***
В Питер он добрался в какие-то совершенно рекордные сроки, подняв все доступные связи и использовав все возможности. Наемников по проверенным каналам нашел тоже без проблем, когда ты столько лет в этом деле, найдутся люди для любых задач, были бы деньги. И все равно, Олег чувствовал, что неумолимо опаздывает, не в силах изгнать ту неотвязную тревогу, которая гнала его вперед с того самого момента, как он нашел то видео с презентации и почувствовал, что что-то не так! Искать каких-то юристов и пытаться действовать законными методами не было никакого смысла. Волков знал все о том месте, в которое был упрятан Разумовский. Это была дорога в один конец и никакие адвокаты вытащить оттуда были не в силах. Поэтому пришлось разрабатывать совершенно другой план, который, хоть и был довольно рискованным, оставался единственным возможным в их ситуации. Сначала пришлось подготовить место, где можно будет спокойно залечь на дно, чтобы разобраться с тем, что делать дальше. Обеспечить несколько альтернативных путей отступления и тщательно подготовить прикрытие, которое заметет следы. Благо, что помимо рядовых наемников с ним были Кирк и Мердок, которым он мог довериться полностью и позволить контролировать промежуточные задачи, на которые его одного точно бы не хватило. Это должна была быть скрытная операция. Всё просто: проникнуть в здание под видом охраны, отключить сигнализацию, вытащить Сергея из камеры и увезти его отсюда. При идеальном раскладе служба безопасности не заметила бы подвоха до того, как они отчалят, но ещё с земли Олег понял, что с Разумовским ничего не бывает просто. От здания психбольницы шёл густой дым. Это не мог быть кто-то, кроме Сергея. Только у него хватило бы ума. Олег вместе с командой планировал добраться на пароходе вместе с персоналом, чтобы смешаться с толпой, но больше в этом не было смысла. Очень скоро здесь будет скорая и полиция, нужно найти Серёжу и срочно сматываться. Вертолёт приходится подключить раньше времени и, когда они приземляются на островок, вокруг психбольницы скапливается младший медперсонал вместе с несчастными, накачанными транквилизаторами шизиками. — Пожалуйста, помогите нам! - Олега хватает за рукав медсестра, прижимающая к груди чемоданчик с набором первой помощи, - Вы же из органов? Этот псих… Там люди! Он запер врачей! Они либо задыхаются, либо прыгают из окон насмерть! Олег косится на подножие высоких стен, где лежит кусок мяса, который уже сложно назвать человеком. Белый халат окрашен красным, лишь его край сиротливо развевается на ветру, словно символ капитуляции. — Где Сергей Разумовский? — Он внутри! На последнем этаже. Он отпустил нас… только врачей оставил. Сказал, что убьёт их всех, если ему не выдадут доктора Рубинштейна. Но его здесь нет! Его правда здесь нет, он уехал сегодня утром! — Он вам не поверил. Девушка поджимает губы и молчаливо трясёт головой. Олег подаёт знак своим ребятам выдвигаться, прикрывая органы дыхания смоченной в реке перчаткой. Группа подготовленных профи из пяти человек прониклась внутрь. Двое остались снаружи, страхуя. Звукоизоляция в больнице отменная — даже шума с улицы не слышно, не то что криков внутри. Олег не позволяет себе думать о том, что делал с Серёжей этот «доктор Рубинштейн», и что теперь хочет сделать с ним Серёжа. Но что бы Рубинштейн с ним ни сделал, этот человек уже не жилец. Олег об этом позаботится, когда вытащит Разумовского. Охранников пришлось убить, нельзя было рисковать и надеяться на то, что просто вырубить будет достаточно. На обратном пути дорога должна была быть полностью чистой, ведь Олег не знал в каком состоянии будет Разумовский. Возможно придётся нести бесчувственное тело и тогда дополнительные проблемы с охраной точно будут некстати. В рекреации они находят затоптанного паникующей толпой врача. Видимо, он как-то сумел сбежать от Сергея, но встретил свою смерть под ногами обезумевших от страха людей. Или не смерть — на первую помощь времени нет. Только на то, чтобы сорвать карту доступа у него с груди. Чёрный, едкий дым застилает глаза, разъедает лёгкие, но Олег продолжает продвигаться вперёд. Лифт не работает, путь наверх — только по лестнице. Знаком он показывает своим товарищам остановиться и вызвать поддержку с воздуха: пешком спускаться вниз будет самоубийством. Кажется, план Разумовского, как и план Олега, идёт не так, как задумывался изначально. Этаж густо охвачен огнём и дымом, с потолка сыплется штукатурка, искрит проводка. Но он точно где-то здесь — Олег слышит его голос и идёт на него, как мотылёк летит на свет. — Просто дай мне умереть! Чертов слабак, шевели ногами, ты нас сейчас убьёшь! Это я и пытаюсь сделать! Чёрт, как же лёгкие жжёт… Не смей подыхать, тряпка! Рубинштейн заплатит за все, что сделал с нами. И Гром — кха! — заплатит. Нам нужно только… только… в-выбраться… Сергей кажется совсем крошечным на фоне того разрушения, что он учинил. Скатился по стенке и слабо дёргается, то начиная ползти вперёд, то отшатываясь назад, как будто какая-то невидимая сила дёргает его обратно. В ноздри бьёт резкий запах жженых волос. Его одежда кое-где обуглилась, на острых скулах виднеется копоть. — Блять, - Разумовский слышит брань впервые за долгие месяцы, проведённые здесь. Он всё это время ограничен своей палатой и недолгими прогулками под пристальным наблюдением. Разговаривает с ним только психиатр, имя которого Серёжа не запоминает принципиально. Как будто бы так будет проще вычеркнуть его из памяти тогда, когда всё это закончится. Если закончится. — Серый, какого хрена здесь происходит? — голос над его головой испуганный. Имя же заставляет его вынырнуть из небытия. Над ним стоит Олег, — Серёжа? Серёжа! — глаза Сергея еле заметно расширяются, но тут же закатываются, — Смотри на меня, нет, не закрывай глаза… Смотри на меня, чтоб тебя! - Олег сильно бьёт его по щеке. Это не даёт никакого эффекта. Серёжа пытается кричать, умоляя Птицу перестать, но ни черта у него не получается. Он пытается отползти подальше, но тело не слушается. НеОлег дотрагивается до запястий, которыми Серёжа пытается прикрыть глаза, и это всё ещё удивляет. Серёжа никак не может понять, как Птица ухитряется создать такое количество реалистичных ощущений. Откуда-то сверху доносится звук, похожий то ли на гром, то ли на скрежет. За секунду до того, как металлическая пластина обрушивается вниз, Олег успевает толкнуть Разумовского в сторону и закрыть его своим телом. — Можешь встать? - голос глюка звучит всё также взволнованно. И, так как Серёжа не реагирует на его голос, он поднимает его в воздух, — Тебя тут вообще не кормили, что ли? Из разбитого окна доносится шум вертолёта. Взвалив Сергея на себя, Волков в очередной раз приходит в ужас от того, какой он лёгкий. Но времени для беспокойства нет. Время есть только для того, чтобы взобраться на подоконник — и прыгнуть.***
Олег пересаживает его из вертолёта в машину. Серёжа так и не открывает глаз. Он всё ждёт издевательского смеха или, наоборот, поддержки. Птица всегда был щедр и на то, и на другое, как будто бы не мог понять, как лучше донести до Серёжи свою точку зрения. — Зачем ты мучаешь меня? Я же сделал все, что ты хотел! Я убил всех этих людей! Ты не Олег, оставь меня в покое! — Разумовский очнулся и хрипло закричал, будто пытаясь заглушить голос, который доставлял ему мучительную боль. Наемник опешил. Такого он точно не ожидал. Что в этой больнице делали с Сережей, что он настолько потерял связь с реальностью и находится в таком состоянии? Если бы его группа уже вынужденно не лишила жизни всех, кто стоял на пути к палате Разумовского (к тому времени уже подъехала полиция), даже не смотря на большое пламя, поглащающее всё и вся, Олег с удовольствием убил бы каждого из них снова и такой легкой смертью они бы точно не отделались. Бледный как полотно парень, весь покрытый синяками и ссадинами, истощенный до неузнаваемости, тихо поскуливал, так и не решаясь открыть плотно сомкнутые веки. — Парни, у нас есть какое-нибудь успокоительное? — Конечно, командир! — Кирк протянул ему пластырь. — Держи нашлепку. На любой открытый участок кожи и через минуту будет в объятиях Морфея! Эффект держится минимум час, гарантированно. Олег взял препарат и, осторожно подойдя к невменяемому парню, стараясь не напугать еще больше, наклеил липкую полоску ему на руку. Действительно, довольно быстро тот обмяк и начал заваливаться набок. Олег аккуратно уложил спящего парня на заднее сидение безликого тонированного джипа, сам устроившись там же так, чтобы голова Разумовского лежала у него на коленях. Он не готов был оставить Сережу без присмотра ни на секунду. Мердок занял свое место за рулем их машины. Кирк запрыгнул на переднее пассажирское сидение. Добравшись до своей старенькой квартирки на окраине Питера, Олег перенес все еще спящего под действием лекарств Разумовского в спальню, а сам устроился в кресле. Эта квартира была дана ему после детдома, в свои студенческие годы они с Серёжей жили в ней вместе. Олега всё устраивало, а вот Серёжу не совсем. Разумовскому хотелось больше простора для своих творческих и сумашедших идей. Пластырь с руки Сергея он решил не снимать, пусть нормально выспится! Когда друг проснется, он обязательно будет рядом. Чтобы успокоить и убедить, что все они теперь в полной безопасности. *** Олег не спит — ему нужно быть рядом, когда Сергей очнётся. В голове навязчиво крутятся обрывки фраз Разумовского перед тем, как тот отключился. Он разговаривал не сам с собой, а будто бы с другим человеком. У него раздвоение личности? Что с ними сделали доктора? Его пытали? Над ним ставили опыты? И чем его накачивали? Олег холодеет от жутких картин, которые подкидывает воображение. В горле встаёт ком. Он вытряс из начальства всю правду о спецоперации, в которой участвовал. Его письма, как оказалось, аккуратной стопочкой лежали в дальнем ящике стола. Они все были для Серёжи — больше Олегу некому было писать. Он выводил кривые строчки, рассказывая о том, какое жаркое в Сирии солнце и какие яркие на небе звёзды. Может, только эти письма, где он никогда не рассказывал о крови и порохе, не дали сойти Олегу с ума. В последнем своём письме Олег написал, что хочет оставить службу и принять должность начальника безопасности, которую давно предлагал ему Разумовский. В то же время Сергей разваливался на части, будучи уверенным, что Олег погиб. Ресницы Серёжи чуть заметно подрагивают, через секунду он открывает глаза. Олег сидит на его постели и сдавленно, виновато улыбается, не находя слов. Он ждёт чего угодно — радости или злости, объятие или пощёчину. Вместо этого Сергей смеривает его чужим, безучастным взглядом, и отворачивается, каркнув бессильное: — Олег мёртв. Я больше на это не поведусь. Хватит. Я хочу спать. — Я жив. И я здесь. Мы сбежали оттуда, ты больше туда не вернёшься, - Олег касается ладонью его плеча и мягко поглаживает, но Сергей раздражённо стряхивает его руку. — Отстань от меня, - с отвращением выдавливает он. — Ты меня не узнаёшь? Ответом ему — затравленный, уставший взгляд исподлобья. Взгляд живого мертвеца. Сергей не поджимает губ, как часто это делал раньше, не хмурит брови. Его лицо похоже на посмертную маску. Слова застревают у Олега в горле и жалят язык, как суетливые, бестолковые пчёлы. Все, что ему хочется сказать и спросить — неправильно, бессмысленно и как-то искусственно. Сердце стискивает железный кулак, вина свинцом оседает в лёгких. Олега не было рядом, пока Серёжа вёл проигрышный бой со своим разумом. Олега просто не было. — Я больше никогда тебя не оставлю. — Я больше тебе не верю. Ведь ты умер, - он улыбается дрожащими губами, но глаза его стекленеют. По его маске покойника вдруг будто бы проходит трещина. Он резко садится на кровати и хватается руками за волосы, начиная раскачиваться из стороны в сторону. — Точно… ты умер… умер-умер-умер, господи, пожалуйста, оставь меня… когда ты уже прекратишь… Заткнись! Он выплевывает последнее слово совершенно не своим, далёким голосом, отчего Олег невольно отшатывается. Сергея передергивает и он затихает, возвращаясь к безучастному выражению лица. Волков сползает по кровати, садится перед его постелью на корточки и осторожно тянется к выбившейся прядке, закрывающей его левый глаз. Грубая хватка пресекает эту попытку: — Пожалуйста, - рука Разумовского тяжела, как сталь, но в глазах читается тупая боль. — Прости, - Олег уже не уверен, за что извиняется — за отчаянную попытку достучаться или за все остальное. Он не успевает коснуться даже тончайшей пряди, и лишь молча опускает руку, чувствуя, как пальцы Сергея медленно разжимаются вокруг его запястья. Сдавленным голосом Олег добавляет: — Тебе надо отдохнуть. Поговорим утром, если захочешь. Олег встаёт и делает несколько шагов к двери, как вдруг тяжёлую, душащую тишину разрезает тихое и неверящее: — Ты… так просто уйдёшь? — Ты сам сказал оставить тебя, - пожимает плечами Волков. — То есть, ты не собираешься убеждать меня в том, что без тебя я никто? Что мне без тебя не справиться? — Что? Я никогда такого не говорил, - Олег хмурится. — Я не понимаю. Почему ты меня слушаешь? — Потому что ты попросил. Я никогда не сделаю того, чего ты сам не захочешь. — Это какая-то новая уловка, да? - сквозь сжатые зубы цедит Сергей. — Нет никаких уловок. Хочешь верь мне, хочешь нет, но я — это я. Олег Волков. — Думаешь, мне не хочется тебе верить? - шелестит Сергей одними губами, быстро моргая. Его голова всё чаще невольно дёргается вправо, дыхание неровное, взгляд расфокусированный — ищет, за что бы зацепиться, но не находит, — Если я… если я хоть на секунду тебе поверю, т-то больше не смогу собрать себя заново. Я и так сумасшедший с этим… этим м-монстром у меня в голове! Я не понимаю… где реальность… где сон… где заканчивается он и начинаюсь я… я бы хотел… х-хотел… С каждым словом, с каждым вдохом, Сергея колотит всё сильнее. Он говорит, а усилий для этого прилагает столько, будто бы пытается передвинуть гору. Ещё секунда — и он перейдёт ту тонкую, едва видимую черту между тревогой и истерикой. Олегу страшно хочется взять его лицо в свои руки и успокаивающе погладить бледные, впавшие щёки, на которых когда-то были рассыпаны созвездия из веснушек. Но он не делает этого, боясь, что это только усугубит предпаническое состояние. Олег присаживается рядом, не нарушая личного пространства. — Нет-нет-нет, Серёж, послушай, посмотри на меня. Сергей поджимает губы, жмурит глаза, и всё же поворачивается к нему. — Хорошо, хорошо, вот и смотри на меня. Так, давай, как там было?.. - Олег, коротко прочистив горло, чуть фальшиво начинает, — Куда подует ве-етер, туда и облака-а. Помнишь эту песню? Из Электроника. Ты его обожал в детстве. Продолжение помнишь? По ру… — По руслу протекает послушная река, - тихо лопочет Серёжа, зажмуривая глаза. — Нет, смотри на меня, - тот нехотя слушается и распахивает глаза, в которых чёрными дырами блестят огромные зрачки. Олег продолжает: — Но ты человек, ты и сильный, и смелый. — Своими руками судьбу свою делай, - Сергей хватает ртом воздух, — Иди против ветра… а дальше как… —…на месте не стой, - подхватывает Олег, — Пойми-и, не быва-ает… —…дороги простой, - заканчивают они вместе. — Легче? Сергей коротко кивает, шумно выдыхая. Его тики замедляются, дыхание постепенно выравнивается, взгляд проясняется. У него случались панические атаки раньше, ещё тогда, когда они были подростками. Олег не нашёл ничего лучше, кроме как сосредоточить Серёжу на чем-то отвлечённом, но знакомом. Иногда они читали детские стишки наизусть, иногда пели дурацкие песни из мультиков, пару раз даже анекдоты травили. Сергей всегда говорил, что голос Олега его успокаивает. Видимо, всё ещё работает. — Если это была уловка, то она была хороша, - он морщит лоб и с трудом отрывает взгляд от глаз Олега. — Это не уловка. — А если это сон, то мне не хочется просыпаться, - продолжает Сергей. Олег понимает, что он говорит все это не ему, а себе. — Когда ты проснёшься, я буду рядом. Обещаю. — Не обещай, - качает Сергей головой и заглядывает в глаза, — Я могу поверить. — Тогда я пообещаю ещё раз. Столько, сколько потребуется. — Ты обещал не умирать. Я тебе больше не верю. Олег не выдерживает его пристального, мёртвого взгляда, и первым отводит глаза. От бессилия рука сама собой сжимается в кулак. — Позволишь мне остаться? — Как будто у меня есть выбор, - зло усмехается Сергей. — Если ты скажешь мне уйти — я уйду. — Уходи, - пожимает плечами Сергей. От недоверия, сквозящего в его голосе, щемит в груди, но Олег послушно встаёт, понимая, что для него есть все основания. Произошедшее с Сергеем не было его виной, но он всё равно ощущал себя так, словно к ногам привязали камень. Волков не хочет представлять себя на месте Серёжи, и всё же в голове крутится мысль: что стало бы со мной, если бы ты умер? Я бы, пожалуй, тоже сошёл с ума. Олег встаёт с кровати под жалобный скрип её внутренностей, бросая напоследок: — Если тебе что-то понадобится, я буду за соседней стенкой. Он надеется, что Серёжа его остановит. Олегу многого стоит не оборачиваться, закрывая дверь. И он не оборачивается. *** Сергею давно не снились такие хорошие сны. По правде говоря, он и не помнит, когда в последний раз ему снилось что-то кроме кошмаров. Все они были по-садистски изощренные, многослойные, похожие на лабиринт. Кажется, что ты выбрал нужную тропинку и скоро вырвешься, когда как на самом деле только глубже заходишь в чащу. Хорошие сны — они всегда простые, в отличие от кошмаров. В них мертвецы оживают и поют тебе песни, в них хочется верить, в них хочется остаться и тихо умереть от счастья. Он просыпается глубокой ночью от шума мигалок. Вскакивает с постели, подходит к окну и смотрит на улицу сквозь щель в жалюзи. Полиция уже давно проехала мимо, но Сергей не может оторвать взгляда от пустынной ночной улицы. В попытке собрать мысли в кучу, он прислоняется к стене и сползает по ней вниз, утирая рукой пот со лба. Он слабо помнит побег из тюрьмы. Кажется, он её поджег. Птица опять взялся за старое и показал ему Олега, бегущего к нему сквозь пламя. Тот подхватил его на руки и вытащил из огненной ловушки, в которую Сергей сам себя загнал. А после Разумовский ничего больше не помнил, кроме сна. Он даже не был уверен, как оказался здесь и в какой стране сейчас находится. Может, и нет его здесь. Может, все это сон внутри сна из другого сна, а на самом деле он сидит в камере и пускает слюни под транквилизаторами. Но он подумает об этом потом. Сначала надо отыскать, есть ли здесь что-то, в чем содержится спирт. Призраком он выскальзывает из полумрака спальни в коридор, но дверь вдруг упирается во что-то, что не даёт ей полностью отвориться. Точнее, в кого-то. Олег. Ещё один сон? Пульс ускоряется. На мгновение он закрывает глаза, представляя, что это не сон, что всё это происходит на самом деле. Сергей чуть наклоняет голову набок, внимательно всматриваясь в лицо спящего Олега. Его черты расслаблены, только между бровей пролегает складка. Он спит чутко, но Серёжа ещё ребёнком научился быть тихим. Странно. Он никогда не видел, чтобы Птица в обличии Олега когда-нибудь спал. Сергей сглатывает. Если это Олег, если это и правда его Олег, то… как? Он что, просто бросил его, а теперь вернулся из чувства вины? «Приносим свои искренние соболезнования», — он сжёг письмо с этими жестокими, бездушными словами в мусорном ведре, и в тот самый момент в его хрупком разуме появилась пробоина, сквозь которую в сознание пробралась Птица. Больше никаких писем ему не приходило. Ни единой весточки. Сергей лучше всех знает: если бы Олег захотел дать знать, что он жив, то нашёл бы способ. Но он бросил его. Если, конечно, закрыть глаза и представить, что это — его Олег. Волков едва заметно вздрагивает и распахивает глаза, похожие на два туннеля в небо. Трёт глаза, подавляет зевок, разминает затёкшую шею. Такие привычные жесты, которые почти стёрлись из памяти. — Опять кошмары спать не дают? У нас ещё есть время до утра. — А что утром? - на самом деле, Серёжу мало это волнует. Он не может оторвать взгляд от шрама на руке Олега, которого раньше никогда не видел, — Почему ты спал под дверями? — Сергей морщится. Глупый какой-то вопрос. — Мне так спокойнее. Хочу быть рядом на всякий случай, - Олег поднимается с пола и потягивается. — Вовремя ты опомнился, - усмехается Сергей, издавая то ли смешок, то ли всхлип. Та злость, что так долго копилась на Олега пополам с горем, вырывается наружу. И Серёже не хочется останавливаться. Уж во сне он может себе позволить злиться на Олега за то, что тот ушёл, — Хочешь быть рядом? Раньше надо было думать. Понравилось на войне? Здорово, наверное, было стрелять в людей! — Это была спецоперация. Мне не сказали, что… — Знаешь, что? Мне плевать. Я слишком долго пытался тебя понять. Постоянно тебя оправдывал. Он ищет своё место в жизни, говорил я себе. Он вернётся ко мне, он всегда возвращается, он обещал мне, что не умрет. Однажды ему надоест и он останется со мной, - Олег молчит, плотно сжав челюсть, и даже не смотрит на него. — Почему ты молчишь? Сказать нечего? — Ты всё ещё считаешь, что я ненастоящий? - чистые голубые глаза пронзают Сергея в самое сердце. Так похожи на настоящие, что можно восхититься собственной памятью. Наверное, перед смертью он увидит те же глаза. — Уже не уверен, - честно признаётся Сергей. — Серёж, послушай… — А ты знал, что тебя похоронили? - Разумовскому хочется уколоть его побольнее. Хочется заставить чувствовать вину, — Со всеми, блять, почестями! И я был там. Ёбаный Рубинштейн вытянул из меня клещами эти воспоминания и, видит бог, лучше бы я этого не помнил. Он погрузил меня в гипноз. Заставлял переживать это снова и снова, пока у меня даже слез не осталось. Я видел твой гроб и крест. Ты сможешь заставить меня развидеть это? — Не смогу, - его честность режет без ножа. — Только не делай такое лицо. — Какое? — Как у побитой собаки. — Послушай. Извинения тут бесполезны, словами делу не поможешь, но… но я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Мы найдём врачей и убежище, и я буду с тобой, пока тебе не станет лучше. И я останусь, если ты меня не выгонишь. Я никуда больше не уйду. Никогда. — Говоришь совсем как он, - бормочет Серёжа в полном замешательстве, уже не понимая, во что верить, — Откуда этот шрам? — Сослуживец полоснул ножом. — За что? — За то, что я не давал ему кинуться спасать раненого товарища. Он всё равно побежал. Оба мертвы. — А ты выжил. Да или нет? — Да. — Тогда поцелуй меня так, чтобы я тебе поверил, — Сергей позорно сдаётся. Он всегда был романтиком и верил, что если чего-то очень сильно захотеть, то оно претворится в жизнь. На руках Олега болезненно пульсирует нежность, когда он берет в широкие, мозолистые ладони лицо Сергея. Мягко дотрагивается своими губами до его губ, так осторожно и трепетно, как Птица в его обличии никогда не умел. И мир вокруг вдруг становится ярче, а ощущения — острее. Серёжа словно давно умер, а теперь, наконец, воскрес. Если бог есть, он здесь: в пульсации вен, в жадных вдохах и в дорожках слёз на впалых щеках. Сергей отвечает не сразу, но, опомнившись, отчаянно вжимается в губы Олега, алчно, голодно, ненасытно. Он бестолково шарит руками по его спине и плечам, чувствуя панику Птицы где-то на краю сознания. Птица боится Олега, а Серёжа с Олегом не боится никого. — Ты жив, ты жив, ты жив, пожалуйста, только не исчезай, только не бросай меня снова, я не выдержу, я не выдержу… - тараторит он, смаргивая слёзы. Сергей ощупывает его лицо, шею и руки в попытке убедиться, что Олег реален. Улыбка дрожит на губах, когда он целует новый шрам между большим и указательным пальцем, — Ты настоящий. Да или нет? — Да, - Олег утирает его горячие слёзы, целует щёки, трётся носом о его нос. Сергей утопает в нежности и впервые за долгое, очень долгое время ощущает себя в безопасности. Где-то на языке всё ещё горчит страх того, что всё это — очередной обман. Но сердце чувствует, оно знает: этот запах, запах дома, подделать невозможно. Когда Птица притворялся Олегом, на подкорке своего воспалённого мозга он знал. Просто не хотел верить. И если завтра он проснётся, то поблагодарит свой разум за сладкую, краткую передышку в бесконечном кошмаре, каким представляет из себя его жизнь. — Я проснусь и ты будешь рядом. Да или нет? — Да. — Всё будет хорошо. Да или нет? — Да. — Ты не лжёшь мне. Да или нет? — Да. Всегда да. И Сергей ему верит. *** Серёжа проснулся в тёплой постели, лучики солнца щекотали его щёки, он жмурил глаза и улыбался. Пытаясь ладонью нащупать кого-то, но рядом никого не было. «Опять! Опять я ему доверился! Нееет!!» - вполголоса раздраженно говорил Серёжа. Он зарылся пальцами в волосы, снова нервно покачиваясь взад-вперёд, - «нет, нет, нет. Где я?» - он вдруг резко остановился, оглядывая комнату, которая почему-то кажется ему знакомой. Он вспоминает как проснулся посреди ночи, помнит Олега, сидящего под дверью, - «Олег? Нет, это не он! Его нет!! Перестань притворяться им!» - он вспоминает нежные прикосновения к своему лицу и... поцелуй. Это что-то новое. Птица никогда не мог дать ему такие приятные ощущения, кажущиеся настолько живыми и настоящими, что кажется, что это было по правде, что это было реальностью. Удивительно, но Птица почему-то молчал, наблюдал за недоумением Серёжи со стороны и молчал. Ему нечего сказать. Впервые и ему стало страшно. Дверь в комнату приоткрывается и за ней показывается высокий силуэт. Олег услышав из кухни бормотание, решил проверить как там его Сереженька. Увидев его сидящего в кровати и испуганно смотрящего на него, он сделал шаг вперёд. — Серёж? - до боли знакомый голос. «Нет, такого не может быть» - думает Разумовский, - «Неужели Птица снова становится Олегом?» Но Птица прячется за его худыми плечами, выглядывая из-за них и смотря то на Сергея, то в сторону двери. – Нет, нет, нет, почему все не так, как обычно? Я устал, я слишком давно потерял надежду, - неразборчиво шепчет Серёжа. Он снова будто находится в больничной палате, нехотя и противясь вспоминает обрывками то, что с ним там вытворяли. Но не вспоминать он это сейчас не может — ужасные картинки сами лезут в голову. – Не верь, они пытаются тебя обмануть, - звук совсем близко, над ухом. – Я, я не понимаю. Почему двое? Олег погиб, он не может прийти сюда. Он бы не бросил меня на столько лет, если бы был жив. Убирайтесь, - обессиленный голос. – Сережа, я здесь, - снова знакомый голос немного в отдалении. Волков делает еще шаг. – НЕТ, НЕ ПОДХОДИ, - Сережа больше не может сдерживать эмоции и срывается на крик. Олег остановился на месте. Ему хотелось подойти и обнять его, но он понимал, что этим сделает только хуже. «Что же делать? Он видимо снова не помнит меня... » – Задай вопрос. Помнишь, как в детстве? Что-то, что знаю только я. Никакая Птица не может этого знать. И вот Сережа окунается в воспоминания. Олег был единственным, кто знал о Птице, единственным, кто мог остановить друга. Им нужна была система, и они ее придумали. Однажды, после очередных нападок со стороны сверстников, Сережа не выдержал и снова подпустил Птицу. Уже тогда наиболее частой формой Птицы был Олег. Волков, как всегда, был рядом. В то время он просто пытался остановить Серёжу любыми способами: словами или силой. Олег решил попробовать то, что не выходило из головы очень давно: – Спроси меня о чем-нибудь светлом в твоей жизни. – Что? - Сережа совершенно не понимал о чем говорит Олег(или Птица?). – Просто сделай это. Оказалось, что Птица просто не может знать о хорошем. «Ладно, хуже не будет.» - подумал Разумовский. Ведь он действительно вынес уже всё. – Первый раз, когда я почувствовал себя счастливым, - безэмоциональный голос. Сережа чувствует, что существо за спиной находится в недоумении, но оно отвечает: – День, когда ты впервые встал против несправедливости, - неправильный ответ для Серёжи. Он совершенно не удивлен. – Твой десятый день рождения. Около полудня. Мы тогда впервые смогли сбежать из дома на несколько часов. Были только мы и шум людей на фоне. Я достал деньги, чтобы купить тебе газировку, которую ты так хотел попробовать. Ты чуть не расплакался, и согласился на такое только, если я тоже попробую. Когда мы вернулись, нас наказали, а ребята постарше говорили, что мы просто на свидание сходили. – Этого... Этого не может быть.... Олег? Нет, Олег мертв. Олег не мог бросить меня, - у Сережи непонимание. Этот человек или нечто знает слишком много, а силы на пределе, — Кто ты и что ты сделало с Олегом?! Откуда у тебя информация? Волков уже сам на пределе, он не понимает как люди могли довести его Серёжу до такого. Однако Олег четко понимает, что сейчас лучше сохранять спокойствие. – Сережа, подними голову. Я стою перед тобой. Птица бы не знала об этом моменте, а никто другой и не смог бы узнать. Я могу ответить на абсолютно любой вопрос, могу описать любой день с тобой. Нет, никто не может говорить, как Олег. Не таким заботливым тоном. У Серёжи наконец появляются силы поднять голову. Возле двери действительно стоит человек. Он нисколько не изменился за года разлуки. По крайней мере так кажется Разумовскому, а на деле под глазами Олега темные синяки, на лице появились морщины. – Это правда? Почему тебя так долго не было? - тихо проговаривает Сережа. На большее нет сил. – Давай чуть позже, солнце. Сейчас мы должны пойти на кухню и позавтракать, - и он подходит, а Сережа не против. Он наконец чувствует спокойствие и надежду, — Я приготовил твои любимые оладьи. Им ещё предстоит разобраться с тем, почему Волкова так долго не было, и с тем, сколько времени прошло на самом деле, но сейчас невероятно уставший Сережа на руках у Олега, и этого достаточно.