***
— Так... объясни еще раз. Как дьявольская ловушка удержит Лилит? — Это совершенно особая дьявольская ловушка. У Бобби на столе разложены карты, рисунки и заклинание. Все, кроме Дина, собрались вокруг и уставились на них. — Круг должен быть там, где пролилась невинная кровь, и чем больше крови было пролито, тем лучше. Чернила надо сделать из ягод рябины, порошка черного оникса, святой воды, соли... — И крови ягненка, — заканчивает Эллен, — это я поняла. Все остальное кажется немного сказочным. — Почему Сэм агент сил ада? — спрашивает Джо, — да, однажды он был одержим... Она не может смотрит на Сэма, и тут же отводит взгляд. И неважно, что Мэг была главной тогда, когда он напал на нее. Демон использовал его тело, чтобы одолеть и запугать молодую охотницу, и физические триггеры поколебать сложнее всего, но все же Бобби оставляет Сэму возможность ответить. В конце концов, это его история, и он должен рассказать ее сам. — Помнишь тех детей, которых мы изучали вместе с Эшем? Тех, у кого родители погибли в огне, когда им было по полгода? Джо кивает. — У них у всех были разные особенности: видения, контроль над разумом, сверхсилы. Как в комиксах. Джо открывает рот. — Охереть, — говорит она, впечатленная. — Джоанна Бет. Язык. Джо закатывает глаза, и Сэму приходится улыбнуться. Быть дочерью — похоже так же весело, как быть младшим братом. — Желтоглазый Демон посетил всех нас, когда нам было шесть месяцев. Азазель, таково его настоящее имя, накапал свою кровь нам в рот. Вот откуда взялась сила. — Ого, — говорит Джо, но на этот раз ее голос наполнен сочувствующим ужасом. Это заставляет Сэма чувствовать себя неловко, как будто ему снова десять и он осознает, насколько его жизнь отличается от жизни всех его одноклассников и детей, которых он хочет называть друзьями. Он "фрик" и даже не может притвориться, что это не так. — Он готовил мир к Апокалипсису, — продолжает он, чтобы отвлечь внимание от себя и своей... ситуации. — Апокалипсис? — недоверчиво спрашивает Эллен. — Да, Апокалипсис, — нетерпеливо повторяет Бобби, — кипящие моря, красное небо, конец света, все такое. Я послал тебе записку после Очевидцев, помнишь? — Не придирайся ко мне, старый болван. В последнее время ты рассылаешь так много мусора, что я начала думать, что тобой завладел спам-бот. — Ты не читала. — Не все, что срывается с твоих губ — или печатается твоими пальцами — золото, Сингер. — Это не золото, но оно всегда важно, — ворчит Бобби в ответ. — Продолжай убеждать самого себя. Сэм очень осторожно не смотрит на Джо, так как она сдерживается от смеха хуже, чем он. Боже, Эллен и Бобби выглядят как капризная супружеская пара. Только бы удержаться и не произнести это вслух. Наконец, он поднимает руку и прочищает горло. — Ребята, эй... Они останавливаются и смотрят на него. — Ритуал? Они смущенно смотрят друг на друга, и снова становятся охотниками: профессиональными и спокойными. Они продолжают говорить о ритуале — что требуется, когда и где — и работают над расшифровкой реальных слов, которые, о радость, о блаженство, Трикстер перевел на собачью латынь*, пока не доходят до самой "скользкой" части. Той части, которой Дин на самом деле еще не поделился с ними. — Кстати, где твой брат? — спрашивает Бобби после того, как быстрый взгляд по комнате показывает, что Дина в помещении нет. — Я не знаю, — отвечает Сэм, — вроде ремонтировал машину. Бобби фыркает. — Он думает, что возня с машиной важнее, чем остановить конец света? Сэм смотрит на старшего охотника. Глупый вопрос, хотя в его словах есть смысл. — Это помогает ему обрести твердую почву под ногами, — предлагает он. Это простое объяснение, и Сэм даже не уверен, что оно имеет отношение к делу, но это правда, и она его беспокоит. Беспокоит с тех пор, как появились гули, и это не единственная его забота, когда дело касается Дина. Его брат в депрессии, не в своей тарелке, и он явно подзабил на собственную безопасность, как в те первые несколько недель после Колд Оука и сделки. Даже до Картажа и ругару он и Дин были... напряжены, но после Мемфиса стало еще хуже. Они по-прежнему хорошая команда, они по-прежнему слаженно работают вместе на охоте, но все остальное кажется отрывистым и сбитым с ритма. Может быть, все дело во лжи, тайных делишках с Руби и прочем дерьме, но, похоже, это еще не все. Как будто Дин не простил Сэма за то, что он убил его в каком-то будущем, которого больше не будет. И, да, хорошо, это было отстойно — или могло бы быть отстойно, — но этого больше не произойдет. Откровенно говоря, Сэму надоело нести ответственность за то, чего он даже не делал. Дин пытается вести себя, как будто он не старший брат? С Сэма довольно, и его бесит, что Дин упрекал его в скрытности, а теперь сам секретничает и избегает... их всех. — Я пойду поговорю с ним. Он не позволяет Бобби или Эллен спорить или давать советы или какие-либо другие "полезные" вещи, о которых они могут подумать. Он хватает пару бутылок пива из холодильника, а затем выходит за дверь и направляется к рабочему сараю Бобби. У него длинные ноги. Он хорошо ими пользуется. Ему почти не требуется времени, чтобы добраться до гаража, где, Дин, конечно же, уже спрятал голову под капотом Импалы. — Эй, — осторожно говорит Сэм. Дин оглядывается и упирается лицом прямо в пиво, которое ему предлагает брат. — О боже. Мы что, собираемся поговорить? — Тебе это нравится. Не притворяйся, — Сэм выдавливает улыбку, и лицо Дина немного расслабляется. — Бобби спросил меня, думаешь ли ты, что починка Импалы так же важна, как спасение мира, — дразнит Сэм, когда они располагаются у верстака, — я сказал ему, что это был глупый вопрос. Дин усмехается, прислоняясь к столу и подавая Сэму маленький табурет на колесиках. Сэм позволяет брату сделать большой глоток, прежде чем перейти к главной причине разговора. Обычная рутина, знакомая. Вроде как приветствуют друг друга фехтовальщики перед матчем, но неважно. Это работает. — У тебя был еще один из тех моментов. Дин смотрит вниз, выражение его лица замкнуто, так что Сэм знает, что бы Дин ни переживал, это было неприятно. Он ждет. Дин сдастся. — У меня есть это воспоминание о нас. Ты, я, Эллен, Джо и Кастиэль, направляемся в Картаж, чтобы сразиться с дьяволом. Определенно, воспоминание не будет приятным. Сэм подбирается и готовится слушать. — Предыдущую ночь мы провели у Бобби; просто пили, трепались за жизнь, — Дин останавливается и смеется, — я заигрывал с Джо. Разум Сэма делает крутое пике. — Что? Да ладно! Дин пожимает плечами. — Внезапно она показалась мне горячей. — Она… Неужели она согласилась? Подожди. Нет. Я не хочу знать. Боже, он говорит, как подросток, охваченный гормонами и влюбленный. — Расслабься, чувак. Она отказала. — Умница. Одна бровь Дина приподнимается в печальном признании, и он улыбается, даже когда делает еще один глоток. Однако улыбка исчезает почти сразу. Дин проводит большим пальцем по этикетке, уставившись на нее так, как будто она вот-вот превратится в золото от его взгяда. — На следующий день она и Эллен были мертвы. На это Сэм ничего не может сказать. Он даже не пытается. — Я поцеловал Джо на прощание, — на этот раз смех Дина звучит глухо, — это даже не сработало. Они погибли ни за что. — Этого не случится, — пытается успокоить его Сэм, — теперь уже не случится. — Так — нет, но, в конце концов, возможно, каким-то другим способом. И для чего? Вот оно снова: тот пораженческий настрой, который заражал его брата со времен Мемфиса или, скорее, со времен ада. Он пугает Сэма и выводит из себя, и ему нужно это прекратить. Сейчас. — Да что с тобой такое, чувак? Не ты ли говорил мне, что нет ничего важнее, чем спасти людей, сделать так, чтобы никому из них не пришлось переживать то, что случилось с нашей семьей? Когда все изменилось? — Ничего не изменилось. Я умер, ты умер. Нам причиняют боль, нас бьют, и мы надрываем задницы, пытаясь поступить правильно — благородно. Но, в конце концов, мы всего лишь пешки в каком-то небесном поединке, который начался еще тогда, когда была создана Земля и люди едва вылезли из воды. Раю и аду все равно, "хорошие" мы или нет, — Дин даже делает кавычки пальцами, — они просто хотят, чтобы мы уступили им и играли наши роли, роли, которые они выбрали для нас. — Мы все еще спасаем жизни, Дин, — возражает Сэм, это все еще чего-то да стоит. Дин смотрит на него, и его взгляд отстраненный, оценивающий. — Я знаю, что это так. Но это не единственная стоящая вещь на свете. — Если ты опять говоришь о колледже, я клянусь... — Нет, Сэм, — обрывает его Дин, — это твой выбор, я помню. Но как насчет семьи, детей? Соседей, которые знают твое настоящее имя и приглашают тебя на барбекю? Вау. Это все, что приходит Сэму в голову. Не то, чтобы это был неожиданный поворот разговора, и все же он неожиданный. Сначала джинн, копавшийся в голове Дина, а затем и сам Сэм увидел Девушку Гамби во сне брата, когда они охотились на того парня с корнем сновидений. Уже тогда Сэм начал подозревать, что Дин еще больший семьянин, чем он когда-либо думал, но это… Это не просто какая-то фантазия, которую джинн навязал брату. Дин реально думал об этом. — Что это значит? Ты собираешься просто уйти? Дин неловко ерзает. Он делает еще один глоток. Сэм разжимает челюсть. За мгновение до того, как он собирается поддаться искушению выбить из брата несколько ответов, Дин вздыхает. — Я не знаю. Не на совсем? Мамины родители справились же с этим. У Бобби есть дом... — Ага, и у Оливии Лоури и у Карла Бейтса, — добавляет Сэм, — помнишь их? Думаешь, Очевидцев волновало, охотились ли они полный или неполный рабочий день, был ли у них дом или семья? Да, он зол, и что с того? Ему позволено злиться и, если честно, немного бояться. Дин собирается бросить его. Снова. — Плохие вещи случаются с хорошими людьми постоянно, — отвечает Дин спокойным и ровным голосом, выражающим всю полноту его убеждений, — это могут быть сверхъестественные или полностью человеческие монстры. Это неизбежно. Мы не можем спасти всех, и я думаю, я почти уверен, что отступление — единственный способ спасти себя. — Это влияние очередного призрака? Потому что это все объяснило бы. Если бы один из призраков Дина вернулся и сказал: "ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ОХОТИТЬСЯ", тогда Сэм мог бы понять, почему Дин так изменился. — Хотелось бы. Черт, реально хотелось бы, чтобы это было так, — говорит Дин. Значит, это не призрак. — Я в замешательстве, — говорит Сэм, — я наконец-то смирился с охотой — охотой с тобой — и ты хочешь уйти? Потому что больше у Сэма ничего нет. Когда-то была Джессика, с которой он мог связать свою жизнь. Теперь — только брат, и, похоже, тот собирается уйти. — Как ты можешь так поступить? — он смотрит на Дина, требуя ответа. — Могу, потому что это хорошая идея — для нас обоих. Да брось, чувак, сколько раз я видел, как ты умираешь? Сколько раз ты видел, как я умираю? Сэм знает, что вздрагивает. Это все еще больное место. Всегда будет больным местом. — Мы всю жизнь провели в эпицентре всякого дерьма, и, согласись, было бы неплохо, наконец, я не знаю, пролететь под радаром... — Сбежать по-тихому? — насмешливо предлагает Сэм. — Смейся сколько хочешь, но ты должен стать сосудом Люцифера — Мальчиком-Королем Ада. Гордон не будет единственным охотником, который думает, что может спасти мир, убив тебя. "Беги и прячься". Это противоречит всему, чему их учили, всему, во что Сэм привык верить. — Охота по выходным, — возражает Дин, — вместо постоянного членства в Национальной гвардии. — Беги и прячься, — повторяет Сэм, но на этот раз он не потрудился скрыть усмешку. — Да похер. Неважно. Дин отталкивается от скамейки, с грохотом и шумом швыряя пустую бутылку в большой мусорный бак. — Ты взрослый человек. Ты можешь сам решать, что делать со своей жизнью. Сэм почти улыбается — улыбнулся бы, если бы его так не раздражало лицемерие Дина. Дин никогда не позволял Сэму принимать собственные решения, и он не ожидает, что его старший брат начнет сейчас. Тем не менее, очевидно, что разговор окончен: музыка включена, Дин под капотом, и он мог бы с таким же успехом сказать: "Возвращайся в дом, Сэм". И он возвращается, потому что должен заверить всех, что Дина не похитили злые ангелы. Они заканчивают обдумывать свою стратегию, оттачивая последние шероховатости и составляя альтернативные планы на всякий случай. Это продуктивно, и впервые с тех пор, как Руби — солгала, извратила, использовала — с тех пор, как Руби убедила его, что убийство Лилит было единственным выходом, Сэм чувствует, что контролирует свою жизнь. Он принимает решения. У него есть власть. Это хорошее чувство. Чертовски верно, он взрослый человек. Когда Дин возвращается к ужину, Сэм ждет, когда брат начнет рассказывать о своих планах уйти на пенсию, но Дин ничего не говорит. Пару раз Дин как будто собирается что-то сказать, но потом у него появляется такое лицо, словно его заставляют есть жгучий перец, и он держит рот на замке. На самом деле, он держит рот на замке большую часть ужина. Он ест. Он прислушивается к разговору за столом. Он хмыкает в нужных местах, даже бросает пару комментариев. Но это все. Никакого флирта, почти никаких поддразниваний и, конечно, никаких упоминаний о жизни после Лилит. Это выводит Сэма из себя. Дин должен знать, что Эллен и Бобби, вероятно, поддержали бы его в этой идее, но нет ни малейшего намека, что он уже не тот восторженный, преданный охотник, которым был до того, как попал в ад. Эллен и Джо занимают свободную комнату Бобби, а братья размещаются в гостиной. Пока все готовятся ко сну, Сэм берет себя в руки. Он уверен, что, как только остальные окажутся в постели и останутся только они, Дин начнет пытаться убедить его, что он прав, а Сэм неправ, потому что таков уж Дин. Сэм ждет, готовя аргументы и контраргументы, но Дин только бормочет неопределенное "Приятных снов, Сэм", заворачиваясь в одеяло и поворачиваясь спиной. Это какая-то уловка? Что-то вроде обратной психологии, когда, поскольку Дин не принуждает его к определенному решению, Сэм хочет сделать то, что ждет от него Дин, в качестве личной награды? Или, может быть, он на самом деле пытается относиться к Сэму как к взрослому человеку с мозгами. Это странная мысль, и Сэму становится не по себе. Что, конечно, глупо, потому что он всю жизнь требовал от Дина, чтобы тот проявил к нему хоть какое-то уважение с тех пор, как они были подростками, так что это хорошо. Так и должно быть. Так почему же он чувствует себя таким расстроенным? Он проводит остаток ночи, пытаясь найти ответ, но когда рассвет освещает окна, у него все еще его нет.***
До Вундед-Ни** шесть часов езды, и это если они будут нестись вперед не останавливаясь. Время суток не имеет значения для совершения ритуала — день или ночь никак не влияют на силу Лилит. Так что на самом деле единственная причина, по которой Дин в такую рань уже на ногах — это потому, что кто-то приготовил кофе, и он чувствует его запах. Кроме того, пол — страшно неудобная кровать. Не в первый раз с тех пор, как его начали навещать его мертвые "я", Дин думает, что становится слишком старым для этого. И душой и телом. Он вваливается на кухню и направляется прямо к кофейнику, как один из зомби Сэма Айна в поисках мозгов. Иногда кажется, что это единственное, что заставляет его двигаться, так что сравнение удачное. Буркает что-то брату, который благоразумно отказывается от дальнейшего разговора. Дин хотел бы рассказать Сэму о своем понимании зомби-кофейных мозгов, но он не думает, что брат это оценит. Особенно если принять во внимание, что Сэм стоит и пепелит его взглядом так, будто жаждет драки. Дин, однако, полон решимости не давать ему повода. Его новая мантра: Сэм — взрослый человек. Сэм может сам принимать решения. Сэм — чертов идиот, думает он, и хмуро смотрит в свою кружку черного рая. Нет, это не так, признает он мгновение спустя. Как бы Дин ни пытался объяснить брату все это дерьмо, Сэм не может по-настоящему понять, насколько это срочно. Когда очередной призрак наполнил Дина воспоминаниями о том, как его разрывали на куски и перемалывали в Чудовищное Пюре Сэма Айна, Дин почувствовал все: как его мышцы разрывались, кровь лилась, как зубы впивались в его плоть. Он услышал все: треск суставов, хлюпанье жидкости, скольжение кишок друг о друга… Из всех, мыслей, которые можно обдумать с утра, Дин выбрал самую отвратительную. Он потирает живот успокаивающими кругами. — У тебя язва? — спрашивает Сэм. Дин допивает вторую чашку кофе, так что можно поговорить. — Если и так, то я еще не умер от этого. Дерьмо. Это было немного бесчувственно. — Прости. Плохая шутка. — На самом деле, возможно, это была одна из смертей, через которые тебя заставил пройти Трикстер. Я с трудом могу вспомнить их все. Дин старательно не смеется и не ссылается на фильм Билла Мюррея: Сэм не смеется и, вероятно, никогда не сможет смеяться над тем, что произошло в округе Бровард. Даже над смертью от тухлого тако прямо рядом с туалетами от разрушающейся космической станции. — Если бы я знал, что завтра ты умрешь, я бы сделал все возможное, чтобы не допустить этого, — говорит Сэм в пустоту. Дин переводит на него удивленный взгляд. — Я знаю, что ты бы так и сделал. — Потому что ты мой брат, и я люблю тебя. Это было бы гораздо трогательнее, если бы Сэм не говорил настолько сердито. — Э-э-э, хорошо... — Я знаю, что облажался в Мемфисе — даже до истории с Руби — и я не должен был ударить тебя ножом, я это знаю. — Я знаю, что ты это знаешь, Сэм. Чертовски рано для этого, думает Дин и встает, чтобы налить себе еще одну чашку жидких мозгов. Он поднимает кофейник, предлагая, но Сэм отмахивается от него. — Если ты это знаешь, то почему ты не можешь простить меня? Чего?... — Чего? — Ты простил папу почти за все, от пренебрежения и почти заброшенности, когда мы были детьми, до того, что он был одержимым мудаком. Черт возьми, я выстрелил в тебя... дважды, и ты простил мне это. — Эй, эй, подожди-ка, — Дин поднимает руку. Ему следовало остаться в постели; нельзя было поддаваться соблазнительному запаху свежесваренного кофе. — За что я тебя не простил? Сэм смотрит на него с обидой и разочарованием. — За то, что пырнул тебя ножом в Мемфисе. — С чего ты это взял? — Вот почему ты хочешь уйти с охоты, верно? Чтобы сбежать от меня? Дин ничего не может с собой поделать, он смеется в ошеломленном осознании. — Так вот почему ты так злишься на меня? — Имею право, разве нет? Сэм сейчас выглядит очень расстроенным и вроде как преданным, так что Дин знает, что ему нужно сдержать свое — вполне понятное — веселье. — Сэм, я не злюсь из-за того, что меня пырнули ножом... В смысле, я не хочу, чтобы ты когда-либо сделал это снова, но я подумал об этом и решил, что отчасти это моя вина. Потому что я мог бы выбрать время лучше. Убийство Руби после того, как ты только что... поменялся всеми видами телесных жидкостей, о которых я никогда больше не буду упоминать, было не моей самой блестящей идеей из всех... — У тебя были блестящие идеи? — Сэм смотрит на него с надеждой, желая, чтобы его успокоили, и Дин раздраженно вздыхает. Взрослый, мать его. Внутри Сэм все еще девочка-подросток. — Тебе нужны причины? Номер один: я устал, Сэм. Я устал от всех этих монстров, ангельского дерьма и проклятого Апокалипсиса. Когда силы сверху и снизу работают против нас, это выводит меня из себя и заставляет хотеть сделать все, чтобы помешать им. Сэм наклоняет голову в неохотном согласии. — Кому ты хочешь помешать? — говорит Джо, появляясь на кухне. — Стольким монстрам, скольким мы сможем помешать одновременно, — легко отвечает Дин, прежде чем перевести разговор на более публичные темы. Например, кто будет готовить завтрак. И, похоже, это будет он, раз уж он первым открыл рот. Также оказывается, что Мертвый Дин Первый дал ему больше воспоминаний, чем просто теплое тело Лизы и его собственная теплая кровь. Теперь он делает офигенно вкусную яичницу-болтунью. Очко в пользу мертвых парней.***
Они едва выехали из Су-Фолс, когда Сэм возвращается к их предыдущей теме разговора. Дин хочет пробежаться по словам ритуала, чтобы запомнить его. Когда Бобби сказал ему, что это не настоящая латынь, а вымышленная версия а-ля "как хочу так и будет", он сначала даже обрадовался, полагая, что ее будет легче запомнить. Но он ошибался. Он знаком с латынью, знает ее достаточно, чтобы распознать ее структуру и ритмы, а в этой чепухе мумбо-юмбо ничего этого нет. Может быть, для Трикстера она легка и понятна, но, похоже, он был единственным. Однако, прежде чем Дин сможет приступить к этому проекту, прежде чем они даже пересекут границу города, Сэм задает вопросы. — Почему еще ты хочешь уйти? — спрашивает Сэм, выключая радио, уделяя все свое внимание Дину и притягивая его к себе. К сожалению, на этот раз некому прерывать разговор, потому Эллен и Джо едут в своем грузовике, а Бобби в своем Шеврелле. Вернувшись во двор, Дин обозвал их "Автоколонной" К.У. Макколла, а Бобби присвоил почетное звание "Свинарника". Конечно, сам он был бы Резиновым Утенком***. Сэму хотелось врезать ему за то, что он был таким надоедливым. Дин воспринял это как хороший знак, что они медленно возвращаются к тому, что было до сделки Дина, а это значит, что его младший брат будет более охотно прислушиваться к его предложениям. Он просто надеется, что у ему хватит времени. — Ты сказал, что к тебе приходили три призрака, а не один. Что тебе сказали другие призраки? — Ничего важного, — пытается прервать его Дин. Это не то, о чем он хочет говорить. — Вообще-то это важно. Потому что это означает, что ты умер еще два раза, о которых ты мне не сказал, и, возможно, эти смерти — причина того, что ты… ты другой. — Сэм... — Дин вздыхает. Он не хочет говорить об этом. Какой вообще смысл поднимать эту тему? Это просто разозлит их обоих и усложнит то, что они должны делать. Он напоминает себе, что Сэм взрослый и может сам принимать решения, но ему чертовски хочется, чтобы его брат все еще был его маленьким Сэмми, который просто доверял бы ему. — После... после того, как ты пожертвовал собой, чтобы посадить Люцифера в клетку... Дыши, черт возьми. Не забывай дышать. — После этого мы не виделись больше года. — Я был в аду целый год? — перебивает Сэм. Его голос полон ужаса. — Нет... нет, — отвечает Дин, — кто-то вытащил тебя или, скорее, вытащил твое тело. Они оставили твою душу внизу, Сэм, и ты был… Ты был самым эффективным, безжалостным охотником, которого я когда-либо встречал. Ты не колеблясь использовал все, что было под рукой, чтобы достичь своей цели. Он останавливается, надеясь, что этого достаточно, что Сэм будет доволен полученным куском информации, но сам в это не верит. Тишина рядом с ним тяжелая, пока Сэм обдумывает сказанное. — Кого, — наконец спрашивает он, — кого я использовал? Дин ничего не говорит. Ему и не нужно этого делать. — Тебя, — говорит Сэм, уже зная, что это правда. — Я убил тебя. Дин не может взглянуть на брата, не может смотреть, как тот разваливается на части. — Ты позволил, чтобы меня убили, — поправляет он Сэма. Небольшая разница, но такая важная. За исключением того, что так или иначе, в конце концов Дин все равно был мертв. И теперь он вспоминает, как хотел увидеть лицо Лизы, чтобы это были руки Лизы, ласкающие его, когда он умирал. Он хотел попрощаться с Лизой и Беном. — Черт, — тихий выдох Сэма вырывает его из только что нахлынувших воспоминаний. — Не заморачивайся, — говорит ему Дин, — теперь этого не произойдет. Мили проходят мимо, и только дорога и песни звучат слишком тихо, чтобы их можно было услышать. Дин смотрит в зеркало заднего вида, но Эллен все еще в двадцати ярдах позади в своем старом грузовике, а "Шевелль" Бобби в нескольких шагах позади нее. Солнце лениво и тускло восходит в ноябрьском небе. Всё настолько соответствует настроению внутри Импалы, что, если бы Дин был другим человеком, он попытался бы найти символическое значение обстановке. Вместо этого он просто будет надеяться, что Сэм оставит эту тему. — Было три призрака, — Сэм нарушает тишину и разрушает милую маленькую фантазию Дина, — как в Рождественской истории Диккенса, как ты сказал. Черт возьми, он так и сказал. — Так что же случилось во второй раз? По крайней мере, на этот вопрос довольно легко ответить. — Помнишь, что ты сказал о Сэме Айне и о том мерзком дерьме, которое поднимается вместе с ним? — Они убили тебя? — голос Сэма отдалился на милю от его прежней агрессивности, но это все еще не тот вопрос, на который Дин хочет ответить. К сожалению, он слишком долго ждет, чтобы лгать. — И это снова был я. Я стал причиной твоей смерти. Дин кашляет из-за воспоминаний о крови, которая, как он чувствует, течет по его горлу. — Айн каким-то образом обратил тебя. Привел в действие кровь демона или что-то в этом роде. Это все оправдание, которое Дин может ему дать. — Ты бросил меня к зомби, — он бросает взгляд на брата и рискует слегка улыбнуться, — они реально охотятся за мозгами. Никакой реакции. Каменный, озабоченный, с недовольным лицом — Сэм полностью контролирует ситуацию. — А в последний раз, в Уиндоме? — голос Сэма напряжен и, черт возьми, Дин ненавидит это. Ненавидит вспоминать и подсчитывать, как Сэм убил его или стал причиной его смерти. Уже четыре раза, включая Сделку. Больше, если посчитать и попытки тоже. — Дин, — говорит Сэм, — это был я? Каменная соль в психушке с привидениями. Выстрел на том причале, когда Сэм был одержим Мэг. Но, может быть, это не в счет. Дин проводит рукой по лицу, по волосам, как будто это избавит его от прошлого. — Может быть. Наверное. Люцифер носил тебя. Он не будет включать в свой список тот случай, когда они оба были под кайфом от яда Сирены, это была другая история. Как и Сэм, душивший его, когда Дин пытался помешать ему пойти с Руби, чтобы убить Лилит. Или как Сэм, позволивший вампиру укусить Дина, чтобы использовать его в качестве приманки для Альфа-Оборотня. — Господи. Это молитва, отрицание, желание, чтобы все было по-другому. Потом были все случаи, когда Сэм впускал Люцифера, и сатана пытался убить Мертвого Дина Первого, но, возможно, ему тоже не стоит их считать. На самом деле, если он хочет, чтобы это сработало, он определенно не должен их считать. Он не должен считать никого из своих мертвых Я. Они больше не имеют значения. Их нет. — Этого не случится, — говорит он примерно в миллионный раз. — Неудивительно, что ты ненавидишь меня. О господи… — Я не ненавижу тебя. — Ладно, может быть, не ненавидишь, но хочешь уйти? Ну да, так правильнее. Только это несправедливо. Сэм наконец поворачивается к Дину лицом, и выражение его лица наполовину обиженное, наполовину злое. — Ты винишь меня в том, что я ударил тебя ножом. Ладно, я это заслужил, но ты ведь еще обвиняешь меня в том, что мои будущие "я" делали в каких-то других временных рамках! Я понимаю, ты злишься, но я чувствую, будто я тебе больше не брат... — Дело не в этом, — говорит Дин, но это все равно что пытаться остановить Миссисипи. — Ты просто не можешь дождаться, когда уйдешь от меня... — Заткнись, Сэм! — теперь его очередь перебивать. — Ты хочешь знать главную причину, по которой я подумываю о том, чтобы уйти? Сэм неохотно кивает. — В тот год я жил с Лизой и Беном. Я работал на обычной работе и водил обычный грузовик. Тот, который не был оборудован потайными отделениями для хранения незаконного оружия. Я ходил на бейсбольные и футбольные матчи, семейные ужины и барбекю по соседству. И это было бы действительно здорово — странно, но приятно — за исключением того, что я думал, что ты в ловушке в клетке с Люцифером, сидящим на твоей заднице. Сэм не сводит с него взгляда, обдумывая услышанное и, как Дин надеется, думает, что это звучит мило. — Ты хочешь вернуться к этой жизни. Дин прочищает горло, потому что ему нужно правильно сформулировать. Соблазнять и искушать: медленно и неторопливо. — Скорее да, чем нет. На этот раз все должно пройти лучше, потому что ты жив, и я знаю, что ты жив. Если ты хочешь продолжать охотиться 24 на 7, я не буду тебя останавливать, но я могу, по крайней мере, убедиться, что у тебя есть место, куда ты можешь вернуться — подлечиться, пополнить запасы, что угодно. Или ты можешь попробовать остепениться, как я. Мы можем собираться вместе по выходным на футбольные матчи и пиво. Он почти жалеет, что не может создать яд той сирены, потому что это сделало бы все намного проще. Обращаться с Сэмом как со взрослым, возможно, и хорошо в долгосрочной перспективе, но в краткосрочной это полный отстой. У Сэма отвалилась челюсть. — Ты думаешь, что жизнь вот так внезапно станет лучше? — Да ладно, Сэм, ты действительно можешь представить, что мы будем жить такой жизнью и через пять лет? Через десять? Как насчет двадцати? Дин смеется. — Тебе действительно нравится торчать со мной в машине по восемь часов каждый божий день? Я тебя умоляю, я езжу слишком быстро и люблю командовать. Ты ненавидишь мою музыку. Сэм не может не улыбнуться. — Ты слушаешь одни и те же пять альбомов снова и снова, черт возьми. Дин легко пожимает плечами, он не стыдится своей музыки. — Мне нравится подпевать. — Так вот как ты это называешь? — Сука, — говорит Дин, чтобы проверить воду. Он внимательно наблюдает за своим братом, и, конечно же, Сэм пытается скрыть легкую улыбку. Что бы он ни делал, похоже, это работает. — Ты тоже отнюдь не сказочная принцесса. Во-первых, у тебя газы, — продолжает Дин, — ты съедаешь половину буррито и становишься токсичным. На этот раз краснеет лицо Сэма. — Мы знаем друг о друге то, чего братьям просто не следует знать. Сэм не смотрит на него. Он смотрит в окно, пряча глаза, но Дин видит, как он кусает губу, что-то сдерживая. — Ну, что думаешь? Тишина. — Мы можем время от времени играть в футбол, — предлагает Дин, потому что его брат раньше увлекался спортом, но Сэм все еще молчит. На самом деле, он скрестил руки на груди, кусает нижнюю губу, а его нога вибрирует, как массажная кровать. Все признаки того, что брат что-то замышляет. — Сэм, поговори со мной. — Ты больше не называешь меня Сэмми. Мозг Дина останавливается, когда он пытается осмыслить это утверждение, но ему действительно не везет в его понимании. — И что? — В смысле — и что? И все. Дин хмурится, потому что точки просто не соединяются в его разуме. Он автоматически проверяет вид сзади — уродливый грузовик все еще там — прежде чем снова сосредоточиться на младшем брате, который, похоже, развил свой собственный язык или придумал шифр, а Дина посвятить в него забыл. — Прости, чувак, но мне нужно немного больше. Если я правильно помню, ты ненавидишь, когда тебя называют Сэмми. — Я знаю. Сэм смотрит на свои колени. — И тем не менее ты расстроен, что я наконец-то уважаю твои желания. Одно плечо приподнимается, и Сэм поворачивается, чтобы посмотреть в окно. Его щеки покраснели. — Типа того. Он, блядь, не может победить. — Ты уверен, что гули не успели откусить какой-нибудь важный мужской кусок от тебя? Ну слушай... Я пытаюсь относиться к тебе как к взрослому и все такое дерьмо, и это заставляет тебя думать, что я тебя больше не люблю. Дин пытается сохранить свой тон легким — дразнящим, а не безумным, как он в реальности себя чувствует, — но это трудно. Он больше не знает, где он находится со своим братом, с тех пор, как узнал о Руби и этой кровососущей мести. Он надеялся, что у них все было лучше, но теперь он не так уверен. Сэм вновь поворачивается к Дину. — Что? — Дин вопросительно рассматривает брата. — Так вот чем ты занимался все это время? Пытался обращаться со мной как со взрослым? — Да. Что, черт возьми, еще он мог делать? — И это чертовски сложно. Сэм откровенно смеется. — Смейся сколько хочешь, задница. — Я смеюсь не над тобой, — говорит Сэм, продолжая хихикать. — Просто я уже отказался от этой идеи. О. — Хотя на самом деле ты сказал это пару раз. Это просто не укладывалось в голове. — Это одна из вещей, о которых Мертвый Дин Первый позаботился, чтобы я запомнил, — говорит Дин. — Чувство осознания, что многое из того дерьма, которое мы совершили, неправильный выбор, который мы сделали, был результатом либо моей чрезмерной заботы, либо твоего бунта. И я, может быть, и не самый умный парень на планете, но убей меня пару раз, и я научусь. Сэм смеется. — Я всегда знал, что только Апокалипсис заставит тебя позволить мне вырасти. — Ха-ха, — отзывается Дин, но без резкости, потому что Сэм сидит на пассажирском сиденье и улыбается ему так, как не делал уже давно. — И знаешь, ты в этом отстой. Дин фыркает и задирает нос. — Это не я отстой. Это ты отстой в взрослении или всяком таком дерьме. — Я исправлюсь, — говорит Сэм. Он все еще улыбается. Это хороший знак, что их небольшая беседа, возможно, закончена — пожалуйста, Боже, пусть это закончится, — но Дин не включает стерео, просто позволяет Сэму думать в тихом белом шуме колес по асфальту. Сэм поворачивается на своем сиденье так, чтобы оказаться лицом к лицу с Дином. Все, что может сделать Дин, — это украдкой бросать косые взгляды. — Я всегда знал, что ты хочешь такой жизни, — говорит Сэм. — Яблочные пироги, белые заборчики и собака. — Это ты хотел собаку. — Да и срать, — пожимает плечами Сэм, — даже когда мы были детьми, ты всегда придирался ко мне по поводу того, чтобы содержать нашу последнюю свалку в чистоте. Ты следил, чтобы стирка была закончена и мусор вынесен. Дин неловко ерзает на сиденье. — Только потому, что это должно было быть сделано. И папы не было рядом, чтобы сделать это в половине случаев, это невысказано, но понятно. Сэм внезапно смеется. — Помнишь то место в Индиане? Нет, Дин не помнит. Они побывали во многих местах Индианы. — Старый мистер Джуисон, ветеран Первой мировой. Ты раньше подстригал его газон и не позволял ему платить тебе. Теперь Дин вспомнил. — Так он рассказывал офигенные истории, — защищает он себя, даже когда чувствует, как его щеки горят румянцем, и Сэм, который часто проявляет больше такта, чем его старший брат, не дразнит его по этому поводу. Дин вспоминает, что ему нравилось ухаживать за лужайкой мистера Джуисона. Он наслаждался жужжанием старой газонокосилки (которую Дин держал наготове для него) и запахом свежескошенной травы. Переслащенный лимонад был отвратительным, но Дин никогда не мог сказать "нет", так как старик готовил его в качестве особого угощения. — На самом деле, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что тебе это подойдет: быть респектабельным горожанином. Дин думает, что в тоне Сэма может быть осторожное согласие, все еще не там, где ему нужно, но ближе, чем раньше. Ему нужно пойти на некоторые уступки, он это знает, поэтому он вздыхает и признается. — По правде говоря, как бы мне ни нравилась эта идея, она все еще меня пугает. Сэм прыскает. — Дин Винчестер, уважаемый гражданин? Я думаю, что мы все имеем право на небольшое волнение. — Сука, — на этот раз Дин улыбается во весь рот. И Сэмми улыбается в ответ. — Придурок. — Дин. Голос ангела звучит тихо и настойчиво. А еще совершенно неожиданно, но Дину удается удержать руль в руках, чтобы Импала не начала вихлять по дороге, как будто ее ведет какой-нибудь пьяный. Но это не мешает ему выругаться. — Господи боже, Кас! Почему бы не научиться сначала предупреждать? — Не богохульствуй. Сэм фыркает. Дин пытается одинаково смотреть на них обоих. — Тогда не появляйся на заднем сиденье моей машины, когда она едет под сто миль в час. — Это было слишком важно, чтобы ждать, пока ты снизишь скорость до безопасного уровня. — Тебе долго пришлось бы ждать, — говорит Сэм, все еще улыбаясь. — Точно, — соглашается Кастиэль с невинным осуждением, и Сэм снова заливается смехом. — Однако я появился не для того, чтобы обсудить манеру вождения Дина. Сэм напрягается. — Что случилось? — Я рассказал Захарии о том, что Габриэль жив и скрывается, но все еще работает над предотвращением Апокалипсиса. Он отреагировал так, как вы и предсказывали, — в голосе ангела слышится вселенское разочарование. — Сочувствую, Кас, — просто говорит Дин. Сэм согласно кивает. — Они хотят, чтобы Люцифер восстал, чтобы мог начаться Конец Света. Они готовы приговорить к смерти миллиарды последних творений нашего отца, чтобы освободиться от долга, который он однажды возложил на нас, — Кас переводит взгляд с одного на другого Винчестера, его бесхитростные голубые глаза смотрят потерянно и растерянно. — Я не понимаю, как они могут думать, что это то, чего желает бог. Сэм тоже смотрит на Дина, как будто у того есть ответы на все вопросы. Им просто повезло, что они у него действительно есть. Вроде как. — Потому, что он так долго молчал, Кас. — Это не меняет того, что он сказал. — Так-то оно так, — соглашается Дин, — но без него, подкрепляющего свои приказы, становится легче их нарушать или игнорировать. Кастиэль больше ничего не говорит, просто смотрит в окно, и выглядит опустошенным и несчастным. — Итак, чем сейчас еще занимаются твои боссы, помимо того, что негодуют по поводу Апокалипсиса? — Я полагаю, что оставшиеся архангелы ищут Габриэля и пока не могут похвастаться успехами. Его маскировка, кажется, удивительно эффективна. — У него была пара тысячелетий, чтобы усовершенствовать ее, — отмечает Сэм. — А Захария? — спрашивает Дин, — что он задумал? — Помогает Михаилу и Рафаэлю. Он известен своей настойчивостью, когда ему дает задание любой из архангелов. — Лизоблюд, — хмыкает Дин в знак согласия. Он видит в зеркале заднего вида, что Кастиэль озадаченно смотрит на него. — Однажды он решил явиться ко мне во сне. Только когда эти слова слетают с его языка, Дин понимает, что визит Захарии произошел в жизни какого-то другого Дина, а не в этой. Дерьмо. — Я не знал, что Захария проявлял к тебе личный интерес. Дин игнорирует невысказанный вопрос ради более грубого собственного. — Уриэль будет следить за тобой? — Возможно, — коротко отвечает Кас, — почему тебя интересует, что "задумали" Захария или Уриэль, или кто-либо из ангелов? Как их появление или отсутствие изменит твой план? У тебя ведь есть план, не так ли? — Чувак, — Дин заставляет себя усмехнуться, — я просто хочу знать, где они будут. Глаза Кастиэля сужаются, и Дин чувствует, как в небесном воине начинает подниматься гнев. — Габриэль не помогает тебе, не так ли? Это была полуправда, которую ты хотел, чтобы я передал дальше. Я сделал это. Голос Каса падает практически до инфразвукового диапазона. — Теперь я был бы признателен за правду. — Кас... — Правду, Дин. Ни оттенка, ни варианта правды. Если ты хочешь моей помощи в том, что ты запланировал, тогда ты не будешь лгать мне, увиливать или переиначивать. Угроза ясна, недвусмысленна, и ангел имеет на это право, но Дин не может ему сказать. Он открывает рот, но ничего не произносит. Он в панике смотрит на брата, и Сэм — Сэмми — понимает. — Дина посещают призраки. Кас переводит взгляд на Сэма. — Призраки, — повторяет он без интонации, что почему-то заставляет его звучать еще более скептически. — Путешествующие во времени призраки самого себя, возвращающиеся из будущего. — Сколько их было? — Три, — отвечает Сэм, — насколько мне известно... — он смотрит на Дина, и Дин кивает. — Почему? — Это... заклинание или что-то в этом роде, — Сэм звучит нерешительно. Он снова смотрит на Дина. Как и Кастиэль. — Все так, — подтверждает Дин теперь, когда он снова может говорить. — Заклинание. Оно срабатывает, когда я умираю насильственной смертью. — Нет, — в голосе Каса нет ни сомнений, ни желания выслушивать аргументы, — это невозможно. — Конечно, это возможно, — говорит Сэм, — это случилось, я сам видел. Кас опускает голову и обдумывает новую информацию. Дин побарабанил бы пальцами по чему-нибудь, если бы не надеялся так отчаянно, что ему повезет, и ангел позволит себе просто поверить в это. Конечно же, ему не повезло. — Кто наложил заклинание и почему? Сэм открывает рот и снова закрывает его. — Я, эм… Вообще-то, это хорошие вопросы. Он поворачивается, чтобы снова посмотреть на Дина, и Кастиэль требовательно буровит взглядом его спину. — Кто же его наложил? Дин пытается презрительно фыркнуть. — Почему вы думаете, что я сам не смогу это сделать? Сэм хмыкает. Кас продолжает пялиться. — Бог может позволить пророкам передавать информацию через вселенные и эпохи, поскольку мои братья не ограничены линейным существованием. Однако, как только физическое существование человека заканчивается — существование нормального человека — они либо переходят в новую реальность, либо становятся призраками в этой, которые продолжают линейно существовать. — Но призраки и раньше перемещались во времени, — возражает Сэм. — Не без божьего вмешательства, и я не поверю, что именно это случилось с твоим братом. — Что? Разве я недостаточно особенный? Когда Кас снова переводит на него пристальный взгляд, Дин жалеет, что не держал рот на замке. Ему действительно следует научиться этому. — Не исключено, что ты был бы достаточно важен для нашего отца, чтобы он вошел в твою жизнь и дал совет. Однако невозможно, чтобы он мог сделать это так, чтобы Гарнизон не узнал. Его присутствие... — голос Кастиэля затихает, и на его лице появляется выражение, которое Дин видел только после секса — отличного секса. — Его присутствие звенит, как колокол, во всех нас. Я бы почувствовал его, но я не чувствовал. — Значит, не бог, — Сэм чувствует необходимость подтвердить, когда Дин предпочел бы, чтобы он заткнулся. Кас качает головой. — Что-то столь же мощное? — Есть очень мало существ, столь же могущественных, как бог, и я не вижу, чтобы кто-нибудь из них проявлял интерес к Дину. — Спасибо, — сухо говорит Дин. Они снова смотрят на него. Он чувствует давление в их взглядах, как руки на своих плечах. Он ерзает. — Так почему же тебя отправляют обратно? — спрашивает Сэм, и его голос, нормальный и безэмоциональный, заставляет Дина подпрыгнуть. Это еще один вопрос, на который он не может ответить. — Может быть, для того, чтобы делать именно то, что я делаю, — говорит он вместо этого, — спасаю мир. Это не полная неправда, но он добавляет свою лучшую улыбку — Я же охрененный. И он видит, как Сэм перестает ждать ответа на свой вопрос. Каса, однако, отвлечь сложнее. Его глаза оценивающе сужаются. Дин приподнимает бровь. — Что? Разве не для этого я был нужен ангелам? Это заставляет Каса вздрогнуть и отвести взгляд. Будь он человеком, он бы виновато покраснел. — А что, если ты не сможешь? — спрашивает его Сэм, — спасти мир, я имею в виду. Ну на этот вопрос ответить проще всего. — Буду продолжать возвращаться, пока не добьюсь своего. Смерть за смертью, смерть после смерти.