Obsession

      Я молча рассматривала поверхность светлой столешницы, облизывая пылающие губы и сияя глуповатой улыбкой. И поступки мои были глупыми, и мысли. Но это так упрощало жизнь.       — Неплохой сюжет, — откашлявшись, заметила я, чуть приподняв голову. — Но не слишком оригинальный. Порядочным девушкам часто нравятся плохие парни. У меня остается слишком мало шансов.       Вопросительный до этого взгляд Гарри стал чуть веселее, но, разумеется, не настолько, как за последние минуты преобразилась я.       — И тебя не пугает мое прошлое? Мои друзья?       — Пугает, — мне не хотелось демонстрировать чудеса доблести или лукавства. — Но с этим можно жить. Без театров и кино. Ты не можешь быть уверен, что мне не понравится, — я с деланным удивлением вскинула брови. — Фильмы можно смотреть и дома.       Молодой человек и вовсе разочарованно покачал головой, но все тот же мальчишечий смех доказывал, что не так уж он разочарован. Я бесхитростно любовалась его открытой улыбкой и двумя прелестными ямочками, одна из которых оказалась чуть глубже другой. Почему наше знакомство не могло начаться с этой улыбки? Однако, если бы я видела ее раньше, мне не удалось бы испытать тот победный восторг, что снизошел на меня сейчас. Она все еще играла на его чувственных губах, когда он рассеянно покосился на чайник, а затем на меня. После того, как это чудо техники прервало взыгравшее над нами безумие, жажда к чаю и у меня, и у Гарри пропала.       — И что бы ты хотела посмотреть?       Ничто не могло стереть улыбку с моего лица.       После того, как сверкающие серебром ложки были тщательно мной вымыты, а практически нетронутое ведерко с мороженным вернулось в морозильную камеру, Гарри отвел меня в гостиную. Уже там на полу с горами дисков, возложенных к моим ногам, парень заинтересованно вчитывался в сюжет, напечатанный на одной из пластиковых коробочек, словно и не знал о существовании этого фильма. Выражение его лица было слишком притягательным, но я старательно отвела глаза, надеясь выбрать более или менее достойную картину. Мой взгляд упал на одну из коробок, и уверенность в том, что ничто другое меня сегодня уже не устроит, была не рушимой. Я аккуратно взяла ее в руку.       — Ты шутишь? — Гарри отреагировал на мой выбор с некоторым возмущением. — «Леон»? Почему не «Крестный отец»?       Я понимала его иронию: Гарри был моим Леоном*, и пусть я не смотрела этот фильм прежде, я знала о некоторых деталях его сюжета. Опасный парень, маленькая девочка, трагичный финал. Казалось, будто это поможет мне разобраться в том, что делать дальше. Но Гарри категорически отказывался его смотреть.       — Выбери что-нибудь романтичное, — посоветовал он, забирая диск из моих рук. — Забавное. Ужасы на крайний случай.       Но я уже выбрала и теперь настойчиво протягивала руку, желая, чтобы мне вернули «Леона». К счастью ли, к сожалению, мы оба были слишком упрямы, поэтому сойтись на едином мнении нам так и не удалось. В итоге в руках Гарри оказалось сразу три картины, которыми нам предстояло занять весь день: мой «Леон», его «Впритык» и еще один фильм, отнесенный в разряд «ни тебе, ни мне». Нами было принято решение начать с моего выбора, чтобы, как выразился Гарри, быстрее отвязаться. Но сколько бы он ни ворчал, для меня оставалось совершенно ясным то, что, будь этот фильм ему так ненавистен, его бы просто не оказалось в коллекции.       Удобно устроившись в углу дивана и притянув к себе ноги, я наблюдала за тем, как длинные пальцы извлекают диск из коробки. Рубашка плотно прилегала к его телу, выставляя все мышцы напоказ. Глубокое эстетическое удовольствие накрывало меня с головой, когда я рассматривала его рельефную поясницу, руки, шею. Гарри — определенно самый привлекательный парень, которого я видела. Расстелив поверх ковра шерстяное одеяло и спустив на него пару подушек, он расположился прямо подо мной. На экране уже появилась заставка из густых зеленых деревьев, окружавших величественный Нью-Йорк, когда он обернулся, застав меня врасплох.       — Иди ко мне.       Плавно и медленно я подползла к нему, с каждым миллиметром все ярче ощущая нервное шевеление в моем животе. Я стала гораздо ближе, привалившись к одной из подушек, но ситуация все же еще не была полностью в его власти. Теплые руки незамедлительно обвили мое левое предплечье, и вот тогда я перестала иметь над собой контроль.       — Еще немного, — донеслось совсем близко, когда он невозмутимо меня притянув, помог устроиться меж его ног.       Приятная дрожь пробегала по моему телу от этой близости. Вся я находилась в его объятиях, в его руках и чувствовала себя такой маленькой, такой хрупкой и беззащитной. Такой, какой меня видел он. Я впитывала его тепло, слышала его дыхание. Он погружал меня в абсолютный транс, где было так спокойно, уютно и тепло. Неудивительно, что, превратившись в тряпичную игрушку, я вскоре вздрогнула, когда на экране появились первые брызги крови. Гарри едва слышно хмыкнул.       Это не было романтично — то, что происходило на экране. Плохие люди убивали других плохих людей, не скупясь выпускали свой пар на невинных. Главный герой, не задумываясь, пускал кровь, омывая ею свои руки. Он был не лучше остальных. Но он любил когда-то в прошлом, он был человеком, прежде чем размозжить свою душу о смертный грех. Покоящаяся на моем животе мужская рука стирала эту грань между привычным миром и реальностью, отраженной по ту сторону экрана. И я приняла этого героя, неосознанно проводя параллель с молодым человеком, в которого была влюблена. На протяжении всего фильма я беззвучно вздыхала или задерживала дыхание на особо волнующих моментах и понимала, насколько это неправильно. Я не проронила ни слезинки, когда все было кончено, но внутри меня завелся жуткий паразит, нудный и прожорливый. Я завидовала людям, что посмотрев этот фильм, возвращались в нормальную жизнь с житейскими проблемами и кучей забот. В нашем случае фильм продолжался.       Мои глаза были плотно закрыты, когда я намертво вцепилась в крепкое плечо, уронив голову на ключицы Гарри. Повтори он судьбу Леона… Я бы смогла без него, но не хотела. Мир стал вдруг таким пустым и бессмысленным, холодным, безжалостным. Я бы смогла. Но это больше не было бы жизнью.       — Это фильм, — справедливо заметил Гарри, обнимая меня за плечи, а в его голосе звучала улыбка. — Ты слишком остро реагируешь.       Я быстро закивала в ответ, но оторваться от его рук отказалась, будто так могла удержать его от чего-то непоправимого.       — Как ты выбрал такой путь… — риторически слетело с моих губ       — Мне не из чего было выбирать.       И снова эта безысходность, какую однажды я уже слышала в голосе Тома. Но ведь выбор есть всегда. О том, что привело меня в дом Гарри и какую жизнь нынче вела, я как-то забыла.       — Я собираюсь заказать пиццу, — более бодрым голосом заявил он, отвлекая от мрачных мыслей. — Ты со мной?       Вскоре мне стало немного легче. Сосредоточенное выражение лица Гарри вновь вызывало мою улыбку, а его прикосновения — миллионы мурашек. Заметив эту издержку моей очарованности, он предположил, что на полу мне стало слишком холодно и попросил пересесть на диван, по крайней мере до прихода курьера. Но когда я в тысячный раз отказалась следовать его совету, принес мягкий клетчатый плед, в котором нам и предстояло провести весь оставшийся день.       — Это намного лучше, — заверил он, расхваливая тот фильм, что выбрал сам.       Солнце за окном оставалось таким же ярким, но его тени, осыпающие крыши домов и дорожные знаки, отливали вечерней бронзой. Я по-прежнему нежилась в объятиях Гарри, а чуть поодаль от нас лежала коробка из-под пиццы, из которой уже исчезло пару кусков. Мы приступили ко второй картине, как оказалось, более веселой и смыслом не перегруженной. Иногда я даже смеялась и ощущала приятную вибрацию позади, вслушиваясь в бархатный смех Гарри. И все снова становилось проще. Оглядываясь на прошедшие недели, я с уверенностью могла заявить, что этот день лучший. Странное сочетание тоски и счастья блуждало у меня внутри. Но счастья было больше.       После фильма мы сделали еще один небольшой перерыв. Я умоляла Гарри сыграть хоть что-нибудь, когда во время разговора выяснилось, что он играет на гитаре, которая висела здесь же, аккуратно запакованная в чехол. Но он категорически отказывался, ссылаясь на то, что природа обделила его слухом. Как бы я ни старалась, парень был непреклонен. Вместо этого он решил перейти в наступление, повалив меня на пол и вызывая истошный крик. Он находил это забавным, а я ненавидела щекотку. Как оказалось, забавной она была для него только тогда, когда щекотал он, а не его. Так что вдоволь накатавшись по полу, взъерошенные мы оба были слегка не в себе. Я все еще злилась, кладя голову на его колени, опасаясь того, что он может расторгнуть наше перемирие. Но его недовольное лицо говорило о том, что он скорее начнет улыбаться Тому, чем еще хоть раз решится вступить в эту борьбу.       Последний фильм был эмоционально тяжелым, и в том состоянии, в каком мы пребывали сейчас, усвоить его было практически нереально. Краски неба становились все мрачнее, теряя дневную насыщенность. Было уже совсем темно, когда я, переставшая бороться с позывами зевоты, победно улыбнулась: долгожданные титры поползли в верхнюю часть экрана. Я обернулась, чтобы поделиться впечатлением с Гарри, но обнаружила его спящим, уронившего голову на диван. На его лице застыло умиротворенное выражение. Он словно стал моложе. Загорелая кожа казалась гладкой серебристой материей в свете включенного телевизора, аккуратно очерченные губы красиво рдели на бледном лице. Я любовалась его чертами, пытаясь запомнить каждую, закрывала глаза и упивалась этим воспоминанием, а после восторженно удивлялась, когда его настоящий образ оказывался еще прекрасней того, что оставался в моей памяти. Сколько времени прошло, прежде чем титры закончились и гостиная Гарри погрузилась во мрак? Должно быть, всего мгновение.       Я аккуратно поднялась на ноги, отключая телевизор и собираясь задернуть шторы. Темнота стала абсолютной. Я боялась столкнуться с журнальным столиком или наступить на черного кота, у которого против меня не было никаких шансов. Мои движения были осторожными, словно я играю с хрупким фарфором, что мне очень дорог. Как мамины чашки. Что бы она сказала обо мне, будь со мной рядом? Запретила бы эти отношения или так же, как и ее дочь поддалась очарованию Гарри? Я беззвучно опустилась перед ним на колени. Тьма не пощадила ни этих прекрасных глаз, ни восхитительно мягких губ, лишая меня возможности любоваться им весь вечер и ночь. Но даже его дыхания было достаточно. Одержимая.       Одержимая я склонилась перед ним, желая расположиться рядом. Быть может, на его плечо. Или грудь. Но промазала и не смогла сдержать счастливой улыбки, носом уткнувшись в его шею. Неужели все это не было сном? Первый взгляд, первое прикосновение, первый поцелуй — все случилось словно сотни лет назад. Я привыкла слишком быстро, как привыкают к успокоительным. Мне больше не хотелось существовать отдельно от этого человека. Я все еще надеялась на полноценную жизнь.       Кончики моих пальцев слегка коснулись его вьющихся волос, когда я немного приподнявшись, дотронулась губами до его виска.       — Что ты делаешь? — усталый голос оповестил меня о том, что я все-таки его разбудила.       — Не знаю, — тихо прозвучало ему в ответ.       — Ты меня целовала, — утверждающе произнес он, прежде чем мягкие губы коснулись моего подбородка.       Он был так нежен. Внутри что-то неистово перевернулось, будто некто неаккуратно опрокинул емкость, в которой хранят чувства. Никогда прежде я не испытывала того, что происходило со мной сейчас. Я сгорала от желания прижаться как можно сильнее, запустить свои пальцы в его густые волосы, поцеловать так страстно, как только смогу. Но не могла, словно этот плод был самым запретным.       — Я хочу, чтобы ты признала это, — его шепот сводил меня с ума не меньше, чем все эти прикосновения, которых прежде я не испытывала. — Скажи это. Вслух. Громко.       — Я тебя целовала, — послушно произнесла я, прислонившись к нему лбом и вдыхая его запах, ощущая тяжело вздымающуюся грудь под своими ладонями.       Подтолкнув мою голову своей, принимаясь ласкать скулы, Гарри медленно опустил ладонь на мою грудь, но был сдержан твердой чашечкой бюстгальтера.       — Не носи его дома, — требовательно произнес он, пробираясь под футболку и ловко расстегивая петли, сцепленные на моей спине.       Я испуганно втянула воздух, словно его руки были слишком холодными. Но их прикосновения нельзя сравнить с чем-либо, что оказалось бы таким же приторно нежным. Непривычный поворот событий призывал к протесту, когда интимный предмет одежды отдалился от моего тела, но я не смела прерывать ни его, ни себя. Он выдержал определенную паузу, словно спрашивая разрешения на это действие, и, не получив отказ, наконец, беспрепятственно коснулся моей груди. Его тело обжигало. Я нежно коснулась его верхней губы, ласково посасывая мягкую кожу, в то время как моя нижняя находилась между его зубами. Он легко покусывал и тут же успокаивал сладостные покалывания, вызванные его укусами, нежно проводя языком по моим губам. Каждый раз его поцелуй был другим, непохожим на предыдущий. И каждый раз я теряла от него голову.       — Я хочу тебя видеть, — задыхаясь, произнес он, не прерывая наш поцелуй.       Он легко дотронулся до моих губ снова и, приподняв за талию, собирался встать с дивана, но я крепко ухватилась за его руку.       — Не уходи, — отчаянно просила я.       — Я всего лишь хочу включить свет, — пояснил Гарри, но все же прекратил свои движения, возвращаясь на свое место.       — Не надо. Я не смогу смотреть тебе в глаза, после этого.       Его грудь завибрировала под моими пальцами. Этот смех был легким, не задиристым или игривым. Он сделал меня чуть увереннее. Словно ребенок я изучала его лицо, и всего лишь одна мысль о том, что я могу вот так просто до него дотронуться, вызывала во мне фейерверки радости, ярко взрывающиеся перед глазами. Мягкая бархатная кожа скользила под кончиками моих усталых пальцев. Я была его гениальным художником, прорисовывающим идеальные скулы, прочерчивая великолепные линии его подбородка и гладких впалых щек, когда маленькая темная родинка, украшающая нежный участок чуть ниже губы, оказалась под моей правой ладонью. Мои губы легко прикоснулись к левой щеке молодого человека, лаская эту самую обычную родинку, привносившую чуть больше необычности в его прекрасное лицо. Грудная клетка парня тяжело приподнималась, заполняя его легкие кислородом. Сколько девушек может похвастаться тем же, чем и я? Все бы отдала, чтобы в его памяти остались только мои прикосновения, только мои поцелуи. Это было бы честно по отношению ко мне, неопытной, наивной, тающей от каждого нового ощущения, подаренного им.       Но что-то было не так. Я ощущала эту складку, вдруг образовавшуюся между его бровями. Я любила, когда он хмурился, любила его задумчивое выражение лица. Но разве в такие моменты он был счастлив? Я хотела что-то сказать, но не смогла проронить и слова, когда большой палец мужской руки коснулся моих губ. Мои веки трепетали, кружилась голова. Я оставила покорный поцелуй на его грубой коже.       — Ты не будешь выбирать за меня, — я и сама поразилась тому, насколько строгим был мой голос. — Ты не будешь повелевать мною, как теми людьми, что называют тебя «сэром». Я хочу быть уверена в том, что иду за тобой осознанно.       — Ты действительно этого хочешь? — он не торопился принимать мое последнее слово, которое требовал этим утром. — Идти за мной, несмотря на все то, что сегодня услышала?       — Это мой выбор, — с нажимом выдохнула я прямо в его губы. — Ты — мой выбор.       Его ладонь нежно перехватила мою руку, прежде чем эти губы робко нашли мои холодные пальцы, оставляя на них невесомый поцелуй.       — Твой.       И тогда сердце не выдержало, рассыпаясь в стеклянную пыль, растворяясь по всему телу и сжигая его изнутри. Эта странная тупая боль граничила с непознанным наслаждением. Словно все оковы и нерушимые печати утратили свою силу. Словно маленький деревянный человечек превратился в груду щепок, перерезав свои веревки, но одолев кукловода. Просто он не был моим кукловодом.       Он был моим.