Призраки минувшего будущего / Ghosts of Future Past

— Это глупо, Дин. Не в первый раз Сэм говорит это, и не последний, когда Дин его игнорирует. — Прошло меньше недели. Тебе надо было остаться в больнице. Дин пожимает плечами и идет, кое-как, неуклонно к Импале. — Боже! Почему я вспоминаю ту охоту с роухэдом*, — выдавливает Сэм, — если ты отбросишь коньки из-за лопнувших швов, клянусь, я тебя прибью. Уже отбрасывал, думает Дин, стремненько, никому не рекомендую. Но вслух он ничего не говорит. Ему приходит в голову другая мысль. — А на что была похожа твоя смерть? — спрашивает он, — после Колд Оука? Ты был мертв три дня. Ты помнишь, где ты был? Сэм останавливается и глядит на брата. — Не могу поверить. Какая, к черту, разница, где я был? — А вдруг ты попал в рай, и праздновал там День благодарения со Стефани, или как ее там, сотню-другую раз. Воспоминание о том, что он узнал рае Сэма, просочилось сквозь сон, очень тревожный и несчастный сон. Оно осталось с Дином, даже когда некоторые из других воспоминаний Мертвого Дина Первого поблекли и растворились. Он напоминает себе, что этого не произойдет. Уже нет. Это не меняет того факта, что рай Сэма состоял из воспоминаний о других семьях. — Дин? Он резко возвращается в здесь и сейчас, чтобы увидеть, как Сэм хмуро смотрит на него. — Бывают моменты, — говорит Сэм, — когда я на полном серьезе думаю, что ты подменыш, какой-то Дин-из-альтернативной-вселенной. На этот раз Дин громко смеется. — Не только ты, чувак, — говорит он, прежде чем медленно и осторожно забраться на пассажирское сиденье, — давай, Сэм, не хочу опаздывать на вечеринку. Ведьмы живут в Палестине, штат Иллинойс. Для законопослушного гражданина это шесть или семь часов езды от Мемфиса. Дин успел бы за пять, но Дин без сознания на пассажирском сиденье. Однако Сэм не прочь воспользоваться ситуацией. У него есть разъем для iPod, и мягкие мечтательные гитарные переливы заполняют салон Импалы. Дин бы рвал и метал за такое осквернение Детки, и Сэм наполовину удивлен, что само спокойствие музыки не потревожило его старшего брата, пристрастившегося к тяжелому року. Дин продолжает спать. Возможно, его убаюкивало знакомое урчание двигателя Импалы. Сэм также использует это время, чтобы рассмотреть брата, по-настоящему рассмотреть. И увидеть морщины, чуть более глубокие, и хмурое выражение, которое никогда полностью не исчезает. Веснушки густо рассыпаны по лицу Дина, более яркие, чем обычно. В его волосах появилась седина. Всего несколько волосков, но пару лет назад этого было бы достаточно для того, чтобы начать войну розыгрышей. Сэм быстро сообразил бы, как грамотно подхимичить Динов шампунь… Подошла бы та синяя штука, которую старые дамы используют, чтобы сделать свои волосы иссиня-белыми, а не желто-белыми. Сэм улыбается, гадая, что бы сделал Дин в отместку. Улыбка Сэма исчезает, потому что прошло не два года, и он не уверен, что у них когда-нибудь будет еще одна война розыгрышей. Даже когда Дину удается поспать в машине, он не чувствует себя отдохнувшим. Ему нужно заняться хоть чем-то, чтобы отвлечься от дурацкой, блядски зудящей корки, в которую превратилась его заживающая рана, и болезненной, ноющей язвы, в которую превратились их отношения с Сэмом. Поэтому он углубляется с головой в разработку новых значков, которыми они воспользуются, как только прибудут в Палестину. Он даже делает макет на ноутбуке Сэма. Сэм хмурится, когда Дин показывает ему черновик. — Управление по контролю за продуктами и лекарствами. Дин, ты серьезно? — Кто еще должен проверять испорченную пищу? — отвечает Дин с улыбкой, которую даже не пытается выдать за искреннюю. Это было непросто — значки людей из Контроля продуктов не слишком распространены, — но Сэм просто качает головой. Все в порядке. Дин все равно не особо ждет одобрения. Когда они добираются до Палестины, Дин чувствует себя совсем усталым. Полчаса или около того, которые требуются Сэму, чтобы найти первую жертву, только усиливают искушение остаться в мотеле и позволить ему делать всю работу ногами. Но у него задача — направить брата прямиком к уликам, а он не сможет сделать это из постели. Поэтому, когда Сэм как наседка предлагает ему остаться, Дин разыгрывает мачо-фигню, которую он отточил для таких моментов, и заставляет себя переодеться в костюм. Первая жертва — Люк Уоллес, который, как и предсказывал Дин, съел конфеты, превратившиеся в лезвия бритвы во рту, горле и желудке в то утро, когда они прибыли в Палестину. Дин утешает себя мыслью, что если бы не глава семьи, то кто-то другой в доме умер бы столь же ужасным образом. Там был ребенок, он помнит. Что, если заклинание превратило кашу мальчика в кислоту? Дин не смог бы с этим справиться. Дети, которым причиняют боль, всегда были его слабым местом. Он смотрит на дом Уоллеса. Это симпатичное, ухоженное двухэтажное викторианское здание, типичное для Среднего Запада. Он украшен перед Хэллоуином: надгробия из пенопласта и пластиковые кости. Сигнальная лента, ограничивающая проход к месту преступления, вполне сошла бы за часть декораций, если бы не патрульная машина у входа. — Может быть, нам сначала стоит поговорить с миссис Уоллес, — снова предлагает Сэм, и Дин видит, как тот смотрит на лестницу. Гребаная лестница, вздыхает Дин, но все равно вылезает из машины. — Нет, — отвечает Дин, — я сомневаюсь, что ей есть что добавить, кроме "какой кошмар" или что-то в этом роде. А потом он взбирается по гребаной лестнице. Он определенно мог бы жить без лестницы. Они показывают свои значки молодому патрульному. Парень, который выглядит едва ли достаточно взрослым, чтобы бриться, смотрит на них с благоговением и машет им рукой. Как только они входят в дом, Дин вспоминает. Он спотыкается и резко останавливается, когда воспоминания утверждаются и обостряются так, что начинает кружиться голова. — Дин? — в голосе Сэма звучит беспокойство. Дин пытается сосредоточиться, но все, что он видит, — это рука, движущаяся к нему с чем-то блестящим, и он не думает, просто реагирует, отступая от угрозы. Сэм опускает руку, и Дин видит, что это были часы его брата, отражающие послеполуденное солнце. Он смотрит в лицо Сэма и видит боль, предательство и гнев. Он не может вернуть движение назад и не может придумать объяснения. — Дай мне минутку, — говорит он, оттягивая время, — просто что-то... нашло. — Еще одно видение? — Сэм придвигается ближе, загораживая Дину обзор комнаты. Или, может быть, закрывает вид на Дина из комнаты. В любом случае, Дин в ловушке. Он упрямо не отодвигается, потому что это его брат. — Похоже на то, — он делает глубокий вдох, — поищи-ка колдовской мешочек. — Где? — спрашивает Сэм, и, не дожидаясь ответа, начинает рассуждать, — самое логичное — кухня, потому что именно там сработало заклинание. Хотя он может быть где угодно. — Поэтому мы будем искать везде, — отвечает Дин. Они заглядывают в шкафы — где лежит посуда, где хранится еда, заглядывают в духовку и посудомоечную машину, осматривают все поверхности. По крайней мере, Сэм; Дин большую часть времени подпирает стойку и пытается не блевать от боли в животе. Он ненавидит исцеление. — Бинго, — выдыхает Сэм, наклоняя свое огромное тело, чтобы потянуть за ленту, торчащую из-под холодильника. Та не поддается. Он толкает холодильник вперед и достает мешочек, торжествующе держа его в руках. Дин улыбается в ответ, гадая, сможет ли он убедить Сэма, что знание имен ведьм является частью его "видения". Вряд ли, решает он. Теперь ему предстоит спуститься обратно по этой гребаной лестнице.

***

Дин заставляет Сэма отвезти его обратно в мотель, утверждая, что у него болит живот, что вообще-то правда, но не так сильно, как он притворялся. На самом деле он хочет провести небольшое исследование, как они могут изгнать демона возраста и силы Лилит. Поэтому он небрежно намекает, что им не помешало бы немного провизии, зная, что Сэм в своем чрезмерно заботливом режиме наседки бросится в ближайший магазин. Банальнейшая тактика для легкой цели, но у Дина нет энергии на творчество. Пока Сэм ходит за продуктами, Дин заходит на пару своих любимых сайтов. Два сайта, до верху наполненные древними тайными знаниями и прочим дерьмом, принадлежат Истинно Верующим. Еще один неплох в плане содержания, но забит саркастическими комментариями. Конечно, этот сайт один из первых в результатах поисковика. А еще создатели решили не оформлять его в кислотно-неоновых цветах, за что глаза Дина благодарят их. Дин с большой неохотой отвергает неовикканский трактат, в котором используются летнее солнцестояние и нагота. Сейчас осень, и результаты не доказаны. Он также отказывается от ритуала восемнадцатого века, связанного с девятью девственницами и каннибализмом, но уже без нежелания. Затем он слышит, как снаружи подъезжает Импала, поэтому чистит историю, закрывает браузер и пытается не думать, почему он скрывает свою деятельность от брата. Когда Сэм входит с двумя полиэтиленовыми пакетами наперевес, Дин лежит на кровати, уставившись в потолок. Между ними воцаряется тишина, пока Сэм складывает еду и пиво в маленький холодильник в комнате. Дин следит за движениями брата, когда тот открывает пиво, затем ноутбук и, наконец, ведьмовской мешочек. Он не хочет снова засыпать. Слишком много дурацких снов приходит, когда он спит, поэтому он дышит и старается не чесаться. — Не чешись, — говорит Сэм, как будто может видеть ушами, и Дин послушно останавливается. Нога Сэма дергается, как у тех фигурок, что многие водители устанавливают на приборную панель. Наконец он поворачивается вместе с креслом к Дину. — Ты был прав, мы определенно имеем дело с ведьмами. Дин хмыкает в немом согласии — он все еще пытается придумать, как намекнуть Сэму на следующий этап, чтобы брат не назвал его чушью. — Это не обычный мешочек, — продолжает Сэм, доставая засушенный цветок, — здесь у нас Золотая нить — трава, которая вымерла лет двести тому назад. А это, — он вынимает монету, — похоже, это настоящая кельтская монета, настоящей шестисотлетней давности. А вот и главный ингредиент. Он вытаскивает что-то, похожее на маленькую обугленную палочку. — Кость? — спрашивает Дин. Сэм кивает. — Обугленная пястная кость младенца. Дин морщится. — Расслабься. Ей сто лет как минимум. — От этого она не стала менее отвратительной, — вздыхает Дин и спешит сменить тему, — итак, кто у нас есть в качестве потенциальных Люконенавистников? — Я говорил с его женой, и она, кажется, вне подозрений. — А как насчет няни? Только бы не спалиться, только бы не спалиться... Сэм взволнованно кивает. — А это мысль. У них реально есть няня, — он заглядывает в свои записи, — и она не такая милая, какой казалась, когда устраивалась на работу. У Трейси Дэвис вспыльчивый характер. Она получила предупреждение от нескольких полицейских в торговом центре, и ей дважды прилетал выговор в школе за "недопустимые ссоры" с одним из ее учителей. Дин понимает, что это его шанс. — С которым? — С которым учителем? — переспрашивает Сэм. Когда Дин кивает, он снова пересматривает свои бумаги. — Эм… Дон Хардинг, учитель рисования, оба раза. — Учитель рисования? — Дин надеется, что в его голосе звучит невинное любопытство, — что о нем известно? — Э-э... — Сэм щелкает мышкой, открывая один за другим несколько файлов, — хм... Он удивленно откидывается на спинку стула. — Он начал работать в школе в то же время, когда появилась Трейси, — он просматривает еще несколько документов, — и он из того же города. — Совпадение? Я так не думаю, — говорит Дин со своей кровати, — та кость, которую ты нашел — насколько горячей должна быть духовка, чтобы так обжарить ее? Сэм делает свое Гугл-фу. — Градусов пятьсот, не меньше. Многовато для кухонной плиты. — Как насчет гончарной печи? Сэм ухмыляется. — Они оба в этом замешаны. — Сто процентов, — соглашается Дин, — и если твои исследования верны, сегодня они должны кого-то убить. Если мы не допустим это убийство, мы остановим ритуал. — За кем из них будем следить? — спрашивает Сэм, — потому что я ни за что не позволю тебе сесть за руль. Ты бледнее этих простыней — а они не очень чистые. Дин поднимает голову и поворачивается, чтобы взглянуть на них: Сэм прав. Он безразлично опускает голову. — Я голосую за Трейси. Она подросток, она сама по себе, у нее гораздо больше свободы и гораздо меньше глаз, которые за ней присматривают. Сегодня, как бы это сказать, Дьявольская Ночь, верно? Сэм кивает. — Держу пари, она собирается на вечеринку. — Ха, — отзывается Сэм, — обойдемся без ставок.

***

Они решают надеть свои костюмы федералов, чтобы сбить Трейси с толку. Сэм пытается отговорить Дина от поездки: он должен поберечь себя, подлечиться. Дин просто бросает на него равнодушный взгляд и осторожно поднимается с кровати. Сэм едва сдерживается, чтобы не прийти на помощь, но Дин явно будет не в восторге. Язвительность всегда означала, что Дин выздоравливает, но сейчас это совсем не успокаивает Сэма, потому что обычно Дин выступает лучше, чем сейчас. Быстрее восстанавливается, быстрее избавляется от травм. Конечно, объясняет себе Сэм, обычно тем травмам не предшествовали сорок лет в аду и следующий за ним нож между ребер от собственного брата. Любая из этих причин вполне убедительна, чтобы объяснить, почему Дин не так легко возвращается в норму. Душ не помешает, решает Сэм и понимает, что это очередной вид отступления. Но он действительно нуждается в нем, он вспотел так, словно над ним нависло его собственное личное дождевое облако. И его трясет. Ему потребовалось три попытки, чтобы нажать Сtrl-F, потому что его пальцы дрожали. В машине было лучше. Под шум двигателя и радио, совершая простые, привычные движения, гораздо легче сделать вид, что ничего не происходит. Он смотрит на себя в зеркало и признает, что Руби лгала. По крайней мере, насчет крови. Он все еще не готов согласиться с Дином по поводу убийства Лилит, но Руби определенно солгала о том, что ее кровь безвредна. Она не безвредна. Она вызвала привыкание, и теперь он страдает от ломки. Если бы Руби появилась перед ним прямо сейчас и предложила ему вену, ему было бы трудно сказать "нет". Он опустил голову. Он облажался. Он облажался. И Дин облажался. Они оба едва в состоянии твердо стоять на ногах, и охотятся на пару мегамогущественных ведьм, в надежде остановить их, прежде чем они воскресят одного из самых злых демонов, когда-либо существовавших. Мир движется к Армагеддону, и ангелы ждут, что они остановят все это. — Что еще может пойти не так, — спрашивает он со вздохом. Он узнает об этом, когда выходит из ванной в одном лишь тонком мотельном полотенце и находит Кастиэля и какого-то другого парня, большого черного чувака, который смотрит на него так, словно он вошь. — Сэм Винчестер, — произносит новый парень — вероятно, ангел, думает Сэм, — рад видеть, что ты прекратил свои внеклассные занятия. Он усмехается, потом отворачивается от охотника и смотрит в окно. — Смотри, чтобы так оно и оставалось. — Дин? — осторожно спрашивает Сэм. — Да, — отвечает Дин напряженным от гнева голосом. Мда, совсем не успокаивает. — Итак, это Кастиэль, как ты знаешь. А вон тот — Уриэль. Он "специалист". Сэм узнает этот тон. — На чем он специализируется? — спрашивает он, хотя у него уже имеется представление. — Чтобы помешать ведьмам вызвать Сэма Айна, он уничтожит весь город. Именно такого объяснения Сэм и ожидал, но от прозвучавших слов все равно замирает сердце. — И это все? — Сэм чуть не задыхается от гнева и протеста, потому что это невозможно, — это твой план? Ты собираешься уничтожить весь чертов город? Ни в коем случае. Ни за что, черт возьми. — У нас нет времени. Ведьма должна умереть, а печать должна быть спасена, — отвечает Кастиэль вместо черного чувака. Его голос приглушен, как будто он сожалеет о том, что говорит. — Здесь больше тысячи человек, — восклицает Сэм, надеясь, что это заставит ангелов пересмотреть свое решение. В конце концов, они ведь не совсем сволочи? — Тысяча двести четырнадцать, — перебивает Уриэль. Его голос спокоен, как будто он считает зубочистки. Сэм смотрит ему в спину. — И ты готов убить их всех? Ты не можешь этого сделать, — говорит он, даже не зная, приказывает он или умоляет, — вы же ангелы. Разве вы не должны… не должны проявить милосердие? — Кто сказал? — чернокожий ангел оглядывается через плечо, и Сэм вздрагивает от того, насколько холодны его глаза, насколько далеки от всего человеческого. — Это не первый раз, когда я, — он делает драматическую паузу, — очищаю город. — Мы должны защитить печать, — твердо говорит Кастиэль, — слишком многие уже пали. — В этом не будет необходимости, — говорит Дин, — мы знаем, кто ведьмы. Мы знаем, где они, и у нас есть план. — Да, — нетерпеливо вмешивается Сэм, расстроенный тем, что увидел в Уриэле, — мы остановим их прежде, чем они вызовут кого-нибудь. Ваша печать не будет сорвана, и никто не умрет. — У нас есть приказ, — говорит Кастиэль и смотрит на Дина. В его глазах Сэм может прочесть извинение, стыд и... надежду? Со своего места у окна Уриэль излучает нетерпение. Он поворачивается и идет, чтобы встать рядом со своим коллегой-ангелом. — Кастиэль, мы теряем время с этими грязными обезьянами, — в его голосе слышатся презрение и неприязнь. Ладно, думает Сэм, это было недружелюбно. Он обнаруживает, что сменил позу на оборонительную. С одним полотенцем вокруг талии это, наверное, смешно, но что-то в Уриэле делает это необходимым. Дин не сдвигается с места. Он напряжен, но это гнев, а не страх. — Ты ничего не сделаешь, мудак, потому что, если ты уничтожишь город, мы сгинем вместе с ним. Видишь ли, я полагаю, что я чего-то стою для твоих боссов, раз уж вы, ангелы, приложили столько усилий, чтобы вытащить меня из ада. Так что если хочешь стереть меня с лица земли, давай. Посмотрим, как большие парни это оценят. Срань господня, думает Сэм. Дин стоит лицом к лицу с чертовым ангелом. Брови Уриэля опускаются, и он делает еще один, более угрожающий шаг вперед. — Я лично вытащу тебя отсюда. — Для начала тебе придется меня убить, — Дин улыбается злобно и резко, — и получишь ту же проблему. Сэм практически видит, как ангел вибрирует от ярости. — Я не позволю тебе... — рычит он. И это все. Сэму придется снова наблюдать, как убивают его брата. Кастиэль поднимает руку, Уриэль останавливается. — Уриэль, ты знаешь наши приказы. Черный ангел переминается с ноги на ногу, и, криво ухмыльнувшись, отходит в сторону. — Дин, тебе следует действовать быстро. — Я знаю, что поставлено на карту, Кас, — отвечает охотник. Он бросает взгляд на Сэма, — мы оба знаем. Мы позвоним, когда потребуется твоя помощь, — многозначительно заканчивает он. Кастиэль смотрит на Дина. Для Сэма это выглядит так, как будто тот пытается заглянуть в его душу. Дин выдерживает этот взгляд, и ангел, наконец, осторожно кивает. — Очень хорошо. Я с нетерпением жду твоего звонка. В одно мгновение ангелы исчезают, и не остается ничего, кроме слабого звука бьющихся крыльев. Сэм поворачивается к Дину. — О чем, черт возьми, ты думал? Он знает, что его гнев на Дина неуместен и, скорее всего — главным образом — вызван жаждой крови, но, черт возьми. Дин практически позволил ангелу убить его прямо здесь, прямо перед ним. — Ты хочешь, чтобы тебя убили? Дин смотрит на него из-под ресниц, явно пряча глаза, но при этом замечании он заливается смехом. — Нет, Сэм, я не хочу, чтобы меня убили, но это все равно случается. Это не помогает Сэму контролировать свою ярость. — Почему ты всегда должен быть героем? Фраза прозвучала как обвинение, и Сэм это знает. Это заставляет его чувствовать себя мелким, ничтожным и ревнивым, как в детстве, когда они спорили везде, где бы ни оказались, и папа всегда хвалил Дина, но не его. Он никогда не хвалил Сэма. Сэм делает вдох, возвращая себе некое подобие спокойствия. — Почему мы должны спасать всех? — спрашивает он, — мы могли бы позволить ангелам позаботиться об этом, пойти и продолжить поиски Лилит... Это было несерьезное предложение, но Дин уже качает головой. — У нас все получится, Сэм. Теперь настала очередь Сэма горько рассмеяться. — Да, конечно. Ты ранен — не думай, что я не вижу, как ты держишься за живот, а меня ломает... Черт, он не хотел говорить это вслух. Он в ужасе смотрит широко раскрытыми глазами на Дина, ожидая разглагольствования и лекции. — Да, мы в дерьме, — Дин криво улыбается ему, — а еще знаешь, какие мы? Сэм закрывает рот и молча качает головой. — Слишком упрямые, чтобы сдаваться. А теперь иди одевайся, пока это полотенце не перестало пытаться прикрыть твою толстую задницу и не свалилось. Я люблю тебя, чувак, но я не хочу этого видеть. И они снова в порядке. По крайней мере, на какое-то время.