Obsession

      Семь часов. Четыреста двадцать минут. Двадцать пять тысяч двести секунд…       Нет, я не следила за временем, проведенным с ним. Я проживала маленькую красочную жизнь, нежась в легких ненавязчивых объятиях, до последней клеточки тела растворившись в его руках. Я слушала его размеренное дыхание, ощущала запах его темных волос, а крепкая мужская ладонь через выступающие вены делилась со мной спокойным ритмом его сердца. Эту ночь я провела с ним. И эта ночь была самой короткой из всех тех ночей, что мне довелось прожить.       Я знаю, он — не ангел. Его речь похожа на песню, но это не Божья молитва, проливающая лучик света в логово тьмы. Он увяз в ней, потянув меня за собой, и теперь мы, словно слепые котята, пытались найти выход. Я пыталась. А он? Понимал ли Гарри, что значат его слова, неаккуратно брошенные прошлой ночью? Ведь он не мог принадлежать тьме. Не мог причинить зла, не мог погубить. Забавно рассуждать об этом, зная, от чьих рук я пала. Но благодаря этим рукам возродилась вновь, я снова жива и все еще дышу. Он — не ангел, но я видела его свет.       Яркий луч легкими струйками серебрился по всему периметру комнаты, и сердце мое трепетало от осознания того, что он касается прекрасного мужского лица, находящегося позади меня. Откинувшись назад и ощутив мягкие кудри на своей шее, я не смела пошевелиться более, чтобы не разбудить его. Это не страх. Мне приятно проявлять заботу по отношению к нему. Тонкие длинные пальцы, все еще держащие мое тело в своем плену, слегка подрагивали. Я бережно накрыла его руку своей ладонью, пытаясь успокоить молодого человека, поглаживая тонкие выступающие костяшки с покрывшейся коркой кожей.       — М-м, мне уже нравится это утро, — хрипло пробормотал сонный голос за моей спиной.       — Я думала, ты спишь, — как-то виновато произнесла я.       Когда он спал, я чувствовала себя более раскованной. Я не задумывалась, что могу делать, и что мне делать не положено. А теперь, когда он мог чувствовать каждое мое прикосновение, слышать каждый мой вдох, я вновь ощутила себя такой беззащитной. Конечно же, он уже давно понял, насколько я от него без ума. И пусть с его уст не сорвалось дурного слова, пусть нас связывали чудесный поцелуй и ночь, проведенная в одной постели, я буквально могла ощутить, насколько он далек. Я немедленно одернула руку.       Его ладонь, которой я только что касалась, аккуратно, но требовательно прошлась по моему животу, переворачивая на спину. Я непроизвольно зажмурилась, словно то, что могла увидеть в следующее мгновение, могло меня ослепить. Два пальца аккуратно повернули мое лицо, когда он настоял на том, чтобы на него смотрели. Мои веки меня не слушались: я хотела бы и дальше делать вид, что все еще не могу проснуться, но мир, как бы старательно я от него ни пряталась, настойчиво появлялся перед глазами. Мужская фигура властно возвышалась надо мной.       — Чего ты боишься? — все так же хрипло поинтересовался он, затуманивая разум, проникая в самые отдаленные уголки души. — Разве это не твое решение — остаться?       Большие зеленые глаза внимательно изучали мое настороженное лицо и мало-помалу успокаивали беспокойное «я». Всего несколько раз он допускал это ничтожное расстояние между нами, и в каждом из них мое сердце трепетало. Отдохнувший сейчас он был особенно красив. Я не верила, что могу коснуться его только потому, что мне этого хочется, стоит только протянуть ладонь.       — Боюсь, что оно исключительно мое, — опечалено призналась я, не сводя с него глаз.       Его лицо стремительно приближалось, и я смогла заметить легкую доброжелательную улыбку, играющую на полных алых губах, прежде чем наши носы соприкоснулись.       — Кто тебе его подсказал, дорогая? — лукаво произнес он, оставляя на моей щеке невесомый поцелуй, от которого голова идет кругом. — Ты об этом не задумывалась?       Дорогая. Я глубоко вдохнула, ощущая, как заканчивается в легких воздух, но это не было приступом или его предвестником. Это его присутствие. Его тело. Его голос. Это он моя болезнь.       — Мне ли не знать, чем занимается Том Брук, сколько людей ежедневно вступают в его блок и в чем его главная слабость, — молодой человек вновь отдалился так, чтобы видеть мои широко распахнутые глаза. — Мы должны были навсегда попрощаться после того, как я выкрал тебя из Феникса.       — Так почему мы не сделали этого? — пересохшими от волнения губами прошептала я, выслушивая его признание.       — Потому что я этого не пожелал, — просто ответил Гарри, вскинув аккуратные брови. — Ты не могла мне помочь, Скай. Та информация, которую я принудил тебя добывать, изначально была в моей голове.       Мне не хватало слов, способных описать все эмоции, переполняющие меня в эту самую минуту. Все было так просто, и оттого казалось еще сложнее, чем представлялось ранее. Столько времени я убеждала себя в том, что сама тяну себя в бездну. Столько времени боролась, но не с собой.       — Не ты меня выбрала. Ты — мой выбор, каким бы безрассудным он ни был.       Конечно, это я была его выбором. Кто бы позволил мне выбирать? Однако поверить в это, казалось, просто невозможным. Как невозможно было поверить в его хорошее настроение и желание откровенничать. Быть может, я все еще спала? Не удержавшись, я сильно ущипнула себя и едва не взвыла от боли, а Гарри фривольно улыбнулся, наблюдая за этими действиями. Он вернулся на свою половину и, откинувшись на спину, возвел к потолку свой мечтательный взгляд.       — Я не хочу тебя принуждать, — все так же мечтательно продолжал он, наблюдая за тем, как я разворачиваюсь к нему лицом, чуть подтянувшись на локтях. — Я понимаю, что подвергал тебя опасности, и менять что-либо уже поздно. И все же последнее слово остается за тобой.       — Неужели ты собираешься меня слушать? — мрачно ухмыльнулась я, рассматривая его расслабленные прекрасные черты.       Молодой человек утвердительно кивнул. Он в ожидании наблюдал за моими эмоциями, но я не торопилась с ответом, хотя он уже давно был готов.       — Я хочу, чтобы сегодня ты остался со мной. И ты расскажешь мне все, что я должна знать.       Прикрыв глаза, Гарри устало потер переносицу, скрывая играющую на его губах улыбку. Вдоволь наигравшись моим терпением, он, наконец, согласился, не переставая ухмыляться. Я ощутила что-то невообразимое. Я была безгранично счастлива тому, что не скончаюсь от одиночества в его доме, но все же жутко нервничала, задаваясь вопросом, смогу ли осилить такое испытание: целый день с Гарри. С Гарри, который меня выбрал. С Гарри, который резким рывком поднялся с кровати, позволяя задравшейся ночной футболке небрежно скрыть часть оголенной спины.       — Мыло, щетка — все есть в ванной, — сообщил он, протягивая мне большое белое полотенце. — Если что-то понадобится, позови. Я не буду против.       И одарив меня еще одной недвусмысленной ухмылкой, повалился на кровать, прикрывая зеленые глаза. Глядя на его безмятежный сонный вид, я ощутила укол совести: должно быть, я действительно напугала его ночью.       Несмотря на некоторые намеки и эти обворожительные ухмылки, Гарри, безусловно, оставался одним из самых тактичных парней, что я когда-либо встречала. Он не открыл глаза, когда я, послушно поднявшись с кровати, одернула короткую футболку и, захватив из дорожной сумки одежду и все принадлежности, проследовала в ванную комнату. Он мог это сделать. Он мог наплевать на свою тактичность и заявиться прямо сюда, в душевую кабину. Странное чувство прокатилось по всему телу, заставляя вдохнуть воздух чуть глубже. Напористые струи теплой воды приятно массировали кожу, отгоняя усталость бессонной ночи. Темное стекло, отгораживающее меня от всего мира, слегка запотело, проявляя несколько полустертых букв. Интересно, о чем он думает, находясь здесь, в душе… В этом замкнутом пространстве становилось слишком душно и без моих представлений о том, как вода стекает по сильному мужскому телу, лаская каждый нежный участок его кожи.       Немного взбодрившись, я выключила воду, ступая на теплый бежевый кафель, пытаясь не слишком наследить мокрыми ногами. Мягкое полотенце замечательно впитало всю влагу. Одевшись, я неуверенно вошла в спальную, словно собиралась предстать перед ним впервые, но комната была пуста. Ступая вдоль коридора, соединяющего спальную с другими комнатами, я настороженно озиралась по сторонам, словно жуткое чудовище вот-вот появится из-за угла. Звук льющейся воды на кухне был моим ориентиром. Я застала его возле кошачьей миски, из которой его черный монстр жадно поглощал воду. Гарри смотрел на него задумчивым взглядом, словно не понимал, в каком бреду решил завести это животное. Заметив меня, он молча перевел глаза на мое лицо и мокрые волосы.       — Я приготовлю завтрак, — немного сдавленно, но все же уверенно произнесла я, не привыкшая к такому его взгляду.       Эта идея пришлась ему по вкусу. Оставив меня за главную, он выпрямился во весь рост и поспешил в комнату, в которой несколько минут назад я слишком хорошо представляла его крепкие руки и обнаженный торс. Краска залила мои щеки.       Вдоволь напившийся кот с интересом наблюдал за тем, как я пытаюсь найти хоть что-то съедобное в холодильнике Гарри. Держу пари, если бы коты умели ухмыляться, это черное недоразумение непременно бы покатилось со смеху, когда я заглянув в очередной шкаф, обнаружила в нем лишь полупустую банку с чайными листьями и абсолютно пустую сахарницу. И этот человек наказывал мне не забывать питаться.       Я озадаченно нахмурилась, усевшись на один из стульев и подперев рукой подбородок, когда Гарри вернулся на кухню. Он уже был одет, и эти темные джинсы, демонстрирующие полоску брендовых боксеров, и легкая белая рубашка, едва прикрывающая их, идеально подчеркивали все его достоинства. Это ненадолго сдержало мои слова.       — Ты вообще хоть что-нибудь ешь? — Гарри вопросительно вскинул брови, не понимая причины появления строгого выражения на моем лице. — В холодильнике пусто.       — Неправда, — уверенно заявил он, направившись к холодильнику.       На моих губах зажглась выжидающая злорадная усмешка и тут же исчезла, как только я заметила внушительное ведерко с мороженым, которое Гарри победно мне продемонстрировал. Я молча наблюдала за тем, как он срывает с него крышку.       — Я редко бываю дома, — признался он, выбирая две маленькие, но глубокие столовые ложки.       Я недовольно покачала головой, когда он протянул мне одну из них: — Мы могли бы купить что-нибудь. Ты… — я смущенно запнулась, —… мужчина. И одного только мороженого не достаточно для того образа жизни… для твоего образа.       Полные губы изогнулись в приятной улыбке.       — Не могли бы, — все еще улыбаясь, произнес он, предпринимая новую попытку вручить мне ложку, от которой я вновь отвернулась. — Ты же понимаешь, мы никогда не сможем жить, как нормальные люди.       Я больно закусила губу, ощущая неприятную волну разочарования, поднимающуюся из груди и подступающую к горлу. Мне не нужно напоминать, что мы не пара влюбленных, съехавших в одну квартиру. И я прекрасно понимаю, что мы оба не созданы для быта. Почему же осознание этих двух фактов отражается моим разочарованием? Я тихо вздохнула.       — Давай так, — предложил Гарри. — Я рассказываю, ты — ешь. Идет?       Мне пришлось заставить себя кивнуть, однако к ложке я так и не притронулась. Убедившись в том, что я не собираюсь приступить к еде немедленно, Гарри подвинул свое ведерко с мороженым ко мне и присел напротив. Он зачерпнул немного сладкого лакомства, предлагая наполненную ложку после. Я с недоверием посмотрела на это угощение, словно вместо вкусного десерта передо мной рыбий жир. Меня тут же передернуло от одного только упоминания об этом продукте. С животным аппетитом я приняла предложенное мне лакомство, наслаждаясь банановым послевкусием. Парень нажал на рычажок электрического чайника.       — Я стал блокером в двадцать лет, — Гарри внимательно наблюдал за мной, требуя абсолютного участия. — В это, скажем так, сообщество можно вступить только одним способом — получив приглашение. Соответственно, я уже обладал определенной репутацией, прежде чем стать одним из них.       Мне пришлось приложить все силы, чтобы не выказать своих эмоций. Гарри блокер. Совсем такой же как Джек, Крис и еще десяток, а может и сотня негодяев. Сердце болезненно сжалось, но я не спешила с выводами, не дослушав.       — Чтобы ты понимала их иерархию, все блоки подчиняются одному человеку — создателю. Его никто не видел, а потому полной уверенности в том, что он вообще существует — нет. Так или иначе, блоковый штаб пополняется ежедневно. Отбор происходит в четвертом блоке и, как правило, переступив его порог, ты лишаешь себя обратной дороги. Здание Феникса принадлежит второму блоку, но именно там заключаются все эти сделки с нововступившими. Отныне они не так успешны, поэтому я позволю себе заявить, что четвертый блок уничтожен. Он все еще существует, но работает обратно пропорционально остальным блокам.       Мне объяснили политику блоков — какие цели они преследуют и какими методами их достигают. Позже предводители блоков провели для меня полный инструктаж. В первом и втором блоке ими неизменно оставались Джек и Крис соответственно. В третьем блоке это был Чарли. Тебе не предоставляют выбора, направляя туда, куда решит совет предводителей. Я был выбран Чарли. Уже будучи частью третьего блока, я встретил там твоего свободного брата. Забегая вперед, скажу, что к тому времени мы уже были знакомы.       Итак, в двадцать я вступил в третий блок. В двадцать два я стал его предводителем. Я отбирал людей, отправлял их заниматься грязной работой, я рушил жизни. Много жизней. И если бы это продолжилось, я был бы тем, кто разрушит жизнь и твоего отца. Твою жизнь. Как я сделал это с Британи Брефф. Я делал это осознанно, в своих целях до тех пор, пока не получил долгожданные ответы. Как только это случилось, дальнейшее пребывание в блоке означало для меня лишь отвращение к себе. Я предпочел бы умереть, если бы не начатое и недоведенное до конца дело.       И если, будучи новобранцем, у тебя нет абсолютно никаких шансов сбежать, то будучи предводителем… — он задохнулся, пытаясь найти подходящее слово. — … у тебя непросто нет шансов. Это добровольное самоубийство, которое будет продемонстрировано всем в показательных целях. Я ничего не терял.       Я был в бегах уже около месяца, когда мы встретились впервые. И это было определенного рода риском. Каждый, имеющий хоть какую-то принадлежность к блокам, знал меня в лицо. Попадись я им на глаза, и все было бы кончено. Хотя, по правде говоря, я попадался. Видишь ли, у меня есть некоторая… — он вновь задумался, зачерпывая очередную ложку мороженого. — Я неплохо убеждаю людей. Этому учат в третьем блоке. Но Чарли утверждал… Чарли бредил, что в моем случае это не навык.       Я вспомнила то, с каким послушанием Кендрик из Феникса забыл о нашем существовании, стоило Гарри сказать об этом. Как худощавый парень с торчащими в стороны ушами назвал его сэром и не посмел произнести и слова, когда Гарри вырвал меня из его рук. Даже своя собственная реакция на его обращения стала более или менее понятной. Да он же мог управлять людьми, словно куклами.       — Меня так и не поймали, и очень скоро я перестал задумываться об аккуратности своих действий. Я украл тебя из Феникса на глазах собственной шайки, готовой загрызть меня в любой момент. Неоднократно показывался Тому — новому предводителю третьего блока. Но с тобой я не могу позволить себе действовать столь безрассудно.       То, что нас видел твой брат, может быть вполне достаточным. Конечно, нападки первого блока на бизнес твоего отца — всего лишь совпадение. Но поверь, если они узнают, что тебя связывает со мной хоть что-то…       Мы не можем ходить по магазинам, Скай. Мы не можем посещать выставки и сеансы в кинотеатрах. И прогуляться по парку мы тоже не сможем. Пока я не уничтожу создателя и все его чертовы блоки, мы так ограничены.       Розовый язык на мгновение коснулся благородного металла, приковывая мое внимание. Гарри отправил ложку мороженого себе в рот и принялся обреченно жевать, не смотря мне в глаза. Противоречивые чувства разрывали меня на две части. Я знала, что не могу винить его за то, в чем не была уверена до конца. Но и продолжать верить в то, что он невинен, верить в то, что Гарри совсем не опасен, мне больше не удавалось. Слова Тома приобрели свой смысл. Они были коллегами. Быть может, друзьями, раз Том упоминал что-то о лучшем друге. И теперь он свободен. Не той свободой, что упиваются в мире людей. Но ведь он больше не принадлежал блокам, а значит, был от них свободен, несмотря на всю относительность этой свободы. Сколько людей он погубил? Какой смысл он вкладывает в эти слова — он рушил судьбы или же действительно отнимал жизнь в физическом плане? Как он делал это, в чем убеждал? Продолжает ли манипулировать мною или отныне я вольна думать своей головой? Он был прав. Получив часть ответов, лучше не стало.       — Однажды ты спросила, за что я тебя ненавижу, — чуть тише произнес он, зачерпнув немного мороженого и наблюдая за тем, как медленно оно тает в его ложке. — Я не смогу тебя ненавидеть. Даже если ты проклянешь меня, вычеркнешь из своей жизни или сообщишь Томасу об этом доме, где он сможет меня прикончить. Если сможет, — он странно усмехнулся. — Я ненавижу четыре блока и их создателя. Ненавижу того, кто убил моего отца. Я ненавижу себя за то, что я делал. Я полон ненависти. Но даже ее сотая часть никогда не будет направлена на тебя.       Те самые руки, что кормили меня на протяжении всего этого нелегкого рассказа, в очередной раз поднеся чайную ложечку, неловко размазали ее растаявшее содержимое по моим губам. Он оценивающе осматривал мой внешний вид и оставленный им сладкий автограф. Мое дыхание заметно участилось, и непослушно вздымающаяся грудь, лишь еще больше подводила меня, когда лицо молодого человека находилось в считанных сантиметрах. Все ближе и ближе.       — Но ты знаешь, насколько черна моя душа, — совсем тихо срывалось с его губ, но я отчетливо слышала каждое слово, не смея даже дышать. — Так позволишь ли ты такому человеку, как я, оберегать тебя? Доверишь ли ему свою жизнь? Разрешишь ли целовать эти губы?       — Я должна подумать, — судорожно выдохнула я, едва не теряя сознание.       Мягкие губы осторожно встретили мое лицо, лаская подбородок и щеки, приближаясь к вымазанным мороженым губам. Мои веки предательски затрепетали. Изучающий аккуратный, а в следующее мгновение безудержный страстный, а затем снова — романтичный и покорный. Его язык заставлял забыть о том, что такое стыд. Я не могла помнить о том, насколько ужасные вещи он вершил, я его не знала прежде. Все было так несущественно. Нежный долгий поцелуй стирал из моей памяти все, что еще совсем недавно казалось важным. Один лишь поцелуй свел меня с ума, приводя в неописуемый восторг. Я слышала только свое биение сердца, становящееся все тише.       Растворяясь друг в друге, задыхаясь, мы не замечали ничего, что могло нас отвлечь. Лишь далекий гул, словно надоедливая муха, отзывался в висках. Не без усилий, Гарри разорвал наш контакт, растеряно опустив маленький рычажок, выключая обезумевший чайник.       — Ты плохо на меня влияешь, — тяжело вздохнув, произнес парень. — Очень плохо.