друзья замечают перемену в настроении, но никак не комментируют подобное, так что когда Джейк выносит торт – реальная причина, по которой он сбегает, – они зажигают свечи, пока поют праздничную песенку, сбившись с ритма, но достаточно искренне, чтобы поднять настроение. Сонхун до того, как уходит, поздравляет Сону с днём рождения и как-то неохотно треплет его волосы. Он вежливо желает им доброй ночи и идёт к машине дедушки, ждущего его. И когда Сонхун уходит, Сону глубоко вздыхает, и совсем не с облегчением. Остальные четверо смотрят с любопытством, пытаясь понять, что вообще случилось. Случилось ли вообще что-то. Всего минуту назад они спокойно разговаривали и вот, момент, и Сонхун уходит от них с виной на сердце. А Сону выглядит так, будто побил щенка. Не желая заканчивать вечер на такой депрессивной ноте, Чонвон сбегает в дом за бенгальскими огнями. Вообще он собирался достать их в последний день, но заметив погрустневшего Сону, понял, что времени использовать их лучше, чем сейчас, уже не будет. Чонвон даёт каждому по палочке и они всеми становятся вокруг костра, чтобы зажечь одновременно. На счёт три опускают их к огню и те ярко сверкают в темноте. Это заставляет Сону поверить в то, что он какой-то волшебник, и теперь бегает за друзьями. Веселье длится не долго, но, по крайней мере, Сону выглядит менее унылым. Вскоре после полуночи они убираются и готовятся ко сну, все уставшие после долгого дня. Сону просыпается рано, несмотря на то, во сколько они легли, и к своему же удивлению замечает, что хёна в его кровати уже нет. После утренних процедур Ким хватает свой телефон и выглядывает в окно, замечая, что Хисын уже что-то помешивает в кружке, сидя за столиком у балкона. Чай, скорее всего, потому что хён никогда не пил кофе. — Привет, хён, — приветствует Сону, подходя к перилам и потягиваясь, наполняя лёгкие свежим утренним воздухом. Единственное, что ему нравится в этом месте – свежесть обстановки, наверное, потому, что они на берегу океана, но это успокаивает, и Сону рад, что выбрался из стресса жизни. Голос Хисына низкий, когда он отвечает. Сону поворачивается и смотрит на него. — Вау. Выглядишь как унылое говно, — чувственно говорит он. — Ты спал вообще? Хён пытается разглядеть его, но всё безуспешно, и он просто прижимается лицом к столу, за которым сидит – по-настоящему больное для глаз зрелище. — Джейф хотем выпиф. — Хён, я знаю, что ты полиглот, но я нет. Хисын отрывает голову и спокойно смотрит. — Джейк хотел выпить. — А, — Сону вспоминает тот пакет с соджу, который так отчаянно защищал Чонвон прошлой ночью, как ястреб, ей Богу. Как единственный ответственный человек. Если честно, глядя на вегетативное состояние хёна, Сону уверен, что Чонвон уже предвидел случившееся. — Как мило с твоей стороны составить ему компанию, — замечает младший сухо. — Немного уважения не помешало бы. — Уважение надо заслужить, хённим. — Кто ты и куда забрал нашего сладенького Сону? Сону смеётся от души: — Ему исполнилось девятна-адцать. Хисын улыбается, даже несмотря на состояние овоща, в котором пребывает сейчас. — Дерзкое отродье. — Попробуй принять душ. Легче станет, отвечаю. Хисын допивает оставшийся чай и встаёт. Весь такой шаткий, что Сону не уверен, дойдёт ли тот вообще, поэтому приближается к нему, готовый поддержать, но хён ослабляет хватку младшего и треплет макушку в знак благодарности, заходя в какую-то комнату, предположительно в ванную, как и советовал Сону. Проходит несколько минут, когда Хисын возвращается в новой одежде, гораздо более бодрый и сосредоточенный. Он становится рядом с Сону, тоже облокачиваясь на перила. От него тянет персиковым гелем для душа, который Сону оставил в ванной. — Лучше? — спрашивает младший, неуверенно глядя на профиль Хисына. — Я больше не хочу закопаться головой в песке, так что, да, лучше, наверное, — его последние слова прерываются зевком, и оба замолкают на некоторое время: звук волн, постоянно подползающих к берегу, завораживает. — Нам стоит приготовить завтрак? — спрашивает Сону. — Да не, — Хисын прижимается щекой к ладони. — Уверен, что Джейк не проснётся до полудня. И зная Чонсона… — он пожимает плечами, — Вон-и, думаю, скоро проснётся. А ты чего, такой голодный? — Не совсем. Тогда на телефон Сону приходит уведомление, и он смотрит на него, колеблясь, нажимая на сообщение. Телефон ощущается булыжником. Хуни-хён ♥ Хочу сходить в одно место. Мы можем пойти вместе? — Это Сонхун? — предполагает Хисын, даже не заглядывая в экран. — А… — Сону стопорится, — да.Ким Сону
Конечно! Просто пришли куда и когда
Я встречу тебя там
Сонхун быстро отвечает, и Сону переключает телефон на беззвучный, кладя вниз экраном. Он проводит руками по влажным волосам и падает на перила, перевешивая обе конечности на другую сторону, как бельё для сушки. Хисын смотрит, немного волнуясь, что младший перевернётся и упадёт вниз. — Хён, кажется, я облажался, — выдыхает младший, глядя на то место, где они пели «С днём рождения» прошлой ночью, гриль так и остался снаружи открытым после того, как они облили его водой. Этот почерневший уголь сейчас – зеркало его эмоций. — Я так не думаю, — просто отвечает Хисын. — Но я правда облажа… — С чего ты так решил? Сону неохотно раскрывает рот: — Я пытался избегать Сонхун-хёна… уверен, он заметил. Хисын моргает. — Но почему? Он же тебе нравится? — ответа нет. — И ты ему нравишься. — Мы не знаем этого, — Сону вешает голову ещё ниже, — я же говорил. Я всё порчу. У него впереди целая жизнь. Ему лучше здесь. Наверное. Я не знаю. Я продолжаю думать об этом, хён. Хисын забывает, как моргать в этот раз. — Облажаться – это переехать на другой континент, чтобы просто сбежать от того, кто тебе нравится, и игнорировать целыми днями звонки, и притворяться, что ты занят. Поверь, ты не облажался, — говорит он, даже когда Сону выглядит более разбитым по сравнению с ним, но затем голос смягчается: — Тебе девятнадцать, Сону. Я надеюсь, ты понимаешь, что иногда позволено вести себя так в твоём возрасте, — когда Сону не отвечает, Хисын заглядывает ему в глаза. — И ты не сделал ничего плохого. Вы просто… напуганы. Расстояние пугает вас, не так ли? Сону кивает лишь через некоторое время. — Ты говорил мне, что хочешь счастья для Сонхуна. И что его счастье важнее всего прочего, но что насчёт тебя? Ты же знаешь, что он больше всего улыбается, когда с тобой? Конечно, Сону знает. Он должен быть тупым, чтобы не заметить. Поэтому ему кажется, что он тонет в лодке каждый раз, когда думает об этом. — Но что, если… — Сону кусает губу, — что, если он привязался ко мне, потому что я ему помог? Хисын выдыхает, и это больше смахивает на смех: — И что в этом плохого? Это не плохая причина, как и любая другая, — он мягко улыбается донсену, и Сону снова чувствует себя маленьким ребёнком, цепляющимся за своего Хисыни-хёна, когда другие дети не хотели с ним играть и обзывали, просто потому что он был бледным как призрак. — У каждого есть право выбора. И судя по всему, вы уже сделали его. Просто дай Сонхуну такой же шанс. Ты уже так отчаянно сражался за него против настоящего, должен добавить, преступника, — Хисын наклоняет голову, пытаясь отыскать ответы на лице Сону. — Почему ты боишься сейчас? — Тогда было по-другому, — шепчет Сону. — Это было больше чёрно-белое кино. То, что Сонхун-хён остался там, было неправильным. Привезя его сюда… я знаю, что это правильно, — объясняет младший. — Я не хочу, чтобы он думал, будто должен мне что-то. То, что он мне нравится, не значит, что он должен остаться со мной. — Сону, он не отплачивает тебе тем, что ты ему нравишься. Это не так работает. Быть с Сонхуном было легче в Сибири, тогда всё было в разы проще. Как будто время застыло в красивом снежном шаре, как сказочное «долго и счастливо». Теперь их мир расширился и вместе с ним поменялись приоритеты. Столкнувшись с реальностью, в которой существуют не только они, но и страх обрезать Сонхуну путь к месту, в котором он хочет быть… Сону впадает в тот же страх, окунается в нём с головой, боится быть обузой для людей, которых любит. Сону не хотел притворяться, будто не рад за Сонхуна, особенно когда именно он искал свою семью. Сону ни о чём не жалеет и никогда не будет. Он рад, что они воссоединились. Но просто не может помочь усвоить многих… вещей и боится спросить, что они значат для него. Боится будущего, которого так хотел увидеть. Хисын знает: Сону понимает, почему конфликтует с собой, потому что сам был молод в то время, но достаточно взрослым, чтобы помнить, как это влияло на друга. Может, здоровье Сону и стало лучше, но опыт оставил на нём отпечаток, который поначалу не так заметен. Неуверенность или даже чувство вины, которое приходит время от времени, таща сердце в противоположном направлении. Как часто он пытался продать себя на короткое время, всегда переживая о других больше, чем о себе? Сону всегда будет стараться поступать правильно, и ты либо возненавидишь его, либо полюбишь за это. — Прости, наверное, я говорю неразумные вещи. Но Хисын просто отмахивается от него: — Не беспокойся об этом. Чувства никогда не бывают разумными. Разве не поэтому это чувства? Они существуют вне зависимости от смысла. Сону хочет рассказать Сонхуну обо всех своих заботах, не признаваясь ни в чём. Не говоря о том, каких изменений боится. О том, что хотел бы остаться. О том, что хотел бы, чтобы он остался. — Всё страшно, пока ты не наберёшься смелости, Сону. Младший многострадально вздыхает. — Ненавижу, когда ты прав, хён. Но ты, чёрт возьми, всегда прав. Затем они слышат, как дом оживает, двери раскрываются и хлопаются, шаги разносятся по деревянной поверхности. Хисын отталкивается от перил и поворачивается лицом к Сону. Первый всё ещё выше на несколько сантиметров, но Хисын думает, что у Сону не займёт много времени перерасти его. Он щипает его за мягкую щёчку, и выражение лица Сону заставляет рассмеяться. — Конечно. В конце концов, в опыте есть мудрость, — просто замечает Хисын, и в его голосе нет злого умысла, только факты. Он хорошо переносит свою боль, давая советы и понимая, и Сону только и может, что восхищаться силой его сердца. Сонхун хочет встретиться в парке Ёндусан во второй половине дня, что само собой оставляет для Сону много свободного времени с утра. И на самом деле, у него не было никакого конкретного плана. Телефон звонит чуть позже обеда. То есть Сону замечает, что он звонит, после обеда, потому что так и не выключил беззвучный, и когда проверяет уведомления, то с удивлением видит двадцать четыре пропущенных звонка и сорок сообщений. И когда Сону открывает журнал звонков, то обнаруживает, что всё это от дедушки Сонхуна. Его сердце бьётся в волнении, когда он нажимает кнопку вызова. И требуется всего один гудок, чтобы связаться: — Алло? — Сону? Слава Богу. Ты же сейчас с Сонхуном? — тон какой-то немного бешеный. Сону хмурится. — Нет, но мы должны встретиться позже. Что-то случилось, харабоджи? — Сонхун не отвечает на звонки, — говорит в спешке старик, и в Сону просачивается ледяной ужас. — Он сказал мне, что собирается прогуляться. Но прошло уже четыре часа! Мы пытались найти Сонхуна по соседству, но никто не видел его. Поэтому я подумал, что он с тобой, — судя по голосу, мистер Пак на грани срыва. — Харабоджи, — мягко говорит Сону, — вам стоит успокоиться. Мы его найдём, хорошо? — он быстро осматривается, но дом оказывается пустым. — Не думаю, что он ушёл далеко, — Сону понимает, что это неправда, но надо же хоть как-то успокоить человека. Сонхун остался без присмотра всего на несколько часов, и Пусан, конечно же, не такой большой, как Сеул, но даже это не делает его маленьким городом. — Я помогу найти его. Мои друзья тоже. Я отправлю вам их номера, — говорит он, сбегая вниз по ступенькам, хватая ключи от машины, которой не имеет права управлять, открывает входную дверь и обнаруживает Чонвона и Хисына недалеко от дома, прогуливающихся вдоль береговой линии. — Продолжайте искать, но убедитесь, что кто-то останется дома: вдруг он вернётся, — говорит Сону дедушке. — Спасибо, что позвонили мне, харабоджи. И тоже берегите себя, — быстро вешает трубку, ладони вдруг замирают. Сону бежит к припаркованному автомобилю, ни думая ни о чём, кроме образа обезумевшего Сонхуна, потерявшегося и растерявшегося на улице. Четыре часа. Примерно столько же часов назад Сонхун написал ему. И Сону проклинает его за это. Даже не имея прав, Сону не так плох в вождении – отец учил его ещё с детства. В случае крайней необходимости, как говорил он, и этот случай подходит под описание, как никакой другой. Сону пытается дозвониться до Сонхуна, но все звонки перенаправляются на голосовую почту. Будучи расстроенным, поворачивает ключ в замке зажигания и думает, куда бы мог пойти Сонхун, открывая на телефоне навигатор и ставя его над приборной панелью. И почему-то вбивает пусанский аквариум, смутно вспоминая, как Сонхун говорил, что хотел бы побывать там снова. Телефон звонит, когда Сону выезжает на дорогу, и он в спешке тянется к устройству, не успевая прочесть контакт входящего. Просто переключает на громкую связь. — Ким Сону, куда ты собрался на этой машине?! Сону морщится от громкости. — Привет, Хисын-хён. — Возвращайся сейчас же, хён! А это уже Чонвон. Сону не осмеливается посмотреть в зеркало заднего вида, зная, что братья, вероятно, продолжают бежать за ним, пока он окончательно не выехал на главную дорогу. — Простите, но это срочно. Сонхун-хён пропал. — Чего? Приложение говорит повернуть направо, и он аккуратно сворачивает на перекрёстке. — С вами свяжется его дедушка. Я знаю несколько мест, куда он бы мог пойти. Пожалуйста, просто… — Сону сглатывает, сжимая руль так плотно, что ногти вонзаются в покрытие. — Я должен найти его, — выжимает из себя Ким. — Можешь ругать меня, сколько захочешь, хён. Но только позже, пожалуйста. Позволь мне сделать это. На другой линии нет ответа. Хисын с лёгкостью может заставить вернуться его домой, но он должен знать, что сказав это, определённо выведет Сону из себя, неизбежно проиграв в споре. — Окей. Хорошо. Сону мгновенно вздыхает с облегчением. — Хён, нет! Скажи ему повернуть назад! — он слышит, как Чонвон спорит. — Ты же знаешь, что у него нет прав! Хисын просто шикает на брата, звуча уставшим: — Мы поговорим об этом потом, слышишь меня? — слышит в свой адрес Сону. — Только что получил сообщение. Думаю, это дедушка. Будь осторожен, Сону. Хён сбрасывает, а Сону пытается сохранять спокойствие. Последний раз он испытывал подобный страх в Сибири, перед потерей сознания. Кровь стучала по ушам, сердце уходило в пятки, а руки… руки тряслись. В аквариуме Сонхуна не обнаруживается, и даже после того, как Сону просит персонал помочь ему – физически невозможно обыскать такое огромное здание за столь короткое время. Работники достаточно милы и обещают позвонить, если вдруг увидят кого-то похожего на Сонхуна. Поиски остаются безрезультатными, даже когда Сону приезжает на Хэундэ. Пусть даже, как по благословению, сегодня будний день и людей на пляже не так много. Сонхуна всё равно нет. И теперь у Сону не остаётся идей. Он садится в машину и едет в последнее место. Ёндусан, парк, в котором они изначально собирались встретиться. Сону движется так быстро, как позволяют ограничения скорости, всё время сканирует тротуары, мимо которых проносится. Он почти врезается в другую машину, когда замечает знакомый силуэт, идущий по тропинке вдалеке. Остаётся только молиться. — Сонхун-хён! — Сону высовывается из машины, замедляясь. Фигура смотрит на него и останавливается. И когда вдруг приходит осознание, кто это, машет рукой. Сону заглушает мотор – к чёрту правила дорожного движения. Он и так ведёт без прав – отбирать нечего. Младший выскакивает из машины и несётся к парню, тормоша того за плечи. — Что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что тебя все ищут? — спрашивает он в неверии. Сонхун смотрит на него округлившимися глазами, будто ничего не произошло. — Я… эм, телефон разрядился, — он поднимает выключенный телефон, будто это чем-то поможет. — Я хотел прогуляться. Но поехал на автобусе. Потом заблудился. Потом у меня закончились день… Сону? — его слова обрываются, когда руки Сону опускаются с его плеч, а сам парень оседает на землю, схватившись этими же руками за голову. Вся энергия внезапно высасывается из тела, когда он чувствует облегчение. Какие-то прохожие смотрят на них, но Сону совсем не придаёт этому внимания. — Боже! Что в тебя вселилось? Куда ты собирался пойти?! — В Ёндусан. — В Ёндусан? — эхом отзывается Сону. — Ты хоть представляешь, как это далеко?! Ответ: почти в тридцати километрах от места, где они сейчас находятся. Сонхун хмурится и кивает. — Ты планировал идти весь день?! — Сону встаёт и хватает старшего за руку. Сонхун пытается вырваться из хватки, но младший не позволяет, вместо этого таща к машине. Пак сопротивляется как может. — Я отвезу тебя к дедушке, — говорит Сону неоспоримым тоном. — Давай. — Нет, — мычит Сонхун. Он сбит столку, но внутри него бушует ярость. Сону смотрит на него. Просто смотрит и вздыхает. — Хотя бы сядь в машину. Пожалуйста? Сонхун смотрит на Сону так, будто ждёт, что тот снова закричит, и младший чувствует себя отвратительно из-за того, что до этого повысил голос. На секунду Сону думает, что хён может сбежать. Но вместо этого он обходит машину и садится на пассажирском. И только когда Сону осознаёт, что всё лучше, чем могло бы быть, тоже следует за старшим и хлопает дверью. Тишина. Ким наклоняется, чтобы пристегнуть Сонхуна ремнём безопасности, а тот будто игнорирует его, и, закончив, Сону замечает, каким уставшим выглядит старший, поэтому открывает бардачок и достаёт оттуда воду, предлагая парню. Сонхун принимает её не сразу, так что Сону просто делает так, чтобы тот взял её. — Прости, что накричал, — говорит младший. — Я просто волновался. Понимаешь? Ты не можешь просто так уйти, никому не сказав. Сону быстро пишет дедушке и друзьям, что нашёл Сонхуна, который молчит, даже когда младший заводит двигатель, намереваясь отвести его в пляжный домик. — Я знаю, ты бы нашёл меня, — говорит Сонхун спустя какое-то время, а Сону смотрит на него через зеркало заднего вида. — Если бы я пошёл в Ёндусан. — Поэтому ты хотел туда дойти? — спрашивает второй. Сонхун кивает: — Мы собирались встретиться там, так что я не боялся, — признаёт он. — Я уверен, что ты бы пришёл. Не осознавая, Сону позволяет себе расслабиться. Очевидно, что не такого ответа он ожидал, но в то же время сердце сжимается от невинных слов Сонхуна. Как он понял, что я буду искать его там? А что, если нет? Он просто думал обо мне и знал, что я его найду? Это обязательно должен быть я? Откуда взялась эта вера? Откуда в тебе такая храбрость? Сону отрывает глаза от него. Сонхун использует телефон Сону, чтобы позвонить дедушке, и после всех извинений и заверений о безопасности, он просит разрешения остаться на ночь с Сону и друзьями. Старик сначала колеблется, но по итогу позволяет. Когда они прибывают, Хисын, как стражник, уже стоит на дороге, стуча ногой по песку и выхватывает ключи из рук донсена сразу, как тот вылезает из машины. Тихо ругает, но затем крепко обнимает. Сонхун неловко мнётся в стороне, но старший, заметив и его, тоже обнимает, крепко прижимая без предупреждения. — Мы больше никогда не поедем в путешествие. Никогда, — шутит он, когда Сонхун кидает тихие извинения в чужое плечо. Джей и Джейк проснулись почти сразу после того, как Сону угнал машину хёна, и новости навели панику и на них, вспоминающих об уже давнем инциденте в лесу. Джей стал бледен как смерть, Джейк забыл как дышать, чувствуя приближающуюся к горлу желчь, и Чонвону пришлось их успокаивать, но всё приходит в норму, как только они видят Сону живым и здоровым в объятиях Хисына. В ту ночь хён уходит к Джейку, уступая место Сонхуну. Никто не спорит. После испытанного шока Сону чувствует усталость в костях и говорит, что спать пойдёт пораньше. Сонхун безмолвно следует за ним и садится со стороны Хисына, играясь пальцами в попытках стать меньше будто бы. И Сону не может устоять перед этим. — Я не злюсь, хён, — вздыхает он. Сонхун смотрит на него внимательно. Старший кажется робким, но когда он говорит, в его голосе уверенность и убеждение, что каждый раз Сону находит восхитительным – как он не выглядит потрясённым даже в самых суровых штормах, что жизнь на него насылает? Может, это и хорошо, потому что застрять в одном месте всё равно лучше, чем затонуть. По крайней мере, есть надежда. — Но тебе грустно, — слышит уверенный голос Сону. Звучит как-то взрослее, — ты всегда вздыхаешь, когда тебе грустно. Когда ты видишь меня. Сону думает о лжи. Чем больше ты волнуешься, тем больше кажется, что проще похоронить это всё. Он чувствует себя драконом с кучей проблем, маркирующим их под золото. Мучеником, не обременяющим людей, даже без зрителей, которые могли бы похвалить за это. Это могло бы сработать, но только если бы перед ним не был Сонхун. Хисын сказал дать Сонхуну такой же шанс. Сам Сону может давать хорошие советы другим людям, но, как ни странно, он не может применять их на практике собственной жизни. — Я не грущу из-за тебя, — говорит наконец он, — мне грустно, потому что я боюсь быть честным с тобой. Он ждёт смущения или требований объяснений, но Сонхун не делает ни того, ни другого. — Я просто хочу, чтобы ты прожил свою лучшую жизнь, хён. Чтобы нашёл свой дом, и если для этого нужно быть вдали от тебя, то это всё, что я могу сделать, — Сону снова вздыхает. — Но когда харабоджи сказал, что ты пропал, я буквально с катушек съехал. И злился на себя. Потому что это всё, что мне потребовалось, чтобы вернуться назад, — он облизывает губы и смотрит вниз, прежде чем снова поднять взгляд на Сонхуна. — Назад, когда я был тем, кто должен был уйти… как ты это сделал, хён? Сонхун сидит неподвижно с широко раскрытыми глазами. Он всегда смотрит на него с такими глазами, будто старается изо всех сил понять. И Сону снова чувствует себя паршиво, еле сдерживаясь от того, чтобы не убежать к Джейку, когда Сонхун говорит: — Но ты… — начинает он, и Сону кидает на него волнительный взгляд, — ты научил меня. Ты тот, кого я хочу видеть. Когда устаю. Когда грустно. Когда я счастлив или, — старший хмурится, термины становятся довольно сложными для перевода, — или… когда я хочу быть собой. Как дома. Но дом… не место, я думаю. Потому что Сону ощущается так же. Ты… — он пытается подобрать нужное слово. — Ты не перестаёшь быть моим домом. Даже когда уходишь, — Сонхун улыбается Сону застенчивой, доброй улыбкой. — И если ты хочешь. То я тоже могу быть для тебя им. Так что… Он вздыхает, почёсывая нос. — Надеюсь, ты больше не будешь бояться. Потому что ты уже мне нравишься, — голос верный и твёрдый, потому что ему просто. Потому что он даже не задумывается. — Ты всегда мне будешь нравиться. Мир катится по спирали внутрь, пока единственное измерение – это пространство между ним и Сонхуном. Он, кажется, не может дышать, но воздух просто там, за пределами его досягаемости, Сону только должен чуть потянуться, чтобы докоснуться. — Я… — Сону цепляется за слова, громко думая. Он всё ещё боится. Всегда будет своя цена за проявленную уязвимость, за открытые сердце и глаза, даже если есть возможность, что если кто-то тебя обнимет, то вонзит нож в сердце. Это тяжёлая битва. Люди боятся, что не смогут удержать в своих руках чувства – все люди такие; страшно совершенствоваться ради любви, ещё страшнее позволять другому видеть множество своих недостатков. Сону всегда думал, что любовь должна изменить жизнь. Но это не так. Она не должна изменить тебя. Ты можешь оставаться иррациональным и слишком много думать. Что может сделать любовь, так это сделать тебя лучше. Смягчить неровные края. Быть лучшей версией тебя, готовой схватить нож в сердце за другого. Семя роста всегда внутри каждого, просто нужно научиться его пробуждать. — Ты не думаешь, — спрашивает Сону, — ты не думаешь, что нам нужно больше времени? Сонхун вопросительно вскидывает голову, но вместо того, чтобы ответить, подходит к Сону и берёт за руку. — Мне кажется, уже достаточно. Сердце Сону бьётся так, что электричества хватит на половину солнца. Он не может ответить сразу. Одно лишь касание – и он в проигрыше. Даже не может догнать счёт. Касание руки, а он всё тот же бездумный дурак, который сказал, что боль того стоит, когда существует он. Просто знать, что он существует. Скачки пульса – всё ещё единственное, что чувствует Сону. Когда он набирается храбрости взглянуть в ответ, Сонхун не просто улыбается – он сияет. — Ты знаешь, что тоже нравишься мне, хён, — признаётся младший, удивляясь, как, оказывается, легко об этом говорить. Может, просто признак взрослости. На его слова Сонхун кивает и отворачивается, когда чувствует, что снова пылает, но улыбка никуда не исчезает, оставаясь такой же яркой, как солнечный свет. Сону почти искушается сказать, что никогда не видел его таким счастливым, но он не достаточно доверяет своей памяти для столь грандиозных замечаний. Не тогда, когда любит каждую улыбку Сонхуна. Сону закрывает глаза лишь на мгновенье и когда открывает их снова, замечает, как луч света пробивается сквозь занавески, и чувствует прижатую к своей макушке щеку Сонхуна, который крепко спит. Младший слышит звуки кондиционера и ритмичное движение волн снаружи, пытаясь аккуратно выбраться с кровати – это оказывается очень сложным, потому что они буквально сплелись конечностями. Изначально не планировалось спать бок о бок, но каким-то образом ночью, когда луна отвечает за приливы и отливы, Сонхун в конечном итоге мигрировал на сторону Сону. Когда выбраться всё же получается, Сону сам себе мысленно аплодирует – Сонхун остаётся спящим, губы причмокивают, глаза трепещут. Ким знает, что смотрит на него слишком долго, и даже чувствует судороги в ноге. По привычке он сначала проверяет свой телефон, прокручивает уведомления от матери, некоторые сообщения в групповом чате перед тем, как увидеть календарное напоминание. Они уезжают сегодня вечером. И Сону игнорирует это, не желая думать снова. В этот день они всеми вместе идут развлекаться, посещают всякие туристические места – в общем пытаются запихнуть всевозможное в кармашки за самый короткий срок. На полпути Сонхун спрашивает, могут ли друзья высадить их с Сону в одном месте, на что все с лёгкостью соглашаются, а Сону лишь кидает заинтересованный взгляд. Когда Сонхун даёт им адрес, Джей давится своим баббл-ти. Церковь. На лице Чонвона расплывается злобная ухмылка, когда он поднимает брови, глядя на Сону, и поглаживает спину своего парня. Джейк вообще выглядит так, будто заплачет сейчас. Он внезапно обнимает Сону, бормоча, что тот первый из них, и как он рад за них. А Хисын серьёзно говорит ему: — Разве мы не должны сказать твоим родителям? — Сказать им что? — кричит Сону, когда Сонхун отходит в уборную. — Сказать им что?! Конечно, никто ему ничего не отвечает, и к тому времени, как их двоих высаживают у церкви, Сону устаёт от странного поведения их друзей. Место красивое, хорошо присматриваемое и чистое, а ещё тут во дворе большой и удивительной красоты фонтан. Сону думает, что они собираются внутрь, но Сонхун ведёт его по каменистой тропе, тянущейся к задней части здания. До младшего это доходит лишь спустя какое-то время, и он поджимает губы, перебирая ногами ближе к Сонхуну. Они с осторожностью ступают по земле, мимо могил – на некоторых горят свечи, на других они давным давно погасли. Большинство надгробий украшено букетами, а на каких-то покоятся даже игрушки и маленькие записки, но многое выветривается, не оставляя после себя ничего, кроме эмульсии цветов. Сонхун останавливается напротив мраморной могилы с выгравированными на ней золотыми буквами. Встаёт на колени, и Сону следует за ним – его руки намертво вцепляются в собственные колени. Сонхун быстрым движением смахивает пыль с имён, оглаживая острые закорючки. — Я хотел навестить своих родителей с тобой. Вчера, — делится Сонхун. — Они похоронены у этой церкви в Ёндусане. Но я заблудился, — он ухмыляется, — прости. А Сону лишь отмахивается от его извинений, потому что злобы отнюдь не питал. — Харабоджи сказал, они могли бы сделать в разы больше. Если бы у них было время. Сонхун знает, что то потерянное заменить ничем нельзя, и от этого грустно, потому что иначе быть не могло бы, но после бесед с людьми, знавших когда-то его родителей, после того, как он узнал о них больше, ощущение себя в ловушке впредь не подходит под его описание – больше никаких безвыходных эмоций. Теперь всё проходит с нарастающими волнами комфорта и принятия того факта, что его родители больше, чем какая-то злая шутка судьбы. Потому что это значит, что Сонхун – не просто жертва их прошлого. — Они сказали, что ты тоже им бы понравился, знаешь, — продолжает старший, глядя на Кима. Сону всегда был красивым, очаровательным в своей нежности, такой мягкий со всех краёв на первый взгляд, но такой острый рядом с вещами, которые значат для него многое. В его глазах слова, до которых Сонхун никак не может дотянуться. Сону никогда не притворялся, будто понимает его, но стоял рядом несмотря ни на что, яро желая помочь Сонхуну рассказать свою историю. Сону обнадеживающе бормочет: — Надеюсь, не больше, чем ты, — невозможно не смеяться, когда младший говорит такие вещи. Сонхун смотрит на то, где находится сейчас, и оглядывается туда, откуда начинал свой путь. И по центру красуется Ким Сону – первый, кто взял его за руку, даже когда Сонхун хотел её скрыть. — Ты со мной в самые важные моменты моей жизни. Хочу, чтобы и на этот раз ты был со мной, — говорит старший. — Я никуда не уйду, хён, — Сону отвечает честно. Он пытается верить, что существует больше одного способа любить человека. Что есть множество способов держаться вместе: слова, мысли, вера. Перед уходом Сону бежит к входу в церковь и покупает цветы у одного из местных торговцев, которые вскоре остаются у могил с золотыми именами. Шепчет молитву и кланяется, благодаря за то, что они привели Сонхуна в этот мир, и за то, что они, в некотором роде, сохранили ему жизнь. Смерть всегда приходит. Неизбежно и без сомнения. Для кого-то раньше, для кого-то – гораздо позже. Но, по большому счёту, важнее всего то, что люди сначала живут… и любят – тоже. Путь обратно, в пляжный домик, проходит без происшествий – все уже там, когда Сону и Сонхун возвращаются. Первый пакует сумку, проверяет вещи и грузит в багажник. Время отъезда близится, и вот, все стоят и крепко обнимают Сонхуна, кидая друг другу обещания оставаться на связи и возможности посещения в любое время. Сону не хочет мешкать, но заставляет себя смотреть на обстоятельства, оставаясь оптимистом. Он правда не хочет, чтобы Сонхун видел, как всё это сокрушает его. Настаёт его очередь прощаться, когда машина останавливается возле их дома, и они наблюдают, как с водительского сидения сходит фигура. Сону приходится сощуриться, чтобы понять, кто это. По мере приближения он замечает в руках человека знакомый рюкзак и понимает, что это мистер Пак. — О… — произносит Сону, когда старик почти приближается к ним. — Вы не обязаны нас провожать, харабоджи. На столь вежливые слова дедушка смеётся, светя своей ласковой улыбкой, и вручает рюкзак Сонхуну. Глаза Сону округляются. Краем взгляда он чувствует, как друзья наблюдают за ними из машины, прижавшись к стёклам. — Надеюсь, у вас в машине хватит места, — говорит харабоджи и каким-то образом ему удаётся выглядеть моложе, чем раньше – его улыбка широка и беззаботна. — Подождите… что? — Сону обращает озадаченный взгляд на Сонхуна, который теперь бессовестно улыбается ему. — Мы не продали дом родителей Сонхуна в Сеуле, — говорит дедушка и Сону затаивает дыхание. — У меня… у меня не хватало смелости отпустить даже после стольких лет. Может быть, в этом причина, — он поворачивается и обращает взгляд на внука: — Уйдёт некоторое время на уборку и ремонт – Сонхун может жить там. Потому что этот дом, в первую очередь, принадлежит ему. — Но, харабоджи, — даже если такой внезапный поворот событий и вырывает из сердца Сону острый шип, он не может не чувствовать сожаление по отношению к старику, — разве вы не хотите жить вместе с ним? Глаза дедушки смягчаются от проявленного беспокойства, но он лишь качает головой: — Он мой внук. Естественно, я бы хотел, чтобы Сонхун остался здесь, но… он не мой сын, так ведь? — мистер Пак грустно улыбается. — Он не должен оставаться в каком-то одном конкретном месте, и я последний человек, который может сдерживать его от совершения чего-то. Сону закусывает нижнюю губу, а глаза заслоняет плотная пелена слёз. Когда он не отвечает, дедушка продолжает: — Ты сделал невероятное для моей семьи. И я надеюсь, что тебе не кажется, будто бы ты отбираешь у нас Сонхуна, — старик поднимает руку и аккуратным движением стряхивает просочившуюся по щеке мальчика слезу. Сонхун думает, знает, что для того, чтобы плакать, нужно стойкое сердце, и Сону – один из самых сильных людей, которых он когда-либо встречал. — Это ты вернул его, и я никогда этого не забуду. Мне достаточно знать, что у Сонхуна всё будет хорошо. С другой стороны на щёку Сонхуна падает такая же солёная слеза, но его осанка остаётся такой же спокойной по сравнению с тем, как запуган его разум. Когда он звонил дедушке с намерением рассказать о желаемых планах, то очень нервничал. Однако, по факту, оказалось, что все эти беспокойства были лишними, потому что старик, казалось, уже знал, что вертится на кончике языка его внука. Может, он и потерял сына, но это совсем не значит, что он забыл, каково это – заботиться о человеке. Любовь – это не то, что заканчивается, когда человек перестает существовать: те, кто способен на это, всегда будут испытывать безграничное чувство привязанности. — Я уже старый, Сону-я. Мне бы не хотелось, чтобы Сонхун снова остался один, когда я уйду. Сону чувствует, как его челюсть дрожит. Руки тянутся смахнуть слёзы, но их становится, кажется, только больше. — Не говорите так, харабоджи. Вы ещё молоды. Дедушка смеётся вслух и треплет по макушке обоих мальчиков, прежде чем подвести их к машине и отправить в путь. Сону не успевает понять, как минуты сменяются месяцем, а потом вторым, третьим, и Сону всё равно не может вспомнить время, когда в его жизни не было Сонхуна. Дом, оставленный семьёй Пак, был отремонтирован в соответсвии с потребностями молодого человека, живущего в современном городе. Множество мебели было заменено, но остались и те старые вещи, которые Сонхун решил сохранить. Сону тянет руку и пробегается пальчиками по корешкам старых изданий, которые старше даже него самого и заполняют книжные полки сотнями и тысячами слов. Паки – образованные люди, и по обширному выбору книг можно легко догадаться о виде их деятельности. Сонхун постоянно учится, и благодаря КИПИ ему предоставили доступ к журналам, принадлежавшим когда-то родителям, и даже к некоторым вещам, которые хранятся в институте до сих пор. Уровень его корейского теперь довольно внушительный, и пусть некоторые предложения всё ещё тяжко даются для чтения – ораторские способности вышли на новый уровень. У него по-прежнему свой стиль речи, но те, кто знают его уже давно, совсем не обращают на это внимания. Его акцент – продукт слияния двух разных культур и мест, но Сонхун никогда не станет стыдиться этого. Как напоминание о родителях и своих корнях. Эта работа ещё не закончена, но Сону слишком часто испытывает чувство гордости, думая, как ему везёт наблюдать за цветением Сонхуна. Покинуть Сибирь – непросто, и Сону замечает его бегающие в поисках знакомых мест глаза, когда они смотрят зарубежные документальные фильмы и катаются на коньках. Младший хочет свозить Сонхуна домой, в Сибирь, следующей зимой, когда будет холодно и… это будет так знакомо Сонхуну. Вике тоже понравится, Сону уверен. Он теряется в мыслях, когда замечает тонкую книгу, случайно оказавшуюся между двумя энциклопедиями, синяя обложка которой торчит, выбиваясь из общего ряда, как ребёнок в одежде взрослого. Сону с любопытством и большими лисьими глазами осматривает корешок. — Сонхун-хён! — зовёт он, когда открывает книгу, и слышит шаги из гостиной до того, как Сонхун появляется в дверях кабинета. На нём толстовка с капюшоном, принадлежащая младшему, и спортивные штаны. И, может, Сону видит его таким каждый день, иногда его немного раздражает наблюдать Сонхуна в современных вещах. — Всё ещё странно видеть тебя в такой одежде. Сонхун поднимает на это бровь. — Разве это плохо? — Как ни странно, наоборот. Сону ухмыляется, когда замечает, как дуется хён: — Ты позвал меня, чтобы раскритиковать то… как я выгляжу? — Раскритиковать… сильное слово. — Сону… — Я просто шучу! — на этот раз он просто хихикает, указывая на книгу. — Разве это не моё, хён? Сонхун глазеет на объект и вдруг его глаза сверкают признанием: — Я помню. Ты дал мне её до того, как я уехал в Пусан. Сону кивает. Такое чувство, что это было целую вечность назад. Оглядываясь назад, всё без Сонхуна кажется сейчас, в лучшем случае, посредственным. — Так что ты думаешь? Ты Питер Пэн или Венди? Старший выдерживает паузу, а Сону терпеливо ждёт, чтобы услышать: — Венди, я думаю. — Чего? — смеётся Сону. — Я Венди. Питер Пэн всё-таки спас её. Он больше похож на тебя. Но Сонхун просто качает головой: — Я был одним из потерянных мальчиков до того, как ты нашёл меня, — он слегка наклоняет голову, чтобы видеть Сону лучше. — Ты можешь быть той феей. Не могу вспомнить, как её зовут. Ты посыпал меня пыльцой фей и заставил поверить. Сону понимает, что хён сейчас цитирует ему историю, но это не кажется похожим на неё. Не совсем. Он останавливается и примеряет этот образ на Сонхуне: в просторной одежде, с непослушными волосами, прижавшимися к дверному проёму, с ярким, заходящим солнцем за спиной, с измазанными в красной пасте рукавами после попыток приготовить токпокки на обед, потому что Сону нравится, маленький порез на подбородке от бритья. Его неуклюжие цветные ногти – розовые, бирюзовые и фиолетовые, – потому что он позволяет Сону играть с ними. Все мелочи делают его высоким, беспорядочным, удивительным человеком, который изо всех сил старается жить. Намного лучше и смелее для того, у кого украли жизнь. Все его страдания и одиночество. Это просто сделало Сонхуна добрым. — Ты только что назвал меня… Динь-Динь? Сонхун в ответ мычит: — Хм-м, крошечный и прелестный, как феечка. В самый раз. В жизни семья научила Сону тому, что любовь может быть принесена в жертву перед лицом силы, которая хочет забрать кого-то, кого ценят. И Хисын – тому, что любовь сама по себе не способна защитить от боли, как бы ни хотелось в это верить. Сонхун – личное доказательство Сону о судьбе, но он также считает, что людям суждено делать то, что они выбирают. Его можно найти в самом маловероятном из людей, в самых невероятных местах. Человек, который несёт в себе два мира. Посреди заснеженной горы. На грани смерти. Любовь может раскрыть старые раны, но также может исцелить от них, только если дать ей шанс. Любовь никогда не чувствует вины за то, что начинает снова и снова. Калеча и раня, но в мастерски выбранных местах. Ты встаёшь и живёшь – один день за другим. Долго и счастливо. Почти.