ENV¥¥OU — Stick Around
День он тратит на наведение порядка. Раскошеливается на прачечную, протирает пыль, перемывет посуду и даже подравнивает причёску. Чёлку он решает оставить — уже привык сдувать её набок — но с бритым затылком действительно гораздо легче. Щетину, почти превратившуюся в бороду, тоже надо бы сбрить. Проходит почти гладко: рука отнимается, когда он ведёт лезвием вдоль линии челюсти, и там остаётся небольшая царапина. Могло быть хуже. Закат он встречает при параде. Можно подумать, что Широ собрался на показательное вручение очередной благодарности, если не знать, что его уже полгода как уволили. Он даже туфли надевает, начищенные почти до зеркального блеска. Галстук всё же оставляет в шкафу — наверное, это уже перебор. Широ распахивает окно и выключает весь свет, оставив себе только тусклую кухонную лампу. Визита Акиры он ждёт за чашкой кофе, скорее всего своей последней. Представляет, как тот выйдет из тени штор и приставит нож к его шее. Представляет, как холодный металл легко скользнёт по коже — Акира не будет его мучить и сделает это быстро. Представляет, что вдохнёт перед смертью запах грозы и ливня, и думает, что это в общем-то хорошая смерть. Размышления прерывает звонок в дверь. — Ну привет, детектив. Акира стоит на месте. Перекатывается с пяток на носки, держа руки в карманах узких джинс. Завороженный, Широ смотрит, как большие пальцы гладят цепочки, креплённые к шлёвкам. Поднять взгляд выше страшно и грозит шагом в бездну, ту самую, где он из раза в раз берёт Акиру в своих фантазиях. Реальность оказывается ужаснее, потому что в ней у Акиры острые ключицы и глаза цвета рассветного неба. — Привет. Тебя, эм, пригласить надо, чтобы ты смог войти, или?.. Акира цокает языком и проходит в квартиру, оттеснив его бедром. Что ж, похоже, приглашение ему не нужно. — Думал, ты через окно войдёшь, — пытается поддержать разговор Широ, пока закрывает дверь. — Я тебе Найтвинг, что ли. Оценивающий взгляд падает куда нужно сам собой. Не Найтвинг, конечно, но задница явно не хуже. Эта задница приземляется на скрипучий стул, а ноги в высоких шнурованных ботинках — одна на другую, поперёк стола. Тонкие пальцы выуживают из кармана куртки пачку сигарет и дешёвую зажигалку, кремний в которой упорно не хочет давать искру. Широ щёлкает своей. Пламя отражается в чужих глазах, разгорается сильнее и опаляет внутренности через улыбку. — Типа, спасибо. — Акира делает затяжку и выдыхает, запрокинув голову. Его шея привлекательно белая, будто холст; Широ хочется расписать полотно яркими засосами. — Пушка у тебя? Акира смотрит ему в глаза. Выпускает дым уголком губ, и Широ наконец-то замечает важное. Сигарета в руке Акиры дрожит. Наглый ублюдок — всего лишь образ. Он напуган до усрачки. Напряжён так, словно… Оставшийся кусочек паззла встаёт на место. — Я не собираюсь тебя убивать. — Ты издеваешься?! Молния выхватывает его силуэт из темноты, на мгновение перекрашивая красно-чёрное в белый. В это же мгновение Акира хватает его за ворот — следом их обоих оглушает гром, и мир останавливается. Рубашку сминают в пальцах с такой силой, что оставшиеся складки теперь только отпаривать. Широ думает об этом, чтобы не сгореть дотла в его глазах. Нечеловеческих. Потрясающих. Губы напротив сомкнуты в тонкую полоску, брови изломаны в отчаянии, и пережить это нельзя. — Я издевался над копами, ввалился к тебе и вёл себя как сука; что ещё мне нужно сделать, чтобы меня наконец пришили? — Он разжимает пальцы. — Наверное, я и правда наивный идиот, раз решил, что ты понимаешь. — Но я понимаю. — Да нихера ты не понимаешь! Я их убил, всех убил! — Акира скалится, обнажая клыки. — Я — чудовище. Лучше бы они никогда не виделись. Лучше бы их встреча осталась фантазией. Лучше бы ему не знать, что у Акиры есть маленькая родинка возле уха и что он действительно пахнет грозой и ливнем. Так было бы лучше, потому что сейчас Широ сжимает его в объятьях и знает, что не сможет отпустить. — Ты не чудовище, — шепчет он в волосы, пока пропускает пряди сквозь пальцы. — Ты сделал то, что считал правильным. Его выдох рваный. Слишком судорожный. Акира не двигается, его плечи кажутся каменными. Не то чтобы Широ ждал ответных объятий, но… Он отстраняется, чтобы заглянуть в глаза Акиры и остаться в них. Чёрные зрачки вытянуты в узкую полосу, красный светит слишком ярко. Широ отводит пальцами тёмную чёлку, опасаясь. Не за себя — за Акиру. — В чём дело? — В тебе, — отвечает он сразу же. Его взгляд наконец-то начинает казаться осмысленным, однако Акира всё ещё смотрит куда-то поверх плеча. — От тебя кровью пахнет. Мне… мне отойти лучше. Несмотря на сказанное, он не двигается с места. Дёргает носом, принюхиваясь, и шумно сглатывает. — Ты когда ел в последний раз? — Дня три назад. Поймал то ли ворону, то ли голубя — не помню уже. — А… — Широ прочищает горло, — а люди? Ты их не пьёшь? — Не хочу быть как те, из-за которых стал таким. Он обхватывает себя руками и всё же делает шаг назад. Так не пойдёт. — Что ты?.. — только и успевает сказать он, прежде чем Широ тянет его за собой. — Ты голоден, — сообщает он Акире вполне очевидную вещь, — а мне нечего терять. Пуговицы рубашки выскальзывают из прорезей. На третьей пальцы немеют и приходится остановиться — этого должно хватить. Здоровой рукой Широ сдвигает ворот, обнажая шею. Больна и правда не только рука. Разум болен тоже, раз всё это его только заводит. Акира облизывает пересохшие губы, чуть наклоняется вперёд, но останавливается, так и не прикоснувшись к коже. — Не ври, что не хочешь меня. В фантазиях всё было наоборот, но так даже лучше. В фантазиях Акиру не подбрасывало от одного его взгляда. В фантазиях он не смотрел на Широ с жаждой настолько тёмной. В фантазиях не забирался к нему на колени, желая его так сильно. Отстойная у Широ фантазия. — Не хотел, — шепчет Акира, сжимая плечи до боли, — но когда сегодня тебя увидел… — влажный язык скользит вдоль подсохшей царапины, — подумал, что прямо на площадке разденусь. Ему стоит прекратить, потому что кровь отливает от головы слишком стремительно. Широ прикрывает глаза и вновь зарывается рукой в чужие волосы, готовясь не то оттащить его от своей шеи, не то держать на месте, пока Акира не выпьет его без остатка. — От тебя так сладко пахнет, что у меня башню сносит, — продолжает шептать Акира, до сих пор не приступив. — Я не уверен, что смогу вовремя остановиться. Нам… Нет, нет, чёрт, я не!.. — Я скажу, если почувствую себя плохо. Идёт? Не сразу, но у Акиры получается посмотреть ему в глаза. Ресницы бросают на скулы длинные тени, он обнажает клыки, будто напоминает Широ о том, кем является. — Ты мне доверяешь? — спрашивает он хриплым голосом. Широ пожимает плечами. — Ты же мне доверился. Это одновременно больнее и охренительнее, чем представлялось. Акира сжимает бёдра коленями слишком сильно, впивается ногтями в плечи, вспарывает клыками кожу. Крови много, Акира едва успевает собирать её губами — часть всё равно впитывается в рубашку. Плевать. Плевать, пока Акира вылизывает его шею, пока так сладко стонет, пока заставляет Широ чувствовать себя по-настоящему живым. Теперь он знает, каково это. Уходить из жизни быстро, а не ждать, пока его прикончит затянувшаяся на долгие годы болезнь. Чувствовать смерть так близко, держать её в своих собственных руках. Так странно, но так правильно. Он рад умереть ради Акиры — нет, Кита. Осознание возвращает в реальность. В ту, в которой он давно проиграл и просто не мог признать поражение. В ту, в которой он хотел бы быть с ним вечность. — Кит, — просит Широ из последних сил, — Кит, пожалуйста… Тот сразу же останавливается. Соскальзывает с коленей, чтобы вернуться и уложить его голову на свои же. Зажимает рану прихваченным с кухни полотенцем, гладит щёки кончиками пальцев, успокаивая. Широ не нервничает. Он дышит грозой и ливнем, наслаждается осторожными прикосновениями и думает о том, что эта ночь была предрешена. Ещё тогда, когда он впервые развернул журавлик. То письмо приколото к пробковой доске. От него красной нитью тянутся месяцы расследования, десятки стикеров с записями, крохи сведений о том, кем Кит Когане был до «пропажи без вести». Там вся его жизнь, такая, какую Широ смог избежать. В отличие от Кита, в жизни ему повезло чуть больше, пусть и только усыновлением. Широ переводит взгляд. Лицо Кита прямо над ним. Улыбающееся. Прекрасное. Кит пропускает сквозь пальцы белые пряди чёлки, и Широ замурчал бы, если бы умел. — О чём думаешь? Они похожи настолько же, насколько разные. Широ потребовалось оказаться на грани смерти, чтобы понять это. Чтобы стереть из памяти треклятое «Акира» и без зазрения совести выдохнуть «Кит». Чтобы признаться себе, что хочет быть громом для его молнии. — О том, что очень хочу тебя поцеловать. Пидж вряд ли знает, что её клиенты в холодильнике были не только ненормально здоровыми, но и ненормально сильными. Или же это только Кит такой особенный — ему не составляет труда поднять Широ на руки и бросить его на кровать. Он нависает над ним, упирается ладонями по обе стороны от головы, и его глаза горят алым в тесном полумраке комнаты. — И давно? — С тех пор как мы встретились в том переулке. Широ хочет рассказать больше. О том, что Кит снился ему почти каждую ночь, о том, что в этих снах делал, о том, что ему должно бы быть стыдно, но на самом деле нет, и всё это неважно. Потому что Кит целуется ещё лучше, чем кусается. — Я помню ту ночь, — шепчет Кит, пока растягивает себя пальцами, так и не сняв свои байкерские перчатки, — ты такой крутой в том плаще был. Но бородка пиздец, честно, не носи её больше. Он готов поклясться, что больше не будет — Кит снова припадает к губам, не позволив сказать и сло́ва. Целует, одержимый, будто в последний раз, а Широ старается не думать о том, что возможно так и есть. В контраст с холодной кожей Кит безумно пылок. В контраст с острыми клыками — бережен и осторожен. В контраст самому Широ болтает без умолку, и нельзя не улыбаться, когда целуешь его, как нельзя сдерживать голос и нельзя заставить себя не касаться. Знал бы — купил бы побольше смазки, а не довольствовался бы оставшейся от прошлых отношений. Кит не столько раздевается, сколько срывает с себя одежду. Новая вспышка молнии запечатывает белым его обнажённое тело, совершенное и идеальное. Следующий за ней гром бьёт сразу по лёгким, заставляя дышать. Напоминает, как сильно он нуждается в Ките и как бывает велико желание. — Кажется, речь была только про поцелуй, — с улыбкой бормочет Широ в припухшие от поцелуев губы, когда Кит забирается обратно к нему на колени. — Если ты сейчас предлагаешь мне одеться, то иди нахрен. — С радостью, но ты уже себя растянул — не пропадать же добру. Кит держит его лицо в ладонях, пока вылизывает рот. Мокро, грязно, по́шло, и Широ в восторге. — Ловлю на слове. А пока расслабься и получай удовольствие, детектив. Вряд ли можно расслабиться, когда бёдра седлает настолько привлекательный парень, как вряд ли можно выдержать столько удовольствия. Внутри него горячо, тесно и да. Кит кусает губы, опускает голову так низко, что влажные от дождя волосы закрывают лицо — Широ отводит пряди пальцами, мимоходом проводит большим вдоль скулы. Улыбка, неожиданно светлая, становится для него потрясением. Накрыв его руку своей, Кит касается губами запястья. Так нельзя. Это подло, это удар под дых, и Широ готов принять его снова. Только после того, как вскинет бёдра вверх и как следует сожмёт эту крепкую задницу. Кит выругивается, подпаливая его ещё больше, хотя казалось бы. — Детектив, ты… — Широ, — поправляет он, сразу же понимая, какую ошибку совершил. — Ладно. Широ. Твою мать, Широ, Широ!.. Руку невовремя сводит болью — у него нет времени разбираться с этим. Широ позволяет ей упасть на кровать, запрокидывает голову, прикрыв глаза. Нужно сконцентрироваться на другом. Мысленно отсечь руку по самый локоть и позволить Киту сжечь себя дотла. Провести той, что ещё чувствует, по гладкой коже и оставить ладонь на изгибе поясницы. Забыть всё, что он знал, оставив в памяти только имя — Кит — и толкнуться в последний раз, изливаясь. — Пиздец, — выдыхает Кит. — Ещё нет. В доказательство он обхватывает истекающий смазкой член и выбивает из Кита оргазм такой яркий, что у него самого непременно встал бы снова, будь Широ помоложе. Обессиленный, Кит почти падает ему на грудь. Он тяжело дышит, но всё равно клюёт Широ в щёку прежде, чем слезть с него. Дождь усиливается; закрыть бы окно, однако всё внимание Широ приковано к ссутуленной спине с выступающими у шеи позвонками. Кит копошится у пола — ищет сигареты — и даже найдя их, остаётся сидеть на краю кровати. — Можно? — нарушает тишину Широ. Кит молча протягивает ему ту, что курит сам. — Действительно пиздец, — невпопад отвечает Кит, смотря в никуда перед собой. — Это было настолько плохо? — Нет, ты охренительный. В этом и проблема. Широ не видит никакой проблемы. Разве что в том, что Кит обнажён, а в квартире прохладно. Интересно, а вампиры могут мёрзнуть? — Конкретизируй? — Всё же Широ подтягивает поближе одеяло и набрасывает на плечи Кита, так, на всякий случай. В ответ тот дёргает уголком губ, однако по-прежнему не смотрит в глаза. — Я умереть собирался. Пришёл, чтобы ты меня грохнул. Но сейчас… — Он делает затяжку и выпускает дым, лениво рассеивает его пальцами, рисуя в воздухе одному ему понятные узоры. — К смерти вообще можно подготовиться? — Нет. Инстинкты всегда берут верх. Такова людская природа — мы не хотим умирать, даже если думаем иначе. — «Людская», — Кит горько усмехается, — да я не человек теперь даже. — Ты тот, кому нужна помощь. А я тот, кто может тебе помочь. Уверен, что в других городах нет вампиров? Его глаза светятся ярче, чем пламя на кончике сигареты. Широ тонет в них снова, каждый раз как в первый. — Ты, типа, в мои напарники записаться хочешь? — Почему бы и нет. Ты неплохо расправляешься с вампирами, а я мог бы их выслеживать. — Но… — Просто пообещай подумать над этим, — перебивает его Широ, неловко заваливаясь назад, — я уставший больной человек, видишь, уже засыпаю сидя. Кстати, вампиры вообще спят? Вместо ответа Кит смеётся и перекладывает одеяло со своих плеч на его. — Ты поехавший и ещё более отбитый, чем я. Прежде, чем провалиться в сон, Широ успевает спросить: — Значит, я тебе нравлюсь? — Очень.***
На часах одиннадцать утра. Произошедшее вчера кажется очередным безумным сном, ведь кровать рядом с ним пуста. Жаль. Широ был всерьёз готов идти за ним хоть на край света, в любом состоянии и в любую погоду, даже такую отвратительную. Сердце сжимается и разгоняется вновь, как только взгляд выхватывает выжженный на веках силуэт у окна. — Кит! — выкрикивает он, возможно, слишком громко, — там же солнце! — Да какое солнце, дождь опять льёт. — Кит прислоняется бедром к подоконнику, улыбаясь. — Доброе утро, кстати. Если его вообще можно считать добрым. Это определённо самое доброе утро в его жизни, и оно становится ещё добрее, когда Кит забирается к нему под одеяло. — Но ты прав, солнце для меня теперь такая себе штука. Не сгорю, но… В общем, видишь это? — он заправляет волосы за ухо, демонстрируя шрам на щеке, — примерно час понадобился. Пытался понять, сколько могу выдержать, и, вот. Широ гладит розовую полосу костяшками пальцев. Не удержавшись, чмокает Кита в кончик носа — в ответ Кит тянет Широ на себя, и из постели они выбираются только к обеду. — Я тут подумал, — говорит он, выдыхая дым, и передаёт сигарету Широ. — М? — Если ехать в другой город — как быстро ты сможешь собрать свои вещи?