Vale et me ama

      — Черт подери, как же ты… — тихо выругалась Аня, чуть ли не влетая в темную комнату, в очередной раз спотыкаясь о сдвинутый ковер. Идея выкинуть его на помойку, или же передвинуть тумбу, из-за которой проклятущая «волна» и появляется, возникает тут же, как и желание исполнить ее, однако она замерла, уставившись на кровать, всматриваясь в еле различимый силуэт.       Олег, который даже не вздрогнул от громкого появления девушки, тихо посапывал на постели, спиной кверху, крепко обнимая подушку. Одеяло свисало и практически было на полу, скрывая пса. Фагот, заинтересованно наблюдающий за хозяйкой, лежал под кроватью, только мордочка выглядывала из темноты. Он фыркнул, как бы приветствуя, и сонно отвернулся, теперь уже окончательно исчезая. Ясно, лень встречать хозяйку. Предатель! Осторожно пройдя в комнату, Наумова как можно тише положила рюкзак на стол и с трепетом взглянула в сторону умиротворенного Волкова. Она редко видела его таким, в основном он мрачный, вечно ворчащий, изредка улыбающийся. А теперь, мирно сопит в подушку, не подозревая о скором нападении со стороны одной таинственной особы. Только вот, излишняя духота в комнате портила всю картину. Окна плотно закрыты, не пропуская кусачий зимний ветер в квартиру, только слышно, как он бьется о старенькие окна, тихонечко подвывает.       Одна из вечных проблем Ани — она никогда не могла подкрасться к этому паршивцу и «удивить». То ее выдавала тень, то она что-то громко опрокидывала, или Олег просто вовремя поворачивался, подлавливая с поличным. Сейчас же были все шансы, только тихо пробраться к кровати, забраться к нему со спины, крепко обнять и уткнуться носом в шею. Конечно, очень хотелось его напугать, но благоразумие было выше этого желания. Тем более, ему необходим отдых, так зачем все рушить?       Ветер за окном тихо стучал по рамам. Бум-бум, бум-бум. Свет фонарей с улицы попадает в комнату, слегка подсвечивая ее, добавляя некоторый уют в атмосферу. Шажок за шажком, вдох и выдох. Матрас тихо скрипнул и прогнулся под Наумовой, когда она пробралась за спину Волкова, осторожно огибая его, боясь потревожить. Спина медленно вздымается в такт дыхания, до слуха долетает тяжелое хрипловатое сопение. Раны после Венеции давали о себе знать, однако были и положительные стороны — его тихий голос теперь запросто разжигал в груди огненную бурю, подталкивая к неординарным действиям. Аня, удобно усевшись, потянулась вперед, намереваясь осторожно прикоснуться к спине мужчины.       — Хорошая попытка, но нет, — донесся сонный голос, заставивший девушку замереть.       — Что?! — Она ошарашено наклонилась вперед, чтобы увидеть приоткрытые карие глаза и наглую улыбку. — Ты просто издеваешься! Где я на этот раз прокололась?       — Очень громко влетела в комнату, да и хлопнула дверью в прихожей… — Олег потянул шею, покрепче сжимая в руках подушку, даже не оглядываясь на подругу. — Мое заключение: провал по всем фронтам.       — Ах ты! — Наумова, поддетая довольным настроением мужчины, его нахальностью и невозможным спокойствием, взгромоздилась на его поясницу, руками придерживая его плечи, дабы придавить к кровати. С его стороны донеслось только недовольное сопение. — Сейчас ты находишься в не таком положении, чтобы говорить о моих провалах «по всем фронтам»!       — Я так не думаю, — донесся приглушенный голос. Волков уткнулся лицом в подушку и потянулся, заставив Аню пошатнуться. — Сделаешь мне массаж, раз уж уселась?       Наглость? Наглость! Неописуемых размеров! Девушка, ошарашенная развязностью и ленью друга, которого обычно видела собранным и абсолютно ничего не просящим, напряженно провела руками по его теплой спине, ощупывая забитые солью мышцы. Крепкие, через черную рубашку их так просто не помассировать, к тому же надо было быть осторожным к старым шрамам.       — Ох, я пока за кремом схожу, а ты раздевайся, особая порода ленивца. — Наумова легонько хлопнула мужчину по плечу и недовольно встала, направившись в сторону ванной комнаты.       Сначала ее напрягало то, как Волков неожиданно появлялся у нее дома, не уведомив заранее о таком. Она пугалась чужой обуви, ее напрягало гавканье Фагота, которое она слышала при приближении к двери (не сразу определяя, что это веселый лай, а не лай, наполненный страхом), она до чертиков злилась, когда вещи стояли не на своих местах. О да, она была чертовым перфекционистом в своей квартире, словом, копия матери. Все должно быть подписано, неэстетичные коробки выкинуты прочь, каждый тюбик, тарелочка лежит на своем месте.       Нужно отдать Волкову должное, на кухне у него царил полный порядок, к этому придраться Аня не могла, однако за убранный в глубь шкафа шарф, который обычно аккуратно весит в коридоре, она была готова убить. Вот и теперь, будто мужчина специально заранее спрятал увлажняющий крем, Наумова порхала по ванной фурией, открывая все дверцы, перебирая каждый ящичек, аккуратно возвращая на место тюбики, попутно затрачивая на это пять минут жизни, чтобы в результате найти заветный крем в душевой кабине. Зачем его там оставили, она не понимала и понимать не хотела, только прихватила его и, мысленно осыпая кое-кого проклятиями, направилась в спальню.       Олег, не изменяя своего положения, но уже раздетый, лежал с приоткрытыми глазами и смотрел точно в проем коридора. Он хмыкнул, когда Аня, чудом в очередной раз не споткнувшись, замерла на пороге с приоткрытым ртом. Следы гнева и раздражения в миг исчезли без следа, глаза, готовые ранее бросать молнии, невольно пробежались по обнаженному торсу, задерживаясь на рельефных мышцах. Ее взгляд зацепляется за татуировку на спине, завороженно рассматривает; заметно, как подрагивают ее пальцы, будто бы ей хотелось его коснуться. Прикусила губу, прочистила горло, отвела взгляд на стену и нервно поправила выбившиеся волосы. Волков тяжело выдохнул, почувствовав постепенно нарастающий жар в груди.       — Так вот… — Наумова неуверенно направилась к нему, сосредоточенно разглядывая стену, а затем пол. — Массаж значит.       — Угу. — Как ему нравилось, когда она, краснея и нервно дергаясь, пыталась вернуться к обычному состоянию. Еще больше ему нравилось осознание, что она все это испытывает из-за него. Олег прикрыл глаза и тяжело протянул. — У меня в последнее время сильно затекают мышцы спины. Как я помню, лучше тебя в массаже никого нет.       — Я тебе делала его один раз и то в десятом классе! — буркнула Аня, залезая ему на поясницу. Волков сдержал порыв повернуться, когда она, боясь свалиться, оперлась рукой о его спину. Теплое прикосновение, мягкое. — Вообще, ты сегодня какой-то странный, что-то случилось?       Перед глазами мелькает разозленная Лера, трупы людей у ресторана «Золотой Восток», нервный Разумовский, пытающийся найти хоть какие-то улики. Проблема, навалившаяся на них, словно лавина, выводила из себя. Олегу в общем-то было все равно на погибших, не в первой. Он ловил себя на мысли, что слегка переживает за Макарову, впервые столкнувшуюся с не самой кровавой бойней. Дальше будет только хуже. Серый тоже заставлял побеспокоится, особенно его бешеные прыжки с одной точки на другую. Волков чуял, что это дело обернется чем-то нехорошим. Еще он понимал, что скучал по этому, очень сильно. Но при этом, чувствовалась некоторая усталость, тяготеющая, гадкая, это его бесило.       Наумова по-своему расценила молчание и принялась за дело. Руки, смазанные кремом, коснулись напряженных плеч, мягко сжали, проминая мышцы, и медленно, с легким нажатием, двинулись ниже, заставляя мужчину вздрогнуть. Этого ему тоже не хватало, близости. Почему ему так пришлась по душе Аня? Эта девчонка, что излишне самоотверженно вступилась за них в детстве? Девушка, пережившая несколько потрясений за один год, не сломавшаяся под тяжестью навалившейся ответственности, что продолжала постоянно улыбаться. Одновременно мягкая, крепкая, дерущаяся до конца, даже если шансы на успех близки нулю. Сила и несгибаемость? Возможно. Еще, конечно, свою роль сыграли одинаковые вкусы, о которых они могут болтать часами напролет.       — Знаешь, что ты замечательная? — протянул Волков, удерживая стон наслаждения, когда девушка промассировала лопатки.       — Хм, — смешок, изящный и сладкий. Аня наклоняется вперед, слегка приподнимается, руки касаются поясницы. Он чувствует едва уловимое дыхание на шее, когда она шепчет. — Говори такое почаще, мне это начинает нравится все больше и больше.       Наумова замечает, как дрогнули уголки губ мужчины, как темные глаза, полные азарта, слегка приоткрываются. Он поворачивает к ней шею, осторожно меняет положение, будто подбирая более удобную позу. Девушка старается не подавать подозрений, отодвигается назад, усаживаясь на поясницу, и продолжает разминать мышцы, с заботой обходя болезненные участки, мягко поглаживая шрамы.       — Аня… — тихо протянул Олег, наблюдая за тем, как двигается на нем девушка, сосредоточенная на массаже.       — Да, Олег? — Она узнает эти игривые нотки и прекрасно понимает, что за ними последует. Достаточно вспомнить, что случилось на кухне, после их долгой разлуки. — Я знаю, что ты задумал, так что не надейся на эффект неожиданности. — Наумова пальцами ощупывает ребра, затем прорабатывает позвоночник, замечая как мужчина под ней выгибается, послушно, будто собака, поддающаяся ласкам хозяйки. Градус в комнате нарастал, благодаря закрытым окнам, царящей в квартире духоте. — Господи, я так не могу, надо окно открыть!       Слезть на пол она не успела. Комната, размытая и перевернутая вверх ногами, промелькнула перед глазами за одну секунду. Ее руки, буквально на автомате, схватились за горячие плечи Волкова, как за единственную опору, и там и остались, на очень долгое время. Ухмылка, наглая, выводящая из себя, и грозный взгляд хищника, приметившего аппетитную жертву. Мужчина навис над ней, весьма довольный проделанной работой, и с интересом рассматривал ее покрасневшее лицо, растрепанные волосы и, наконец, блестящие от предвкушения глаза, на которых он и задержался. Только посмей остановиться, я тебя придушу. Аня прикусила нижнюю губу, сдерживая рвущийся наружу стон, когда горячие руки проникли под футболку и медленно, растягивая момент, прошлись по спине, заставив выгнуться. Кто теперь послушная собачка в руках хозяина? Она, и ей очень нравилось такое положение. Волков же, пытаясь захватить взглядом каждую эмоцию на ее лице, продолжал медленное, но верное наступление. Для него это было сравнимо со сложной, долгожданной миссией. Исследовать противника на наличие слабых (или же чувствительных, в данной ситуации) зон, провести серию проверок, небольших экспериментов. Слегка надавить, чтобы вытащить из цели желаемое.       Ногтями впиться в кожу, слегка оттянуть, заметить, как сузились глаза девушки. Еще чуть-чуть, и она не выдержит. Наклониться вперед, коленкой раздвигая ноги, устраиваясь у паха. Аня вздохнула, выгнулась и отвела взгляд, прикрывая глаза. Теперь красные у нее были не только щеки, но уши и шея. Тонкая белоснежная кожа постепенно краснела, и, черт возьми, как это Олега возбуждало. Что уж говорить о манящих губах и этот дразнящий белесый шрамик, которого так и хотелось коснуться, легонько, будто извиняясь за недосмотр в прошлом. Но это будет потом, сначала, нужно было закончить с исследованием. К примеру, избавить ее от футболки, что он незамедлительно и сделал. Розовые плечики, покрытые россыпью родинок так и манили, призывали вонзиться в них зубами, посильнее сжать, оставляя темные синяки, которыми он после любуется. Пройтись языком от ключиц, до нервно вздымающейся груди, к низу живот, задержаться… Нет, потом, когда она его попросит.       Наумова ощущала, как постепенно сгорает изнутри. В груди нещадно саднило, глаза жутко болели от наступивших слез. Сама того не замечая, она обхватила ногами бедра Олега и подтянулась ближе, с нетерпением потираясь о припухлость, заставив Волкова сдержанно зашипеть. Ее до бешенства раздражало и возбуждало от этакой холодной собранности мужчины даже в сексе, но, она уже знала, что надо немного подождать, слегка поднажать в некоторых моментах. Сбить его мысли, заставить на нее накинуться.       Хищник наблюдал за ней, подбирая подходящего момента для атаки. Два горящих уголька непрерывно следили за ее действиями и реакцией, руки с каждой секундой все сильнее и нетерпеливее сжимали бедра. Плавность в движениях и отточенность постепенно исчезала, приходило нетерпение, тяжелое дыхание, которое сейчас более напоминало рычание голодного зверя. Его пальцы потянули за пояс черных джинсов от «ZARA», которые, без сомнения, Олег хотел порвать к дьяволу, наплевав на цену. Или же Ане это все казалось и воспаленный мозг подкидывал иные сюжеты, которые должны были стать реальностью?       — Так и будешь меня дразнить? — Наумова потянулась вперед. Одна рука смещается на спину, пальцами проминая напряженные мышцы, вторая погружается в темные волосы, медленно сжимает и оттягивает, заставляя мужчину недовольно дернуть щекой и сжать жесткую ткань сильнее. Аня провела по едва ощутимой щетине на скулах кончиком носа, задевая его плотно сжатые губы, выдыхая ему в лицо. — О-о-олег…       — Ты знаешь, чего я жду, — тихо просипел он, подаваясь навстречу девушки, легонько прикусывая кончик носа, заставив дыхание Наумовой сбиться, а сердце пропустить удар. Светлые брови недовольно сошлись на переносице, вызывая усмешку со стороны мужчины. Он отводит ее руки в сторону и, с предвкушением, произносит острые слова, выводящие на новый уровень жара. — Хорошо, поиграем.       Девушка испуганно сглотнула, когда мужская рука дергает ширинку джинсов, чудом не сдирает пуговицы и стягивает своеобразную преграду. Жестким движением он прижимает ее бедра к кровати, отдирая сплетенные ноги от себя и, совершенно бесстыдно, пальцем прикасается к ее лобку через белье и проникает глубже, заставив вдохнуть горячий воздух через сжатые зубы. Рука сама потянулась ко рту, прикрывая его. До боли прикусить кожу на костяшках пальцев, сдерживая стон, выгнуться, подаваясь вперед. Перед глазами все было размыто от рвущихся наружу слез, только силуэт Волкова и его глаза, чертовы глаза, смотрящие и вечно наблюдающие.       — Олег… — Голос сбит, чуть ли не переходя на стон. Как же меня легко завести, стыдоба! Она старается вернуться в нормально состояние и забыть о горячих мозолистых пальцах, которые сейчас охотливо забирались под нижнее белье и мягко оглаживали кожу и проникали глубже. Она не сдастся так просто, не на его милость. — Это все на что ты способен?       Олег замер. Темные брови медленно поднялись вверх, как бы спрашивая «Тебе жить надоело?» Наумова усмехается, сглатывая, заставляет оторвать руку от лица и закинуть ее за голову, принимая вызывающую позу.       — Разочаровало меня это, конечно… — произносит она легко и с наглой улыбкой смотрит на мужчину, глаза которого сильнее темнели с каждой ее фразой. Ох, с каким она сейчас огнем играла.       Он ничего не произносит, только медленно опускается к ее паху, полностью стягивая ее джинсы и трусы, закидывает одну ногу за другой на свои плечи и с удовольствием наблюдает, как теперь ее брови ошарашенно поднимаются вверх, щеки становятся чуть ли не пунцовыми, а губы беззвучно приоткрываются, пытаясь хоть как-то остановить его действия. Однако, когда Волков на что-то настроен решительно, его остановить невозможно.       Аня резко выгибается, чуть ли не до хруста в шее, когда ее и без того возбужденной плоти касается горячий язык. Сначала медленно (действительно, зачем торопить события?), но глубоко проникнуть внутрь, раздразнить, чуть ли не до предела, и отстраниться, показательно облизнувшись. Его глаза, уже не просто угольки, а два настоящих факела, смотрели на нее с чувством приближаемой победы. Вновь прикоснуться, вырисовывая внутри нее замысловатые фигуры, наблюдать, как она стыдливо прикрывает рот свободной рукой, потому что другая сильно сжимает покрывало. Но это до такой степени было потрясающе, что девушка не выдержала и протянула со стоном:       — Какой же ты, блять, красивый… — По щекам льются слезы, губа, кажется, прокусана, но Наумовой плевать. Сейчас был важен только Волков, смотрящий после ее слов, с жадностью, ожидающий только одного. Только тихий шепот. — Не сдерживай себя.       В ту же секунду он впивается в ее губы с нескрываемым остервенением, слизывая капельки крови и слезы, которые были везде. Аня чувствует нечто вязкое и кисловатое во рту, когда язык мужчины сплетается с ее. Осознание возбуждает ее еще сильнее, руки уже без сомнения впиваются в обнаженную спину и царапают, призывая к активным действиям. Олег сжимает ее шею под скулами, сдавливая, создавая симуляцию удушения, заставляя ее развязно стонать ему в рот. Когда же он все-таки отстранился, она с шипением вдохнула обжигающий воздух, потерлась грудью, все еще закрытую бюстгальтером, о накаченный торс, и выгнулась, приглашая его укусить шею.       Волков уже не отдавал отчета в том, что творил, у него буквально сорвало крышу от этой девчонки, сейчас нервно извивающейся под ним. Он не боялся ее сломать, навредить, перейти дозволенные грани, у него полностью отключились тормоза. Плевать, если сломается кровать под ними, главное сильнее вжать хрупкое тело в матрас и надавить. Плевать, если на бессвязные крики сбегутся соседи, ему хотелось, чтобы она так кричала из-за его действий. Плевать, если останутся синяки после его грубых прикосновений и укусов, потому что это ей нравится. Сейчас он целовал абсолютно все: шею с блестящими капельками пота, острые ключицы, аккуратную грудь, с которой он точно сорвал ненужный сейчас элемент гардероба. Прикусить горошину соска, слегка оттянуть и зарычать, когда она, не зная, куда девать руки, нервно сжимает его волосы на затылке. Спуститься ниже, оставить очередной синяк от укуса, мягко взять ее дрожащую руку и посмотреть в глаза. Светло-малахитовые, блестящие, в которых так и читалась одна просьба, которую хотелось исполнить.       Наумова нервно сглатывает и прикрывает глаза, когда слышит звук упаковки презерватива и отсчитывает секунды, когда Олег вновь к ней прикасается. Грубые мозолистые пальцы мягко обводят линию губ, слегка приподнимают подбородок. Девушка обвивает руками напряженную шею, смотрит в глаза, поддерживая зрительный контакт, чувствуя приближение долгожданного наслаждения. Аня приглушенно рычит от первого толчка, тяжелого, но до чертиков невероятного. Голова полностью погружается в туман, только перед глазами виднеются родные глаза, а до ушей доносятся тяжелые гортанные стоны. Большой палец руки приоткрывает припухшие покусанные губы и проникает в рот, чтобы позволить прыткому языку пройтись по фаланге, слизывая кисловатую влагу. Мужчина слегка приподнимает ее голову, рукой снимая резинку для волос и, не глядя, откидывая ее в сторону, зарывается рукой в темно-пшеничные волосы, оттягивает, сжимает, вызывая очередной стон.       Волков двигается медленно, не спеша, изучая ее изнутри. Он знал ее полностью, но каждый раз подходил к этому делу, будто в первый раз, вызывая фонтан эмоций. У Ани сводило мышцы ног, живота, спины от напряжения; тело самостоятельно двигается, настраивая их обоих на определенный темп, непонятно как сочетая в себе глубину и быстроту, с каждой секундой подстегивая к финалу.       — Олег. Господи… — Аня прижимается сильнее и носом утыкается в жилистую шею, прикусывает плечо, сходя с ума от вкуса пота и плоти, и стонет громче, когда Волков повторяет за ней, только в два раза сильнее. — Олег…       — Аня, хватит меня сводить с ума, — горячий шепот, проникающий под кожу в кровь и достигающий сердца, заставив его, кажется, сделать кувырок, — я же от тебя живого места не оставлю.       — Я-ах… буду только рада. — Она собирается с силами и снова смотрит в его глаза, повторяя его позу, одна рука в волосах, другая лежит на пояснице. — Я же тебе сказала не сдержива… — Волков резким толчком заставляет ее заткнуться и вскрикнуть, прибегая уже к другим словам. — Ах, ты ж блять!       — Приятно познакомиться, можно просто Олег, — насмешливо прошипел мужчина. Меньше слов, больше дела. Прежде чем Наумова решила вставить очередную колкую фразу, он грубо поцеловал ее, языком проникая в рот и полностью концентрируя ее внимание, продолжая жесткие толчки, чувствуя, как скоро смелая ранее девчонка поддается ему. Одинаковый напор, как снизу, так и сверху, заставляющий Аню дрожать.       Волков слышал, как жалобно скрипела кровать, громко билась о стенку, добавляя пикантности в атмосферу. Вместе с этим он чувствовал приближение развязки, так что руки быстро и безжалостно вцепились в бедра девушки, для упрощения своей задачи. Он смотрел на нее, пытаясь запомнить такой живой, дикий блеск в глазах, вызванный благодаря его действиям. Аня была сейчас дьявольски прекрасной, ему так и хотелось об этом сказать, но глотку рвало грубыми стонами, а легким критически не хватало кислорода; проклятое пулевое ранение мешало даже здесь.       Чертовы глаза сводили с ума. Либо это было в реальности, либо разгоряченное воображение подкидывало нереальную картинку, но ее глаза сейчас были невероятными. Калейдоскоп света и тьмы, будто вселенная смотрела на него с упоением, проникала в душу, заполняя внутри него все темные зловещие места. Все черное, серое и только она — сплетение из чего-то недосягаемого и невероятного, чем он не смел прежде обладать. Он прижимался все сильнее и сильнее, полностью теряя контроль над движениями, пальцами вонзаясь в кожу и насаживая девушку на себя с невероятной силой, чувствуя, как внутри все взрывается, перед ним все кружится, и он погружается в эти глаза.       Аня выгибается, прижимаясь из последних сил к Волкову в ответ на болезненное наслаждение, и безвольно падает на матрас, увлекая за собой мужчину, погружаясь в забытье, сплетенное из разгоряченного воздуха, дурманящего запаха пота и дыхания, как с ее стороны, так и со стороны Олега. Она все еще видела перед собой эти расширенные зрачки, которые непрерывно следили за ней, фиксируя в памяти картинку. Ее рука осторожно поднимается и ласково очерчивает острые скулы, его щеки и тонкие губы, которые содрогаются в улыбке, теплой, накрывающей ее волной желанного тепла, согревающего изнутри.       — Жаль, ты не можешь видеть себя моими глазами… — тихо шепчет Волков и осторожно обнимает обмякшее тело, опускаясь с правой стороны от нее. Устроить голову на плече, рукой прикоснуться к шее и смотреть, долго-предолго, разглядывая родное лицо. — Ты… чудо.       — Приятно это осознавать благодаря тебе… Знаешь, нам надо заниматься этим почаще! — Она ехидно рассмеялась, заставив Олега тихо фыркнуть. Но они оба резко замолчали, когда в комнате раздалось многозначительное цоканье по паркету. Аня оглянулась, в темноте увидела силуэт Фагота, направляющегося поскорее прочь из комнаты. Осознав причину мрачного настроения пса, девушка разразилась хохотом, выскальзывая из рук мужчины, чуть не срываясь на пол. Волков вовремя успел схватить ее за руку и подтянуть обратно, сохраняя более спокойное настроение, чем подруга.       — Кажется, мы его разбудили, — многозначительно протянул он, всматриваясь в остановившегося в проходе пса. Он посмотрел на них, по-настоящему злобно и неодобрительно и, махнув на прощание хвостом, вышел из комнаты. «Он настолько умный, что может говорить, и настолько мудрый, что не делает этого», вспомнились Олегу слова Наумовой, когда он невзначай удивился сообразительности Фагота. — Кажется, утром мне придется извиняться перед ним с помощью специально приготовленного для него блюда.       — О, так ты, задержишься подольше? — Аня снова привалилась к его боку, накрывая их обоих одеялом по плечи. Волков не замечает, как утыкается носом в ее шею, нежно щекотя щетиной покрасневшую от укусов шею.       — Да, хочется еще немного отдохнуть с тобой… — Особенно перед опасным делом, но об этом он Наумовой говорить не хочет. Сейчас ему необходимо чуть-чуть пожить спокойной жизнью и познать ее сладости вместе с этой хаотичной, но веселой девушкой, позабыв о надвигающемся опасном деле. Только они и фыркающий за стенкой пес. Идиллия, в которой он может побыть лишь мгновение, но не всю жизнь.