Гордость и Предубеждение и Саурон

- И все-таки мне так жаль, Майрон, что новая жизнь погибла. - Это случилось не по твоей вине, - утешал его Саурон. Он молча обнимал избранника, расправлял его крылья, когда Эонвэ был слишком слаб, чтобы позаботиться о себе самостоятельно, приносил ему самые вкусные кусочки еды и, как мог, врачевал его тело, кляня Манвэ дурными словами на квенья, потому что в валарине ругательств не было. Эонвэ принимал страдания своей телесной оболочки смиренно и не раз сам утешал Саурона, иногда даже грозился, чтобы тот не смел расходовать свои созидательные силы на врачевание его фэар и фаны. - Вместо исцеляющей песни мне будет куда приятнее ощутить немного твоего телесного тепла, драгоценность моя, - говорил Эонвэ, и Саурон забирался ему под теплое широкое крыло, и они спали, обнявшись. - Сильнее всего я опасаюсь, что этот случай не последний. Король Арды ничем не отличается от Мелькора, он так же бесчувственно отнесся к тебе и продолжит брать тебя силой вновь. Нет хороших господ нигде в Арде, ибо власть развращает. - Я не думаю так, Майрон, - мягко успокаивал его Эонвэ, поглаживая по спине. - Он был искренне опечален и устыдился того, что правда может открыться госпоже Элентари. - Эонвэ! Я-то надеялся, что после того случая у тебя открылись глаза! - вскричал Саурон. Но спорить более с Эонвэ он не стал, считая его глубоко неправым. И более того, он задумал спасти своего избранника от очередных притязаний Манвэ. Размышления его длились недолго, и быстрый разум, всегда ему свойственный, натолкнул его на решение всех проблем. Очевидно, чтобы избавить Эонвэ от возможных попыток Манвэ вновь им овладеть, надо было заменить его кем-то другим, отвлечь светлого вала, и он был готов сам лечь на этот алтарь и стать жертвой, но вовремя одумался. Пожалуй, теперь, поняв, что связь вала и майа может породить дитя, Манвэ, конечно, будет этого избегать, да и самому страдать вновь не очень-то хотелось, говоря откровенно... Идея пришла нежданно, и казалась рискованной, но не хуже той, чтобы самому добровольно отдаться Манвэ в качестве подопытного слуги. Она, больше того, позволяла убить двух зайцев разом: отплатить за те годы, что Мелькор его третировал и подсунуть Манвэ новую игрушку; то есть, Саурон решился вторгнуться за грань мира, туда, где был заточен Моргот, и, под предлогом побега вытащить его, а затем отдать в руки Манвэ. В определенных отношениях это было вполне справедливо. Оставалась сущая мелочь - Ангайнор. Но его Саурон и не планировал разрушать. Он собирался действовать тоньше. Манвэ же в это время и впрямь немало терзался желаниями: особенно сильными они казались из-за того, что он не мог никому о них поведать. Искренне испуганный происшествием с Эонвэ, он не мог посетовать ни Эру, ни своей пресветлой супруге, а тело его и память желали вновь испытать тот восхитительный момент обладания кем-либо, и даже попытки обернуться бесплотным духом не приносили облегчения. Опечаленный, бродил он по Валинору, мечтая забыться хоть ненадолго, но дух его томился, фэар жаждала нечто невысказанное, и... Сады Лориэна несли успокоение. Здесь не было яркого солнца, но не было и холода, прохладные травы и белый пух одуванчиков мягко стелились под ноги, и уставшим духом Манвэ начал овладевать сон. Уже сквозь смеженные веки он увидел подле себя фигуру в длинном серебристом плаще: она приблизилась и склонилась к нему; лицо было скрыто вуалью. Ирмо, господин снов - видимо, то был он. - Что мучит тебя, Манвэ Сулимо? Ибо я вижу невысказанную боль в твоих глазах, - послышался тихий шепот, схожий с шелестом листьев. Приятный золотистый свет разливался в воздухе. - О, ты прав! - и Манвэ уцепился за тонкую птичью лапку Ирмо с такой силой, что тот вздрогнул. - Воистину меня мучит то, что я никому не могу поведать. Он готов был прослезиться. Не то что бы на лице Ирмо можно было прочитать какое-то сочувствие, тем более, что оно было скрыто вуалью, но тихий, шелестящий голос раздался вновь, и сказанное им заворожило Манвэ: - Ты наверняка скорбишь об утерянном брате, вала Мэлько, и о том, как бесславно он пал... - Вовсе нет, - успел с недоумением возразить Манвэ, но Ирмо продолжил: - Знай же, что дух его терзается, а тебе стоило бы испытывать больше сочувствия и снисхождения к нему. Его несчастный дух так искажен, что любое твое присутствие подле него будет благодетельным. Ты нужен своему брату, Манвэ, даже если ты будешь холоден и суров с ним, поскольку, говорю тебе, даже жестокость лучше равнодушия. Манвэ хотел было гневно отмахнуться, но последние слова ввергли его в самую глубокую задумчивость, а затем он испытал внезапный порыв немедля отправиться отсюда прочь, к краю мира. Взмахнули, вздымая ветер, для длинных мягких крыла - и Манвэ воспарил в воздух, совершенно забыв сказать Ирмо, что прежде не замечал у него столь ярких оранжевых глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Через полчаса (точнее, спустя неопределенный и очень долгий промежуток времени, ибо за Гранью Мира царило безвременье) Манвэ повелел растворить врата Мира и впустить Мелькора обратно. - Здравствуй, братец мой Мелькор. Ладонь Манвэ легла на длинную цепь. И теперь нечто странное в тоне брата заставило дух Мелькора испугаться сильнее, чем прежде. Но шарахнуться прочь ему не дала нежная тонкая рука брата, подтащившая его к себе за ошейник. - Что ты задумал? - прохрипел он. - Мне жаль наказывать тебе, Мэлько, - начал Манвэ тоном, полным заботы и ласки, - но если ты сам не способен мудро распоряжаться вверенным тебе Эру даром, придется мне решать за тебя, дорогой брат. Это мой долг. Отныне я буду решать, что нужно твоему искаженному духу и телу. Так, довольно скоро Мелькор выяснил, что его искаженный дух желает ублажать обожаемого младшего брата не менее двух раз в день, не забывая себя к тому тщательно готовить, желает расчесывать Манвэ дивные серебристые пряди его волос, мыть его прекрасные оголенные ступни, покрывая их поцелуями, и, поскольку силы вала Манвэ превосходили его собственные многократно, возможности отказаться у него не было. Саурон же, способствовав свершению справедливости, потихоньку пробрался обратно в жилище Эонвэ, где был встречен его скорбным взглядом. - Что случилось, сокровище мое? - Майрон, мне горько. Неужели ты решил меня обмануть? - О чем ты? - И, хуже того, неужели ты решил обмануть моего господина? - Ну, если и так, он вполне рад обманываться. И потом, я скрасил Мелькору бесконечное тягостное заключение. - То есть ты навещал Мелькора, чтобы... - Чтобы сказать, что помогу ему выбраться оттуда. После чего я направил скрытые желания и помыслы твоего напыщенного павлина в нужную сторону. - Но Саурон! Это же негуманно по отношению к нему? - Ты бы хотел заменить его, и чтобы вновь совершилось то, что было недавно? Эонвэ вздохнул. Этого он не хотел. - Невинные нерожденные жизни, которым он не дал появиться на свет... - ... вскоре появятся новь, ты же помнишь мою особенность? - Правда? О, Саурон! И рыжего шельму подхватили на руки, закружив. Спустя год Саурон со злорадством, а Эонвэ с пищащим кульком на руках наблюдали за тем, как Манвэ проводит очередное собрание верных себе айнур с сидящим у его ног Мелькором. Мелькор был мрачен, а младенец недовольно вырывался, норовя высвободить из пеленок не только ручки, но и рыжие крылышки.