Воронье Гнездо. Белый Ворон

Петер торопливо выруливает из-за поворота. Чёрно-красные помещения Гнезда так достали его, что впору было начать разбивать их на части. Ещё более отвратительно бродить по нему одному. Стоило ему, Петеру, отлучиться на какие-то жалкие минуты, как Моро тут же пропал из его поля зрения и зоны досягаемости. Последнее что он узнал было то, что, ожидаемо, его для чего-то утащил Рико. Петер нёсся по следу словно ищейка. Куда Рико мог потащить Жана? Его комната. Это было очевидно. Петер сокращал путь как мог и в итоге ему это воздалось. Обогнув очередной угол вёрткого Гнезда, он, наконец, увидел чужие спины. Жан подстраивался под шаг Мориямы, а по правое плечо от него шёл Юманес. Ожидаемо. — Жан! Вот ты где! — французский, рваный, но от того только больше раздражающий ударился о стены коридора. Процессия остановилась, когда Моро, оглянулся, тут же получил каблуком туфли по коленке. Ландвисон зло сцепил зубы и ускорился. — Да ты чего о себе думаешь?! Петер сорвался мгновенно и, схватив Рико за ворот, он уже замахнулся на лицо Мориямы, думая размозжить его бесполезную бошку. Он не мог контролировать подобное. Это походило на выработанный рефлекс. Но в итоге он успел, только подумать об этом, его рванули за ворот рубашки. Ландвисон зло рыкает и пытается оттолкнуть от себя Юманеса, что, конечно, кинулся на защиту своего Короля. Безмолвно. Покорно, словно пёс. Рико стоял даже не шелохнувшись, абсолютно бесстрашно и спокойно. Он оглянулся на Моро, что сидел на полу, съехавший по стене от крепкого удара Мориямы, боясь шевельнуться. Рико подпнул его, вложив в этот жест всё своё презрение. Пока Артур сдерживал обидчика, то он мог себе это позволить. Рико в целом предпочитал игнорировать Петера, но в последнее время это было просто невозможно. В особенности после того, как Ландвисон набил себе это тату, он стал абсолютно невыносим. — Вставай, сейчас же. Петер несдержанно рванулся из чужой ослабшей хватки и оттолкнул Рико, встав между ним и французом. — Он пойдет только туда, куда сам захочет, — зло отозвался Петер и угрожающе сверкнул взглядом на Юманеса. Ландвисон знал, что ещё один шаг и наплевав на свой пацифизм тот кинется на него. — Он пойдёт туда, куда я ему скажу, –отозвался Морияма, поправив рубашку и волосы. Он смотрит через плечо ирландца. Жан, дрожа поднимается под этим взглядом, Рико ухмыляется. — Он принадлежит мне. Голос Мориямы в который раз отвратительно отдался в сознании двух новичков. Они здесь три года и до сих пор они новички. Всего лишь глупые Воронята. Им постоянно давали об этом понять, как сейчас, например. А Петер все равно не желал мириться с этим. В какие-то мгновения он думал лишь о себе, о том, что он не хочет, чтобы в итоге так относились к нему. Но в остальную часть времени его мысли занимал только Жан, и конечно, Петер уже знал природу этих своих мыслей. Но больше это никому не нужно. Что делают с ним. Как обращаются к нему. И от этих мыслей, чувство жгучей несправедливости пожирало его, как пламя. Жан Моро, что обалдуй такой, больше Мориямы в два раза в обе стороны и все равно трясется при виде него, как осиновый лист. Теперь дрожал, и теперь молчал и опускал взгляд, когда замечал фигуру Мориямы. Петер всё не мог отделаться от мысли, что это из-за него. Что это он не доглядел. Он упустил что-то, что-то очень важное. Ко всему прочему, Жан часто болтал с Кевином. Они говорили на французском, но только так чтобы никто не видел. Кроме Петера. Петер был словно белая тень. Он все слышал, но за пределы его знаний это не выходило. Первая ступень бешенства прошла. Дже разжал руки и бесшумно выдохнул. Он обещал Жану, что будет сдержаннее. — Он человек, кусок ты дерьма. Он не может «принадлежать» тем более тебе, — рявкает ирландец, но не делает ни шагу. Руки так же опущены, а тело напряжено как пружина.– Он не принадлежит тебе. Он не вещь. А ты безмозглая сука, раз не понимаешь этого. Температура в коридоре словно понизилась на несколько градусов. Стоящий неподалеку Артур, успел уже раз десять оглядеть их. Те, кто успели оказаться рядом с этим коридором, мгновенно сменяли свою траекторию. Никто не хотел попасть под их искры. — Посмей повторить это, — угроза звучала звоном метала в голосе японца. Петер сжимает кулаки. Черт с два он сдержится. Он делает шаг к Рико, отталкивает стоящего рядом Артура, словно мешок с песком. Петер снова перехватил ворот рубашки Короля. — Ты. Не можешь. Владеть, им! — повторил Петер. Повторил достаточно громко чтобы Рико услышал его. Чтобы услышали и другие Вороны, несчастные, что оказались неподалеку. И главное, чтобы услышал Моро, все так же стоявший за его спиной. Он лишь дрожа наблюдает за тем ужасом, что учинил его друг. Как сцепив зубы он недовольно оглянулся на Рико. — Этот уебок всего лишь избалованная паскуда, помнишь, Жан? Петер не оборачивается, продолжает так же сцеплять чужую рубашку и прожигать глаза Рико. А внутри Ландвисона все сжималось в один большой узел, стоило ему вспомнить как Морияма заставляет его друга ползать у себя в ногах. Разнести к чёртовой матери весь мир и под его обломками и пеплом похоронить Морияму. Вот что хотелось сделать Петеру этот последний год. — Сегодня он запрещает тебе говорить, завтра запретит одеваться, а послезавтра — дышать, и то будешь по команде! — Петер тряхнул Рико, словно хотел что-то увидеть. Хоть что-то. Но нет. В глазах привычно холодно пусто. — Ты не чувствуешь рамок, — сталь в голосе Мориямы была настолько острой, что ей можно было разрезать густой воздух вокруг них. — И ты испытываешь, мое терпение, Петер. Рико оттолкнул Белого Ворона к той же стене и сжал его шею. Петер на мгновение замер от страха, но через секунду, осознав, что это всего лишь рука, снова оскалился и схватил запястье Мориямы, но этот жест заставил того сильнее надавить на болевые точки. В горле мерзко запершило. — Идёшь ты нахуй, Рико, — выплюнул альбинос. Он смотрит в глаза японца. Через мгновение взгляд скользнул ему за спину. Артур выглядел расслабленно, но Петер знает, что стоит ему сделать шаг, Артур подставится под удар. Омерзительно. Даже у такого человека, как Рико есть тот, кто желает его защищать. Если даже у него есть кто-то, то Моро этот кто-то жизненно необходим. И Петер в который раз убедился, что этим кем-то в пору быть ему. Рико не страшный. Он жалкий. И отвратительный. — Ты не достоин таких верных друзей, как Артур, — он перевел взгляд на Морияму. Он упёр взгляд в его татуировку на скуле и брезгливо морщась поднял взгляд на его глаза, в которых отразилось удивление и смех. — Ты не достоин ни единой привилегии, что имеешь. — Он мне не друг, — смеётся Рико и сжимает чужую шею так сильно, что Петер ощутил, как начал заканчиваться воздух, но взгляда не отводит. — Он мой пёс. А я его хозяин. Здесь не важно достоин я или нет. Факт остаётся фактом. Рука на шее Петера сжалась ещё плотнее. Тот шипит от давящего спазма в глотке. Мерзость. — Что это, принадлежит мне. Петер рычит. Он просто не мог оставить последнее слово за Рико. — Артур, да?.. — каждая буква давалась с трудом. Морияма сжимал его шею так крепко будто и, правда, хотел задушить. Конечно, все знали, что он не посмеет убить одного из членов будущего основного состава. Но сделать так, чтобы наглец словил лёгкое кислородное голодание, по собственной же глупости, он вполне мог. — Пёс так пёс. Голос Ландвисона безбожно хрипел и был слишком уж тихим, но ему было достаточно этого. Факта того, что Рико слышит его. И пусть этот проклятый япошка не думает, что Петер так просто и без боя сдастся здесь. Слишком высоки были ставки. — А теперь оцени разницу, — ядовито плюет Петер и оттесняет о себя руку Мориямы, вбирая воздуха и снова хрипя, тратит этот кислород на слова. — Пёс и человек. Артур — пёс. Но Жан — человек. И все вернулось на круги своя и началось заново. Петер держит свою раздражающую улыбку и снова перехватывает ворот чужой черной рубашки. — А если ты забудешь об этом снова, я с радостью, напомню тебе! — Петер оттолкнул от себя взбешенного Короля и глубоко вобрал воздух, захрипев. Он касается своей шеи и все пытается восстановить дыхание, опираясь ладонью на стену и смотрит так же на японца. Петер оглянулся на Моро, что наблюдал за всем этим ужасом и кивнул ему, показывая, что с ним всё хорошо. — Моро, оторви ты свой бесполезный зад от стены и делай, что сказано, — грубо отозвался Рико и махнув рукой приказал французу подойти, но тот не успел даже и шагу сделать. Петер не смог ничего поделать, он просто не смог совладать с собой и делает несколько злых рваных шагов. — Ты, безмозглая блядь! — Петер прибил Морияма к стене, схватив рубашку за грудки и посильнее шандарахнул его о стену. — Не смей. Так. Говорить. С ним! — откровенно говоря. Будь на месте Жана кто-то другой. Тот же Кевин, что мудро отсиживается в комнате, послушно ожидая брата (хозяина), честное слово, Дже так бы не взорвался. Он бы даже внимания не обратил. Очевидно. Сейчас же, при одной мысли о подобном обращении в отношении Моро его душа буквально разрывалась непреодолимым пламенным торнадо. И животное бешенство в глазах Короля Экси не уступало ему. И именно его взгляд должен утихомирить его злобную бурю. Петер ощутил, как в очередной попытке ударить Рико, рванулся назад. Артур был много меньше него ростом, но сил имел больше чем казалось. Он крепко дернул его и заставив спотыкнуться, уронил на пол. Хотя, подставив руку, Ландвисон завалился на бок, но, когда по белоснежной кофте проехались черные кроссовки, впечатавшись в область живота, он сильнее сжался и только мелькнувшая попытка подняться улетела к чертям. — Ты сам подписал себе этот приговор, — заявляет Морияма, поправив волосы, он зачесал их пятерней назад, пока нога Артура проехалась по груди Петера. — Я не боюсь тебя, — заявил Петер, сорвано и словно не видит и не чувствует того, как нога Юманеса пинает его. Постепенно он всё больше привыкает к боли. За эти три года он хорошо изучил её и даже научился игнорировать. Она была ничем, мелочью для него. Что важнее, её не должен испытывать Жан. Ведь до момента, когда татуировка несчастной шестёрки появилась на его скуле, он жил ещё спокойно. Относительно. Изредка он ввязывался в перепалки с другими Воронами, но Кевин помогал всё уладить. Петер же предпочитал игнорировать Дэя и думал лишь о том, что случится, если завтра Рико заиграется. Слишком далеко. Недосягаемо. Ему нужно было дотянуться. Жизненно необходимо. И как итог хватило лишь руки тату-мастера. И место «Шестёрки» помогло ему добраться достаточно высоко, чтобы сердце успокоилось хоть немного. Боль сердца хуже простой боли. Для боли такого рода, нет обезболивающего. И потому, он забрался, пусть и почти что по головам, отталкиваясь от чужих плеч и смог хоть частично, но коснуться чужого пьедестала. Встать между Единицей и Тройкой. В тот первый день ему впервые навредили по-настоящему. Вырвали из сустава три пальца на левой руке, когда он захотел дотянуться до Мориямы, чтобы схватить того за ворот. Впервые. Потом он разбил тому подпевале нос. Теперь его стараются не трогать. Его непринятие власти. Отрицание. Нежелание подчиниться. Его не хотят трогать. Связываться. И теперь должны перестать трогать и Жана. Белые Вороны не в чести, но Петеру оно на руку. Ему не нужно становиться частью этой «Свиты». Он должен уничтожить её. — И об этом тебе тоже придется пожалеть. Петер ничего не отвечает. Он просто смотрит на Морияму, понимая, что, во-первых, удары прекратились, а во-вторых, что если раскроет рот, то снова выльет на того ушат помоев. Лучше от этого никому не станет. Жану тем более. Они здесь три года. И за три года Петер понял слишком мало. Он понял, что должен сделать слишком много, чтобы помочь ему. Но ведь при желании, всё в его силах. Он в силах сталкиваться лбами с Рико. Он в силах выдержать ту боль, что ему приносят Вороны и это треклятое Гнездо. Он в силах выйти на поле разбитым. Всё это должно помочь. Но почему не помогает?! Три. Количество голов, которое он способен забить с тремя выбитыми пальцами. Тридцать. Количество кругов, которые он способен пробежать с открытым кровотечением, прежде чем сможет доползти до раздевалки и раствориться под струями воды, слыша, как паническая атака накатывает на Моро неподалеку. Шесть. То, что он набил себе на скуле, без ведома Рико, вступив в его «Свиту». Лишь ради одного. Ради того, чтобы, наконец, столкнуться с ним нос к носу. Чтобы в итоге вырвать ему сердце и скормить уличным псам. Если те, конечно, изглодают так, что готовы будут съесть кусок гнилого мяса. Самоволка стоила Петеру много. Очень много, буквально жизни. Но оно стоило того. Пускай, Жан будет выживающим. Пускай, он будет покорным. Тогда Петер будет бороться за них обоих. Он нашел, то, ради чего он сможет выжить в Гнезде. И имя этому Жан Моро. Отданный на растерзание Морияме в обмен на уплату долгов его семьи. Разменная монета. Нет. Человек. Жан, человек. И с каждым днём Петер убеждался в этом все больше. Каждый день, когда слышал, как он задыхается, слыша шум воды. Слыша, как он что-то тихо лепечет в ответ на вопли и бешенство капитана Воронов. То, как он кривыми пальцами растирает мази на синяках, что Петер получил после новой стычки с Воронами. Как он аккуратно, заклеивает его царапины ворча что-то на французском. Петер не знал ещё многого на французском, но слыша, как красиво он звучит от Моро стремился выучил его ещё больше. А может и от того, что Рико не знал его, и чисто из своего дебильного желания «позырить», он хочет каждый раз говорить на французском перед Мориямой?.. может и так. Ах да точно! Два. Количество языков, что знал Дже. Английский, в совершенстве. И французский, уже на уровне разговорного. И по словам Хозяина должен был знать ещё один. Японский. Как это объясняли другие Вороны, так это от того, чтобы Рико было проще выражать свои мысли. Уже на следующий день Петер заметил Моро за учебником и тетрадями, которые вероятнее всего ему одолжил Кевин. Похоже таков был уговор, Моро учит Кевина французскому. Кевин помогает Моро с японским. Петер же даже смотреть не хотел на эти иероглифы. За три года он ни разу не притронулся к ним. Ему достаточно было слышать, как японский звучит из уст Рико и Тетцудзи. И это отбивало всякое желание браться за него. А в отместку, Рико часто передавал указания команде на японском. Конечно, Петер ничего не понимал и потому путал все, что только можно. Скорость и реакция не спасала его, когда вместо передачи Артуру, он сам нёсся к воротам. И следом был жестоко бит Тетцудзи. А после закрыт в какой-то непонятной комнате. Там был стул, стол и кровать, выход в небольшой санузел. Очень похоже на тюремный карцер, хотя в сути тем оно и было. На столе лежали учебник японского, какие-то тетради. И конечно Петер не подходил к ним. Он быстро укладывался на кровать и проводил там большую часть времени. Ему не приносили еду. Объясняли это тем, что он должен был сам попросить её на японском. Он не сразу привык к такому. Но спустя раз пятый, как попал туда, он даже привык выживать без ужина или завтрака. Его выпускали только перед тренировкой, утренней или вечерней. И ничего не могли поделать. Каждый раз, когда Тетцудзи приходил он ожидал услышать поток японских слов, но вместо этого альбинос лишь скучно проходил мимо. Он, не торопясь шёл в сторону раздевалки. Там он переодевался последний. И двигался в сторону поля. Пусть в желудке было пусто, все тело ломило от лежания на твердой кушетке, заботливо названой «кроватью». Держа клюшку, он проходит мимо Мориямы. Он растягивал улыбку, показывая ненавистную им шестёрку на скуле и двигался на поле, где его уже с ужасом ожидал Моро. Петер не знал, что происходит с Жаном в период, пока его закрывали в одиночке. Но, конечно, ничего хорошего. Каждый раз первое, что делал Петер, стоило им оказаться в комнате, так это полный осмотр на наличие синяков и ссадин, которые естественно прибавлялись. Петер заботливо и трепетно обрабатывал каждую болезненную область. Как-то раз Жан подсказал ему. Им нужно было взять левее, чтобы перехватить пас. Петер тогда справился. А после этого Рико впервые испытал на Жане пытку водой. Рико она, видно, понравилась. Теперь он пробует её раз за разом, когда просто не хочет марать руки в крови, а удовлетворить свою садистскую потребность хочется. Для успокоения. В тот же день, как он узнал об этом, Петер был готов убить Рико за это. Видя, как Жан задыхается, когда ирландец наливал ему воды. Её журчание приводило его в ужас. Дже не смог тогда бросить Жана одного. Хотя следовало бы уйти и утопить ублюдка Рико в его же собственной блевотине и крови. Это был единственный раз, когда он все же задумался о том, чтобы взять учебник. Но передумал тут же. Если бы он дал слабину. Это выдало бы его с потрохами. Моро никогда не винил Петера в его непокорстве и не тыкал, зная, что этим может крупно задеть его. Но не ругаться с ним на этой почве, он просто не мог. Жан пытался хоть как-то достучаться до друга, сказать, что они не выживут если он продолжит настолько упрямиться.Не надо подчиняться Рико, но хотя бы избегать конфликта там, где его можно избежать. И когда дело доходило до этого разговора, если перепалка набирала обороты, ирландец замолкал. Он отступал и давал Жану время успокоиться. Он читал словарик, что составил для него Моро ещё на первом году. По просьбе Петера же большая часть его словарика состояла из оскорблений. Он не мог отказать себе в таком маленьком соблазне. И Жан только больше начинал злиться на эту картину, но подсознательно понимал, что никогда не заставит Петера учить этот треклятый японский язык, пока первая ассоциация с этим языком тот самый Рико, сукин сын, Морияма. Пусть он смог играть в треклятое экси ради Жана. Но он просто не смог бы подчиниться Рико ради Жана. Ведь ради него же Петер раз за разом заставляет себя корчится на полу от адской боли и чувства, что все его внутренности перемешали. Ради него бьётся лбами с Рико. Ради него он делает, то, чего не делал никогда. *** — Где Жан? — недоумевает Петер, когда, заглянув в их комнату, и заметил там лишь Кевина, что разложился над столом француза. Моро не было в комнате. Снова он пропустил всё. Он видел Моро буквально меньше получаса назад. Тот оттащил его в лазарет и пока Петер подгонял врачей, вероятно Жан успел уйти. Хотя это было не менее странно. Петер четко сказал ему, ждать его. А сейчас, где он?! Хер его знает! Первое, куда сунулся Петер очевидно была их комната. Дже надеялся найти Жана тут, но каким-то задним чувством он знал, что Жан там даже не появлялся. В подтверждение ему был испуганный ступор Дэя, что буквально замер как изваяние. Даже прекратил дышать. — Кевин, где Жан?! — последние нити самообладания просто-напросто нещадно трещали. — Он ушёл, — Второй перелистнул учебник французского. Да, только здесь буквально пару часов в день Кевин мог заняться им. Петер уже привык к его внезапным появлениям в их комнате, но ведь, как правило, рядом был Жан. — Куда? — физически ощущая процент лжи в словах Дэя, Ландвисон подходит. Кевин молчит, старательно нависая над столом, делая вид, что занят штудированием словарика на форзаце. — Кевин. Твою. Ебаную. Мать. Дэй! — на каждое слово приближаясь и, подхватив какую-то увесистую книгу со стола, Петер рявкает и с грохотом обрушает её рядом с головой Кевина, заставив того подскочить. Ландвисон опёрся на стол и за ворот ухватил Дэя, заставив смотреть себе в глаза. — Где, Жан?! Куда он ушел?! Я последний раз тебя спрашиваю! Кевин расцепил челюсти и произнес на одном дыхании: — Его забрал Рико. Мир треснул. Петер физически ощутил, как всё вокруг разорвалось пополам, а затем ещё пополам и ещё, как старое бумажное фото. Ландвисон понимал, что ещё немного и этот некто, кто рвёт мир, разорвёт и его. Сердце колотилось бешено и отвратительно больно. Ещё немного и сломает ему рёбра. За то время, что Дже оказался перед дверью комнаты Мориямы (а то, что Жан был там можно просто не сомневаться) на тренировке он успел бы, наверное, только моргнуть. Он не понял в какой момент уже дергал ручку закрытой двери и бешено колотил в неё ладонями и кулаками. За этой дверью слышались крики, голос Мориямы. Что-то на японском, чей-то ещё голос. Сплошная какофония звуков, что он нещадно перебивал с размаха врезаясь плечом. В одном он узнал голос Жана. Это и заставляло его разбегаться и выбивать чёртов замок. Ещё немного. Плевать на сломанную дверь. Её заменят сразу на следующий день. Рваный английский, вперемешку с воющим французским. Даже проскочила парочка слов на японском. Дже остервенело скалится. И в контрольный раз ударив в дверь так, что в плече что-то щёлкнуло… Нет. Это щёлкнула сама дверь. Он сломал замок. Тот соскочил. Ключ вылетел из замка со стороны комнаты, и он не успел полностью осознать происходящего, как уже был в комнате. Стоило увидеть Жана, чью шею крепко сжимал какой-то Ворон, бледный и черноволосый. Он давил на челюсть француза, чтобы он держал её закрытой. Жан, который пытался вырываться, царапался, рукой отталкивал обидчика, удерживал на себе последние предметы одежды. Неподалёку валялась порванная рубашка, брюки Петер не мог долго смотреть на это. Он понял все ещё с первых секунда и резко рванулся вперёд, явно полный решимости протащить по полам стадиона этого ублюдка. Ландвисон молча рванулся вперёд. — Мы не звали тебя, — напомнил о себе Морияма, что крутил в руках чёрный нож. Подкидывал его, ловил, красуясь и так же расслабленно сидел в своем кресле наблюдая, за развернувшимся шоу. Петер метнул испепеляющий взгляд к Морияме всего на мгновение и так же движется в сторону Жана. Он делает последний шаг к испуганно замершему ублюдку и Жану, что почти вырывается из-под него. Когда Петер уже вытянул руку, тут же ощутил, как перепонкой между средним и указательным пальцем напоролся на неприлично острое оружие. Рико двигает нож в сторону, заставив убрать руку назад. Петер опустил её, отшатнулся, Рико снова подкинул нож и поймал его за лезвие, сверкая уничижительной улыбкой. — Мы не звали тебя, — повторил Рико. Он уже подошёл и перевел взгляд на Ворона, что крепко сжимал бедро Моро, не давая ему сбежать, когда вся эта шумиха началась. Рико подтолкнул тому какую-то баночку, снял крышку, к коей был прицеплен махристый стержень и провёл им около чужого носа. — Продолжай, Норман. Темноволосый американец, что, нанюхался этой дряни, больно сглатывает густую слюну и возвращается к делу. Дже не понял и не хотел понимать, делает ли тот всё из своего желания или же это лишь приказ Рико. Он понимал лишь то, что он уничтожит Нормана, если тот сделает ещё хоть одно движение. — Ты… — Петер повернулся в сторону японца. Он крепко сжал его воротник, так же как всего час назад. Одной рукой он указал за спину. Петера не пугало ни наличие ножа у Рико, не то, что он уже насквозь прорезал ему перепонку. Больно, щиплет и жжёт. Но это далеко не так больно, как то, что хотят сделать с Жаном. — Скажи ему отпустить его! Или я тебя кишки выпущу собственными руками. — Да ну? — Рико ухмыляется. Он смерил Ландвисона смеющимся взглядом, упёр в его подбородок острие ножа и словно убедился в каких-то своих словах. — На колени. Рико говорит это до неприличия просто, сильнее упирает в его шею нож, заставляет отпустить его и отступить. Продолжает прожигать льдом чужие ошарашенные глаза. Морияма продолжает с улыбкой: — Хочешь ему помочь — проси правильно. А ты не медли Норман. Гляди. Наша французская шлюха уже изнывает. Сейчас все налетят и… тебе ничего и не достанется. Нож продолжает врезаться в подбородок ирландца. — Рико… — с японским акцентом имя этого ублюдка звучало ещё отвратительнее. А из уст испуганного, рыдающего шестнадцатилетнего паренька ещё до тошноты жалко. Это стало последней каплей. Морияма прожигает Петера перед собой выжидающим взглядом. Ирландец отшагивает ещё. У него нет выбора. Конечно, мало шансов, что Рико сдержит обещание, но может стоит понадеяться на его тщеславие. Петер молча, быстро опускается на колени. Он упёрто смотрит в глаза Рико. Он знал, что Жан смотрит на него. Пока его голову вжимает в стол один из старших Воронов, он видел, как единственная его защита становится на колени перед тем ублюдком, что превращал в Ад его жизнь. Петер не знал какие чувства одолеют Жана: жалость, безысходность, ужас. А может всё сразу. — Теперь проси, — позволяет Морияма. Он не садится на кровать. Так же стоит возвышаясь. Продолжает нагло качать в руке чёрный нож, где осталось несколько капель крови альбиноса. — Рико… Петер не успел сообразить, как на его щеку обрушился крепкий удар, затем другой. Пощёчины, а за ними и сжатая шея. Рико надавил на его челюсть и приставил острие ножа к губам. — Разве так просят Короля о милости? — смеётся Рико. Он просто издевается. Заставляет Петера слышать всхлипы Жана как можно дольше, заставляет содрогаться от звука пощёчин и шлепков по чужому телу. Рико толкнул Петера, чьё лицо и после падения приняло то же взбешённое выражение, он наблюдает, как Морияма встал прямо над ним. Поставив ноги по бокам от его рёбер. Все было ясно по взгляду. — Заслужи прощения, для начала, — эти слова тому подтверждение. Он хочет, чтобы Петер извивался, выползал, подстраивался, губами тянулся к грязным ботинкам. Рико плевал на все эти «прости» и «извини». Ему не это было нужно. Ему нужен вид боли и унижения. «Мразь». Очевидно, единственное, что пронеслось в голове ирландца, когда, сжав кулаки, тот пытается понять, что ему делать. Он загнал себя в тупик. Но стоять на коленях перед Рико, вымаливая прощения, пока этот блядский Норман насилует Жана… он не допустит этого. — Ох, прошу меня простить, Ваше, блять, Величество! — Петер кидается вперёд. Сейчас он понял одну из вещей. Наверное, самая важная за последние годы. Та ошибка, что он совершил сегодняшним утром. Он должен был подняться. Он должен был догнать Рико, должен был добежать и, разбив его лицо, вдогонку свернуть шею. Должен был. Это был бы самый… гуманный способ. «— Ты сам подписал себе этот приговор». Заколебался. Решил, что не стоит. Стоило. Он не привык к этой блядской «Свите» достаточно. Но сейчас он понял кое-что. Кое-что невероятно важное, кое-что, что спасет их в ближайшем будущем. Не колебаться. Даже если выживут, даже если их растянут, даже если обидчик уже уходит. Добивай. Всегда добивай. Ты должен, обязан, остаться победителем. За тобой обязано остаться последнее слово и последний удар обязан быть твоим Бей или убьют тебя. Бей так, словно тебя и правда хотят убить. Бей и не думай. Заставь других дрожать при одном взгляде на тебя и если взглянут «не так»… Ты знаешь, что должен делать. И сейчас это осознание было как нельзя кстати. Рванувшись вперёд, Петер заезжает кулаком по животу Мориямы, тот отшатывается, и в попытке Ландвисона подняться, опрокидывает его парой пинков. Рико не хотел лишаться своего преимущества. Не сегодня. Нога Мориямы больно ударила его под дых и продавала рёбра, заставив Белого Ворона зашипеть. Петер уперся в его лодыжку ладонью в тупой попытке скинуть её, но удар каблуком о подбородок заставил его привычно ощутить во рту металлический привкус крови. Петер еле восстанавливает сознание и дыхание. Тянущая боль разрастается от челюсти и от груди. Но лучше бы этого не случилось. Лучше бы он продолжал находиться в прострации, чем увидел то, что происходило. Рико подхватил его за шкирку как куклу, повернул на живот, зло рванул и сжав подбородок, коленом упёрся в спину. Кровь. Сперма. Слёзы. Всё смешалось в одном омерзительно грязном ансамбле. Лицо Жана, что исказилось гримасой боли, его крики боли, мольбы и просьбы остановиться. Петер чувствовал, как от этого вида всё его тело затапливает вязкой грязной болью. Отвращением. Отвращением к себе. Видя боль Моро, Петер пытается вырваться вперёд, хоть всё тело давно потяжелело и при каждом движении нож в руке Мориямы сильнее протыкает его щёку. Он шипит и сам чувствует, как щиплет и разъедает глубокий порез. Ритмичные, грубые и рваные движение. Шлепки, крики и рыки. Всхлипы. И он не может даже пошевелиться, чтобы прекратить это. Всё тело просто задубело и лишь сердце рвалось на части. Петер чувствует, как колено Мориямы давит сильнее на болевую точку, выламывая спину, и как он сильнее тянет его за подбородок, заставляя поднимать замыленный от слёз взгляд. Заставляет его смотреть, ловить и проглатывать каждый миллиметр боли. Отвратительной боли, которой пропитался даже воздух. Даже дышать было омерзительно больно, словно ты вдыхаешь ядовитый газ и глотаешь крупные осколки стекла. Дже тщетно пытается отвести взгляд, но он чувствовал, как в наливающиеся синяки на лице упираются крепкие пальцы японца. Давят, заставляя отвлекаться ещё и на эту боль и возвращают на место его голову. — Нет уж, смотри. Смотри! Раз не умеешь правильно себя вести! Смотри: к чему приводит твоя непокорность! — Рико говорит это не криком, даже спокойно, наставляюще. Петер хочет зажмуриться, пытается вырваться, но всё бесполезно. Тело отказывается его слушаться и каждое мгновение он всё равно слышит эти хлюпающие звуки, он слышит эти крики боли, мольбы. Он слышал эту боль. — Смотри! — рявкает Морияма над ухом ирландца, пока сам не переводит взгляд и не видит, как рыдает альбинос. Тот ощущает как всё тело содрогается от ужаса. — Или шоу перестанет быть приватным. Эй! Шлюха! Хочешь ещё гостей?! Как насчёт Закари, а?! Дже силится открыть глаза, силится, пока Рико не исполнил свою угрозу. Весь воздух выбивает из лёгких в одно мгновение. Он не может поднять взгляд на глаза. Он не в силах.Он видит, как беззвучно движутся губы Моро «прошу», «умоляю», «спаси». Он видит, как содрогается от боли его тело, видит, как тот рыдает от унижения. Петер не может заставить себя поднять взгляд на серые глаза француза. Дже понимал, что уже и сам рыдает, как ребенок. Он услышал, как брезгливо хмыкнул Морияма с уничижительным «Бо-оже». Рико отшатнулся и отряхнул руку и нож от лишней влаги и обтёр его о рукав рубашки. Норман оттолкнулся от стола и отпустил Моро, что, сжавшегося бешено колотило у стола. Лицо холодело, щеку до ужаса щипало. Петер видит перед собой лишь силуэт Жана. Забитый. Униженный. И просто растоптанный. Ландвисон, наконец, чувствует, что может разогнуться, чувствует, что может шевелиться. Он, наконец, приподнимается, ощущая как слёзы заливают всё лицо, хочет приблизиться. — Прости, — умоляюще на французском лепечет Петер. Желание разорвать весь мир мгновенно усиливается в его самоотвращении, подпитываемое той болью, что пожирала всё его тело. К Дьяволу. Почему этот блядский мир считает, что ему позволено это?!.. нет. — Жан, умоляю, прости меня… — Согласен, до слёз трогательно, — язвит Морияма и подкидывает оружие, снова поймав его. Он махнул Норману, что, собравшись вылетел из комнаты пулей. Петер игнорирует его. Петер в целом боялся пошевелиться. Жан был в ужасе. Жан был просто разбит. И он ничего не мог сделать. Поднимая руку, он видит, как Моро отшатывается и снова заливается слезами, прячась словно ребенок в коленях. Ландвисон смотрел на него большими глазами. Что он должен сделать?.. — Понял наконец? — обращается Морияма, пока Петер пытается подступиться к Моро, пока сам дрожит и находит вещи француза, помогая ему одеваться. — Шестёрка. Я к тебе обращаюсь. Ирландец молчит. Он словно забыл о существовании того мира, что мечтал сжечь дотла в отместку за ту боль, что он заставил пережить Жана. Петер хотел бы не просто убить Рико. Не просто разорвать. Он хотел бы раскатать весь Эвермор. Хотел уничтожить так, чтобы камня, блять, на камне не осталось. И под этими камнями похоронить Морияму, всего переломанного, но ещё живого. — Я убью тебя… — шепча клянётся Петер, накинув на Моро его, почти разорванную рубашку. Это все на что его хватает. На то чтобы прошептать это и, указав разбитому Моро на брюки, попросить надеть их. Тот дрожащими руками, рыдающий от отвращения к себе и собственной беспомощности исполняет просьбу. — У тебя будут сотни, — тысячи! — возможностей убить меня, — самонадеянно заявляет Морияма. Каблук его весело цокнул по полу, он точно доволен собой. — Но ты не сделаешь этого. Потому что ты такая же бесполезная мразь, как и эта потаскуха. Рико указывает остриём на измученного Моро. Петер просто гордился им за то, что он смог встать на ноги. Петер же сам застегнул его рубашку, словно та и не была порвана. Он находит в себе силы поднять взгляд и поймать им взгляд Моро. Дрожащий. Полный боли. И отвращения. — Вы оба вручены мне лишь для того, чтобы я сломал вас, — продолжает наседать Морияма, рухнув в свое кресло. Петер, наконец, повернулся. Рико прожигал его взглядом. — И я сломаю и тебя тоже. В его голосе звучит интерес, и Петер прожигает его таким же холодным взглядом, им повторяя. «Я убью тебя». — Ты не так сложен, как мнишь о себе, — Петер видит, как по лицу Мориямы расплывается плотоядная ухмылка. — Цифра на твоём лице есть там лишь потому, что я того хочу. Лишь, потому что, я позволяю это. Петер оборачивается на тихий грохот стола. Жан резко опёрся на него, просто потому что чуть не упал. Ноги его элементарно не держали. Они подкашиваются, всё тело ломит и голова словно набита ватой. Ландвисон подхватил друга под локоть, закинув тот себе на плечо. Разница в росте просто стопталась из-за того, что от боли Жан никак не мог выпрямиться. Крепкий, да. Но только на вид. На деле такой уязвимый. Именно сейчас Петер вспомнил, почему он защищает именно его. Почему он складывает собственную жизнь перед Жаном Моро. Не потому, что он слабак. А лишь потом, что все вокруг злее, сильнее, жёстче. — Шестёрка — самый подходящий номер для тебя. Ты годишься только подчищать дерьмо за другими, — внезапно договорил Рико, наблюдая как не торопясь, давая Жану перетерпеть каждую волну боли, Петер ведёт его к сломанной двери, где на пороге с глазами блюдцами стоял Кевин. — Кевин, вот ты где. Жаль! Ты пропустил крутое шоу. Эй вы, пустите его сюда. Петер сцепляет зубы и прожигая Дэя злым взглядом. Он делает шаг в сторону, потянув за собой Жана. Кевин заходит в комнату и уже дальше Петер вытягивает наружу Моро. Петер не знал сколько времени им понадобилось, чтобы добраться до комнаты. Позже надо позвать врача. Ландвисон уложил Моро на постель, наконец, позволив ему сжаться клубком. Он запер комнату и оглянувшись на постель друга подавил в себе острое желание подойти и утешить. Это не то, что ему нужно. Не прикосновения. Петер сжимает челюсти и выпускает спёртый злой воздух. Когда-нибудь он точно уничтожит Рико. Он сделает всё для того, чтобы Морияма окунулся головой в свой же Ад. В такой же Ад, куда он каждый день окунает Жана.