falena bianca

      Кармилла приехала снова чуть раньше положенного, тараня дверь плечом. Тишина. Сковывающая тишина, заставляющая узел волнения скручиваться всё сильнее. Но она чувствует его присутствие, его взгляд из темноты, который изучал её.       — Я чувствую, что тебе больно, — наконец проговорила Кармилла, не стесняясь при нём хромать. Ремешок кожаной сумки впивался в ладонь, которую она сама же сжимала. Отвлечься. Не чувствовать эти разряды каждую секунду.       Она достала керосиновую лампу, со стуком укладывая её на стол. Единственная мебель в этом домике был стол в середине комнаты.       Кармилла даже не стала медлить. Взяла спичку в руки, чиркнула ею и огонь рядом с её лицом моментально вспыхнул. Она не увидела его даже сейчас. Казалось, он действительно не дышал. Единственное, чем тешилась Кармилла был свет из крестика. Он ещё жив. Договор ещё в силе.       Желтоватый свет от лампы озарил маленькую часть комнаты, но этого было достаточно, чтобы увидеть сидящего у стены Сесилиона. Он смотрел на неё неотрывно, а в глазах сожаление. Сожаление, что она тоже чувствует его боль.       — Боже…       Кармилла сделала шаг в сторону, потом ещё один и ещё, пока не подлетела к нему, задев больным бедром стол. Плевать, что боль снова срикошетила в ногу. Плевать, что ей больно фантомно.       Она почти упала на него, если бы не его руки, быстро прибравшие её в объятия. Так крепко он ещё никогда её не прижимал. Так долго он не сидел, глядя в одну точку, пока запах персиков снова обволакивал лёгкие. Это действительно помогало. Действительно успокаивала бушующее сердце в груди.       — Кто это с тобой сделал? Что у тебя болит? Где? Покажи! — её дрожащий от слёз голос. Она давала себе слабину только наедине. Теперь она не может сдерживать перед ним ни одну эмоцию.       Он пытался улыбнуться, правда. Но выходило криво.       — Всё нормально, моя луна, — он огладил её скулу пальцами, подхватывал пряди и убирал их с лица. Она смотрела на него не моргая, будто если сделает это, слёзы сами польются рекой. — Не бери в голову.       Глупо. Глупо говорить ей «не бери в голову», когда она ощущает то же, что и он. Становилось ещё более тошно.       — Пожалуйста… — её голос надломался, сел до шёпота, еле различимого в этой тишине. Он вытянул из кармана мантии свиток. Информация. Чёртова информация. Кармилла её ненавидит. — Да сдалось это мне! — она выбила из его рук свиток, повиснув на его шее руками. Портупея неприятно стягивала руки, не позволяя сильнее обнять Сесилиона. Она снова плачет с морской солью. Горько. Впервые она так горько плачет. — Тебе больно! А мне больно вдвойне! И ты говорить «не бери в голову»? Иди ты к чёрту, Вистерия! Мне не нужны эти жертвы, я не хочу знать, что ты страдаешь!       Сесилион молчал. Гладил её по спине и молчал в тишине домика. Он не хотел говорить, давал ей возможность выплеснуть накопившиеся эмоции, ту боль, что он чувствовал в её бедре.       Он сжал рукой её талию, оттягивая её от себя под жалобный писк. Её руки ещё крепче обвили его шею.       — Ты же хотела увидеть, что не давало тебе спать? Передумала?       Её пробило мелкой дрожью. Она почти моментально села около него, вытирая слёзы рукавом водолазки. Шмыгнула носом, пытаясь усидеть на месте.       Она видела, как его пальцы проходились по пуговицам. В дрожащей тени его силуэт был намного больше и опаснее. Словно это был настоящий он, скрытый от всех глаз за оболочкой привлекательного мужчины. Это действительно немного успокаивало.       Рубашка уже лежала на его ногах, а его взгляд медленно проходился по её лицу. Беспокойному и нервному.       — Ты действительно…       — Ты снял рубашку, только чтобы мне это сказать? — удар под дых, заставший его врасплох. Сесилион нахмурился, мазнул кровавыми глазами по её бедру, на котором покоилась метка и повернулся к ней спиной.       Рваные раны, будто от кнута, проходились в разной траектории, были разного размера, но волновало Кармиллу только одно: они все кровоточили. Безбожно, словно это открытая рана.       Кармилла ничего не говорила, только ужаснулась, разглядывая маленькие проплешины гноя в ранах.       Она пыталась дотронуться до его спины дрожащими пальцами, но как только услышала его сдавленное шипение, резко отдёрнула руку.       — Боже… — она пыталась вдохнуть, но лёгкие будто сжались в комок, не желая работать. — Я… я принесу завтра мазь, попробую как-то это вылечить. Боже, Сесилион, мне так жаль.       Кармилла пододвинулась к его спине ближе, мягко обнимая за живот, стараясь не задеть раны. Она чувствовала, как одна его рука легла на её связанные кольцом руки и крепко сжал.       — Они не знают о метке.       Единственное, что он проронил в этой тишине. Ей и не нужно было слов, чтобы понять, зачем его пытали. Вопросы о утечке информации, она в этом уверена.       — Это случилось из-за утечки? — Кармилла покосилась на раны, обводя каждую до милиметра. Его глухое «угу» прорвало пузырь терпения. Нет, он не станет так страдать из-за них. Она не позволит. — Прекрати на некоторое время. Я не могу смотреть, как ты мучаешься.       — Тогда они точно поймут, что ваш информатор я, — он сделал паузу. Боже, эта пауза казалась Кармилле вечностью. — Кармилла, я действительно хочу, чтобы вы победили. Для меня самое главное, чтобы ты осталась жива и здорова. Остальное пустяк.       — Как ты можешь такое говорить, — почти зашептала она ему в спину, пытаясь подавить больной ком в горле. Она крепче прижалась к нему и тут же отстранилась под его шипение. — Для меня не пустяк ты и твоя безопасность. Боже, не будь эгоистом, Сесилион…       Она уткнулась ему в лопатку, чувствуя лёгкое поглаживание по её костяшкам.       — Передай им, что я отдаю информацию только ради тебя, — он выдохнул, потянув её руки на себя. — Сядь перед моим лицом, Кармилла, пожалуйста.       Она послушно села напротив него в позе лотоса, царапая собственные носки сапогов.       — Жаль, что не «на», — будто для себя сказала Кармилла и тут же распахнула глаза шире, повернув голову на Сесилиона. Ей стало стыдно. Стыдно за собственные слова, брошенные без предупреждения. Щёки ошпарило краской. — Прости, мысли вслух.       Он и не смутился. Взял её за руку, отбросив от желания разодрать обувь окончательно, и потянул на себя, усаживая на бёдра.       — Я не закончил своё предложение, — он слышал, как она затаила дыхание, как её сердце бешено билось в груди от волнения. Он усмехнулся, заглядываясь из-под ресниц на её искусанные губы. — И если с тобой что-то случится — я лично остановлю их сердце и заставлю кровь застынуть в венах. Потому что моё сокровище всегда должно быть в целости и сохранности. Ты самое ценное в моей жизни и я никогда не прощу им, если с тобой что-то случится, — он коснулся её губ невесомо, но с каждым поцелуем всё больше напирая, наполняя всё чувственностью. Той самой любовью, которую он хранил в себе те чёртовы пять лет. — Господи, если бы ты знала, как я переживал за тебя, когда услышал от других, что тебя ранили. Один из демонов даже решился выплюнуть что-то из разряда: «жаль, что ей не оторвало ногу», — Сесилион выдохнул, уткнулся в её шею лбом. С каждым вдохом его сердцебиение увеличивалось, злость накатывала на глаза. А она сидела ровно. Гладила его шею и плечи. И, твою мать, это успокаивало его. Сесилион крепче прижал её за талию к себе, совершенно не желая её отпускать обратно в Монию. Пусть она останется в этом домике с ним. Хотя бы на денёк. Боже, как он желал побыть с ней наедине целый день. Целый месяц, год, век. — Тогда я исполнил его слова… Тогда я впервые побывал в подвале, где обычно держат заключённых или пытают. Отчётливо помню, как оторвал его ногу, совершенно не прилагая никаких усилий.       Он чувствовал себя психопатом. Помешанным на ней. И это не выглядело романтично. Это было больно. Это было неправильно. Психологически неправильно.       Как же он сломался за эти года.       Он хочет быть с ней всю вечность, но понимает, что не сможет. Она постареет, обретёт детей и внуков, а он так же останется молодым. Он увидит её смерть. И это было единственное, что вызывало в его голове кучу вопросов и скандалов. Он не переживёт этого. Будет жить с этой скорбью, потому что не сможет умереть. Будет ходить по улицам и искать в лицах её улыбку, её искрящиеся от радости глаза. Но не увидит, потому что эта улыбка и эти глаза будут лежать в могиле мёртвым грузом.

***

      Эхо в замке было прекрасным. Настолько, что любой шаг или шорох отдавался по стенам вдвойне громче и масштабнее. От того и сон стал беспокойнее. Роуз просыпалась от каждого шороха за дверью, но молчала.       Казалось, ранним утром и вовсе ничего не должно мешать. Кроме крика. Протяжного, больного и истеричного. Он был достаточно далеко по звучанию, но этого хватило, чтобы Роуз испугалась, начиная хныкать на руках. Она прикусила сосок Кармиллы, от чего та резко вздрогнула.       — Тише-тише, — сладостно шептала Кармилла, начиная медленно покачивать девочку. Она покосилась на Сесилиона, который крепко спал рядом и снова сместила всё внимание на Роуз. Наверняка, Сесилион привык к крикам. От этого и спал как убитый. — Ты же не хочешь разбудить папу? Да?       Недовольное кряхтение сбоку дало понять, что он уже не спал. Кармилла досадно выдохнула, перевела взгляд на Сесилиона. Совершенно не обращая внимание на то, что Роуз уже самостоятельно присосалась к её груди, царапая ноготками кожу.       Сесилион не сказал ни одного слова. Только придвинулся ближе к ней, упираясь лбом в её бедро. И хозяйски положил руку на колено, слегка поглаживая оголённую кожу большим пальцем.       — Если бы я сейчас могла, — она усмехнулась, смотря на дверь. Но казалось, будто сквозь её. Мысли путались, не хотели совмещаться. Ком в горле был сухой, непробиваемый. — Напилась бы до поросячьего визга. Главное, не слышать этих криков.       Она слышала шуршание ткани сбоку, прерывающееся криками снизу. Холодную руку, коснувшуюся её щеки.       Внутри неё горел пожар паники, хотя снаружи она пыталась быть спокойной. Выдавали её только глаза, наполненные ужасом. За этим криком мог быть кто угодно. Капитан, генерал, солдат, лейтенант. Кто угодно. Сердце больно сжималось в груди. Оно снова работает, и это было ещё больнее. Она снова жива, снова может испытать те же эмоции, что и раньше. Тот же страх, ту же боль.       Она не сразу поняла, что Сесилион сел рядом с ней, а её голова уже покоилась на его плече. Он медленно гладил её по волосам, целовал в макушку. Пытался успокоить. Конечно, он знал всё. Всё, что твориться внутри неё. Она рассказала всё с потрохами ночью, когда кошмар мерзко обволакивал мозг. Не думать. Не думать об этом кошмаре, о криках внизу.       Смотреть на Сесилиона. Только на него. Это её спасение.       Кармилла посмотрела на него, тут же прикрывая глаза от мягкого поцелуя в лоб.       — Мне страшно.       Только и сказала она, прежде чем получить ещё один поцелуй в лоб.       — Я знаю, моя луна. Я попробую сделать с этим что-нибудь.       Сесилион взял её рукой под коленями, перекидывая их на другую сторону, чтобы Кармилла оказалась на его ногах.       Роуз недовольно хныкнула, начиная пинаться ногами прямо в грудь Сесилиона.       — Роуз! — Кармилла отвлеклась от этого кошмара, это самое главное. — Нельзя пинать папу!       — Всё нормально, она не больно бьёт, — он поцеловал её в макушку, подставляя свободную руку к ногам дочери.       — Не нормально! — она взяла одну из ножек Роуз, останавливая «велосипед» её ударов. — А ну перестань!       Сесилион еле сдерживает улыбку, но сдаётся. Гортанно хохочет, пока Кармилла метает обиженный взгляд на обоих.       — Ей всё равно нужно делать зарядку для ног, милая.       — Это не значит, что она должна бить тебя, — она демонстративно надула губы, отворачивая от него голову. — И, тем более, это должна делать либо Грейнис, либо Фарамис!