Мои руки теплые, потому что я прикасаюсь к тебе

Джисон встречает Минхо, когда разливает бутылку персикового чая по асфальту, тихонько матерясь, обрабатывает разбитые колени и клеит на них пластыри с рисунками персонажей из корпорации монстров. Минхо тогда посмеялся, потому что он, казалось бы, взрослый парень, носит широкие черные джинсы и такие же черные футболки, цепляет на шею цепочки, на длинные пальцы — серебряные кольца, на ноги — потертые вансы или конверсы, красит волосы в темно-синий и курит. Минхо уселся рядом на бордюр и забрал из его рук бутылочку с перекисью, бубня под нос, что тот лучше не делает и льет средство без дела. Джисон смутился, потому что парень рядом — случайный прохожий, который начал обсуждать с ним мультики с пластырей, но шипя вытянул ноги по просьбе и смотрел, как тот возится с его ранами. Минхо тогда проговорил с ним минут сорок, но уходя оставил свой номер и несколько мятных леденцов, которые Джисон всей душой не любил. Он запихнул их в карманы, запрыгнул на скейт, в наушниках — чейзы, а на коленях — цветные пластыри и следы чужих теплых пальцев. Минхо становится обыденностью в его жизни, и Джисон понимает, что без него теряется смысл и в персиковом чае, и в вишневых сигаретах и даже мятные конфеты перестают быть такими мерзкими, как раньше. Он входит в его жизнь резко и незамедлительно, становясь центральной частью всей системы жизнедеятельности Джисона. Минхо недалеко учится, и первое время они пересекаются только после учебы, находя для себя некоторые общие темы и общий комфорт, который они разделяют на двоих, сидя в кафе или парке, куда обязательно берут согревающие напитки (Джисон - персиковый чай) и долго сидят, прижимаясь ногами друг к другу, потому что так теплее и уютнее, ведь на улице всего пятнадцать градусов уже две недели и пальцы предательски мерзнут, слегка покалывая. Минхо любит держаться за руки, и Джисон ему это позволяет, переплетает с ним пальцы и заматывает их его же шарфом или пихает под подол чужого кремового пальто, слушая тихий смех. От Минхо исходит тепло. Он улыбается всегда, когда Джисон рассказывает что-то дурацкое и не имеющее смысла, но Минхо запоминает каждую деталь и шуршит фантиками в карманах, пока он стряхивает сигарету над пепельницей на его балконе, щурясь от восходящего солнца. — Мы с тобой такие же друзья, как в видео в Тиктоке, — начинает Джисон, — Типа, когда один одевается как рэпер, а второй как жена рэпера! Но в нашем случае муж, — Джисон смеется и оглядывает их: на Минхо бежевые брюки и белый пушистый свитер, носки с мордочками котов и светло-русые волосы, в ушах аккуратные гвоздики, в то время как Джисон натягивает пониже свою черную футболку, трет пухлые щечки полосатыми рукавами из-под первого слоя ткани и бренчит железными браслетами. Голые ноги окутывает легкая прохлада, на левом колене рука Минхо, а джинсы валяются где-то в комнате, потому что кружка с чаем горячая и Джисон самую малость неаккуратный. От предложенной одежды отказался — так удобнее. — Скорее пара. — Какая пара? Сейчас выходные или ты… — бормочет Джисон, пока Минхо гладит его голое бедро кончиками пальцев. — Влюбленных, — говорит уже тише и улыбается, смотря на пропадающий на горизонте месяц и пушистые облака. — Че пугаешь, приколист, — Джисон шлепает его по руке и неловко чешет затылок, опуская взгляд и умоляя свое сердце успокоиться и не биться так сильно, потому что ему кажется, что вот-вот и Минхо увидит, как от биения подлетает одежда, и он вовсе заплачет от абсурдности ситуации. Потому что у Минхо такой юмор, он шутит и ничего такого не говорит всерьез. А Джисон еле сдерживает мурашки от чужих теплых пальцев на своей коже. Минхо хмыкает, придвигается ближе и обнимает за талию, опрокидывая на раскиданные по теплому полу подушки. Джисон смеется, когда тот наваливается сверху и щекочет дыханием его шею, сжимая пальцами чужое тело. Джисон жмется ближе, обнимает за шею и чувствует чужое дыхание. Он неосознанно вплетает пальцы в его волосы, слушает, как Минхо тихо хмыкает, и зевает. На часах пять сорок восемь, перед глазами бегают белые мошки и где-то между сном и реальностью Джисон ощущает несколько легких поцелуев на плече, но списывает все на свое бурное воображение и нехватку этих самых поцелуев. — Ты задумывался, когда мы стали так близки? — этот вопрос давно крутился в голове Джисона и по какой-то непонятной даже для себя причине он решил задать его сейчас. Минхо замирает с пультом в руках, смотрит на экран и вновь не поворачивает голову. Он что-то перебирает в своих мыслях и молчит, поэтому Джисон решает продолжить, — Уже прошло… Полгода? Мы ведь в августе познакомились. Мне тогда шестнадцать было, ты же видел, что я мелкий, зачем подошел? — Ты жалеешь? — Ты… Вовсе нет! Я не об этом, — Джисон хмурится и кутается в теплый плед, — Почему ты решил подойти? Что именно тебя сподвигло? — спрашивает, пиная Минхо коленом, — И я очень счастлив из-за этого, между прочим, — тихо добавляет он. — Хм, — Минхо откидывается на подушки и дует губы, смотря куда-то, словно он рентгеновским зрением прожигает телевизор и вглядывается в сверкающие на ночном небосводе звезды, считая каждую из них. Джисон ловит себя на мысли, что хотел бы считать звезды в его глазах, — Ты выглядел жалко с этими раскиданными ватками и персиковой лужей. — Ты невыносимый, — Джисон закатывает глаза и накрывает лицо пледом, чтобы не смотреть на лежащего рядом парня, — Друг называется. Минхо молчит, ложится на бок и притягивает его к себе. Обнимает за талию и переплетает их ноги друг с другом, деля один теплый плед на двоих. Джисон выглядывает из своего убежища и отводит взгляд от внимательно изучающих глаз Минхо. Он сжимается до размеров атома, потому что тот смотрит пристально долго, очерчивает каждый миллиметр на его лице и молчит. — А кто сказал, что я друг? — в тишине темной комнаты звучит довольно громко, отчего Джисон натягивает плед выше и прижимает его к груди, лишь бы заглушить стук своего глупого влюбленного сердца. Минхо утыкается своим лбом в чужой и оставляет поцелуй на кончике носа. Джисон распахивает глаза и сводит зрачки, удивленно хлопая ресницами. — Не коси глаза, — Минхо прижимает указательный палец между его бровей и растирает сложившуюся складочку, ближе притягивая друга ногами, — Ты хочешь спать? Джисон только кивает и прижимается носом к чужим ключицам. — Я подошел, потому что ты выглядел как тот, кто нуждается в моей заботе, — продолжает он спустя несколько минут. Минхо втягивает носом запах вишневых сигарет и утыкается в синюю макушку. Джисон думает о том, кто они, если не друзья, переплетает их пальцы, когда Минхо уже крепко спит, и хочет поцеловать мятные губы, но пересиливает себя и закрывает глаза, переводя сбившееся от наступающих слез дыхание. У Джисона внутри что-то ломается. — Ты пиздецки влюбленный, — отчеканивает Сынмин, смотря на то, как Джисон перебирает в руках шарф Минхо и изредка поглядывает в его сторону. На Минхо длинный белый пуховик, он перекрасил волосы в светло-рыжий и хрупкие снежинки забвенно для Джисона опускаются на уложенные пряди. В душе что-то настойчиво цокает, Минхо улыбается своей улыбкой-динозавриком, на улице февральские холода, — весна совсем скоро, а значит третий сезон вместе. — Это… Так заметно? — Джисон тушуется и кусает губу. Минхо кричит ему, чтобы прекратил, потому что мороз, а Джисон обветренные губы ненавидит. Первый смотрит сердито, и Джисон машет ему, видя, как за его шиворот прилетает снежок, а немного поодаль смеется Хенджин и сверкает глазами-месяцами. Джисон улыбается и продолжает перебирать ниточки бежевого шарфа. — Ты даже не представляешь насколько, — Феликс взвизгивает, когда Чанбин касается ледяной рукой его шеи, и забирается ему на колени, начиная легонько стучать крохотными кулаками по его плечам, запрятанным в широкий пуховик. Енбок смеется и через несколько минут успокаивается, обнимает Чанбина за шею и укладывается головой на его грудь, вслушиваясь в стук чужого сердца сквозь громкий голос Хенджина, бубнеж Джисона и толстый пуховик. — Ты не говорил об этом с ним? — Чанбин гладит Феликса по волосам и внимательно смотрит на Джисона. — Нет… Да и зачем? Он покрутит пальцем у виска и скажет, что я придурок, — он выдыхает, его лицо окутывает белый пар, а сердце — ледяная корка, — И может ему парни не нравятся, — тихо добавляет. Феликс поворачивает голову и изумленно смотрит на Джисона. Ему на лицо сыпятся снежинки, на талии крепко сцеплены руки Чанбина, а перед глазами надутый Джисон, который, кажется, не хочет продолжать этот диалог, — он зарывается носом в ворот своей куртки и хмурится, хрустя пальцами. В руках все так же шарф Минхо, на голове его шапка, запястья сжимает резинка перчаток того же владельца, и Феликс очень хочет открыть глаза Джисону, указывая на эти жесты заботы. Минхо так относится только к Джисону. Он дает ему свою теплую одежду, когда тот гордо заявляет, что не замерзнет, а через полтора часа стучит зубами от холода и тыкается носом в его плечо. Таскает ему персиковый чай и мягко улыбается, когда Джисон кидается ему на шею из раза в раз, потому что: «Хен, спасибоспасибоспасибо». Слушает абсолютно все, что тот говорит. Держит его за руки и крепко-крепко обнимает, хотя прикосновения не любит так же сильно, как Джисон мятные леденцы. Минхо всегда смотрит на Джисона, что бы тот не делал: при любых обстоятельствах он оказывается рядом быстрее всех, подставляет свое плечо Джисону и опускает руки на мягкие щеки, подбадривая и прижимаясь своим лбом к его. Чанбин прижимает Феликса к себе еще сильнее и наклоняется к его уху, прислоняясь носом к холодному металлическому колечку: — Он вскоре сам поймет. Сынмин, услышавший это, только кивает и пихает Джисона в плечо, заставляя его свалиться с лавочки в сугроб и громко завизжать, размахивая ногами в мокрых джинсах. Через несколько секунд Минхо вытягивает его за руки и отряхивает со спины снег, шлепая по промокшей заднице. В начале апреля уже гораздо теплее, на улице совсем не осталось снега. На Минхо вновь его кремовое пальто, на ногах — лоферы под прямые бежевые брюки, в пакете синяя краска для волос, а сбоку по бордюру плетется Джисон, размахивая руками в разные стороны. — Хен, ты будешь красить меня! — хихикает, удерживая равновесие, ухватившись за чужое плечо. Минхо берет его за руку и медленно идет в ногу с ним, чтобы Джисон не грохнулся в какую-нибудь лужу по пути до дома. — Я недостаточно хорош в этом, — спокойно отвечает Минхо и внимательно смотрит под ноги друга, потому что тот сам где-то не здесь: смотрит вверх и шагает по тонкой дорожке в своих кедах на платформе, совсем не смотря, куда наступает. — Ой, не беспокойся, хен, Феликс осветлял меня однажды, у меня тогда пару прядей отвалилось, — Джисон свободной рукой неловко чешет затылок и все-таки опускает глаза. — Воодушевил. Я бы не хотел сжечь тебе волосы, — улыбается. — Ты не сожжешь, все под моим четким контролем! — Этого я и боюсь, — Минхо знает, что Джисон сейчас начнет дуться и уберет свою руку из его хватки. Может даже на другой бордюр уйти, показушно обижаясь, и шлепнется в итоге на асфальт, пачкая черные широкие джинсы. Но этого не происходит. Джисон только вновь чешет затылок и кусает губу, слегка спотыкается, удерживая равновесие, и начинает рассказывать про школьные экзамены по окончании семестра. Минхо удивленно вскидывает брови, но ничего не говорит. У Джисона худые ноги, отливающие приятным карамельным оттенком. Бедра теряются в габаритах черной футболки оверсайз; он носится по дому в поисках кисти и емкости для краски, пихает в руки Минхо свою пижаму с рисунками авокадо, потому что на нем все те же брюки и выглаженная укороченная рубашка. Джисон цепляет ногой напольную лампу и кое-как ставит ее на место, скрываясь за дверью комнаты. Через несколько долгих минут на столе все необходимое для покраски, и Минхо успевает напомнить о перчатках, когда на нем уже пижама с авокадо, которая немного жмет в плечах и бедрах, но села практически идеально. Джисон снова уходит на кухню, но в этот раз за пачкой сигарет, а возвращаясь, наконец-то усаживается на табуретку, закидывая на нее ноги и щелкая зажигалкой. — Ты разве не бросил курить? — спрашивает Минхо, натягивая на руки перчатки. По комнате разносится кисловатый вишневый запах, Джисон слегка откашливается, но делает новую затяжку, откидывая голову. Он упирается затылком в тазовую косточку Минхо, пока тот замешивает краску в емкости, и улыбается, смотря на сосредоточенное лицо и его нахмуренный нос. — Не, мама просто в начале марта спалила на балконе часов в шесть утра, и я сказал, что постараюсь бросить. Не получилось, — Джисон сжимает губы в тонкую полоску и опускает голову — к голове поступила кровь и в висках начало неприятно цокать. — Хани, тебе семнадцать, зачем ты гонишься за тем, чтобы губить свое здоровье? — Минхо спрашивает совсем без каких-либо претензий. Джисон знает такой тон, он вовсе неплохой — тот просто интересуется. — А тебе двадцать, ты ходишь в университет, пока я прогуливаю школу и курю, смотришь вместо сериалов и аниме научные фильмы, потому что у тебя скоро диплом, одеваешься всегда тепло и так, словно являешься сыном олигарха, но при этом болеешь каждые два месяца, не держа во рту сигареты и не щеголяя в пять градусов в кедах, — Джисон хмыкает, складывает на груди руки и держит фильтр губами. — Согласен, все по фактам. Но я беспокоюсь за тебя, — Минхо двумя руками выравнивает его голову и тыкает пальцем в лоб, а коленом в поясницу, через пару секунд берет в руки пластиковую тарелочку с краской и начинает наносить синюю жижу на макушку. Джисон снова непривычно молчит, обнимая колени. Он выбрасывает сигарету в заранее принесенную пепельницу и разглядывает серую стену напротив себя. — Что-то случилось? — интересуется Минхо, перекладывая пряди волос на его голове. Джисону хочется сказать: «Да, ты случился, стоишь тут такой прекрасный даже в моей глупой пижаме, беспокоишься за меня по поводу и без, возишься, как с маленьким и, наверное, считаешь своим младшим братом, но я так сильно хочу, чтобы ты поцеловал меня, потому что, хен, я никогда не целовался и хотел бы, чтобы ты первый раз сделал это со мной», но он только вновь кусает губу. — У тебя руки теплые, — все, на что хватает Джисона. На самом деле, он совсем не помнит, когда влюбился в Минхо. Ему кажется, что это чувство всегда было с ним: от него тепло, по коже приятные мурашки, сердце стучит быстрее, а голова забита только одним человеком и потребность курить уходит на второй план, забываясь. Минхо сам по себе теплый, даже зимой, у него мягкие руки (и Джисону думается, что губы тоже очень мягкие и теплые, как и весь Минхо). У него такой же уютный характер, тому потребовалось мало времени, чтобы привыкнуть к его сарказму и влюбиться в него (и в сарказм, и в Минхо). Он любит держать Джисона за руку, обнимать его и утыкаться носом в его волосы. Минхо говорил, что Джисон пахнет любовью. Для Джисона любовь — Минхо, и ему хотелось бы пахнуть им. — Они такие, потому что я прикасаюсь к тебе. В мае Джисон вновь опаздывает на их общую встречу. Компания собралась как-то сама собой еще в ноябре, когда Минхо встретил его возле школы, а рядом с ним были двое его одноклассников — Сынмин и Феликс. Минхо предложил однажды собраться вместе с их общими друзьями и со временем все настолько привыкли друг к другу, что начали называть себя бродячими детьми, выбираясь вместе на рампу, где катался Джисон и двое друзей Минхо — Чанбин и Хенджин; третий друг, Чан, частенько пропадал на работе, но всегда присоединялся к общему сбору в последнюю субботу месяца. Чан спустя время познакомил остальных со своим парнем Чонином, который учился на класс младше Джисона, и Чанбин начал дразнить его из-за разницы в возрасте в шесть лет. Чан тогда отвел его и говорил с ним долго, но оба вернулись в приподнятом настроении и быстро влились в диалог. Парни сидели на рампе, Хенджин притащил ящик сидра, на что Чан помотал головой, но сам потянулся за бутылкой под смех первого. Феликс удобно устроился на коленях Чанбина и болтал ногами, опустив руки на сомкнутые на своем животе. Они были той самой парой, которая действительно влюбилась друг в друга с первого взгляда и больше не расставалась: после первой встречи Чанбин вызвался проводить Енбока до дома и остался у него на ночь. Оказалось, что они застряли в лифте на несколько часов, а в общежитие Чанбина уже нельзя было попасть в такой поздний час и Феликс предложил переночевать у него. На следующий день он пришел в школу с рыжими крашенными волосами, довольной улыбкой и маленьким красным пятнышком у кадыка. Джисон тогда играл бровями, пока Сынмин открывал статьи о контрацепции, а Феликс, смущаясь, утверждал, что это аллергия на краску. Джисон приходит спустя полчаса, удивляя всех ребят (Сынмин даже выронил почти пустую бутылку из рук). Он спокойно прошел на лавку к Минхо, закидывая на одно из его бедер свою ногу и взял из его рук сидр, делая несколько глотков. — Парень, ты куда дел нашего Джисона? — Хенджин изумленно смотрит на него и кидает в его руки пачку чипсов. — Можем прокат устроить, пойдет? — спрашивает и сразу же открывает упаковку, закидывая в рот несколько пластинок. — Думаю, ему от матери прилетело в очередной раз и она, как и обещала, отвела его в церковь, — Феликс вспоминает сказанное миссис Хан полтора года назад, когда Джисон прочувствовал весь вайб е-боев, настолько, что сам в конечном итоге стал придерживаться этого стиля. Атмосфера разбавляется после шутки Енбока и все вновь продолжают непринужденно обсуждать какие-то отвлеченные темы. Минхо обнимает правой рукой Джисона за талию и утыкается носом в его висок, пахнущий цветочным шампунем. — Все в порядке? — он аккуратно перебирает пальцами белую футболку, (которую было невероятно странно видеть на Джисоне. Как и светлые джинсы, отсутствие темного карандаша на глазах и десятка браслетов на запястьях. Только привычные потертые вансы красовались на его ногах). — Да, — тихо отвечает, а в душе клокочет, гром разносится барабанами и душит-душит-душит, потому что хочется быть старше для Минхо, чтобы привлечь его, чтобы не быть капризным подростком, обращающим на себя внимание внешним видом, а таким же взрослым, чтобы носить строгие пальто и бежевые шарфы, укладывать волосы и выглядеть, как самый прекрасный человек на земле (именно так, как выглядит Минхо для Джисона). — Ты же знаешь, что ты безумно красивый со своими сигаретами, подведенными глазами и растянутыми футболками? — все так же тихо вторит Минхо, невесомо касаясь губами ушной раковины, — Если ты решил соответствовать каким-то стандартам, то, пожалуйста, брось это занятие. Ты являешься собой вместе со своим внешним видом и яркими синими волосами. Ты уникален, Хани, хорошо? Но если в твоей голове не было таких мыслей, то здорово, что ты решил поменять стиль, — Минхо тяжело дышит, а у того по шее мурашки, — Но мне больше нравится мальчик-скейтер. — Хен, я… — Джисон поворачивает голову в его сторону и утыкается своим носом в его, прикрыв глаза. От чужих слов внутри раскаты грома еще сильнее, в голове туман, а в душе тепло. Он сжимает пальцами зеленую стеклянную бутылку, на коленях лежит почти полная пачка чипсов, а шум друзей звучит где-то на периферии сознания, — Ты мне… — Вы гляньте на них! — Хенджин кричит совсем близко и быстрым движением сталкивает их лица, давя на затылки. Губы Минхо утыкаются в щеку Джисона, а перед глазами второго пролетает, кажется, вся жизнь. Он роняет бутылку и отодвигает друга за плечи, растерянно смотря в глаза напротив. У Минхо во взгляде сияющие звезды, рука сильнее сжимает его талию, чтобы тот не грохнулся со скамейки, и оставляет свое тепло на теле Джисона. — Давай отпиздим его, — тихо предлагает, и Минхо только кивает. Они вскакивают со скамьи и вдвоем направляются в сторону Хенджина. На улице уже двое суток без остановки льет дождь и Джисон залетает в квартиру Минхо в насквозь мокрой одежде и растекшимся черным карандашом для глаз. — Ты на небо, что ли, уставился, стоя на улице, что у тебя все так потекло? — Минхо достает из шкафа полотенце и чистые вещи (только футболку и белье, принесенное Джисоном заранее, потому что по дому он ходит в больших футболках еще с самого начала их дружбы). Минхо подходит ближе, кончиками пальцев убирает со лба прилипшие влажные волосы и касается кожи губами, проверяя температуру, — Здоровый. — Да, я так и стоял, знаешь, как прикольно? — Джисон улыбается и забирает вещи из чужих рук, ускользая в ванную. Минхо улавливает легкий запах сигарет и шумно выдыхает, застилая постель чистыми простынями. Джисон выходит через минут двадцать и плюхается на заправленное одеяло, сразу же сминая его. Минхо ничего не говорит, потому что он всегда такой. Если в его поведении что-то меняется, значит он о чем-то беспокоится, и Минхо счастлив видеть Джисона таким. — Зря стелил, мы сегодня спим на балконе, — Джисон откидывается на простыни и тянет руки вверх, — Если вообще уснем, — футболка приподнимается и оголяет карамельные бедра и подтянутый живот. Минхо тушуется через несколько секунд разглядывания и сжимает губы в тонкую полоску, прикрывая глаза, — Секси, да? Смотри, какой худой, — смеется, а сам натягивает верх ниже, потому что стало как-то до жути неловко. Они лежат на балконе, Джисон устроился на плече Минхо и обнимает его руками-ногами, смотря фильм в поставленном на табуретку ноутбуке. От Минхо пахнет ментоловыми леденцами и один из них он пихает в рот Джисона, когда тот выуживает из пачки сигарету. Лучше уж невкусные конфеты, чем сигареты, приносящие гораздо больший вред. В фильме говорится о чем-то романтическом, Джисон, на самом деле, не особо вслушивается; его внимание полностью сконцентрированно на пальцах Минхо на его талии. Он выравнивает складки футболки на боку, кончиками изредка прикасается к оголенной горячей коже и задевает резинку белья, натянутую на тазовые косточки. Джисону хочется тепло, разносящееся от любимых рук, ощутить по всему телу, внутри себя, согреть свою душу и греться о Минхо до тех пор, пока у него не станет та же температура тела. Минхо словно кот — неотрывно смотрит влажными глазами и всегда теплый, а если хорошо постараться, может начать мурчать и нежиться. — Ты не смотришь, — замечает он, не прекращая касаться голой кожи. — Скукота какая-то, че они, как дети, обсуждают вкус своих поцелуев, — Джисон садится и тянется к двухлитровой бутылке персикового чая (ягодный кошмарно сладкий, а Минхо и то, и другое нравится). За окном уже около получаса тишина, дождь кончился и тучи начали расходиться, заменяясь золотыми от восходящего июньского солнца облаками. Широкий растянутый ворот футболки Джисона оголяет его плечо, и он чувствует, как Минхо смотрит на него. Вновь становится неловко, уже дважды за сегодня (хотя с Минхо — постоянно, каждую чертову секунду), и снова поправляет одежду, делая глоток из тяжелой бутылки. Минхо тянется за своими леденцами и разворачивает фантик, закидывая один из них в рот. Молчит. Комфортно и тихо, Джисону нравится. — Наши поцелуи со вкусом персикового чая, твоих вишневых сигарет, ментоловых леденцов, восходящего солнца и прохладного дождя, — Минхо смотрит в сторону и считает пролетающие по небу облака, улыбаясь уголками губ и перебирая языком мятную конфету. Джисон удивленно размыкает губы, но молчит, изучая чужой профиль. В его голове теперь миллиард мыслей, во рту привкус сигарет и чая, а кожу согревает восходящее солнце. Он хочет отшутиться, но пытливо смотрит, потому что они никогда не целовались. На бедре покоится теплая рука, он медленно двигает пальцами, а Джисон не может двинуть сейчас, кажется, ни одной частью своего тела. Каждый миллиметр парализовало и ему в очередной раз хочется раствориться в воздухе, потому что Минхо поворачивает голову в его сторону и заглядывает в глаза, оказываясь напротив. Или поцелуй, или скажи, что пошутил. Говорят, что мысли материальны, и Джисон убеждается в этом, когда Минхо бережно забирает бутылку из его рук, отставляя ее за пределы расстеленного на полу тонкого матраса, и одной рукой притягивает к себе за шею, запечатлевая на губах аккуратный, теплый поцелуй. Он отстраняется спустя несколько секунд и утыкается своим лбом в его, окутывая горячим дыханием пухловатые губы. — Хен, ты… Я… — Джисон пытается соединить свои раскиданные в разные стороны мысли воедино, но ничего не выходит, и он лишь так же неотрывно смотрит в глаза напротив. — Прости, что не спросил разрешения, — шепчет, — Просто я… Правда давно хотел сделать это, — Джисон опускает руки ему на плечи и решается зарыться пальцами в светлые волосы на затылке, — Можно? Джисон не отвечает. Сам прижимается к сладким губам и чувствует на них приятный мятный привкус. Он старается оказаться ближе и взбирается на колени Минхо. Тот инстинктивно опускает руки на талию и крепко обнимает, окутывая его тело теплом. Джисон неумело перебирает губы Минхо, чувствует, как тот проводит языком по его собственным и смешивает вкус персиков с мятой. Волосы Минхо мягкие даже после покраски и Джисону только сильнее хочется сжимать их, пока первый обнимает его, медленно целуя. Как Джисон и думал, — губы Минхо мягкие-мягкие и такие же теплые, как и он сам: тот вовсе не торопится, отвечает на напор Джисона и улыбается, когда он аккуратно на пробу смыкает зубы на его нижней губе. Хочется ощущать тепло всем телом, хочется Минхо полностью, ему себя отдавать — тоже. Джисон опускается поцелуями по подбородку, лижет линию челюсти и часто дышит от мыслей о том, что его целует Минхо. Тот самый Минхо, который сел на бордюр рядом в первую встречу, не жалея свои светлые брюки, который покупает таблетки в первый день, когда тот неважно себя чувствует, которому Джисон себя целиком и в ответ получает то же. Он метит кожу около адамового яблока, целует каждый миллиметр и старается выровнять дыхание, но не выходит, потому что Минхо забирается руками под футболку и гладит спину, целуя макушку. Он прижимает Джисона ближе и тот поднимает голову, смотря в космические глаза, звезды в которых он так сильно хотел посчитать. Минхо вновь целует, посасывая нижнюю губу, пальцами надавливая на ребра и сжимая талию. В его руках Джисон крохотный и любимый, готовый смешивать температуры их тел и бесстыдно оставляющий следы на его шее. Минхо нравится. — Хен, я хочу… — Джисон жмется ближе и обхватывает поясницу Минхо ногами, скрещивая лодыжки. Он смотрит выжидающе и на пробу двигает бедрами, роняя тяжелый выдох. Минхо опускает руки ниже, целует мягкие щеки и двигается в ответ, аккуратно надавливая на ямочки на пояснице. Джисон тихонько хныкает, когда тот сильнее приподнимает бедра, кусая его шею. Перед глазами белые мошки, внизу живота пожар, от рук Минхо по всему телу ожоги, а губы ставят огненные следы по чувствительной шее. Их обоих не хватает надолго: Джисон заглушает завершающий стон, уткнувшись в ключицы Минхо, а второй заканчивает через несколько десятков секунд, негромко рыча сквозь сжатые зубы. Джисон игнорирует мерзкую липкость в белье и целует Минхо снова, потому что он долго ждал того, чтобы целовать его губы и делить их общее тепло на двоих. Спустя некоторое время Минхо настаивает на принятии быстрого душа, и они отдельно друг от друга приводят себя в порядок (Джисон сказал, что ему пока слишком неловко, на что Минхо усмехнулся, вспоминая, как смело тот целовал его). Они вновь оказываются на балконе, но уже разделяя совместное тепло. Джисон бубнит, что на улице стало прохладно, а Минхо беглым взглядом смотрит на отметку на градуснике в двадцать по цельсию, но не возражает и позволяет ему укрыть их простыней и прижаться ближе. Перед этим они успевают заметить лужу разлитого чая на полу и Джисон шлепает Минхо по ляжке, потому что тот лишил его богатства, криво поставив бутылку. Джисон привычно практически полностью залезает на его грудь и слушает сердцебиение, переплетая голые ноги под мятой простыней. Минхо гладит его по голове, перебирает пряди волос между пальцами и смотрит, как под закрытые жалюзи предательски пробирается солнце. На стенах балкона — рисунки Джисона, потому что Минхо хотелось чего-то необычного, и они вдвоем украсили его узорами (даже на потолке). Им обоим сейчас комфортно друг с другом и тепло. — Я, когда поднялся поцеловать тебя, конфетой подавился и хотел откашляться, но понял, что больше не осмелюсь, — тихо говорит Минхо и слушает, как смеется Джисон, теребя его футболку. Джисон ничего не отвечает, только приподнимается, опираясь на локоть, и целует Минхо в уголок губ. — Больше никаких мятных леденцов перед поцелуями со мной, — спустя время горделиво заявляет Джисон, и Минхо необязательно знать, что тому понравился вкус его губ, вперемешку со вкусом персикового чая, вишневых сигарет, ментоловых леденцов, восходящего солнца и прохладного дождя.