run, run, lost boys

Когда шасси самолёта касаются земли, Сонхун задумывается – верно ли то место, куда он стремится. То ли это место. Пилот объявляет о снижении, и тогда парень смотрит в иллюминатор на город, что под ними. Сеул – то, что они называют столицей этой страны – больше похож на Москву, но смысла сравнивать нет, потому что Сонхун не знаком и с большинством русских городов. Он также не знаком с сеульскими высокими небоскрёбами, стильными жителями, которые, казалось, никогда не знают, что такое время отдыха, варясь в суете мегаполиса, который перед глазами Сонхуна движется слишком быстро. Всё движется слишком быстро – он смотрит на горизонт и хочет, чтобы там был свет, за которым он мог бы последовать. Первое, что приходит в голову, когда они спускаются по трапу – как здесь тепло, а затем, увидев интерьер аэропорта Инчхон – высокие потолки, яркие огни, стеклянные двери, – рот чуть раскрывается, пока глаза восхищаются, и он думает: «Как мне здесь жить вообще?». За короткое время он увидел так много вещей и так много людей – разных людей: молодых и старых, разных рас и национальностей, говорящих на стольких языках. Сонхун никогда не был в месте, где так много электричества – это ново и удивительно, и настолько потрясающе, что он чувствует себя каким-то самозванцем в своей шкуре, даже когда Джейк заверяет, что всё будет хорошо, что это место тоже сможет стать Сонхуну домом. Когда-нибудь. Он крепко хватается за ткань яркой куртки Сону, рукава которой коротковаты, но ему всё равно очень хочется быть именно в ней. Джейк предложил снять верхнюю одежду после того, как они заняли места в самолёте, чтобы не мешала, но Сонхун предпочёл держать её все часы полёта на коленях. Успокаивало, как ни странно, и сейчас – тоже. Напоминание о том, кто его ждёт. Человек, который, вопреки всему, даже мыслям о том, что они больше никогда не встретятся, напомнил о себе, вернулся к нему, предоставив такой значимый подарок, совершив чудо. По иронии, Джейк спрашивает, нравится ли ему куртка из-за того, что принадлежит Сону или просто такая классная, и несмотря на то, что вопрос очень прост, Сонхун не может ответить сразу – компаньон, похоже, совсем не возражает, искренне удивлённый недоумением со стороны. Может, они и встречались лишь раз в жизни, так мимолётно и мельком, но Джейк с ним очень добр и дружелюбен, его присутствие обнадёживает, пока он рассказывает о том, что было с Сону после возвращения домой, что это стало шоком для всех них, и Сонхун чувствует кашу из эмоций, не в силах разделить их по названиям – гнев сначала, печаль следом и смирение, которое он испытывал, когда Вика провожала его в путь. Держи сердце открытым, Сонхун. Ты должен привлечь этих людей к ответственности, ты должен. Будь храбрым, мой мальчик. И даже не думая, что этот день когда-нибудь наступит, Сонхун представлял себе тот момент, когда сможет, наконец, узнать правду, и теперь, когда она здесь, рядом, раскрыта, он никак не может решиться сделать первый шаг: страх перемен коренится в его сердце, готовом вступить в игру. Некоторые люди и понятия не имеют, каково это, когда вся твоя жизнь разделена лишь двумя землями. Каково это, искать свой дом, рискуя больше никогда не вернуться в прежний. Было трудно повернуться и посмотреть Джейку в глаза, когда тот рассказывал о том, как Сону боролся за него. Как он никогда не переставал думать о том, что может помочь появиться шансу, которого никогда не было в жизни Сонхуна. Сону с сердцем, слишком большим для тела, для мира, смог понести бремя, которое Сонхун не мог удержать в руках самостоятельно. Сонхун нуждался в людях, которым сможет доверить самые слабые частички себя и подарить лучшие стороны тоже. В людях, которые не просто рушат его выстроенные стены, но и заставляют забыть, зачем он вообще их возводил. Будущее – это как доверять течению реки, которая ещё не до конца замёрзла, держать тебя на плаву; каждый может свалиться за борт, и это неприятно, но нужно плыть, чтобы выжить – ты не узнаешь, пока не попробуешь, и Сонхун почти всецело пользуется этой слепой верой, которая куда-то его ведёт. Годы незнания причиняют больше боли, чем сама правда, всё время, потраченное на стояние на ровном месте. Но прошлое уже не переделать – оно затерялось в воспоминаниях. Сонхун представляет шумный город с таким непривычным именем, Сеул, и решает, что хочет взять бразды правления в свои руки и, наконец, направить жизнь в нужное русло самостоятельно. Он почти ничего не взял с собой из дома, не считая личных вещей, дневника матери и, конечно же, подарка для Сону-я – деревянной фигурки пингвина, которую он сделал по подобию лисьей, что отдал младшему перед тем, как их пути разошлись. На этот раз у Сонхуна было больше времени, и он постарался сделать фигурку привлекательнее, даже, как бы смешно это ни было, сделал пингвину густые брови, как у того снежного, которого когда-то слепил Сону. Фигурка лежит в кармане с крошечной зелёной книгой, которую Сонхун получил перед отъездом – паспорт, который играет для него такую важную роль. Парень внимательно изучает напечатанные слова: Пак Сонхун, Республика Корея, дата рождения – 8 декабря 2002 года, – и смотрит на фотографию самого себя, глядящего вперёд, глаза в глаза как-то обескураживающе. Неужели парочка страничек какой-то книжульки теперь делают его личностью? Странно, что какая-то мелочь может хранить в себе всё то, что он искал все годы. Самобытность. — Волнуешься? — спрашивает Джейк, когда они переступают через порожки трапа с тяжёлыми сумками за спиной. — Немного, — Сонхун пытается улыбнуться, но, скорее всего, выходит не очень, потому что Джейк хихикает и похлопывает по плечу. — Нормально чувствовать подобное, — говорит он. — Сону не говорил, что я тоже не отсюда? Бледный мальчик качает головой, когда они начинают идти по ковровому полу. — Я жил в Австралии пока не переехал сюда. Это было так страшно! — Джейк улыбается, глядя на внимательно слушающего Сонхуна. — Я никого не знал и не мог сказать ни слова на корейском, – первый дико жестикулирует, будто переживает всё снова, хотя это было много лет назад – подавляющее чувство, которое возникает, когда уезжаешь далеко от дома, волнение и беспокойство, буквальное переосмысление своей жизни, вещей, которые были известны. Джейк добавляет: — Однако друзья поспособствовали улучшению моих навыков. Я пытаюсь сказать, что знаю, как это пугающе и запутанно. И таким будет некоторое время, и это нормально. Но тебе не придётся справляться в одиночку, — он улыбается, — потому что тебя уже ждут люди. Хорошие люди. Может, Сонхун в глубине сердца уже знает это и с лёгкостью доверяется Джейку, но, наверное, не повредило бы услышать подобное и от кого-нибудь другого. Он прижимается к Джейку, когда они проделывают путь по нескольким коридорам и оказываются в иммиграционной очереди, что звучит немного страшно, но другой мальчик заверяет, что работники должны просто проверить документы: — Не переживай, остались только формальности, — и это невероятное облегчение, что Джейк так заботится о нём, и ему остаётся ответить только на несколько вопросов от агента паспортного контроля. Когда проверка заканчивается, Джейк приводит его к стеклянным дверям, а потом к ещё одним, они проходят через какой-то очень длинный коридор, пока, наконец, не подходят к большей двери, которая автоматически открывается. Это немного пугает Сонхуна, но Джейк тянет его вперёд с терпеливой улыбкой. Они ждут чего-то какое-то время, Джейк, похоже, пытается кого-то обнаружить, вертя головой слева направо. — Сонхуни-хён! Сонхун слышит его до того, как видит, голос, который невозможно не узнать, громче всего остального шума. Поворот головы – и вот он. Во плоти. Стоящий всего в нескольких метрах в огромном капюшоне, который его почти сожрал. Облегчение наступает, когда их взгляды сплетаются – Сонхун сразу же чувствует себя лучше. Он целыми днями представлял их встречу и даже репетировал реплики, которые бы сказал, но внезапно забывает все слова. Пока все остальные – дирижабли в бескрайней Солнечной системе, Сону и есть эта Солнечная система. — Здесь! — Сону кричит своим весёлым, ярким голосом, который – самое приятное, что только слышал Сонхун. Младший размахивает руками, ноги скачут в ожидании, когда его заметят. Лучезарная улыбка расплывается на лице Сонхуна, когда сам того не осознаёт, и он чувствует, что хочет побежать, просто чтобы доказать себе, что всё реально, но, оказывается, ему не нужно ничего делать, потому что Сону не теряет времени, пока мысли свяжутся друг с другом – бежит вперёд без колебании и бросается в него. Тело, которое чувствует Сонхун, знакомое и тёплое, и этот город, который казался из иллюминатора таким далёким и большим, вдруг сжимается в одно мгновение до такого крохотного Сону в руках. Само пространство маленькое, но утешение, которое оно обеспечивает, простирается далеко и широко; приятный комфорт, окутывающий всего Сонхуна, заставляет его руки обвиться вокруг чужой талии и прижаться щекой к макушке младшего. В голове громкий белый шум, и Сонхун думает, в состоянии ли Сону услышать, как трескается его сердце, или он просто слишком много думает. Младший крепко сжимает его, бормоча в грудь быструю, едва различимую последовательность из: «я так сильно скучал по тебе, как прошёл полёт? Было страшно? Подожди, ты устал? Ты голодный? Я так рад, что ты здесь». И Сонхун тает. Раньше в его глазах были облака, но теперь они рассеялись и освободили место для солнца. Сонхун знает, что многое может измениться, но есть одна вещь, изменение которой он хочет предотвратить. Тогда в Сибири, когда он только начал привыкать к Сону, который так быстро ушёл, и теперь, когда ему позволено хотеть большего, Сонхун хотел бы дольше держать Сону рядом с собой. — Твои волосы, — начинает он, — они… другие. Медленно руки Сону отпускают его, и он делает шаг назад, одаривая своей ослепительной улыбкой. Безрассудство растекается в грудной клетке Сонхуна, когда глаза другого исчезают в полумесяцах. — Хм… они длиннее? — Сону просто говорит, но его тон такой довольный, а пальцы тянутся к волосам и оттягивают пару прядок. — Мне стоит подстричься? — Нет, — отвечает Сонхун, мягко улыбаясь, пока глаза следят за движениями пальчиков Сону, — это… мило. Они бы так стояли часами, если бы звонкий хлопок не прервал момент. Сону глазеет на Джея, даже не удивляясь, что это именно он. — Так, голубки, продолжите свою манхву дома, — у него на лице противная ухмылка, очевидно совсем не раскаивающаяся. — Ты не хочешь нас представить? — А, верно, — Сону пристраивается сбоку от Сонхуна, мысленно откладывая смерть хёна. — Ну, вы уже знаете – это Пак Сонхун, — он смотрит на старшего с мягкой улыбкой, прежде чем переключиться на друзей: — Это Хисын-хён, мы выросли вместе, — последний, приветствуя, машет, — а это его младший брат, Чонвон, — младший кивает, и хотя его детское личико невинно – глаза, как у орла, расчётливы. — Ну, и, к сожалению, вы уже встречались с Джей-хёном, — последний просто салютует, будто Сонхун понимает, что это значит. — Добро пожаловать в Корею, Сонхун-ши! — приветствует громко Чонвон, отмечая отсутствие пространства между Сону и Сонхуном. Интересненько. А ещё, разве это не куртка Сону? — Приятно, наконец, с тобой познакомиться, — добавляет Хисын, изучая Сонхуна. — Ах, неудивительно, что Сону не может перестать говорить о тебе, ты в его вку… — он быстро уклоняется от удара Сону. Ясно, что все друзья одержимы желанием заставить его страдать, поэтому Сону решает вмешаться. — Верно. Сонхун-хён, ты устал? Выглядишь сонным. Может, пойдём? Да, точно, пойдём, — он тянет парня в сторону, и Сонхун ему это позволяет, пока чей-то голос не замечает: — Парковка в другой стороне. Сону почти спотыкается и хмурится: — Я знаю! Он меняет направление, всё ещё таща за собой усмехающегося Сонхуна, но то, что они идут в неправильном направлении, всё равно становится ясно. Они уже проходят несколько метров, когда Джей решает не мучить Сону. — Эй, а ну вернись. Хисын-хён отвезёт вас домой. Джейк, ты можешь поехать с нами, если не хочешь чувствовать себя третьим лишним. На твоё усмотрение. Джейк устало вздыхает и уже собирается пойти в сторону Чонвона и Джея, когда: — Так говоришь, будто я не буду третьим лишним среди вас. — Подожди. Джейк оборачивается на голос и видит задумчиво глядящего на него Сонхуна, и моргает в любопытстве. Он уже передал документы об иммиграции Хисыну, пока Сону и Сонхун утопали от любви друг к другу – это всё, конечно, очень мило, но на дворе три часа утра, и Джейк чувствует себя плавленным желе после тринадцати часов, проведённых в небе. Ему, на самом деле, жаль, что первый полёт Сонхуна был таким долгим – и это было нелегко, но Джейк также понимает, что его положение достаточно особенное, чтобы не чувствовать всех тех неудобств. В конце концов, что такое какие-то несколько часов по сравнению с ожиданием, растянувшимся на всю жизнь? — А? — но парень вдруг кланяется перед ним, девяносто градусов и всё такое. — Спасибо, — Сонхун говорит всё ещё с опущенным лицом, — за твою помощь. — Э-эй, всё хорошо! — Джейк взволнованно машет рукой. — Правда! Не стоит быть таким формальным! Мы в буквальном смысле одногодки! — он тянет Сонхуна за плечо выше и встречается с замешательством. — Это… неправильно? — хмурясь, спрашивает Сонхун. — Сону… делал так раньше, — рассуждает он, вспоминая, как кланялся младший, когда благодарил Вику. — Нет, просто… — Джейк действительно собирается провести ускоренный курс по культурным нюансам прямо сейчас? — Думаю, всё в порядке, — заключает он, даже если чувствует, что изумление Сону излучается в качестве физической силы. — Не переживай, — потому что Сонхун и правда отлично справляется со всем, что на него навалилось, заставив вступить в новую жизнь так радикально. Джейк никогда бы не смог так. После конечных торгов, с кем пойдёт Джейк по итогу, всё заканчивается тем, что тот едет с Джеем и Чонвоном, а Хисын в тишине отвозит остальных. Он видит Сону и Сонхуна в зеркале заднего вида, таких оживленных для трёх часов ночи (или утра), выглядывающих из окна, когда Сону указывает на что-то и объясняет очарованному Сонхуну. Даже перед тем, как сесть в машину, глаза последнего горели любопытством, и он очень интересовался окружением, будто впервые увидел мир. И во многом это правда было таковым. Хисын сосредотачивается на дороге до конца поездки ради всеобщей целостности и безопасности, пока тихие голоса его компаньонов на заднем сидении – кроткое напоминание о вещах, которые он всегда воспринимал как должное. Родители Сону любят Сонхуна. Этот факт стал довольно очевидным при его пребывании в семье Сону. Первый день – да, ожидаемо, странный, но Сону научится справляться с такими ударами. Это немного неловко, потому что его родители, кажется, решили избаловать Сонхуна, чего никогда не делали даже с ним самим или его сестрой. Завтрак, мягко говоря, банкет. Сонхун лишь упомянул, что никогда не ел панкейки, и миссис Ким приняла это слишком близко к сердцу. Сону не знал, что панкейки могут быть такой высоты, и он не заинтересован в повторении подобного опыта. Сонхун застенчив, но также до невозможности вежлив, достаточно любезен, чтобы принимать все знаки обожания, какими бы они ни были. Сону бы вмешался, если бы у него самого не было желания обсыпать Сонхуна всем, что он захочет. — Твои родители… очень милые, — говорит Сонхун после завтрака, когда они остаются наедине, а родители уходят на работу. Его нуна наверху – достаточно умна, чтобы скрыться в своей комнате и пожелать Сону удачи, из-за которой он категорически отказывается понимать уровень последствий. Сону хочет сказать что-нибудь остроумное, чтобы заметить, что Сонхун теперь как член их семьи, но в глубине души он невероятно благодарен родителям за их приветливость. Они знают историю Сонхуна, и хотя Сону никогда не говорил им этого не делать, но никто из них не пресёк черту и не спрашивал гостя обо всей ситуации – все общались с ним, как с нормальным, обычным человеком, а не как с хрупким и жалким. Каждый из них был хорошим и любящим человеком – если бы не их любовь и иногда сомнительные способы выражения заботы, Сону не вырос бы таким же. Но никто не услышит, как он говорит это вслух. Может быть, раз в год. — Да, думаю, они хорошие, — говорит вместо этого Сону, в последний раз проверяя содержимое своей сумки перед выходом из дома. У него пока нет прав, так что они поедут на автобусе или, возможно, на метро позже, или на такси, если устанут. Он думает, что Сонхуну в любом случае будет интересно, так что не особо важно. — Но опять же, тобой тяжело быть не очарованным, хён. Сонхун срывает выбившуюся нитку с низа рубашки и забывает ответить, чувствуя себя неловко от непринуждённой искренности. Сону улыбается, глядя на него, и волна нежности трепещет в животе. Кроме безразмерных толстовок, Сонхуну из гардероба Сону не подходит ничего, поэтому отец младшего добродушно одолжил Паку свою одежду: они были примерно одного роста, так что брюки можно с легкостью закрепить ремнём. И пусть Сонхуну очень неловко носить чужие вещи, Сону находит его очень привлекательным и, на самом деле, его расстраивает, что какая-то простая рубашка и брюки могут заставить кого-то выглядеть столь потрясающе и фотогенично, даже среди беспорядка в спальне Сону. Очевидно, что годы ручного труда сказались на телосложении Сонхуна, потому что даже обычная однотонная футболка так изящно подчеркивает его широкие плечи, заставляя выглядеть как статуя в Лувре. По утрам немного прохладно, поэтому Сону даёт хёну ещё и тёмный кардиган – одна из попыток Джея изменить стиль Сону на что-то менее радужное, но всё закончилось неправильно выбранным размером. И Сону совершенно не удивлён, что вещь садится на Сонхуне как влитая, будто этот кардиган столько времени ждал своего законного владельца и, наконец, дождался. Возможно, это немного радикально, но Сону всовывает рукописную бумажку с адресом их дома и телефоном Сонхуну в карман. Просто на всякий случай. Не то чтобы Сону прям планировал терять хёна в толпище – лучше быть уверенным в том, что ничего не случится. В этот раз Сонхун на его попечении, а не наоборот; есть некоторое давление, которое ложится на плечи Сону с этой ответственностью, но решимость сделать пребывание Сонхуна здесь интересным перевешивает все опасения. Они живут на окраине Каннама, что делает для них доступными множество интересных мест, и Сону, как гид, позволяет себе сегодня быть более клишированным. Джей и Джейк тоже хотели присоединиться к ним, но Сону знает, что нельзя вестись на их мольбы, типа: «Я клянусь, мы будем хорошо себя вести, особенно, когда будут говорить Пак Чонсон и его извилистые, злые брови». Но Сону сказал, что они смогут потусить вместе в следующий раз, когда он не будет скупиться на новых друзей для Сонхуна. Заперев за собой дверь, он просит хёна следовать за ним, когда они мирно идут к остановке; сегодня прекрасная погода для прогулки, небо достаточно светлое и с нужным количеством облаков, что лучше не придумаешь. Сонхун идёт рядом с ним, и манжеты их рубашек постоянно сталкиваются друг с другом, как и пальцы. — Куда мы… идём? — в конце концов интересуется старший, наблюдая за всем с интересом. Даже не смотря на то, что жизнь в доме Сону кардинально отличается от того, к чему он привык (душ с горячей водой – всё ещё одна из самых диких вещей для него), это место до сих пор застаёт его врасплох. Оказывается, что аэропорт – это только верхушка айсберга. Жизнь снаружи такая… удивительная. И громкая. Немного страшная, да, но такая захватывающая – в основном потому, что Сону управляет каждым его шагом, чтобы старший не чувствовал себя потерянным. Услышав вопрос, Сону поворачивается к нему, игриво моргая глазками. — Это секрет! Сонхун дуется, но не может стереть улыбку с лица. По мере того, как они движутся всё дальше, глаза цепляются за людей, что идут в противоположном направлении. Большинство из них смотрит вниз на маленький прямоугольный предмет, по которому бегло стучат их пальцы, и, конечно, Сонхун знает, что это телефон: он множество раз видел, как люди ими пользовались, когда они с племенем останавливались в городах, но никогда не пользовался им и не нуждался. Только когда Джейк предложил записать видео для Сону. То, что привлекает внимание Сонхуна, никак не проходит мимо глаз Сону, и когда они сидят на автобусной остановке, он даёт старшему свой телефон и призывает к его исследованию. И по мере приближения их автобуса Сонхун выясняет, как работает Гугл, но когда они занимают места, его начинает занимать другая вещь. Людей в автобусе много, и когда несколько пассажиров поворачивают головы в их сторону, Сонхун думает, могут ли они сказать, что он… другой? Будто читая его мысли, Сону подталкивает в плечо. — Хён… — вздыхает он. — Ты когда-нибудь смотрел в зеркало? Они так пялятся, потому что… — Сону делает драматичную паузу для полного эффекта, — ты очень красивый. Сону, на самом деле, говорит это так часто, что Сонхун правда начинает верить. Чувство неуверенности, которое он испытывал, внезапно сменяется смущением. — И от этого мне больно, — добавляет младший, прижимаясь ближе к Сонхуну, когда он возвращает телефон. — Я тебе покажу, как незаконно красиво ты выглядишь. Сону никогда не открывал камеру с такой свирепостью, и это было бы очень забавно, если бы он не был так серьёзен. Именно так до конца поездки они делают больше сотни селфи. Некоторые, конечно, всё также продолжают за ними наблюдать, но теперь по иной причине. Если кто-то из автобуса, тайно делая фото, думает, что они мемберы новой группы айдолов, тогда… ну, это будет не первый раз, когда они ошибутся. Когда они буквально вылетают на улицу, Сонхун поражается тому, как громко вокруг. Улицы разрываются от ярких, оптимистичных цветов, и везде, куда бы он не пошёл, оживлённые толпы вечно носятся вокруг него. Играет музыка, а к высоким многоэтажным зданиям прикреплены огромные экраны. Переполняет эмоциями, и частичка, привыкшая к уединению в Сибири, постепенно откидывается назад и становится всё меньше. Он боится утонуть, но его крепко удерживают за запястье. — Хён, — Сонхун сосредотачивается на голосе Сону, — Всё будет в порядке. Мы весело проведём время, хорошо? Сонхун кивает, даже будучи неуверенным. — Хорошо. — Это место называется Мёндон. Мёндон – один из крупнейших в Сеуле торговых районов, полный универмагов, игровых автоматов, ресторанов и переулков с дешёвой уличной едой. Для Сону юность выглядит именно так. Весело, громко и немного хаотично, но самое главное, это ощущается живым. Он знает эти улицы как свои пять пальцев и знает нужные места: кафе с мороженным в пятом квартале, где аджосси, который всегда знает его заказ наизусть, или старый игровой автомат у кафе, где подают вкусный чачжанмён. Сломанные торговые автоматы, которые никто не потрудился заменить. Похожие здания, которые изменились лишь немного, но зато есть вечно меняющиеся пейзажи, когда он ездит на автобусе в школу. Запах жизни с людьми, которые вечно блуждают вокруг. Несмотря на их опасения, Сонхун успешно проходит сквозь толпу людей, борясь с тревогой быть потерянным в таком быстротечном городе. — Помнишь, когда мы ходили на рыбалку? — спрашивает Сону, когда они стоят у маленькой палатки, где подают хлеб в форме рыбок, находя это забавным. — Попробуй, это пуноппан, там внутри паста из красных бобов, правда очень вкусно! — он передаёт несколько монет продавцу и, поблагодарив, принимает от неё два кусочка, завернутых в бумагу. Сону предлагает один Сонхуну. — Съешь его, пока тёплый, хён. Сонхун берётся за выпечку осторожно и смотрит с интересом, особенно на рыбью голову. К радости Сону, старший подносит булочку к носу, принюхиваясь, и его глаза округляются, когда он узнаёт запах: — Панкейк! — восклицает Пак, вспоминая тот губчатый тортик, который приготовила миссис Ким в прошлый раз. Сону смеётся звенящим голосом. — Думаю, они немного похожи. — Но, — начинает Сонхун, подозрительно вертя булочку в руке, — почему рыба? Удивленный вопросом Сону надувает губы: — Хороший вопрос. Я тоже не знаю, — отвечает он, откусывая. Хрустящая корочка просто восхитительна. Сонхун внимательно смотрит на него, а потом на собственный пуноппан, будто на теннисный матч, но, наконец, аккуратно откусывает, чувствуя взгляд Сону на себе. Лицо старшего вмиг меняется, когда он доходит до начинки – сразу сияет. Сону задыхается от смеха: — Нравится? Кусая ещё раз, Сонхун кивает, наслаждаясь ароматом – он мягкий и сладкий, а паста внутри густая и не напоминает ничего из того, что он пробовал раньше. Сону слышит мягкий смех и оборачивается. — Твой друг не отсюда? Он совсем не заметил, что продавщица за ними всё это время наблюдала. — Ам, да, — отвечает Сону, — это его первый визит. — Кажется, весьма неплохой, — у неё сильный кёнсанский акцент, из-за чего голос звучит немного грубовато, но аура матери всё равно перебарывает. Она напоминает Сону немного Вику. — Надеюсь, ему тут понравится. Вот, приветственный подарок, — она протягивает коричневый пакетик. — За счёт заведения. — О, — он качает головой, — не стоит, аджума. Женщина цокает с неодобрением. Да. Определённо как Вика. — Посмотри на него, — говорит она, кивая на Сонхуна, который наблюдает за диалогом с широко раскрытыми глазами, невинно сжимая пустой пакетик. — Твой мальчик совсем худой. Тебе стоит его накормить. — Он не мой ма… Сонхун, кажется, понимает ситуацию, так что быстро и без предисловий берёт предложенный пакетик, зарабатывая сердечные вопли удивлённой женщины. — О Боже, — Сону в панике бросается в попытках выхватить пакет из рук Сонхуна, но тот выше и держит его высоко над головой, и это вне досягаемости младшего. — Сонхун-хён, верни его! — он смотрит на него, стоя на носочках, в отчаянии. — Сейчас же! Когда это не срабатывает, Сону смотрит в лицо женщины и несколько раз кланяется: — Мне очень жаль! Я заплачу! Но она просто смеётся ещё громче: — Эй, просто поешь, малыш, — улыбается она Сонхуну, которому прилетает по голове от младшего, но он даже не обращает на это внимания, уже почти наполовину съев булочку. Сону хочет удариться головой об дорогу. Продавщица их отсылает, слишком довольная для человека, который за бесплатно отдал булочку. Сону вздыхает с поражением, но Сонхун не разделяет с ним подобного чувства. — Сону, хочешь? — старший предлагает ему оставшуюся часть. Трудно сказать, знает ли он, что нельзя принимать вещи от незнакомых людей, или ему было просто всё равно. — Всё хорошо, доедай. Но я бы купил больше, если бы знал, что ты такой голодный, хён. Сонхун заканчивает с булочкой тремя укусами. — Не голодный, просто… мне понравилось, — он бессознательно причмокивает губами. — Очень вкусно. Сону нежно улыбается, несмотря на смущение ранее, потому что на Сонхуна злиться тяжело. Он понимает, как быстро Сонхун оседает в этом месте, подхватывает всё налету, его инстинкты выживания отточены естественным путём в течение стольких лет, поэтому он, неудивительно, очень приспособлен к изменениям. Он умный и практичный, поэтому приспосабливается в разы лучше, чем Сону в свой первый день. Потом они идут к игровым автоматам, от которых через тридцать минут Сону пытается оттянуть Сонхуна – он, кажется, настолько увлекается, что даже не замечает среди выигранных призов плюшевого лисёнка. Это коварная капиталистическая ловушка, и Сону, честно говоря, не хочет иметь с ней ничего общего. Но также Сону слишком мягкий и слабый, чтобы сказать хёну, что пора закругляться. Он, конечно, понимает это чувство победы, и он был бы лицемером, чтобы остановить парня, когда сам в своё время потерял на этом столько денег. Слишком много. Спустя тридцать пять тысяч вон Сонхун выигрывает новую плюшевую игрушку, и хотя она выглядит в разы дешевле потраченных денег, Сонхун вроде повеселился, а значит, остальное неважно. — Ты серьёзно будешь таскать её с собой целый день? — Сону поднимает бровь, глядя на противоречивую сцену: взрослый, высокий парень, держащий плюшевую лису, как младенца. — Да, — пауза, — это Дону. Наступает тишина. — Дону, — повторяет монотонно Сону. — Серьёзно, хён? Сонхун кивает, точно зная, что он делает. Яркие экраны и звуки VR тоже привлекают Сонхуна, и так они оказываются играющими в это – Сону даже не знает, хорошая эта идея или нет. Сонхун всегда был спокойным, сбалансированным человеком и, как и у большинства людей, у него есть своя детская сторона, которая время от времени просыпается, но в случае с Сонхуном… хватит пяти пальцев, чтобы пересчитать подобные случаи. Этот один из них. — Подожди-подожди-подожди! Я не могу! Сону растворяется в припадке смеха. Он никогда не чувствовал такого напряжения со стороны старшего, но сейчас это так уморительно, что Сону еле удерживает телефон с открытой камерой в руках, записывая то, как стремительно Сонхун теряет самообладание и рассудок. — А-а-о-о! Подожди! Стой! — он подсознательно переключается на родной язык, быстро поворачивается вправо, пока виртуальные зомби медленно подступают к нему. Даже этот ненастоящий автомат в руках бесполезен, потому что единственное, что Сонхун делает – кричит: — Айщ! Что происходит?! Я не могу! А-а-а! — он бросает устройство виртуальной реальности через всю комнату и падает на пол, задыхаясь, как будто пробежал милю. Сияющий лик Сону отражается от шлема, когда он смотрит вниз на Сонхуна, пока тело того бьётся в истерике. Убедившись, что они ничего не сломали, ребята уходят, пока персонал кидает на них острые взгляды, явно не забывая о том, как Сонхун чуть не разбил их дорогую консоль, но Сону интересует больше беспорядок на голове старшего – милый беспорядок, и Сону тянется к волосам, пытаясь вернуть причёску к жизни. — Никогда больше, — шмыгает Сонхун. Его лицо напоминает ребёнка, которого обманом заставили делать то, что он совсем не хотел, голос стальной и обескураженный. Он прижимает Дону к груди, чувствуя себя уязвимым, когда разум напоминает о монстрах из игры. И даже несмотря на то, что Сону объяснил, как это работает, этого было недостаточно, чтобы предотвратить чувство шока. Технологии – это страшно. Сону пытается скрыть улыбку, похлопывая другого по плечу. — Это… всё было не так уж и плохо. Сонхун останавливается и смотрит на него так, будто устал от этой жизни. — Сону, я бы лучше… с медведем сразился. Выражение лица Сону – нечто среднее между поражённым и восхищённым, и Сонхун думает, что это выражение довольно интересно для человека, который втянул его в этот кошмар. Чтобы как-то компенсировать пытки, Сону заводит Сонхуна в ресторан барбекю, где второй открывает для себя такое чудо, как самгёпсаль. Можно с уверенностью сказать, что Сонхун забывает об ужасающем опыте в виртуальной реальности, как только они начинают есть. Солнце почти садится, когда они идут по холмистой улице, и вид напоминает Сону о проведённом времени с ненцами. Если Сеул и замёрзлая Сибирь такие разные, то небо и там, и там остаётся таким же. Когда мать посадила его на домашний арест, Сону думал, что умрёт от скуки, но, похоже, ему удалось вытянуть некоторые привычки с Сибири и не обращать внимания на одиночество. Он часто смотрел в окно с подоконника и думал о том, что делает Сонхун. Ему интересно, делали бы родители Сонхуна так со своим сыном. Когда Сону разговаривал с Ёнджуном в том кафе, то перед уходом спросил, почему родители Сонхуна не захотели вернуться обратно. Он ни разу не сомневался в их любви к сыну, которая следовала из записей в дневнике миссис Пак, но для Сону это всё ещё глупое решение, которое с лёгкостью могло бы предотвратить несчастный случай. Ёнджун тогда серьёзно на него посмотрел, нахмурившись и пытаясь сформулировать мысль. — Я не могу говорить за них, и как бы я ни был не согласен с их решением, но как человек из той же области, я думаю, есть множество причин, по которым мы отправляем людей в Арктику или почему сами хотим туда отправиться. Я полагаю, всегда есть место страсти к познанию, — даже Хисын обратил внимание, глядя созерцательно, пока сонбэ говорил. — И исследование – это физическое выражение этой страсти. Если у тебя есть желание познать и силы для практической демонстрации, то иди и исследуй. Кто-то назовёт тебя придурком, а кто-то спросит, в чём смысл вообще? Общество предполагает возможности для продажи, и принято считать, что исследования не обещают финансовую отдачу, — не об этом Сону думал, когда называл выбор Паков безрассудным, и всё равно чувствует вину. — Большую часть времени нашим учёным приходится бегать в одиночку, но те, с кем они ездят на санях – не просто бизнес-партнёры, и я думаю, это уже большая награда. За своё пребывание Паки присылали бесчисленное количество отчётов о трудолюбии, — он откинулся на спинку стула, наблюдая за пешеходом, пересекающим проезжую часть. — И конечно, это может показаться кучкой бесполезной статистики, немного глупо умирать в ретроспективе, но только для тех, кто не понимает этого. Когда ты идёшь туда, ты должен осознавать все риски. Когда что-то случится – у тебя не будет оснований для жалоб. И если жизнь тебя любит, то ты получишь свою награду, пока всё, чего ты хочешь, это то, что это место готово предложить. Ёнджун горько улыбнулся, и Сону с тяжёлым сердцем ответил ему той же улыбкой. Он всё ещё не согласен с решением родителей Сонхуна, однако чувство не такое плохое, но он всё ещё злится. Это грустно и разочаровано. Если уж на то пошло, то это Сонхун должен быть расстроен. Они ещё не говорили об этом, и Сону ходит на цыпочках, не зная, как поднять тему, и в конце концов решает, что они поговорят, когда Сонхун сам того захочет. Если захочет. Они спокойно бродят по улицам, всё ещё полных людей, дороги ярко освещены рекламными щитами и светлыми витринами магазинов, ресторанчиков с очередями из ожидающих людей; этот район всегда оживает с наступлением темноты. Маленькие зелёные деревья покачиваются, когда ветер бьёт по ним – по вечерам всегда холодает, и Сону рад, что дал Сонхуну кардиган раньше. Но внезапно, он осознаёт одну простую доступную вещь, и начинает смеяться себе под нос, на что Сонхун смотрит вопросительно. — Нет, я просто, — Сону пожимает плечами, — волновался, что ты замёрзнешь, но потом вспомнил, где ты родился. Сонхун понимающе улыбается и прижимает Дону ближе, чтобы посмотреть на кардиган, что на нём. — Это не значит, что… я не могу… замерзнуть, — говорит он с вдумчивым выражением. — Спасибо. Что… думал обо мне… всегда. Сону удивлённо моргает, раскрыв губы. — Н-ну, — он отворачивается, — я не хочу, чтобы ты грустил. Ты только что приехал, — отвечает в спешке. — Нет, я имею в виду, — Сонхун тянет Сону за локоть, разворачивая к себе, — за всё. Ты заботишься… обо мне, и я хочу… отблагодарить тебя. Он смотрит на него слишком нежно, и хотя это не первый раз, когда они так близко (они, блять, уже держались за руки), Сону чувствует, как тепло расплывается по груди и щеками, стоит Сонхуну только коснуться его руки, и хочет убежать, потому что чувствует, что сгорит. Или заплачет. Или и то, и другое. Сону наигранно кашляет, и, Боже, он чувствует себя таким отстойным, потому что что, чёрт возьми, происходит? — Хён, я просто пытаюсь отплатить тем же, — отвечает он, говоря громко и всё ещё пытаясь избегать чужого взгляда. — Сону, — Сонхун хихикает, — почему ты смущаешься сейчас? Сону хочет разложиться. Джей был прав. Им с Джейком стоило пойти с ними. Он больше никогда не будет относиться к Джею неуважительно. Сону ничего не знает. — В-вау, смотри! Небо сегодня такое ясное, — младший не так хорош в смене тем, поэтому просто тычет в высокую башню. — Это башня Намсан. И мы пойдём туда. Сейчас, — он делает шаг от Сонхуна. — Да. Пошли. Давай. Они возвращаются на станцию Мёндон, потому что линия связывает Намсан именно с ней, и когда прибывают, Сону покупает билеты на канатную дорогу к башне. Сонхун встречает предстоящую поездку со смесью ужаса и возбуждения, как Сону, впервые увидевший оленя. — Нам… обязательно? — спрашивает старший, когда настаёт их очередь и гид ждёт, пока они сядут. Сону кивает и тянет вперёд, зная, что чем больше Сонхун сомневается, тем больше вероятность, что он вовсе отступит. Оказавшись внутри, Сонхун льнёт ближе к Сону, хватаясь за низы его джинсовки. Некоторые оборачиваются глядя на Сонхуна с плюшевой игрушкой в руках, но тот слишком занят переживаниями, чтобы обращать на это внимание. Он пугается, когда вагончик трогается, и в итоге смотрит в прозрачный пол, что становится плохой идеей. Ощущения похожи на те, когда самолет взлетает, и пока поездка проходит гладко, это не настоящая проблема для Сонхуна; всё это из-за высоты и того факта, что он может видеть, как они далеки от земли. Рука, держащаяся за куртку Сону, соскальзывает, и старший теперь держит его за запястье крепкой хваткой. Сону вздрагивает, но не может заставить себя жаловаться. — Хён, не смотри вниз, — говорит он, — давай, посмотри вокруг. Сонхун с твёрдостью отрывает глаза от пола, пытаясь прислушиваться к Киму, медленно поднимает голову и выдыхает – хватка ослабевает. Вид на Сеул – это созвездие ночью, калейдоскоп мерцающих огней, сияющих вдали, когда тёмное небо проносится над этим городом, который не знает сна. От неоновых вспышек до радужных свечений жёлтого, фиолетового и оранжевого – это мир без границ сверху. Впервые ощущение того, что он так далеко от дома, не кажется таким тоскливым, и Сонхун задерживает дыхание, подобно слабому сиянию Луны, когда она проходит через облака. И пусть поездка длится всего семь минут, но Сонхун словно проживает целую жизнь с глазами, ни разу не оторвавшимися от блеска города внизу. Они ведь шли по этим улицами всего несколько минут назад, а теперь – в сотнях футах над ними. Эта версия реальности пугает – как легко прыгать с одного места на другое, быть так близко к звёздам и сбежать в виртуальный мир одним лишь нажатием кнопки. В Сибири они передвигаются не потому, что хотят, а потому, что должны, чтобы выжить и жить, когда смерть постоянно преследует их за спиной. Природа безжалостна, а холод сильнее всего кусает тех, кто не может тянуть сани. Это было не сложно, потому что это всё, что они знали и умели, и Сонхун никогда не поймёт, насколько сильно это отличается для других людей по всему миру. Вагон останавливается, и они выходят последними: взволнованный Сону толкает гораздо более безмятежного Сонхуна к выходу. Когда они выходят, кажется, что ветер внезапно увлекается ими и оборачивается вокруг, пробивая деревья, скрипя и стоня, как старое кресло-качалка. Это вызывает озноб, и Сону потирает руки, мысленно наказывая себя за то, что не додумался взять пару перчаток. Он борется с дрожью, когда ведёт Сонхуна вверх по деревянной лестнице, ведущей на смотровую площадку. Заметив дрожь Сону, Сонхун останавливается, заставляя и младшего развернуться. — Хён? Сонхун бесцеремонно вручает ему игрушку, и Сону принимает Дону одной рукой, растерянный, но благодарный за тепло. И тем не менее, Сонхун не заканчивает, предлагая свою руку Сону, мягко освящённую фонарными столбами. Однако Сону просто продолжает пялиться на него, и старший сам сокращает дистанцию, сцепляя руки. Его тепло немедля приносит сказочный комфорт. Вот так, Сону может притвориться, что они снова в Сибири катаются на санях с Сонхуном, держащим его ради безопасности, чтобы он не упал. Его щёки пылают и почти сгорают к тому моменту, как они добираются до вершины, идя бок о бок в унисон. Нога в ногу. Идут медленно, но Сону чувствует, будто его сердце сейчас вырвется из груди. Они стоят на краю платформы с видом на Сеул, вид такой же великолепный, как тот, что Сонхун видел на канатной дороге, если не лучше. Никто какое-то время не разговаривает, просто спокойно смотря на загруженный город. Холодный муссонный воздух прохладный и несёт свежий влажный запах, который Сонхун находит знакомым – как сосны и снег. Сону убирает свободную руку в карман, шмыгая носом, когда ещё один порыв ветра ударяет в лицо. — Круто, правда? — спрашивает он и слышит, как Сонхун согласно мычит. — Я думаю, отсюда мы сможем увидеть мой дом, — Сону бездумно комментирует, косясь в сторону случайных зданий. Сонхун смотрит на Сону, обращая внимание на волосы, покачивающиеся от того, что младший в поисках своего дома вечно вертит головой. Он думает, что сегодня Сону, может быть, красивее, чем когда они встретились, в тот день, когда они оба были немного озадачены друг другом. Его глаза блестящие, глубокие и прелестные, и они ловят Сонхуна на разглядывании, но Сону, кажется, не возражает, а Сонхун совсем не боится быть пойманным. — Ты взволнован завтрашней встречей с бабушкой и дедушкой? — спрашивает Сону, пытаясь выглядеть как обычно. Он встречался с родственниками Сонхуна раньше, когда представал перед судом с показаниями. Если бы только время было более великодушным, он был бы рад познакомиться с ними при лучших обстоятельствах. Они милые люди, но годы горя взяли своё, и в их глазах была тупость, когда они наблюдали за судебным разбирательством, выглядя усталыми, грустными и злыми. Сону может только представить, насколько сложна эта ситуация для семьи. Щепка надежды заключалась лишь в том, что они наконец-то встретятся со своим потерянным внуком, чего более чем достаточно, чтобы продвинуть дело вперёд. — Немного, — признаётся Сонхун. — Я не знаю. — Они уже любят тебя, — уверяет Сону, — и ждали тебя так долго. Сонхун знает это, но хочет, чтобы всё было проще. Хочет, чтобы не чувствовалось, будто он стремительно удаляет защитные слои вокруг себя, делая себя уязвимым для всех этих людей, что должны быть его семьёй. Он боится, что не оправдает надежд. Что увидев его, они вспомнят об умерших родителях, о печали, о разбитых сердцах. Что, если он им не нужен? Хотя это преувеличение, Сонхун понимает. Но то, что он чувствовал в детстве, уже заложилось фундаментом в душе. Это трудно полностью демонтировать. — Не бойся, хён, — говорит младший. — Подумай о том времени, когда нашёл меня. Сонхун никогда не сможет забыть этого момента, даже если бы захотел. Это была холодная, снежная сибирская ночь. Как и любая ночь там. Сонхун почти выронил свой фонарь, когда споткнулся. — Я был в ужасе. Я действительно думал, что умру, знаешь, — признаётся Сону, — а потом ты спас меня. Это банально, наверное, но я действительно думаю, что это чудо. Конечно, есть те вещи, для которых мы должны работать, вещи, которые мы можем заработать. Но, хён, иногда радости, которые мир бросает тебе на пути, слишком хороши, чтобы быть правдой. Сонхун вспоминает, как они впервые разговаривали друг с другом, как Сону говорил по-корейски, как он разжёг огонь, который, казалось, давно погас. С тех пор они прошли длинный путь, и Сонхун чувствует себя другим человеком. Он верил, что чем меньше он знает, тем больше ему будет всё равно, что лучше, чтобы ничего не менялось. Потому что просто должен верить в это. В конце концов, надежда – жестокая вещь для ребёнка, который начал задавать вопросы без ответов. Такова природа ожиданий – что-то, что кажется таким осязаемым, прежде чем оно проскользнет между пальцами и спиралями, как вода. Но Сону вскрыл молчание, как закрытый конверт, нашёл маленькую щёлочку, за которую потянул, и мягко разорвал. Это не было починкой, но это было началом, и трещина становилась всё больше и больше, пока вся стена вдруг не рухнула окончательно. Сонхун тщательно обдумывает слова Сону перед тем, как сказать: — Когда ты сказал мне, — начал он, — что поможешь мне, я не… не хотел верить тебе. Когда Сону не говорит, Пак продолжает: — Но я надеялся… так или иначе, — он вспоминает, как они лежали вместе на снегу, — а потом… ты ушёл. И я подумал, что это… нормально, ты ведь не… принадлежишь тому месту. Что я счастлив, что… ты можешь вернуться домой, — глаза немного тускнеют. — Но всё стало по-другому, когда ты ушёл… я стал более одиноким. Чем до встречи с тобой. Я привык к тебе. И было грустно снова оставаться… одним. Сону сглатывает, когда слышит это, но слюна почти отказывается проходить внутрь. Из-за того, что он был так сосредоточен на себе, совсем не подумал, что будет чувствовать Сонхун. Что оставить его – значит вскрыть старые раны. И хотя у Сону был план помощи, было наивно полагать, что Сонхун будет в порядке только из-за своей зрелой личности. Что даже с добрыми намерениями он причинил боль человеку, которому меньше всего хотел навредить. — Не расстраивайся, — говорит Сонхун, смотря на виноватое лицо Сону. — Это не твоя вина. Я бы поступил так же, — он улыбается для уверенности. — Я не буду просить тебя… остаться. В конце концов, ты вернулся… показал, что надежда – это не так уж и… плохо. Даже для такого, как я. Что я начинаю проигрывать, как только… сдаюсь. Но это не значит, что это того стоит, — Сонхун выдыхает. Его голос такой честный и искренний. — Иногда достаточно лишь… одного человека… чтобы изменить всё. Сону кажется, что он задохнётся, если Сонхун продолжит. Но он продолжает: — И пока не стало слишком поздно, я хочу… сказать тебе это, — Сонхун видит глаза, непоколебимые, очарованные, будто он – планета, вращающаяся вокруг Сону. — Что ты всё изменил. И я здесь благодаря тебе. Спасибо. Не просто за то, что присматриваешь и я нравлюсь тебе. Но и за понимание, заботу. Спасибо. За то, что искал и нашёл меня. За то, что боролся. Он может подумать, что Сону заботится о нём больше, чем наоборот, но это неправда. Сону тоже напуган. Каждый из нас. Нужен кто-то сильный, чтобы сделать сильным тебя, но ещё нужно такое же сильное сердце, чтобы смочь оставить после себя всё дабы известное и начать с чистого листа. Некоторые посмотрят на Сонхуна и захотят его пожалеть, ведь он потомок столкновения двух стран. Но тот факт, что его пытались похоронить заживо, и он вырыл себе путь из замёрзшей земли… Всё, что сделал Сону – подтолкнул в нужном направлении. Всё остальное последовало за Сонхуном и зависело лишь от его мужества. — Хён, тебе стоит перестать благодарить меня, — отвечает Сону и смотрит вниз. — Я думаю, нам суждено помогать друг другу, — он почти шутит, но выходит шатко. Ким почти забывает, что у него в руках Дону, но когда вспоминает, то закрывает лицо игрушкой, когда глаза начинают дёргаться. У Сонхуна звёзды в глазах, когда Сону снова смотрит на него. Он улыбается так сладко, будто не он вылил на него эти рвотные шекспировские пьесы, превращая Сону в лужу эмоционального… беспорядка. Это совсем не входило в планы. Но помимо слёз и откровенно тревожного количества признаний, у Сону не было бы другого пути. Старый Сону быстро убежал бы при первых признаках конфронтации, но когда ты начинаешь заботиться о ком-то, это коренным образом преобразует тебя и переделывает таким, каким ты не мог быть раньше. Что когда дело доходит до жизни, ты должен знать, когда быть уязвимым, чтобы в полной мере оценить её красоту, но также быть достаточно грубым, чтобы выжить. Они не замечают, что становится слишком поздно, пока телефон не напоминает об этом. И когда песня звучит, Сону вдруг вспоминает, что это одна из его любимых. ♫ The hole in my soul begins to mend Frigid air starts to thaw In this world of zero I found warmth that's you ♫ Сону бессознательно начинает подпевать, глядя на Сонхуна. Say you love me, say you love me Till the end of the world. Это, по его мнению, вероятно, и является причиной того, почему люди до сих пор пишут песни о любви. Это, по его мнению, и является причиной, по которой он и поёт их.