Воронье Гнездо. Белый Ворон

— Всё точно в норме? — интересуется Петер уже в который раз, он снова оглядывает Моро, пока они движутся следом за линейкой Воронов из первого состава, всех кроме Рико, Кевина и Артура. Те, скорее всего, уже давно в раздевалке, ждут не дождутся остатки основного состава, первой десятки уж точно. Петер раздражается от одной мысли, что ему снова придется выйти на поле рядом с Рико. В прошлый раз Тетцудзи, похоже, склинило и он решил, что поставить Петера на тренировочной игре в одной стороне с Рико — хорошая идея. Что ж, Петер наглядно показал, насколько это херовая идея. — Какого Дьявола, Ландвисон?! — рычит Кевин, почти схватив его за грудки. Петер обернулся, оглянувшись на счёт, он закатил глаза и прикрыл их, беззвучно выругавшись, одними лишь губами, отшатывается. — Перепутал, — устало бормочет альбинос. Он ни разу не выспался. У Жана всю ночь был жар, он так метался по постели, что кажется вот-вот доломал бы себе несчастные ребра. Вот вам и финал таких ночных стараний. Гол в свои же ворота. Хотя, может и сказалась привычка. В этот раз их с Артуром поменяли местами и Юманес сыгрывался с Моро, пока сам Петер спокойно вёл парную игру с Закари. В команде с Рико. Петер просто привык бить в его ворота. — Ты специально это сделал, верно? Вывести меня из себя хочешь? — Рико перехватил его на пути на позицию. Дже даже отдал ему должное. Если у Мориямы и зашевелились волосы на голове, то он неплохо их уложил на место. Петер едко ухмыляется, надевая шлем. — Ты серьезно решил, что я думаю о тебе, пока не вижу тебя? Проблем с самомнением у тебя точно нет. — Не думаю, что трещины успели срастись за эти пару дней, — предостерег Ландвисон. — Всё в норме, — в который раз заверил Жан и сам оглядел друга, показательно уставившись на его сбитые и свезённые ладони, конечно, заботливо забинтованные и обработанные. — О себе поволнуйся хоть раз для разнообразия. — Не сравнивай переломы и ссадины, — одёрнул альбинос. — У меня не переломы, — возмущено одернул Моро. — И у тебя не просто ссадины. Руки в мясо разбиты. — Ничего не в мясо, — отмахивается Ландвисон, когда они уже зашли в раздевалку. Он устало потянулся к своему шкафчику и услышав только обречённый вздох Моро, напрягся и обернулся. Жан стоял так же, вытаскивая из шкафчика форму для тренировки со своим номером. Петер до сих пор выходил из себя, когда видел эту проклятую тройку. Ещё больше злился, когда через мгновение замечал её на лице француза. И ещё через мгновение приходил в бешенство, вспоминая, что и сам же себя заклеймил. Да вот только его номер был ещё менее лицеприятным. Шестёрка. Всего лишь шестёрка и в общем-то наплевать. Эти числа ничего не значили. Если бы и значили — Рико ни за что бы не был первым. Петер точно знал это. Но они ничего не значат. Это всего лишь переведённые чернила. Это всего лишь бессмысленные цифры. Петер невольно коснулся своей левой скулы, интуитивно понимая, где находится проклятая тату. Он выложил за неё добрую сотню баксов и в общем-то ни о чём не жалел. Нет, конечно, эта вырвиглазная татуировка не стоила ни единого потраченного цента. Но то, какой фурор она произвела и всё то, что было после. Это было бесценно и опять же, не стоило той жалкой сотни. Абсолютно тупое приобретение, но Петер был уверен, что в нём смысла было больше, чем во всей его жизни. Какой бы мерзкой не была эта татуировка, Петер ни за что не сдаст позиции. Пускай для всех его место лишь «шестое», но он хотя бы было. У него были свои минусы и свои «привилегии». Быть рядом с Рико и одновременно видеть каждый шаг в сторону Жана. Играть за Воронов и одновременно быть всегда с Жаном. Разрывать себя на части и не давать тронуть Жана.Петер знал зачем сделал это. И пока эта чертова татуировка справляется со своей чертовой задачей, она ему нужна, и Петер будет носить это клеймо до тех пор, пока оно не изживёт себя. Ландвисон наблюдает за тем, как в раздевалку вплыл второй состав. Ничего странного. Тетцудзи часто устраивал кучные тренировки, изводя всех присутствующих до потери сознания. Похоже, сегодня он решил загонять их перед предстоящими «летними каникулами». Ага, смешная шутка. Но кто-то действительно смеялся. Петер не то, чтобы не слышал смеха или откровенного ржача в Гнезде, но чаще всего он умел его игнорировать. Но сейчас один дуэт прошёл мимо них громко гогоча. Жан проводил их взглядом и только тогда стянул с себя рубашку и это, конечно, не укрылось от взора Петера. Он оглянулся на ту парочку: один был повыше него, другой одного роста с ним. Тот, что выше коротковолосый, шатен, бледный, как ни странно. Обычный. Обычные черты лица, форма головы, обычное телосложение. Его друг тоже мало чем отличался, разве что, был чуть более смуглым, и волосы у него были длинными, собирались в приличного размера косу. Обычные. И тем не менее, Жан напрягся. — Кто это? — тут же накидывая джерси, Петер кивает на дуэт. Моро вскинулся, оглянулся на второй состав, в чью сторону смотрел друг. Жан недолго оглядывал их спины, затем скривился и отмахнулся, аки «не важно» и принялся переодеваться дальше. Петер ощутил, как тело прострелило возмущением вперемешку с раздражением. Да сколько, блять, можно? Когда-нибудь до этого обалдуя дойдёт что всё, что связано с ним важно?! Ландвисон стукнул по шкафчику рядом с другом, этот звук был еле слышен среди того каркающего гула, что поселился в их раздевалке, Француз оглянулся на него, сияя недовольным взглядом. Петер же уже начинал медленно выходить из себя. Тихая паника разрасталась, обещая стать самым настоящим тайфуном. Он должен знать. Должен знать всё, чтобы быть чётко уверенным в собственных возможностях. — Или ты говоришь мне кто они, — на ломаном французском выдает Петер. Какая-никакая, а приватность. Ландвисон ощутил, как на них всё же оглянулась парочка игроков, кажется, кто-то из основного состава. Бедолагам повезло, что они тут же нашлись и отвернулись. — Или я сам подойду к ним и узнаю, всё что нужно. — Успокойся, — Жан устало выдыхает, точно видя, что Петер настроен серьёзно и присел на скамью, надевая шорты и обуваясь. — Всего лишь одни из прихвостней. — Вы поглядите, Король с плебеями якшается, — Петер ощутил физическую потребность в издевательском смехе, но затем поймал взгляд Жана и успокоился. «Ты выше этого», — вот что сказал ему Моро. Он кивает и продолжает переодеваться. Точно, хватит выходить из себя, пока ещё ничего не успело произойти. Рано бить тревогу. Стоит говорить себе об этом почаще и… «…тогда прозеваешь момент», — Петер тряхнул головой. Хотелось хорошенько садануться ей о ближайшую поверхность. Посильнее и побольнее. Просто чтобы поставить на место мозги. Его паранойя сводит его с ума и тем не менее, Петер предпочитал быть параноиком, нежели слепым идиотом. Лучше перестраховаться. Лишним не будет. — Они доставали тебя? — Петер возобновил допрос, когда они двинулись в сторону пред-игровой зоны. Жан отрицательно качает головой. — Но точно были бы не против. Петер оглядывается на раздевалку. Уже выходя из себя. Петер физически чувствовал, ничего хорошего от этих двоих ждать не стоит. Прихвостни Рико. Отвернись и они вцепятся тебе в глотку.Альбинос уже чувствовал, как медленно, но верно начинает закипать. Он чувствовал, точно знал, что что-то сегодня должно произойти. Гнездо перестанет быть Гнездом, если хоть один день здесь не произойдет что-то, что взболтыхнёт его на остаток всего дня или даже недели. — Петер, хватит, прошу тебя, — устало выдохнул Жан, перехватив свою клюшку и передав другу его и вышел на поле, следом за остатками состава. — Давай проживем этот день спокойно. Или хотя бы не начнём наживать себе врагов с самого утра. — Они сами наживают себе во враги меня, потому что головы на плечах нет, — раздражено бросил Дже. Он хотел сказать что-то ещё, но мелькнувшая рядом клюшка Закари заставила вскинуться. — Кончайте трепаться, — он говорит вполголоса и взглядом указал на вышедшего тренера. Петер кивает и движется к строю, чтобы привычно встать и подготовиться к предстоящей костедробительной разминке, а оттуда на не менее костедробительную тренировку. Наличие ещё одного состава заранее говорило, что старик что-то задумал. Ну и хер с ним. Петер был уверен, что выдержит. Уж кто если не он. У него нет времени падать от усталости. Ему нужно следить за каждым сантиметром поля, куда передвигается Жан, куда передвигается Рико, и куда передвигается он сам. Всё же, если он впечатается в борт это будет чувство не из приятных. Благо, в этот раз Тетцудзи отдал предпочтение классической расстановке. Он заранее сказал Рико как разделить оба состава на команды. Тренировка была сжата, походила больше на разминку официального матча. Не удивительно, кажется тренер готовит потенциальных игроков к «нормальному» экси. К предстоящим официальным играм. Это не касалось разве что Рико и Кевина, что и без того пахали в Малой лиге. Петера же подобная форма тренировки ни разу не удивила и не напрягла, в отличии от того списка, что им выдали. Большая часть основного состава была отдана в команду Рико. В их с Моро стороне из знакомых имён стояли: Норман Вилсон, Закари Джонсон, в остальном им предстояло сыгрываться со вторым составом. Всяко лучше, чем с Рико в тандеме. Гадость какая. Норман ожидаемо стоит на воротах, Закари же привычно играет в защите. Примечательно и то, что, несмотря на недавний провал Петера на прошлой тренировке, Тетцудзи сжалился над Моро, не выпуская побитого и почти вывернутого наизнанку Жана на поле. Выпустит ко второй половине. А Петеру придётся отбегать всю эту тренировку. Он понял это, когда поймал взгляд старшего Мориямы. «Делай своё дело, животное», — Петер готов был поклясться, что услышал голос Тетцудзи в собственных мыслях. — Кто они? — становясь на свою позицию и опуская шлем, кивает вперёд глядя на стоящих поодаль нападающих. — Нахер их, — отмахивается Джонсон. — Не на чаепитие звать, точно. Отвечай, — Петер не был настроен на светские разговоры, с Жаном может ещё и да, но больше ни с кем и Джонсон понимал это. Петер не отличался терпимостью, если его собеседником не был Моро. Закари оглядел его с ног до головы и в итоге пришёл к единственному верному выводу, что лишний раз выводить из себя Ландвисона — идея дерьмовая, как ты не смотри. — Адам Монсард, — он указал на того, что был выше, затем на его друга. — Кэррол Люйсон. Если тебя так напрягает второй состав, пора их уже выучить. — Делать мне нечего, — хмыкает альбинос. Адам Монсард. Кэррол Люйсон. Имена горчат на языке. Петеру они определённо не нравились. И он не собирался объяснять «почему». Он давно смирился с подобным чувством. Не нравятся? Значит есть причины, или же в скором времени появятся. Нужно быть готовым. Он только убедился в своей догадке, когда словно метеор несясь и лавируя между игроками, наткнулся на одного из этой парочки. Тот, что ниже. С идиотской косичкой. Кэррол. Они были из одной команды, Петер помнил это, но по привычке чуть не драпанул в сторону. Этот говнюк напугал его, словно из-под земли вырос, и Дже мог поклясться, что он посмеялся над ним. Может быть, год назад Петер бы за одну улыбку уже выбил ему все зубы. Сейчас, он предпочёл игнорировать. У него была прямая цель. Он должен был сделать, что от него требуют, по одной простой причине. Больше чем обычно бледный Жан. Он должен максимально отсрочить и сократить его пребывание на поле. Должен. Обязан. Петер повторял себе это раз за разом, напоминая зачем на самом деле он делает это всё. Нет. Он не любит экси. Он не любит играть. Он не любит забивать. Он ненавидит это всё. Он знает это. Он делает это лишь для Жана. Ради Жана. Петер вспомнил всё это буквально за доли секунды и выпустив воздух, качает головой. Чёрт с два. Ландвисон с крутого замаха и не менее крутого угла отправил мяч в мощный рикошет от борта за спину игрока. Успеет поймать — молодец, не успеет — ещё лучше. Сам же ирландец, наконец, на бешеной скорости огибает Люйсона, пронесясь мимо, словно молния он не дал Кэрролу и среагировать на свои жесты. Мяч в сетке. Пара шагов. Мяч в воротах. Петер точно знал, что он ненавидит экси. Он ненавидит это чувство, когда площадка оглашается воем, после гола. Ненавидит как саднят и болят руки. Ненавидит все эти взгляды. Ненавидит возвращаться на позицию. Ненавидит начинать всё сначала. Ненавидит, до того мгновения, как мяч не окажется у него. Петер не знал в чём дело и потому привычно всё сваливал на своё одержимое желание стоять до конца несмотря ни на что. И на том он заканчивал свои недо-объяснения. Он чувствовал, что просто не может объяснить свои намеренья и потому привычно забил на них, просто делая дело. Делая то, что должен. — Надо же, в этот раз в нужные ворота, — язвит Рико, явно от скуки. Конечно, он даже не пытался пока обыграть Петера. Даёт ему войти в раж и тогда-то он захочет его больно осадить. Желательно головой об борт раз эдак шесть. Но Петер лучше всех понимал, что эти мечты Рико так и останутся его розовыми мечтами. — Привычка забивать в твою сторону, — раздражённо хмыкает Ландвисон и договаривает пройдя мимо. — Ещё раз заговоришь со мной, я отправлю рикошетом уже тебя, от борта прямо в ворота. Под ядовитый смех японца Петер движется на свою позицию. Хотя сигнал напомнил ему. Точно. В официальных играх есть нормальные перерывы. Как-то он забыл об этом. Ландвисон живо поднимает с лица шлем, отталкивает стоящий прямо возле пред-игровой зоны дуэт и вваливается к скамейкам запасных. Петер присел рядом с изрядно побледневшим Жаном отпихнув «запасных». Кажется ему не становится легче. Оттенок кожи вместо бледного, стал болезненно-землистым. Ландвисон повернул к себе его лицо раздражённо качает головой. Он даже не спрашивает «как ты?», итак, видно. Одной рукой Ландвисон коснулся лба француза. Температура не поднималась, по крайней мере, пока. Альбинос цыкает и поднимается со скамьи. Жан вцепился в его руку. — Со мной всё будет хорошо. Петер качает головой и бессовестно откидывает его руку. Не робея, он подходит к тренеру. — Жан не может тренироваться, — он говорит это на ходу, встав рядом с японцем. — Откуда такие заключения? — Тетцудзи оглядел его, затем самого Моро, что сидел среди остатков запаса. — Он сидя выглядит так, будто выблюет все внутренности, — он сглатывает и выдыхает. — Ночью у него был жар. — И почему же ты не увёл его в Лазарет? — раздражается тренер. Он оглядывает молчащего альбиноса и что-то произносит на японском, Петер не прислушивается. — Замените Закари во второй половине кем-то ещё, — просит Петер. — Я отыграю всё как положено. Тетцудзи окинул его скептическим взглядом и наставив на него наконечник трости, он покачал головой. — На вечерней тренировке я поставлю тебя в команде всего основного состава, — Морияма-старший оглядел ирландца. — Сыграешься — я дам Моро ещё несколько дней отмашки. Выходишь его. И дальше он должен вернуться в строй, ты понял меня. — Да, — Петер отозвался мгновенное и кивнул. — Но, что сейчас?.. — Мне ни к чему кишки на поле, — Тетцудзи отмахнулся и перевёл взгляд на скамейки запасных. Старик окликнул француза. Тот мгновенно вскинулся, Петер отшагнул. — Стой. Я не сказал, что ты можешь идти. — Мне нужно проводить его, — поясняет Ландвисон. Тренер лишь перевёл взгляд на поле, окликнул, стоящий неподалёку, дуэт и Петер с отвращением подметил, что он знает этих ребят. Адам и Кэррол словно преследуют его весь день, но Морияма игнорирует его раздражение и кивает в сторону раздевалки и взглядом указал на Моро. Петер ощутимо напрягся. Внутри всё отвратительно сжалось, он глубоко вдохнул и уставился на прошедших рядом парней, что весело подтолкнули болезненного вида Жана к раздевалке. Он перевёл взгляд на тренера. Нужно поскорее отделаться от этой пытки. Плевать, что он там ещё скажет, они уже ударили по рукам утвердив условия, и, конечно, все прекрасно знают, тем более Тетцудзи. Ни за что на свете Петер не оставит Жана с посторонними людьми. Тем более если на этих людей указал Морияма и не важно, какой именно Морияма это сделал. — Что вы хотели сказать ещё? Зрение среагировало быстрее чем тело. Петер увидел, как трость больно врезалась под рёбра. Он зашипел от расползшейся тупой боли, что медленно утрамбовывалась в теле. — За каждую твою выходку на поле я буду увеличивать количество ударов, — предупредил тренер. — А теперь угадай кому они в итоге достанутся в тройном размере, если ты перейдёшь черту. Петер заскрипел зубами. Уёбок, знает куда давить. Теперь точно знает и, конечно, будет давить на это. От этой мысли Дже заранее становилось не по себе. Он не мог придумать ни единой контратаки. Это бесполезно. Одно косвенное упоминание Жана из уст Мориям одновременно ужасают и приводят в бешенство. Петер физически ощущал, как от злобы разрывается каждый его нерв. Это омерзительно. Иметь одну лишь слабость, но слабость, о которой знает каждая побитая собака. Дрянь. Он ничего не мог с этим сделать. Руки были связаны. — Я понял, — он снова оглядел старика и словно по мгновенному велению перевёл взгляд в сторону выхода в раздевалку. Его мгновенно пробил липкий холод, дверь раздевалки тихо хлопнула. Петер отшагивает. Игнорирует взгляд тренера. Плевать. Он должен быть там. *** — Повезло тебе, Моро, — Адам почти смеётся. «Дружески». Жан игнорирует его слова и лезет в шкафчик. Нужно просто поскорее переодеться и свалить в сторону лазарета. — Когда надо, видно и Петер умеет подлизаться, — друга поддержал Кэррол. Моро болезненно сглотнул. Голова шла кругом и всё тело болело, а от размеренного цокота чужой клюшки та только начинала сильнее гудеть, отдаваясь боем и тяжестью пульсирующей крови в висках. Свернувшейся крови, потому что одно присутствие этих ублюдков сворачивало ему кровь. Француз прикрывает глаза и растирает лицо, пытается проглотить сгустки кислой, отвратительно вязкой слюны. «Игнорируй», — уговаривает он сам себя. С Петером это работало и то лучше. От чего-то Петер в такие моменты слушал его лучше, чем он сам. Жан физически ощущал, как помимо той тянущей, разрывающей на клочки, боли в голове и груди, примешалось чувство отвращения. Очень крепкое. Очень ощутимое. Он точно понимал, насколько мерзкие и токсичные люди перед ним. Всё, что они делают, говорят, всё это намерено. Чтобы сделать больно, чтобы вывести из себя. Чтобы сделать как можно больнее, чтобы облить грязью. — Слушай, а может всё это постановка? — предлагает Адам, и Кэррол загоготал в ответ. — Ага-ага точно! На людях шоу, а за кулисами в дёсны целуются. — Заткнись, — Жан не узнал собственный голос. Хрипящий от боли, что колючим комом прокатывалась по всей груди, странно озлобленный, раздражённый. Возможно, ему было бы проще промолчать, если бы речь шла о нём. Но не о Петере. Он не обернулся, но спиной ощутил эти смеющиеся взгляды. — Закройте рты и не говорите о том, чего не знаете. Безмозглые долбоёбы. Последняя фраза, сказанная на французском, вызвала особую волну смеха. Люйсон и Монсард весело загоготало. Жан собирался наплевать в дальнейшем на всё, что скажут эти идиоты. Его слов хватит, чтобы они перешли хотя бы лично на него? Жан надеялся. Он ни секунды не выдержит того, чтобы выслушивать подобную дрянь о Петере. Он слишком много отдаёт и в ответ получает только подобный смех. Это просто выводит из себя. Жан крепко вцепился в шкафчик, когда ощутил, как чья-то клюшка как бы заигрывая прошлась по его бедру, а затем слегка шлёпнула по нему же. Жан остолбенел от ужаса. Ощутил, как дыхание перехватило, тошнота подступила с новой силой, и голова закружилась как чёртова карусель. Он смог расслышать только смех, сквозь него задыхающиеся слова. — Не забудь его хорошенько отблагодарить, — гогочет Адам и растягивает ядовитую улыбку. — А лучше и сразу наперёд. Монсард привалился плечом на шкафчики, клюшки в его руках не было, Жан заметил её на плече у поддакивающего Люйсона, что с презрительной ухмылкой оглядывает его, привалившись с другой стороны. Тёмные глаза сияли от издевательского веселья. — Мало ли, что Рико в голову придёт, а так… — он взмахнул рукой и пробежал оценивающим взглядом по Моро. В следующую секунду дверь раздевалки тихо заскрипела и оглушительно хлопнула. Тот, кто вошёл, хотел, чтобы присутствующие знали об этом. Кровь застыла в жилах от накатывающего осознания. Из всех обернуться рискнул только Жан. — Что? Ты в курсе о планах Рико? — голос Ландвисона звучал оглушительно звонко и грубо настолько, что в пору было забиться под скамейку или в шкафчик. После этих слов можно было легко почувствовать то, как понизилась температура в раздевалке. Адам и Кэррол мгновенно остолбенели и отлипли от шкафчиков. Кэррол даже не успел подорваться, как Петер вцепился в его клюшку, причём не в сетку, а в деревянную окантовку. Он резко рванул парня на себя на руку намотав его тёмную косу и рванул с такой силой, что глаза на лоб натянулись. Петер рванул его ниже, потому что как оказалось, но Люйсон был повыше него, не критично, но неприятно. Через мгновение Кэррол рискнул просто-напросто задохнуться, подавившись своим же кадыком. — Петер! — Моро не успел и шагу сделать, как от резкого железного грохота у него закружилась голова. Это Петер впечатал Кэррола в их шкафчики. Первый. Второй. Третий раз. Люйсон болезненно замычал, и альбинос только сильнее перехватил его шею, сжал до отвращения больно, что даже кожа под белыми пальцами заскрипела, наливаясь отвратительно ярким красным оттенком. Ещё немного и лопнет. — Посмейте подойти ещё хоть на шаг. Подойти к нему хоть на шаг… — Точно. Ведь все всё знают. Больше нет смысла шифроваться. — …и я размажу вас по стенке. Доступно? Он встряхнул Кэррола снова, заглянув в глаза. Уловил судорожный кивок и скользнул взглядом на ошарашенного Адама. Точно, до этого они никогда не сталкивались лицом к лицу. Одно дело слышать, видеть со стороны, другое встретиться лицом к лицу с бешеным зверем. Когда Петер убрал руку, Люйсон отшатнулся и следом за другим смотался в сторону поля. Ландвисон перевел взгляд на Жана. Тот устало вздыхает. Нет сил говорить что-то, отчитывать. Петер не мог сдержать себя и Жан, правда, был благодарен ему. Ландвисон улыбается, дожидаясь пока Моро переоденется и почти под руку ведёт его в Лазарет. Опасливо перехватывает её и на немое волнение Жана так же упрямо молчит. Тетцудзи отправил с ним тех двоих, значит Петера он не отпускал и значит Тетцудзи уже не будет благосклонен. Жан переживал об этом, но Петер перебивает его мысли уже перед самим Лазаретом. — А я говорил, — ёрничает Дже и француз только устало вздыхает. — Имей совесть. Подойдите. Попробуйте подойти хоть на один лишний шаг и будьте уверены, ураган под именем Петер Ландвисон разметает вас по всему миру, разорвав на мелкие кусочки. *** Гул Лазарета сходил на нет всё больше с каждой минутой. Петер уже не помнил сколько он тут просидел. Час? Или два? Ландвисон оглянулся на подвесные часы на ближайшей стенке. 16:03. Вот как. А пришел он сюда сразу после утренней тренировки. С ума сойти. И Жан не проснулся, ни разу за эти чуть меньше чем десять часов. Оно и не странно. Его организм просто-напросто измотан. Петер наблюдал это на протяжении всей недели, всего месяца и всех грёбаных четырёх лет, что они таскались в этом блядском месте. Единственное, что Петер мог себе позволить сейчас, единственной, что могло стать его отдушиной, это наблюдать за мирным сном Жана. Наблюдать то, как медленно вздымается его грудь, как изредка тело дрожит от поднимающегося жара. Обязательно нужно было всё так запустить?! Чего ради, Тетцудзи, ты это делаешь? Зачем тебе труп на твоём любимом поле?.. почему? «Почему? За что?» Это было тем, что Петер хотел спросить у всего Гнезда. Эти ответы он хотел выбить из Рико. За что он вёл себя так с Жаном? Разве Моро успел что-то ему сделать? Нет. Разве Моро подрывал его репутацию? Нет. Это делал Петер. Так и отыгрывался бы на нём. Петер бы позволил. И Рико понимал это и потому, не хотел. Он делал Петеру больно. Больнее всего на свете наблюдать за болью любимого человека. И откуда же Рико может это знать?! Разве он когда-нибудь любил? Ландвисон выпрямился. Он услышал шаги за спиной. Более тихие чем у врача. Посетитель постарался поскорее уйти из-за спины. Неподалеку заскрипел и опустился металлический стул. Петер тут же узнал гостя: копна кудрявых густых русых волос, светлое спокойное лицо, татуировка пятерки на его лице. — Я как знал, что найду тебя здесь, — Артур говорит негромко, так же негромко присаживается, и кажется всё для того, чтобы не потревожить беспокойный сон француза. — Скоро ужин. Петер кивает, но с места не двигается. А Артур его не торопит. Они сидят друг рядом с другом, с замиранием наблюдая как дрожа вздымается грудь Моро. — Почему? — Артур перевел взгляд на Петера. Ландвисон не любил заводить разговоры с кем-то помимо Моро. Он ненавидел в целом говорить с кем-то и, честно признать, последнее чего ожидал Юманес, так это того, что Ландвисон сам начнет говорить с ним. — Почему это происходит? — уточняет Юманес. Они говорят все так же негромко. Петер качает головой. — Почему ты делаешь это? — Артур понял, что имел в виду Петер. Британец откинулся на спинку стула и выдохнул. Несмотря на то, что уже как шесть лет живёт в этом месте, Артур понимал, что во многом он просто… выбивается. — Я не могу иначе, — самый простой и самый ленивый из ответов. Юманес пожал плечами. — Ведь ты почему-то помогаешь Моро. — Даже не смей сравнивать, — предостерег Ландвисон. — Жан не виноват ни в чём. За то что с ним сделали… делал Рико. Он никогда не был и не будет виноват в этом. И Рико, просто… — И он достоин помощи, — перебил Артур, не повышая голоса. Он замолк и убедившись, что Петер его слушает, продолжил. — Каждый человек, так или иначе, заслуживает её. Петер язвительно усмехнулся. Рико был кем угодно, но не человеком. Он снова уставился на спящего Жана. Как убитый. Петер представлял, как весь организм француза пытается восстановиться за эти жалкие часы, и он надеялся, что удачно. — Ты же понимаешь, что этим своим поведением только больше провоцируешь его? — Артур наблюдает, как Петер слезает со стула, привалившись возле кровати Жана, поправляет сползшее одеяло. — Рико бы меньше цеплялся к тебе если бы… — Но не всем же быть покорными собачками, как ты, — перебил Дже и обернулся, он наблюдает то, как Артур замолчал, давая ему договорить. Стало даже как-то не по себе. Артур не раз помогал им, а в его положении это сравни смерти. Петер отвернулся обратно к Жану, наблюдая как постепенно его сон становится все более спокойным. — Прости. — На правду не обижаются, — просто успокоил Артур. — Но она задевает тебя, — справедливо заметил Петер. — Не всем же быть непрошибаемыми баранами, как ты, — Юманес жмёт плечами. Ненадолго в Лазарете ещё сохраняется гнетущая тишина. Медсестры понемногу выключают свет, напоминая, что приемные часы заканчиваются. — И всё же, — Петер присел на кровать рядом с Жаном, понимая, что вероятнее всего он не проснется до поздней ночи, Артур смотрит на него в ожидании, — ты говоришь, что Рико достоин помощи. Почему? Чего он такого сделал, что ты, так предан ему? Я не верю, что ты не видишь всего, что он творит. — Вижу, — заверяет Артур. — И считаешь, это нормально? — Нет. Молчание воцарилось на ещё несколько недолгих минут. Петер впивается в британца прямым жёстким взглядом, чтобы, даже если Артур и скроет что-то, он смог сам разглядеть это. Но совершенно внезапно, Артур говорит с ним откровенно. — Рико, жестокий человек, я знаю, — он говорит совсем тихо, — Он может причинять другим боль ради удовольствия, это я тоже знаю, — Артур смотрит на изнемождённую фигуру француза и снова смотрит на Петера. — Но даже самый ужасный человек, способен на хорошие поступки. — Если ты посадил цветок, не значит, что тебе простят жестокое убийство, — раздражается Петер и качает головой. — Это работает не так. — Согласись, каждый из нас судит со своей колокольни, — Артур улыбнулся, не так едко, как Петер часто видел, а спокойно, как-то покорно и по-доброму. — Рико жестокий человек, да. Но ведь ты понятия не имеешь почему он такой, верно? — И знать не хочу, — цыкает Ландвисон. — Ублюдки есть ублюдки. Я не собираюсь испытывать к нему жалость. Оба юноши слышат, как тикают настенные часы отсчитывая минуты до первого ужина, как тихое частое дыхание сотрясает хрупкий прохладный воздух лазарета. Петер снова рисковал провалиться в свои мысли, он ожидал, что Артур уйдет с тем же тяжёлым вздохом, что сейчас и испустил. Но он лишь снова заговорил. Его голос был настолько спокойным и печальным, что Ландвисон подивился. Он редко имел дело с Артуром, а когда и общался, он не отличался особым дружелюбием, хотя оно и не странно. Но сейчас, услышав этот тихий голос, Петер легко связал его с образом Артура. Дже перевел взгляд на британца, наблюдая, как его лицо приобрело столь же печальный вид: покорный. Щенячий. — Я правда не хочу всего этого, — Петер не мог не поверить этому голосу. Артур был таким… настоящим сейчас. С трудом верилось, что все те четыре года, что он пробыл тут, видел лишь фальш. — Насилие, порождает только большее насилие. И этот порочный круг никак не разорвать. Он, будет продолжать своё существование до тех пор, пока хотя бы один не остановится и… — Ты хочешь, чтобы Я сдался и опустил руки? Смирился? — Петер уставился на Артура злым взглядом, Юманес ощутимо напрягся. Он сглотнул сжался, пряча шею в плечи. Ландвисон цыкает и качает головой, он перевел взгляд на спящего Моро. Его рука приблизилась к чужой фигуре, нависнув над лицом. Жан поморщился, ощутив присутствие. Петер убирает ту прядь что щекотала глаза Моро и договорил, продолжая разглядывать, итак, выученное лицо. — Никогда. Петер перевел взгляд на Артура. — Я согласен, что у нас с тобой разные взгляды, но есть кое-что, в чем мы сходимся, — Дже выпрямился. — Мы знаем, что это место отвратительно. И мы знаем благодаря чьим усилиям оно таково. — Всё зависит от твоего восприятия, — Артур говорил так же робко. — Знаешь, что я подумал, увидев Гнездо? — И что же? — иронично вскинув брови, Петер оглядел британца. Тот молчал всего мгновение. Он смотрел куда-то в пустоту, словно стремился разглядеть что-то на другой белой стене, с которой сливался и сам Ландвисон, если бы не его шоколадный оттенок рубашки. — Дом, — Артур почти шептал, он снова перевел взгляд на не верящего Петера, — Пускай, оно до отвращения жестоко, но Гнездо стало для меня домом с первого же дня. А для тебя, тюрьмой. — И, сколько тебе было? — Петер почти заикнулся, — Когда я попал сюда, ты уже был на побегушках у Рико. — Мне было одиннадцать, — ответил Артур, так легко словно его спрашивали об этом каждый день. Петер ощутил, как у него защемило в груди от ужаса. — Ну, должно было исполниться, — Юманес потер шею и попытался выдавить улыбку. — День рождения, кстати, был так себе. — Познакомился с Рико? — предположил Петер, сам понимая, что шутка ни разу не смешная, но прежде чем он успел извиниться, Артур сказал. — Да, но дело не в этом, — Артур вобрал воздух и мелко задрожал. Петер хотел сказать, что Артур не должен говорить, но на самом деле, он хотел это услышать. Он хотел знать почему. — В тот день, мне сообщили о смерти родителей. Артур поджал губы. Он снова глубоко вдыхает, и Петер понимает что Юманес пытается проглотить слезы и это осознание больно обожгло сердце. Похоже на то, как он чувствовал себя узнав историю Жана. — Знаешь, мой отец был, «человеком чести», как это называется, — Артур пожал плечами и пытается держать вымученную улыбку и отводит взгляд, наивно надеясь, что Петер не видит застывших в глазах слёз. — Я бы, никогда не смог стать похожим на него и он, знал это. Потому оставил меня тут… — Твой отец?.. он? — Петер успел растеряться. Он начал путаться в собственных чувствах. — Моя семья работала с основной веткой клана Морияма, а после побега Мэри Хэтфорд с её сыном, Натаниэлем Веснински, они… — Петер сам сцепил челюсти так сильно, словно это он должен был сейчас сказать. — Мисс Хэтфорд, убила их. Они напали на их след и… Петер продолжает молчать, понимая, что с соболезнованиями он запоздал лет так на шесть. — Прямо перед днём рождения, смешно да? — Артур сглотнул. — Не Гнездо ведь виновато в их смерти. Просто… так, вышло, — он помолчал. — Это, самое болезненное воспоминание, если честно. — Тогда вы познакомились? — уточняет Петер. Артур кивает. — Рико… он сам заговорил со мной. Сказал: «если не знаешь, ради чего жить, то приказываю тебе жить ради меня». Вот… Он помолчал мгновение и продолжил с улыбкой. — Вот… я и живу. Он оглянулся на то, как дрогнуло тело Моро и сам оглянулся на часы. Петер перевел взгляд следом. 16:31. — Нужно подготовиться к ужину и тренировке, — Артур поднимается, тихо убрав железный стул на законное место и оглянулся на Петера. Британец улыбается, пытается вернуться в свое обычное состояние, выдавали его лишь красные, ещё влажные глаза. Петер больше никогда не сможет смотреть на это лицо и верить, что Артур действительно такой. Кажется, Петер начал понимать, почему Рико постоянно держит Артура рядом с собой. Смешно, но это даже доказывает, что он и правда человек. Ведь людям нужно тепло. — Почему ты рассказал это именно мне? — это было первым, что пришло в голову Петера. Артур обернулся и улыбнулся, так тепло и по-настоящему, что Петеру просто стало неловко за все те моменты, когда он поливал Артура последними словами. Артур не плохой человек. Артур человек, который подстроился под обстоятельства. Артур человек, который очень сильно заблуждается. — Я подумал, что ты выслушаешь меня, — он пожал плечами. Петер опустил взгляд на его ноги и покачал головой. — Ты пришёл сменить повязки? — всё-таки уточнил Ландвисон. — Я сменю их после тренировки, — пояснил Артур. Он ещё с минуту смотрел на прямой взгляд Дже, что чётко был направлен на его колени. Не так давно, Петер заметил то, в каком состоянии были ноги британца, и похоже, не смог остаться равнодушным. — Рико делает такое с тобой… — Как и со всеми, — напомнил Артур. «Я не особенный. Я такой же». Петер поджал губы и отвёл взгляд на кровать, где лежал француз. — Жан проспал ужин, — тихо заметил Ландвисон. — Его в любом случае покормят, — Юманес оборачивается и уже движется к выходу, но внезапно что-то вспомнил и подскочив обернулся с «о! да!», — Петер, спасибо. — За что? — Ландвисон окончательно теряется. — За то, что выслушал, — Артур улыбается. Последний добрый жест перед тем, как снова надеть эту свою маску. Артур отвернулся, не цокая двинулся к выходу из лазарета. Петер же никак не мог успокоить колотящееся от жалости и ужаса сердце. «— Он… сам заговорил со мной».