Над бурей поднятый маяк

— Так зачем тебе понадобилась бумага? — спросил Аки, наблюдая, как Райан запихивает в задний карман джинсов старый номер Japan Times. — Я оставлю Доктору записку. Если он вернется, когда меня по какой-то причине не будет, то поймет, что я в порядке, — Аки и Изуми переглянулись. — Что? Аки на Райана не смотрел. — Если… Если полиция забрала его, — осторожно подбирая слова, произнес он, — то есть шанс, что он не вернется, Райан. — Что ты имеешь в виду? — Просто оттуда почти никто не возвращается, — мягко пояснила Изуми. Райан фыркнул: — Вы не знаете Доктора. Он вернется. А если нет, то я сам постараюсь вытащить его оттуда. Мы разберемся. — Но ты даже не знаешь, куда его увезли! — возразил Аки, и в глазах его отразился страх, словно он знал что-то, чем не собирался делиться. Райан повернулся к нему: — Аки, — медленно проговорил он, — есть что-то, что ты можешь мне рассказать? Он снова опустил глаза. — Нет. Нет, больше ничего. За окном стемнело, и пространство дома освещало только оранжевое пламя крохотного очага. Мэй давно спала, свернувшись в клубок на тонком мате, брошенном на земляной пол в соседней комнате. — Тогда я пошел. Райан распахнул дверь на улицу. Снаружи было зябко, пахло прелой листвой и поздними цветами. Холодный воздух, полный влаги и запахов сада, ворвался в дом. — Райан, — окликнул его Аки, и он обернулся на пороге. — Если что-то пойдет не так, ты можешь вернуться. Мы придумаем, что делать дальше. — Все будет в порядке, — заверил его Райан и улыбнулся. — Спасибо за помощь, — и он шагнул в темноту. Ночь моментально поглотила его целиком. Неподалеку ухнула сонная птица, было слышно, как на расстоянии грохочут по грубой мостовой колеса припозднившихся повозок, и кучера что-то бормочут своим лошадям, а может, и не лошадям вовсе, а себе под нос, чтобы не уснуть на облучке. Темный город отходил ко сну, и Райан расправил плечи, увереннее зашагав по неосвещенным улицам. Он ни за что не вспомнил бы дорогу без помощи Аки, который на пальцах объяснил, как добраться до набережной, не затерявшись в бесконечности узких улиц. На набережной в этот час не было ни души, только расхаживали по мосткам и перилам белые птицы — то ли альбатросы, то ли чайки, в сумерках не разобрать, да и Райан никогда не был силен в том, кто есть кто. Городским жителям в двадцать первом веке это совершенно ни к чему. Подходы к морю освещали низко склонившиеся масляные фонари, отбрасывающие на землю бледные желтые круги. Воздух был наполнен глухим ровным гулом, который то становился громче, то почти затихал, чтобы через несколько секунд снова достичь максимальной громкости. Райан не сразу понял, что это шумит море — там, во тьме, неразличимое, сливающиеся с почти черным небом, беззвездным и безлунным этой прохладной ночью на самом конце земли. Голос моря в этом времени, никогда раньше для Райана не существовавшем, был громким и отчетливым на фоне тишины города, где не мчались по улицам автомобили, не гремела музыка, не звонили полуночные телефоны. На секунду Райану показалось, что он вот-вот оглохнет от силы этого звука. ТАРДИС стояла там, где они ее оставили — у самых перил верхнего яруса набережной, и не подавала никаких признаков жизни. «Оттуда почти никто не возвращается», — мысль стучала у Райана в висках, и он хотел бы забыть про нее, хотел бы в это не верить, но Доктор не стоял, прислонившись спиной к синему боку будки, не открывал приветственно дверь, расплываясь в широкой радостной улыбке. Райан никогда этого не видел, но ему легко удавалось представить, как Доктор в своем блейзере с закатанными по локоть рукавами и дурацкой футболке ждет его или кого-то, кого подвозит до следующей остановки сегодня, готовый отправиться дальше. «Оттуда почти никто не возвращается». Нервно сглотнув, Райан подошел к ТАРДИС и, скрестив за спиной пальцы, — вдруг Доктор просто ждет внутри, ждет его возвращения, чтобы двинуться в путь, — другой рукой толкнул дверь. Дверь не поддалась. — Что за черт, — пробормотал Райан и толкнул еще раз. То же самое. Засомневавшись в собственной памяти, он потянул дверь на себя. Снова ничего не произошло. Может быть, Доктор закрылся изнутри? Да нет, глупость, он сам говорил, что нежданные гости туда ни за что не попадут. Или — бред, конечно, но все-таки — не хотел впускать Райана? Тогда почему не улетел? Или он должен быть дать ключ, но не успел или забыл? Тогда зачем говорить, чтобы Райан ждал его в ТАРДИС? Что-то тут не сходилось, что-то определенно не сходилось. — Ну же, — Райан в сердцах хлопнул по теплому дереву, и ТАРДИС вдруг будто вздрогнула, издав короткий знакомый звук — звук, который он услышал на заднем дворе своего дома, когда каменные Ангелы чуть не свернули ему шею. — Так ты слышишь меня? Это ты заперла дверь? — прошептал Райан, и ТАРДИС снова коротко вурпнула, как потревоженная кошка. — Впусти меня! Теперь будка хранила молчание. — Ну же! Это же я, Райан! Он сделал несколько шагов назад и вскинул голову, пытаясь разглядеть за матовыми окошками проблески света, но вместо этого фонарь на крыше ТАРДИС мигнул ослепительно белым и вновь погас. — Я знаю, что Доктора тут нет, но он в беде, и я никак не могу ему помочь! Он сказал ждать его внутри, пожалуйста, открой дверь! За свою жизнь Райану нередко приходилось чувствовать себя глупо, и все равно он не смог бы откопать в своей биографии более нелепой ситуации, чем та, в которой находился сейчас: стоя на берегу моря ночью в незнакомой стране, в незнакомом времени, в одиночестве, уговаривая синюю лондонскую телефонную будку распахнуть для него двери, потому что иначе он не сможет остаться в живых до возвращения человека, который больше всего напоминал вымышленного друга из детских игр. — Слушай, — решив сменить тактику, Райан умоляюще сложил руки, — я знаю, что тебе не нравлюсь, понятия не имею, почему, но Доктор точно не будет счастлив, если меня тут убьют просто потому, что ты не впустила меня внутрь. Он готов был поклясться, что звук, повисший в воздухе, напоминал фырканье. Или, возможно, смешок. Райан уже осознал, что в ТАРДИС ему не попасть. Упрямая будка стояла на своем. Зараза. — Ладно, — он вытащил из кармана карандаш и смятую газету, — ладно, черт с тобой, — он быстро нацарапал на желтоватых полях несколько слов, аккуратно оторвал кусок бумаги и, присев на корточки, просунул его в узкую щель под дверью. — Записку хотя бы передай, стерва. ТАРДИС никак с Райаном не попрощалась — ни звуком, ни вспышкой света — когда он двинулся обратно, вглубь переулков, надеясь изо всех сил, что Аки и Изуми действительно гостеприимны настолько, как ему показалось перед уходом. Когда Доктор вернется — если он вернется — возможно, записка будет сожжена дотла. Или ТАРДИС просто дематериализуется, не пытаясь дождаться сигнала или разрешения, лишь бы Райан снова не оказался на борту. Ничего удивительного в таком исходе, похоже, не будет. Зато дверь дома, где жил Аки, открылась почти сразу. Японец смотрел на Райана печально и понимающе. Следующие две ночи Райан провел на полу, на жесткой циновке, разложенной рядом с догорающим очагом. Он почти не спал, все думая и думая о том, что делать дальше. И особенно — что делать дальше, если он Доктора больше никогда не увидит. В голове кружилась блаженная пустота, горечью остающаяся на языке. Доктор не появился и на следующий день. ТАРДИС Райана игнорировала.