Воронье Гнездо. Белый Ворон

Громкий сигнал. Оглушающий. Петер, стоявший напротив Мориямы, тут же шагнул следом за ним. Почти рванулся. Чересчур. Петер пока только пытался довести до автоматизма свою тактику. Запереть. Просто ограничить и не дать сделать ни шагу без стойкого чувства опасности. Ирландец до боли сжимает в руках клюшку, держа ее параллельно клюшке Мориямы, он не даёт ему принять пас. Ландвисон ещё ищет оптимальную точку слежки. Он не смотрел в глаза Рико. Ими тот играл искусно. Петер не собирался рисковать. Суть тактики такова, с одной стороны он даёт Морияме передвигаться по всему полю абсолютно свободно, не препятствуя, но с другой он преследует его как примагниченный, как зеркало повторяет каждое движение. Запирает в одном квадрате, не позволяя ни принять, ни передать пас. К слову, говоря об играх Рико. Играет он по-настоящему мерзко. Петеру, со своей простой на теории тактикой, не раз приходилось одергивать себя же, чтобы хоть попытаться не попадать в его ловушки. Возможно, дело в не отточенности. Обмануть его тактику, для Мориямы оказалось легко, да вот только преследования это не умолило. Ландвисон двигался так же попятам, предугадывая движения. Это не могло не сбивать с толку. Петер рвался вперёд словно голодный пёс, на мгновение Рико казалось, что Петер вцепится ему в глотку зубами. И он бы даже испугался, если бы присутствие Петера в целом как такового не создавало такой атмосферы. Кинется. Загрызет. Разорвет на части. Рико старается игнорировать его присутствие, понимая что Петер опекает его, не позволяя отдать пас Кевину. Морияма оглядывается, за мгновение найдя кандидатуру, у кого в итоге с лёгкостью отберёт этот мяч. Он не собирался позволять кому-то на его же поле открыть счёт за него. Из замаха мяч отскочил от борта. Рико только успел ощутить, как наравне с ним рванул и альбинос, но на кой-то черт тот обогнал его на пару шагов. Это было известно лишь одному Петеру, а Рико предполагает, что это последствия неотточенности. Не очень удобная позиция для опеки. У Рико появляется широкий угол удара и много шансов перехватить мяч. Петер словно бросает его без присмотра. В самый разгар. Нет, это уже не простая ошибка. Похоже, чужая опека защитника уже не волновала. Первый почувствовал это какой-то задней мысль, но не успел ничего сделать, даже когда осознал все в полной мере. Слишком быстро. Петер обогнал Морияму, выскочив прямо перед ним и отбирает мяч у полузащитника, коему Рико и отдал пас, и вместо того, чтобы сделать передачу сокомандникам и продолжить опекать капитана, Ландвисон словно забыл о своих обязанностях, на этот миг превращаясь в нападающего. — Ты чего вытворяешь?! — шипит Морияма, встав перед альбиносом. Кажется, такое поведение и такие форс мажоры никак не входили в планы Рико. А Ландвисона, кажется, хлебом не корми — дай поиздеваться над этом уебком. Заслужил. Определенно. Но говорить об этом он не собирался. Он просто покажет Рико, где его место. В который раз напомнит. «Ты не король». Петер за доли секунды оценил обстановку. Если не принимать во внимание это липко-отвратительное, гадкое, чувство пристального наблюдения, то помимо него Шестой замечает абсолютную свободу движений слева, до самых ворот. Там же было мало обороны: Артур и вратарь. Пробиться через них и ударить по воротам с точностью снайпера прямая задача. Ландвисон частенько раздумывал о подобной тактике. Простая защита была не для него. Мало опекать и наблюдать, хоть иногда нужно рваться вперёд, раздирая глотки. Петер делает широкий шаг назад и, когда Морияма уже кидается на него, парень решает играть на чужих нервах до конца. Мяч взлетает в воздух, подтолкнутый сеткой, и проносится точно над головой японца, Петер обходит подоспевшего Рико, резвым разворотом на триста шестьдесят градусов, ловко проскользнув спиной по чужой руке и подрывает к почти упавшему мячу. Он почти подцепил его сеткой, если бы не чужая клюшка. Петер вскинулся, ошарашенно уставившись на подоспевшего. Двойка на джерси объяснила каждый жест игрока. Клюшка Дэя врезалась в его, не позволяя отобрать мяч. Ландвисону не нужно оборачиваться, чтобы понять, каким виноватым взглядом на него смотрит Моро. Он же должен был опекать блядского Кевина. — Угомонись! — шикает ему Второй и пытается отпихнуть подальше он просто в ужасе. Плевать. Ирландец почти рычит, стискивал в руке древко клюшки. Мяч все так же лежал меж ними. Нет, сдаваться на полпути Петер не собирался. До ворот считанные шаги! Он собирался открыть сегодняшний счёт. Альбинос пяткой оттолкнул мяч куда-то вперёд. Тот проехал прямо под Дэем, и Петер бешено рванулся назад и пронесся мимо Кевина, как пуля. Быстрый. Когда Петер играет всерьез, за ним не угнаться. Ландвисон даже перегнал несчастный мяч подхватив его сеткой, он ударил по воротам, не успел Артур и попытаться загородить его ворота уже загорелись красным светом. Гол. Петер открыл счёт. Подняв шлем, Ландвисон стирает проступивший пот. Всё-таки опекать Морияму, а затем и обходить их с Кевином, тем более таким бешеным образом, это отнимает немало сил. Задумался Ландвисон об этом, конечно, только сейчас. Тогда, когда ощутил, как подкашиваются ноги от усталости, как спирает грудь от рваных порций воздуха. Обжигает. Петер потер глаза, убеждаясь, что ударил не по своим воротам и движется к исходной опираясь на ограждение. Нужно прийти в чувства. — Петер, — голос старшего Мориямы заставил вскинуться. Ландвисон уставился на того с немым вопрос. Тратить силы на речь он не собирался, разве что, после чужих слов готов был выпасть в осадок и никогда с него не подниматься. — Молодец, хороший прием. Ты сможешь применить его на будущих играх? Ландвисон быстро кивает. И смотрит на светившееся каким-то необъяснимым довольством, лицо старика. — Если продержишься до конца тренировки в том же темпе, можешь рассчитывать на награду, — сказав это, Тетцудзи плашмя упер трость в чужие плечи от спины и подтолкнул к позиции. Ландвисон чувствовал, как бешено вскипела кровь. «Награда». Это слово бешено вертелось в голове. О какой награде идет речь? Не может ли это быть уловкой? Или шуткой? «Награда». — Не поверю пока не увижу, — альбинос произносит это вслух, сам для себя, в попытке осознать, что не сходит с ума. Ни для кого не секрет, Тетцудзи наплевать на разборки внутри команды, единственное что ему важно — поле. Его драка с Джонатаном, так же относилась к «разборкам внутри команды». А вот… — Вам лучше явиться, — так сказал ему Артур, когда подловил его на возвращении подноса и тарелок в кафетерий. Петер раздражено рыкает. — Я повторю ещё раз. У него треснуло ребро, и не факт, что одно. Я не позволю ему ещё больше угробиться, — Ландвисон и сам понимал. Тренер прибьет их, если они самовольно пропустят тренировку. Если Петеру не достанется так сильно, то вот за Жана можно действительно опасаться. — Хозяину самому ни к чему поломанный игрок, — с какой-то ухмылкой произносит Артур. — Каков шанс, что он даст Моро небольшую поблажку? — Он не послушает меня, — уверенно заявил альбинос. — Тогда, что насчёт меня? Петер уставился на Юманеса так, словно тот отрастил себе вторую голову. Большие ошарашенные глаза уставились в чужие, зелено-серые, в темноте коридора, кажется, походили на молодой изумруд. В первое мгновение это звучало бредово. С чего бы тренеру слушать его? А через мгновение Дже вспоминает кто такой Артур Юманес, какую репутацию он имеет среди Воронов. Вероятно единственный, что за долгие годы Гнезда лично не заслужил ни единого наказания от Тренера. Прилежный, старательный. Прямо-таки святой. Есть в этом доля логики. Шанс, что к нему прислушаются высок. — Что тебе нужно? — первое, что приходит на ум Петеру. — Сочтемся как-нибудь, — отмахнулся британец. — Мне просто не хочется, чтобы один из игроков, предстоящего основного состава раздробил себе кости. И на радость и спокойствие Жана, Петер позволил уговорить себя пойти на тренировку. Но мало того, что разминка француза сократилась почти в двое, тренер не сразу выпустил его на поле, во время тренировочной игры. Закари с радостью подменял Моро, спокойно сыгрываясь с Петером и неплохо сдерживая Кевина, хотя факт того, что Джонсон уступает ему в росте, пусть немного, все же мешал. Жан не был дураком и в целом осознав природу этих поддавков, только и мог, что благодарно оборачиваться на друга, а затем переводит взгляд на тренера, что не без интереса следил за развернувшейся игрой. Хотя кто точно не поддавался Моро во время игры, так это Кевин. Жан не винил его, понимал, что при случае ему достанется не меньше. Дэй только старался не задевать француза, не бить клюшкой о клюшку, но в скорости уступать не собирался. Жан физически просто не мог догнать его, хотя, позабыв о факте больных рёбер, и количестве свежих ран в целом, попытался и тут же чуть не упал, ощутив, как собирается во рту металлический привкус. Благо он успел опереться на борт, а кровь проглотить, «насладившись» чувством обжигающей острой боли, что врезала по правому лёгкому. Моро не мог не удивиться тому, что увидел позже. Петер. Он словно издевался над Мориямой, своими странными приемами. Смертник несчастный. А то, как он обошел Кевина?! Смех один. Но Тетцудзи, точно, был доволен им. И это ощущалось ещё более странно. Позже состоявшийся диалог по миллиметрам разрывал шаблоны Жана об этом месте. — Он? Что?!.. — в то, что Петер сказал ему сейчас, сияющий восторженной улыбкой, Жан просто не мог поверить. — Выходные. Для тебя суббота и воскресенье, для меня воскресенье, — довольно произносит Дже двигаясь все так же ровно и спокойно. Он мог представить шок Моро, всё-таки Петер чувствовал тоже самое буквально час назад. — Награда? — переспросил Петер, словно не веря своим ушам. Хотя так это и было. Он не верил. — В чем подвох? — Подвох в том, что, если сейчас ты будешь долго молчать и сомневаться, я могу передумать. Решай живо. Здесь и сейчас. Что ты хочешь? — Тетцудзи движется к своему столу и так же спокойно присаживается на кресло. Петер сглатывает, смотря на прошедшего старика. Хотелось попросить, что-то вроде «отпустите нас отсюда к черту» или «прибейте Рико». — В каких пределах? — уточняет. Петер хотел слишком многого. — Все что может быть выполнено в пределах Гнезда, — четкие границы. Но даже так у Ландвисона была идея. — Выходные, — кивнув, просит Дже. Если бы Петер раньше знал, что, играя здесь можно получить не только ушибы и переломы, но и какие-то привилегии, честное слово, он бы давно вкатал в корт всех и каждого. — Дайте пару дней отлёжки Жану. Артур сказал вам? У него… — Треснули рёбра, да, — старик кивает, каким-то королевским жестом отмахнувшись. — Я понял. Хорошо. Жан может отлежаться в эти выходные. И так и быть. Морияма озарил лицо горделивой улыбкой, оглядывая Ландвисона. — Один из дней, воскресенье к примеру, ты можешь не приходить на тренировку. Проследи, чтобы он был готов к началу недели, — Петер не мог поверить, в то, что услышал. Он яро кивает и силится не рухнуть ниц, переполненный благодарностью. Чёрт бы вас побрал! Лучший день за все прошедшие четыре года. Определенно, лучший. — Спасибо! — ирландец все же поклонился. Если не японский язык, то японскую культуру изучить пришлось, хоть мельком. — Спасибо вам! — Иди, — отмахнулся старик. — И учти, если из-за тебя поднимется шум, как было сегодня перед ужином в кафетерии, даже не думай, что этот уговор будет действовать. — Я понял вас, — с этими словами он вылетает из кабинета Мориямы, пока тот не передумал. Петер не мог поверить. Не мог даже представить, что здесь, в Гнезде, настолько пропащем месте существует нечто похожее на поощрение. Что ж, зато они хорошо работали. Ландвисон впервые за годы понял, что был рад выходу на поле и с нетерпением ждал завтрашнего дня, субботы, чтобы снова показать то, на что он способен. Он готов выкладываться на полную. Снова и снова. Снова и снова. Если это поможет ему в защите Моро, Петер сравняет с землёй каждого, ударит по воротам хоть сотню раз и забьет сто из ста, если это позволит хотя бы на один день вздохнуть им свободно. Петер оглянулся на Моро рядом с улыбкой. Тот был чертовски взволнован и напуган, не сказать, что и сам альбинос отделался от противного предчувствия, но все же восторг его захватил в разы больше. — Эй, ты чего? Не рад? — Петер внезапно ужаснулся. Он что-то упустил? Но Моро поспешил его успокоить. — Нет! Ты чего? Я рад, конечно, — он поежился. — Просто плохое предчувствие, знаешь. Как будто… — В сторону! За то мгновение как Петер выкрикнул это, Жан не понял к кому он обращался: к нему или Рико, что по-змеиному подкравшись явно задумал недоброе. Жан за мгновение осознал, что Петер оттолкнул его, пока сам сгруппировавшись свалился с лестницы, прокатившись он врезался ладонями в ступени, шипя от боли. На камень капнуло несколько кровавых капель. Молниеносной реакции Петера, наверное позавидовал любой хищник. Жан же только мог ошарашено оглядывать произошедшее в тупой попытке осознать. Рико стоял с руками в карманах, повёрнутый полу-боком и косо оглянулся на рухнувшую посреди лестницы фигуру альбиноса: похоже, толкнул он Ландвисона именно этим плечом. Моро за первые секунды осознал, что это эдакая месть за то, что произошло на тренировке. Но когда Морияма с раздраженным цыком обернулся наблюдая, как подрагивающими от боли руками, Ландвисон приподнимается. Рука немного соскользнула с камня, свезя белую кожу ещё сильнее. Петер держится за широкие перила, поднимаясь и оборачивается рукавом впитывая кровь, что ручьями лилась из носа. Голова противно кружилась и взгляд плыл, но альбинос так же упрямо смотрит на Морияму. Он знал, что дело не только в тренировке. — Промахнулся, — констатирует Петер, стерев рукавом пиджака остатки крови. Петер оглянулся на Жана. — Пошли, сейчас история. Моро, так же не моргая следит за происходящим, но придя в себя от прямого обращения тут же кивает, рванул к другу тут же принявшись оглядывать количество ранений и их тяжесть. — Какая история?! Твое лицо! Чёрт побери! И как ты собираешься идти на завтрашнюю тренировку?! Как ты?!.. — взрывается француз, Петер только устало поморщился. — Переживу. Со сломанными пальцами как-то выходил и сейчас как-нибудь справлюсь, — Ландвисон хмыкает и стягивает с себя пиджак, приложив пальцы к виску, убедившись, что крови нет, он выдыхает. — Пара синяков, царапины, да разбитый нос. Скажу, что запнулся и упал. По сути, так и было. — Но Рико!.. — А что ему будет? — Петер пожал плечами, повязав пиджак рукавами себе на плечи он спускает по лестнице, сунув руки в карманы. — Надо смыть кровь. Нельзя пугать преподавателей, шумихи не оберемся. Жан ударил себя ладонью по лицу, вложив всю суть безысходности в этот жест. Он выдыхает. Петер, мать его Ландвисон неисправим. *** — Собирайся, — с порога врываясь в комнату заявляет Петер. Жану, который до сих пор все ещё не мог поверить, что им не нужно подрываться чтобы нестись на поле, громкий голос друга показался оглушающим. Моро отупело уставился на Петера. Ландвисон пропал из комнаты ещё пару часов назад, Жан даже не успел застать того, как тот собирался. Выходной. Моро непонимающе смотрит на друга, что влезает в шкаф, выкинув парочку вещиц: рубашка и брюки, за ними пальто светлое, песочного цвета. Жан поднял взгляд на Ландвисона. Что за махинации такие? — Куда ты собрался? — Моро чувствовал, как постепенно его заполняет волнение и страх. Конечно, Петер ворвался сюда как смерч без объяснений. — Мы, — поправил альбинос улыбаясь и наблюдая то, что француз так и не пошевелился для того чтобы слезть с кровати, он устало выдыхает и подходит к чужому шкафу, морщась от количества черной одежды в чужом гардеробе. Петер вытаскивает так же рубашку и брюки, чёрно-серое. — Мы едем в город. Прогуляемся, у нас же выходной, помнишь? Выходной. Как же тут забудешь? Жан до сих пор с дрожью вспоминал мгновение, когда Петер оттолкнув его, полетел с лестницы. Он свёз себе руки и даже это не спасло его лицо. Все разбитое. Для Моро в целом, осталось загадкой почему Петер в итоге проигнорировал эту наглость со стороны Рико. Идеи были, но мысль о том, что, Петер сдержал себя лишь для того, чтобы Жан смог пару дней ощутить хоть немного спокойствия и свободу от всего, эта мысль просто выводила француза из себя. Он был вне себя от благодарности Петеру безусловно, и все же до сих пор не мог мириться с его жертвенностью. — Ты можешь ехать куда угодно. Крайний срок возвращения — ужин, — напомнил старик, не отрывая взгляда от рукописных бумаг. Не документация, скорее походили на тактику. Ну да, осенний сезон совсем скоро будет открыт. — Но Моро никуда не поедет. Он собственность Гнезда. — Он мой напарник, – Петер чудом сдерживал рык, что болезненно раздирал горло. — Я прослежу за ним. — Не ты его владелец, – устало отмахивается старик. Он точно был измотан, об этом говорили понемногу залегшие под глаза синяки. «Нет у него владельца», — Ландвисон дивился своему сегодняшнему спокойствию. Сдержанности. Наверное, сказывалось то, что Тетцудзи не настроен на долгие споры и вполне мог уступить. — Жану не помешает простая прогулка, – продолжает настаивать Петер. — Я прослежу за всем. Тем более, не вы ли сказали «проследи чтобы он был готов к началу недели». Тетцудзи вздохнул и отмахнулся. — Вы должны явится до ужина. За полчаса — крайний срок. Стаканчик с горячим кофе стукнулся о лоб француза. Парень отмер, переполошившись. Который за сегодня? Жан потянулся к протянутому ему стаканчику и послушно обхватил руками, грея озябшие ладони. Этот год выдался особенно прохладным. Было немного сыро и явно набегали тучи и Моро не мог не волноваться, но видя то как сияет улыбка на лице альбиноса, как Петер каждый раз оглядывался на него, хотел убедиться, что всё хорошо. Петер постоянно нуждался в подобном уточнении. — Вкусный? — волновался Ландвисон, наблюдая как Моро отпивает из пластикового стаканчика купленного кофе и выдыхает облегчённо, когда тот кивал. После этого он сам прислонял к губам стаканчик, делая жадный глоток сладкого напитка. Ирландец предпочитал сегодня выпивать третью кружку горячего шоколада. — Как ты сделал это? — Жан не мог перестать волноваться. Он постоянно хотел взглянуть на часы, но Петер не позволял ему. В итоге все дошло до того, что альбинос просто-напросто конфисковал у него телефон, запрятав в глубокий карман пальто, следом за своим. — Не порть момент, — добро язвит Дже и оглядывается по сторонам. Его взгляд упёрся в вывеску с яркой красной надписью «Аптека». — Пошли. Сделав ещё один глоток, парень шагнул к светофору. На загоревшейся зелёном, вместе с небольшой толпой, они шагнули на проезжую часть. Ландвисон первым поднялся по паре ступеней, потянув за ручку фармацевтического магазинчика и пропуская Моро вперёд. Тот остановился возле порога, дождавшись пока друг зайдет следом. — У нас что-то закончилось? — француз наблюдает, как подхватив небольшую корзина для покупок, Петер двинулся к стеллажам с разными антисептиками и принимается оглядывать спреи, в поисках наиболее знакомого. Тех, которые он видел в лазарете Гнезда. — Пригодится, в любом случае, — закинув два крупных спрея в корзину, Петер сделал так же с целым блоком пластырей и пакетом бинтов. Лучше пускай будет больше, чем нужно, нежели потом их не хватит. Ландвисон оглянулся на Жана, что, оглядываясь на стеллажи, то и дело разглядывал яркие упаковки разных сиропов и таблеток от кашля или головной боли. Петер чудом поборол стойкое желание скупить каждую несчастную коробочку в этом магазине. Оторвав взгляд, он принялся искать другие лекарства. В корзину полетело несколько пачек обезболивающего, в ампулах и в таблетках. Охлаждающие мази. Должно хватить. По крайней мере Петер надеялся на это. Дже глубоко вдыхает, отпивает подостывшего шоколада. Приятная сладость на языке и аромат лекарств, что витал по всей аптеке, очень расслабляли. Здесь было очень светло: белые стены и пол, несколько пластиковых шкафчиков, закрытых на ключ, что отливали синим оттенком, пестрые коробочки. Кардинально отличалось от всего Гнезда. Даже в домашнем лазарете, и там проглядывались вставки выедающего черного. Ландвисон подходит к кассе и игнорирует то каким иступляющим взглядом на него смотрит кассир. Петер потянулся к упаковкам гематогена. Он восстанавливает кровь и химозы поминимуму. Петер закинул в корзину штук пять и толкнул корзину к недоумевающему продавцу. — Намечается тяжёлый месяц? — пытается разрядить обстановку парень, пробивая товары. Петер молча кивнул на его слова. Градус напряжения не понизился ни разу. Ландвисон быстро расплатился по указанной цене и подхватив пакеты с лекарствами, вручил один Жану в свободную руку. Как только они вышли на улицу, Ландвисон поежился от противной зябкости и недоумевал от лёгкости, что поселилась в душе. Когда он вдохнул полной грудью, ощущая отсутствие любых границу, ему просто захотелось улыбнуться. Хотелось навечно остаться в этом прекрасном дне. Тучи на небе, маленькие лужи, стаканчик с теплым напитком в руке и Жан, что, наконец, смог расслабиться, довольно поглощая теплый, сладкий напиток. Боязливая, робкая улыбка, что мягко коснулась чужого лица, сводила Ландвисона с ума. Он понял, что не дышит, лишь когда закружилась голова. Петер проскользнул взглядом по Моро, что предпочитал оглядываться по сторонам, словно они вышли не на улицу, а пришли в музей, словно люди вокруг, здания, машины, дороги, деревья — все это, словно было живыми экспонатами. Ландвисон выкинул в урну свой опустевший стаканчик и оглянулся на небольшую арку, перед которой встал. — Давай прогуляемся? — предлагает альбинос. Жан дернулся, поднял взгляд на ещё зелёные деревья сквера, куда указал друг. — Время, — взволновано напоминает Моро и сам бросает в урну пустой стаканчик из-под кофе. Петер лишь отмахивается. — Ещё куча времени, — «всё время мира», вот что он имел в виду. Петер улыбается и протягивает руку французу. Тот, выдохнув отвечает на этот пригласительный жест. Моро переложил пакет с покупками в другую руку и перехватил ладонь альбиноса, а тот в ответ сплетает их пальцы. «Я никогда не брошу тебя, Жан Моро». Парень почувствовал, как сейчас Петер снова повторил ему эти слова, через этот нежный жест. Жесты. Петер всегда знал в них меру. Знал, как Жан боится прикосновений и потому не лез лишний раз. Жан в свою очередь постепенно учился видеть разницу, разделять, то как касался его Петер, то как у альбиноса дрожали от волнения руки, то как боязливо он сначала касался подушечками пальцев его, и только затем опускал ладонь и только после этого он позволял себе пошевелиться. Аккуратный. Мягкий, почти до боли. Больше всего на свете, Петер боялся, что Жан будет пугаться его касаний. А Жану было больно осознавать то, как долго Петер все время загонял себя в рамки из-за его, Моро, страхов. Но сегодня все по–другому. Сегодня они «как будто» свободны, «как будто» они такие же простые люди, как и все в этом городе. Они шли неторопливо. Спокойно, огибая лужи. — Хочешь кофе? — интересуется Ландвисон, заметив небольшое бистро и отставляет пакеты на деревянную влажную скамью. — Многовато кофеина за один день, — предостерег Моро. — Не уснём же. Петер усмехается, уже понимая, что он не уснет сегодня просто потому, что, столько эмоций, как сегодня, он не испытывал даже за все четыре года в скупе. — И все же?.. — повторяет Дже. Жан вздыхает. — Ты, итак, за сегодня разорился, — качает головой француз, прикусывая губу и держа руки в карманах. Неловко. — Не неси ерунды. Было бы куда ещё тратить деньги, — он улыбается. — Я быстро. Парень движется к фаст-фуду той же сети, что они видели на главной улице. Кофе, сливки, сахар, кленовый сироп. Сладкий. Хотелось сделать этот день как можно слаще, как можно приятнее. Хотелось сделать этот день таким, чтобы его хотелось повторить, чтобы ради этого дня хотелось жить. Петер вернулся к Моро, что оперся бедром на скамейку, пустым взглядом наблюдая за бегущими мимо людьми. Бегут «по делам». Хотелось бы иметь такие дела. Дела, чтобы оставить в прошлом Гнездо. Забыть о нем. Очень важные дела. Ландвисон привлек чужое внимание усталым вздохом. Отдав Моро кофе, он подошёл ближе и получше натянул на массивную шею темно–красный шарф в охристую клетку. Петер выровнял теплую ткань, плотнее и закрывая бледную шею француза. Каким бы прекрасным не был этот день, но позже вылезшая простуда никак его не украсит. Ландвисон подвернул колючую ткань так, чтобы она не раздражала подбородок и провел ладонями, по свисающим хвостам шарфа, ощущая это нежное покалывание, впитывая его, хотя запомнить его на всю свою жизнь. Эти мгновения должны стереть все самое отвратительное, что только мог вспомнить Петер. Вот чего он хотел. Такой жизни. Простой и обыденной. Простых прогулок и нелепых прикосновений, «лишних» стаканчиков кофе. Он хотел, предсказуемости. Хотел их жизни. Их собственной, где они сами себе хозяева. Общей. Нет. Петер мысленно дал себе звонкую пощечину, одергивая себя, он опускает руки и тянется одной за пакетом, повесив тот на сгиб локтя и той же ладонью обхватил стаканчик кофе. Ландвисон, выдыхает спертый воздух вместе с остатками этих тупиковых мыслей. Верно. Это будет самый настоящий тупик, если он продолжит так думать. Нет. Никакой их жизни. Только у каждого своя собственная. Нельзя забывать об этом. Если в итоге этот Ад, наконец, отпустит их, если Петер найдет способ вытащить не только себя, но и Жана, у них должны появиться собственные жизни. Петер не должен держать его. Не должен так сжимать его ладонь, словно это последняя соломинка, на которой держится его жизни. И в целом наплевать, что это правда. Неважно. Ландвисон пытается одернуть собственный бег лихорадочных мыслей, но тут же вместо этого плотнее сжимает чужую ладонь. Страшно отпускать. Неизвестность пугает больше смерти. — Петер, можно спросить? — Жан в очередной раз спасает его от болезненных идей собственного сознания. Дже переводит на француза взгляд. Тот смотрел на него, так же повернув голову. Спасает. Петер чувствовал, как дрожит все внутри. Все верно. Жан первым спас его. Всей своей жизнью он обязан ему. — Конечно, — «все что угодно» мысленно добавил Ландвисон. Он не хочет говорить этого, помня, как подобные слова смущают Жана. Ему слишком больно слышать подобное, осознавая, что это правда. — Что тебя беспокоит? Всё что угодно. Петер повторял себе это постоянно. Он был готов на всё ради Моро, но какой в этом смысл, если в итоге он не сможет отпустить его. Все пойдет псу под хвост. Он должен. — Ты, не против, всего этого? — француза правда волновало мнение друга. — Это и твой выходной и вместо того, чтобы провести его спокойно, ты любыми правда и неправдами заставил Хозяина отпустить меня с тобой. Ты… мог бы провести его более спокойно. «без постоянных передышек и волнений о расползшейся перевязке». Вот что имел в виду Жан. А Петер в очередной раз диву даётся его наивности. Ландвисон остановился, он чувствует, как на лицо упало несколько капель. Дождь моросит. Альбинос все так же смотрит в чужие взволнованное лицо, а хрусталь в его глазах сиял такой добротой, коей Моро никогда не мог увидеть раньше. Петер сдавил беззвучный смешок, лишь плечи подпрыгнули. Ирландец опускает взгляд. Его пальцы, сплетённые с пальцами Моро, прошлись по чужим костяшкам. Он поднимает сцепленные руки. Тыльная сторона ладони прислонилась к бледным губам Петера. Тот касался их едва весомо. Имеет ли он право хотя бы на одну невинную слабость? Хотя бы сегодня. Хотя бы тогда, когда никто не видел этого. Хотя бы до мгновения, пока эти белые губы снова не разбиты в кровь. Хотя бы, пока они могут так нежно касаться. Жан ощутил, как бешеная дрожь разбежалась по всему телу от этого жеста. Он чувствует, как внутри все похолодело, а осознав, что вокруг нет никого, кто мог бы увидеть подобный жест альбиноса, француз через мгновение ощутил то как жаром обдало все лицо, от подбородка до кончиков ушей. Ещё мгновение, прежде чем убрать чужую руку, Петер проскользнул вверх кончиками губ. Так невинно. Как и все что он делал, в отношении Моро. — Всё хорошо, — улыбка отказывается уходить с белого лица. — Это лучший день в моей жизни. «Я никогда не брошу тебя, Жан Моро». Он снова сказал это. Не прямо, через жест. Через это невинное касание губ. Этот детский поцелуй. Он сказал это голосом. Он мог сказать все что угодно этим голосом. И Жан бы все равно услышал это. Все, потому что он знал. Теперь знал для чего всё это. Он не хотел оставлять его