Хочешь..?

      В ФЭС творился сущий ад, перед отъездом Галина освободила всех от работы, но это мало кого остановило, Андрей, Оксана и Валентина остались, верили, ждали… В восемь вечера им позвонила полковник, чтоб рассказать, что его нашли. «Он жив, сейчас на пути в больницу.» Вернулась опергруппа ближе к полуночи, и началась суета: снятие отпечатков, выделение ДНК, попытки отследить тот джип. Никто не осмелился задать вопрос, где Сергей, все было понятно без слов. Но все это казалось каким-то далеким, другим миром, что все это происходит не с ним, Майский проснулся в пятом часу вечера от тупой головной боли, суммарно он проспал около тринадцати часов. Первым делом он сразу же проверяет звонки, ничего, значит состояние не изменилось, все еще в коме. Поднявшись с кровати, майор идет на кухню, чтоб заставить себя съесть хоть что-то, но, кроме кофе с каким-то там печеньем, он не смог впихнуть в себя ничего, в голове вновь пронеслась мысль о «Волке». Руки сами потянулись к телефону, дневная смена еще не закончилась, значит за главного Рогозина. — Галь, привет… пока не звонил, в четвертом часу операция закончилась, гарантий нет… Да… Я, собственно, чего звоню-то… Перед потерей сознания он сказал, что Черков был не один, общался с кем-то, кого он называл «Волк»… уже запросили и ничего? Записи попросите, я уверен этот «Волк» играет не последнюю роль… Да… Спасибо       Полковник сбросила вызов, ее вновь озарил свет надежды, это хоть какая-то зацепочка, помимо Черкова, у них не было не каких подозреваемых или свидетелей. Дав отмашку экспертам на выуживание информации об этом «Волке», она идет в морг в поисках помощи. — Валь, не отвлекаю?       Блондинка саркастично закатила глаза и повернулась на кресле к вошедшей, она – патан — следственно, сейчас она здесь совершенно бесполезна, конечно, учитывая обстоятельства, это не могло не радовать. — Очень смешно, Галь, что-то случилось? — Нет, просто я… я не знаю, что мне делать… Если я подключу Серегу к делу, то он нагрузит себя так, что откинется на работе, а, если нет, то он что-то с собой сделает. Я его хорошо знаю, он может, и я просто не знаю… — Тихо-тихо, не горячись, давай по порядку. — Я не знаю, что делать с Майским, его можно понять, он переживает, но сейчас он очень импульсивен, его нужно направить что ли, понимаешь? — Ну так, фифти-фифти, я вроде и понимаю, что с ним, но в то же время и нет. Ты можешь рассказать больше? — Они встречаются уже три года. Это все, что я могу тебе ответить, личная жизнь моих сотрудников остается личной жизнью моих сотрудников, пока это не способствует следствию — Знаю, по поводу Сергея… думаю, даже, если ты отстранишь его от расследования, он найдет лазейку, я уверена, что уже завтра, если не сегодня, он будет здесь, ты его не остановишь. — Хах, спасибо Валь)       Остаток дня для Сергея прошел как в тумане, время шло либо неумолимо быстро, либо безумно долго, снова и снова он возвращался в тот день. «Ты не можешь так поступить, слышишь?!» Сейчас он понимал, что тогда был не прав, что женщина не виновата в том, что произошло с ними, но это не успокаивало. Осознание, словно пуля, прострелило его разум, отрезвляя ход мыслей. Осознание, что, пока все батрачат чтоб найти Тихонова, майор просто лежит и ноет, что как, сука, все у него плохо, как все хуево. Это заставило опера собрать остаток воли в кулак и выйти завтра на работу, не смотря на жесткий недосып и «подвешенное» состояние. Ровно в восемь утра он заходит в здание ФЭС, несмотря на то, что уснул мужчина только под утро. Майский попал как раз на пересменку, столкнувшись с Кругловым на проходной, кое как они раскланиваются, и байкер направляется в лабораторию, где встречает Татьяну, собирающуюся домой, и Оксану, пришедшую на дневную смену. Никто не посмел задать ему вопрос о его состоянии. — Доброго, дамы, что по звонкам? — Ну пока ничего, оператор ответил только минут семь назад, так что работать с ними будет уже Оксана, а я домой.       Белая крайний раз оглядела стол и вышла из комнаты, Серому было не особо комфортно в компании блондинки, возможно, он чувствовал вину за то, что наговорил ей в тот день, что, пусть даже обосновано, обматерил ее и чуть не ударил, у него была уйма причин для переживаний, а рушить взаимоотношений с девушкой не очень-то и хотелось. Опер прерывисто выдохнул и подошел к Амелиной. — Оксан, слушай… я… я тогда тебе наговорил…. Всякого, даже не знаю… не знаю, что на меня нашло… Ты простишь меня?       Она улыбнулась и собиралась сказать, что все нормально, что и сама погорячилась, но ее прервала полковник, вошедшая в комнату, Галина не хотела прерывать говорящего и терпеливо ждала, ему тяжело просить прощения, перебьешь и все, уже не продолжит. — Это очень похвально, но только не говори мне, что пришел только чтоб извиниться. — Блять. Во-первых, не пугай так, во-вторых, не для этого, я хочу, чтоб ты подключила меня к расследованию. — Серег, если честно, у меня есть все полномочия, позволяющие перевести тебя в статус «потерпевшего», и ты выпендриваться тут не будешь. Но, я не буду это делать, ты все равно найдешь способ участвовать в деле, так что собирайся, поедешь с Шустовым на квартиру к Черкову. Только без фокусов, Майский.       В ходе обыска ничего нового не нашли, судя по состоянию жилища, здесь полторы недели никого точно не было, кроме разбитого телефона, какой-либо коммуникационной техники не нашли, по отпечаткам вроде все тоже чисто, казалось, что здесь было тщательная уборка, где за дня 3 до отъезда. Игорь старался не затрагивать тему о состоянии Ивана, он понимал напарника, его переживания, такие вопросы лучше не поднимать, всегда есть что-то, чего лучше не касаться.       По приезду назад в офис, байкер идет по привычному маршруту, сразу к экспертам, там он встречает Рогозину, которую видимо позвала Оксана, чтоб рассказать об итогах записей, Сергей как раз подошел к объяснению результатов. Бессловно дав о себе знать, он опирается руками о стол и ожидает вердикта. — Итого, звонили ему с разных номеров, сам он никому не звонил, с владельцами номеров он никогда не пересекался, но при этом звонил один и тот же человек. Но, мы позвонили на эти номера, как говорят владельцы, они дали позвонить прохожему, внешность они, конечно, не запомнили. Этот «Волк» постоянно представлялся разными именами, звонил разным людям, то брат, то друг, жена, короче, так же придумывал. — Хорошо, Оксан…       Полковника прервал телефонный звонок, увидев, кто звонил, майор сразу изменился в лице, он и так был так себе, а сейчас окончательно поник. Белыми буквами, под надписью «Исходящий вызов» холодные буквы складывались в простое слово «Врач». — Да, здравствуйте… ч… что, простите?... Понятно, сколько?... Угу, как он сейчас?... Спасибо… можете повторить все это по громкой связи, мне просто, наверное, воли не хватит для этого… Спасибо… «Иван Тихонов, находясь в коме, пережил клиническую смерть, продолжительностью в восемь минут и сорок оду секунду, после чего его состояние улучшилось, это позволило перевести его в реанимацию до дальнейших изменений».       Майский завершил вызов и молча сел на ступеньки, ведущие на второй ярус комнаты, не нашлось бы слов, чтоб описать удрученность каждого в этой комнате, ситуация действительно не из лучших, какого-либо ободрения здесь не находилось. Майор запустил ладонь в волосы и, почему-то… усмехнулся. — Это просто что-то за гранью реальности… ладно, продолжаем работать, а найду эту блядь – убью. — Так, Серег, я оставляю тебя в деле, если ты пообещаешь мне держать себя в руках. — Хах, хорошо, я постараюсь, Галин Николаевна.       Следующий день прошел точно так же, из больницы вестей не было, что, конечно, сказывалось на майоре, он мог уйти в свои мысли в любой момент, просто молчать, абстрагироваться от мира, теперь уже никто не дергал его, что, мол, почему молчим, лишь тихо возвращали мужчину к реальности. Вернувшись домой на четвертый, если считать поиски, день расследования, Майский почувствовал ужасное опустошение, привыкнув жить с парнем, ему было тяжело вновь и вновь возвращаться в пустую квартиру. Опер хотел побыть один, чтоб никто его не трогал, никто не нарушал скорбную тишину в этом маленьком мирке, ограниченном стенами жилища, поэтому выключил звук на телефоне. Где-то в девять вечера его вновь накрыл дикий страх, что-то в нем переключилось, мысль, что у Тихонова нет шансов на жизнь, въелась в его разум, он просто сворачивается калачиком около подушки компьютерщика, все еще хранящей его запах, и издает что-то между рыком и скулежом.       Страх смешался с решительностью, и опер почти невесомо коснулся пальцами пистолета, который он, опять закрывшись от всех, забыл оставить на работе, мысль о самоубийстве сейчас казалось самой верной, он не думал. Что никто еще не умер, что это глупо, дыхание сбивалось, а слезы одиночными каплями стекали на постель. Сам того не понимая, майор начинает говорить в слух, вытаскивая ствол из кобуры. — Я так больше не могу, это, блять, сильнее меня. Прости меня, мама. Прости меня, Господи. Я так не могу больше, это просто какой-то бред… Всего неделю назад все было хорошо, а сейчас все, он при смерти, а я ничего не могу сделать… Суицид – это глупо, это, возможно, будет самой большой ошибкой в моей жизни, но она же станет последней… Прости меня, мама. Прости меня, Господи…       Сергей прижимает дуло к виску, игнорируя стук в дверь и лихорадочно повторяя «Прости меня, мама. Прости меня, Господи», он уже не контролирует себя, стоит неизвестному, ворвавшемуся в квартиру, буквально выбить оружие из рук мужчины, тот сразу же стекает с кровати на пол и опирается спиной о мебель. — Майский, ты что совсем?! Ты, блять, в своем уме?! Я ему звоню, звоню, думаю, ладно, может занят, но мне уже врач позвонил, что это ты не отвечаешь. А ты тут застрелиться вздумал.       Это Рогозина прервала его, у нее были ключи от его квартиры, и она успела в самый последний момент, еще секунда и случилось бы непоправимое. Галина понимала его, но это не успокаивало ее, она, как чувствовала, подорвалась, приехала, и, видимо, не зря. Полковник садится на пол к майору, давая понять, что готова слушать. — Это выше моих сил, понимаешь? Я не железный, Галь, у меня тоже есть чувства, и мне тоже может быть больно… Я столько видел, но это… это… я не могу… — Я знаю, Сереж… Так всегда, когда работаешь в органах и видишь все это, думаешь, нет, со мной такого не случится, с кем угодно, но не со мной, а в итоге вот как. Никто не застрахован…Но он еще не умер, Серег, и не умрет завтра или послезавтра. Он проживет с тобой долгую, счастливую жизнь, полную эмоций и впечатлений, ясно? Поэтому даже не думай умирать… Застрелиться, ишь чего придумал. Не-е-ет, брат, так дела не делаются, и проблемы так не решаются. — Галь… он без сознания третий день, шансов почти нет, даже если брать в расчет, что, после клинички, его состояние улучшилось. Нет никаких сроков, я уже не говорю о гарантиях… — Так, успокоились. Звонил главврач, он очнулся, завтра ближе к девяти утра, с ним можно поговорить и все такое. А сейчас ты, дебил этакий, берешь, нахуй, яйца в кулак и пиздуешь искать мразь, которая с ним это сделала. Ясно? Видит Бог, я хотела по-хорошему, но ты, кроме ультиматума, ничего не понимаешь… Фух, аж полегчало… — Ахаха, тоже самое, спасибо, что ли. — Пожалуйста, в ночную пойдешь? У нас, помимо дела Черкова, еще есть, вообще-то. — Конечно, еще раз спасибо. И еще… это… — Останется между нами, не переживай… И чтоб через двадцать минут на работе был.