В духе Нью-Йорка

       Юджи никак не мог забыть своих новых знакомых. Годжо искрит своими бесконечно-прекрасными глазами, а Кугисаки заводит всех своим взрывным ритмом. Яркие, смелые, веселые — именно такие, каким Итадори сам всегда хотел быть.               В Японии все строго, все по традициям. Манера поведения, мышление, интересы — все в пределах установленных рамок. Ни крашеных волос, ни свободного выбора в одежде. Не сказать, что Юджи от этого страдал, но хотелось больше пространства для самовыражения. Но переезд в Америку — новая глава жизни, четко проводящая черту между «до» и «после».               Сразу после адаптации Итадори выкрасил волосы. Сначала просто осветление, а потом и розовые пряди. В его шкафу появилось больше цветных вещей: самой любимой оставалась черно-красная джинсовка с надписью «Black Flash» на спине, купленная в каком-то магазине с яркой вывеской. Потом Юджи позволил себе более раскованное поведение — шутки, объятия, громкий смех. И с каждым днем парень все больше и больше становился собой. Вся его жизнь — будто окно. Сначала оно было наглухо захлопнуто, а Америка будто распахнула его настежь, впуская поток свежего воздуха, который Итадори теперь вдыхал полной грудью.               Юджи оторвался от размышлений и подошел к панорамному окну. Солнце высоко висело на небосводе, бликуя на стеклянных стенах бизнес-центров. Внизу туда-сюда сновали люди, спеша по своим делам. Гудели автомобили, пищали светофоры. Активный трафик жизни сильно отличался от того, к которому Итадори привык в своем маленьком городке в Японии, но был гораздо интереснее скучной повседневности. С детства активный, Юджи легко вклинился в этот водоворот жизни, шагая в ногу с остальными.               Нью-Йорк казался человеком. Большой город, такой красочный и динамичный, так и хотелось хуманизировать. «Каким бы он был человеком?» — задумался Итадори. — «Точно парень. Высокий, просто высоченный! Чтобы мог выхватить факел у Статуи Свободы! В деловом костюме какого-нибудь серого цвета с черной рубашкой — как небоскребы! И на спине радужная надпись! На вид серьезный, но в глазах смешинки! А цветом они голубые-голубые, как небо…»               Юджи удивленно замер. Этот человек-город был очень похож на Годжо. «Хотя это закономерно. Это ведь Сатору решил показать мне Нью-Йорк», — кивнул самому себе парень. — «Вот если бы я решил изобразить этот город в виде девушки, то точно выбрал бы Кугисаки. Волосы и кожа цвета многоэтажек, характер и натура как неоновые вывески на билбордах».               Вспомнив о Нобаре, Итадори переставил карту памяти фотоаппарата в специальный порт, который подключил к ноутбуку. С него работать было удобнее, но менее мобильно, если сравнивать с телефоном. Большая часть кадров была размыта — будто он под градусом фотографировал. С тяжелым вздохом Юджи все удалил, но парочку снимков, пусть и некачественных, оставил. Выбрал один и перенес в программу редактуры. На переднем плане были затемненные спины двух людей, в просвете между которыми виднелась Кугисаки за барабанной установкой. Она широко улыбалась и, зажмурив глаза, держала руки с палочками высоко над головой, собираясь выдать невероятный ритм. Ее волосы разметались, лицо подсвечивали разноцветные софиты, расположенные по всему периметру Площади Свободной Музыки. Юджи снова накрыла волна ярких воспоминаний, и тело загудело, желая отправиться в пляс. Но парень решил посвятить себя работе. Добавил больше размытости по краям, еще больше затемнил людей спереди, усилил фокусировку на Нобаре. Повысил яркость прожекторных лучей на ее лице, сделав их неоново-бирюзового и кислотно-розового цветов. И, выделив ударные инструменты и музыкантку, добавил максимум деталей.               Фотография получилось такой будоражащей и взрывной, что Юджи какое-то время смотрел на нее с улыбкой в немом восхищении. Потом, очнувшись, создал отдельную папку и перенес туда три снимка: этот, кадр с Годжо и граффити его племянника. Итадори задумчиво постучал по подбородку, выбирая название, и напечатал «Views of New York» на английском.               Тут вдруг затренькал его телефон — это сразу пришло несколько сообщений одно за другим. Юджи заинтересованно поднял брови и открыл уведомление. С аватарки на него смотрел нарисованный белый кот в круглых черных очках без дужек.               God-jo Satoru в 15:43:               Йо!               Ты же сейчас свободен?               Пошли гулять               Юджи               Юджи!               Выгляни в окно               Итадори послушно вернулся к панорамному окну и посмотрел вниз. На тротуаре у его дома, задрав головы вверх, стояли Кугисаки и Сатору, широко улыбаясь ему и показывая знаки мира. Юджи тут же рассмеялся и, махнув рукой, помчался в спальню. Вытянул черную толстовку с ярко-красными полосками-узорами и спортивные штаны с кроссовками. Едва вспомнил про фотоаппарат и вылетел из квартиры, наскоро запирая ее. На улице перед самым входом стояли ребята, приветственно улыбаясь.               Нобара то и дело поправляла серую кожанку, на которой красовались ярко-розовые пятна, будто из банки с краской плеснули. «Обновочка», — догадался Итадори.               — Классная кожанка, Кугисаки! — воскликнул парень, показывая большой палец вверх. — Отлично сочетается с этими джинсами цвета стали! А рисунок в тон к браслетам и сережкам!               — Не зря меня зовут королевой моды, — горделиво вздернула нос девушка.               «Я бы поспорил, кому больше подходит это звание: тебе или Годжо…» — подумалось Итадори. Сатору стоял, засунув руки в карманы белых брюк с кожаными вставками, за пуговицу которых был заправлен краешек черной свободной майки. На голову парня был наброшен капюшон расстегнутой кофты, на которой не было пуговиц или молнии. На носу сидели знакомые круглые очки, через которые улыбались искристо-голубые глаза.               — Ты тоже очень красивый, Годжо! — воскликнул Юджи, из-за чего парень самодовольно захохотал.               — Хорош обмениваться любезностями! — хлопнула в ладоши Кугисаки. — Сегодня у нас экскурсия по стрит-арту! Как раз множество выдающихся работ расположены в соседнем квартале. За мной!               И Нобара, не сказав больше ни слова, развернулась на пятках и пошла к подземному переходу. Парни, улыбнувшись, покладисто последовали за ней.               — А если бы я не был дома? — с усмешкой поинтересовался Юджи, глядя на весело хмыкнувшего Сатору.               — Мы бы пришли туда, где ты был бы, — парировал он. — Не забывай, я из айтишников!               Итадори и Кугисаки на это синхронно фыркнули, а идущая впереди девушка обеими руками показала жест «бла-бла-бла». Годжо притворно насупился, обидчиво ткнув локтем Юджи под ребра. Парень рассмеялся, но после ему стало не до смеха: выйдя из перехода, Нобара прошла половину квартала и свернула в проход между домами. Вышли они словно в совершенно другом мире.               На желтой панельной стене был изображен силуэт мальчика с молотом для какой-то игры, название которой Юджи все время забывал. Он собирался ударить по трехмерному ярко-красному пожарному гидранту. Минимализм, но какой необычный.               — Это работа Бэнкси в рамках фестиваля творчества под открытым небом «Лучше снаружи, чем внутри», — коротко пояснила Кугисаки, пока Итадори фотографировал. — Это знаменитый британский стрит-артер. Вообще он еще и фильмы снимал. Например, «Выход через сувенирную лавку». Правда, он древний, да и больше похож на документалку, но прикольно.               — Фушигуро посоветовал? — ухмыльнулся Годжо и пояснил недоумевающему Юджи: — Он обожает этот фильм, а наша Нобара не очень-то любила граффити до того, как я их свел.               — Познакомил, ты хотел сказать, — угрожающей протянула девушка, глядя на веселящегося Сатору через плечо.               — Конечно-конечно, — покладисто согласился он, подняв руки в примирительном жесте. А потом, когда Кугисаки пошла дальше, он шепнул на ухо Итадори, поигрывая бровями: — Думаешь, почему она стала нашим гидом по граффити? Фушигуро до-о-олго ей об этом рассказывал… И показывал.               Юджи тихо хихикнул, боязливо поглядывая в спину шагающей впереди девушки. Но вскоре они вышли к кирпичному зданию, окно которого было забито фанерой, на которой была мозаика. Голубое глазастое нечто, напоминающее мультяшного осьминога, одним щупальцем держало стакан пива.               — Это работа Космического Захватчика. Как понятно из псевдонима, он создал множество работ по мотивам этой игры. И мозаика — это фишка, — рассказывала Нобара, пока Юджи фотографировал. — Вообще он француз, но известен своими граффити по всему миру. Кстати, он тоже был в том фильме Бэнкси.               — Тебе он очень нравится, да? — осторожно поинтересовался Юджи, перекидываясь с Годжо понимающе-насмешливыми взглядами.               — Ага… — млеюще протянула Кугисаки, а потом, взяв себя в руки, злобно посмотрела на него. — А ну заткнись, розовая репа!               — Эй! Это было грубо!               Следующей остановкой был огромный настенный рисунок, изображающий антропоморфного человека с головой змееподобного чудовища. На груди какой-то странный символ, от правой руки идет длинный острый клинок, а лицо — просто зубастый рот. На голове — странный золотой обруч с восемью спицами, каждая из которых исходила из одной сферы в центре и заканчивалась точно таким же шаром вне окружности. Слева была подпись: «Меч шести рукояти. Божественный генерал Махорага».               — Это то существо из буддизма? — первым делом спросил Юджи, делая несколько снимков.               — Да, но здесь от змеи только голова. Тело-то человеческое, — пояснила Кугисаки.               — Это арт Мегуми, — вклинился в разговор Годжо. — Помню, как он рисовал эту образину на своем графическом планшете.               — Вообще-то выглядит круто! — тут же возмутился Юджи под одобряющее улюлюканье Кугисаки. Но парень тут же успокоился, добавив: — Кстати, а какой псевдоним у Фушигуро? Орочи?               — Нет, так он назвал чудовищного змея, которого рисовал в вашу первую встречу, — покачал головой Сатору. — Он зовет себя Заклинателем Десяти Теней. Дело в том, что ему в детстве очень нравился теневой театр, который я ему показывал. Вскоре он сам научился изображать десять видов зверей, а потом решил использовать это в своем уличном искусстве. Если ты увидишь граффити в виде тени от пальцев, крылатых лягушек, собак, слона, змею, кроликов или странную сову, то это все работы Мегуми.               — О как… — задумчиво протянул в ответ Итадори.               Граффити-экскурсия была весьма интересной. Юджи не уставал снимать все на фотоаппарат. Нобара рассказывала много интересного про каждую работу и ее автора. Итадори действительно слушал и запоминал, но не переставал ухмыляться на подмигивания Сатору и его сердечки, сложенные из пальцев. Разумеется, все было за спиной Кугисаки.               Ближе к концу они заметили черную тень на крыше трехэтажного здания. Юджи недоуменно вскинул брови, Нобара, точно охотничья собака, вытянулась по стойке, а Годжо всезнающе улыбнулся.               — Он раньше занимался руфингом, — туманно ответил Сатору, лениво окидывая взглядом крыши ближайших домов. Итадори непонимающе покосился на него, а потом, когда парень сделал влюбленное-влюбленное лицо, большим пальцем указывая на Кугисаки, все понял, широко улыбнувшись.               Правда, они тут же получили от разгневанной девушки, но оно того стоило.               — Кстати, мы же почти у воды. Это шанс! — воодушевленно воскликнул Годжо и, никого не дожидаясь, пошел куда-то по улице, бросив игривый взгляд на Юджи через плечо.               Нобара тоже была в недоумении. Итадори с ней на пару пытались вызнать конечную точку, но Сатору партизански молчал, загадочно улыбаясь и пожимая плечами. Но на середине пути девушка вдруг похлопала ресницами, выдала понимающее «А» и успокоилась, тоже игнорируя Юджи и его расспросы, когда Годжо, приложив указательный палец к губам, велел молчать.               Вышли они уже на набережной дикого пляжа. Темная вода шумела и бесновалась, ярко контрастируя с ярко-голубым закатным небом. Вдалеке виднелись огни просыпающегося Манхеттена, высотки которого, словно шпили обсидианового замка, пронзали розовеющие облака. На гальке у самой воды стояла девушка. Ветер трепал ее короткие темные волосы и игрался с подолом простого темно-синего платья, по которому шел узор из золотистых нитей. Перед ней стоял мольберт, половина которого была закрыта марлевой салфеткой, а на другой вырисовывалась какая-то картина. В правой руке девушки тлела сигарета, а сама она, чуть задрав голову, выпускала вверх облачко дыма.               — Эй, Секо! Как продвигается работа? — радостно завопил Годжо, ловко спускаясь по травянистому склону и уверенно шагая по гальке. Юджи и Кугисаки последовали за ним, приближаясь к обернувшейся девушке. С виду ровесница Сатору, она производила впечатление человека, на которого жизнь сбросила не одну сотню наковален. Темные круги под глазами, на фоне которых ярко выступала родинка, усталый взгляд и апатичная реакция.               — Нашел нового друга, Годжо? — спросила она, посмотрев на Итадори.               — Фотограф по имени Юджи, рад знакомству! — опережая Сатору, представился парень.               — Иери Секо, пепельный художник, — кивнула в ответ девушка, затягиваясь и стряхивая пепел прямо на воздух. И тут произошло что-то удивительное. Ночной бриз подхватил серые снежинки и, кружа их в чарующем танце, отнес к холсту, припечатывая к клеевым линиям. На фоне розовеющего неба это смотрелось так красиво, что Итадори распахнул в удивлении рот, не в силах отвести взгляда.               — Вау… — пораженно выдохнул он.               — Это незаконченная работа. Придется выкурить еще много сигарет, чтобы выполнить мою задумку, — заметив его интерес, проговорила Иери.               Годжо на это ухмыльнулся и сказал:               — Хоть ты и известная художница, но все равно вандал, если помнить, что тело — это священный храм человека.               — Я атеистка, — флегматично выдала Секо.               — Известная художница? — переспросил Юджи, с интересом переводя взгляд с Сатору на девушку и обратно.               — Да, организовывала несколько выставок, продавала свои картины на аукционах, а одно мое полотно получило характеристику «Невероятно эмоциональная и яркая картина из пепла» от критиков компании ВВС, — просто пожала плечами девушка.               — Че-е-го-о?! — закричал Итадори, глядя на легкую улыбку на губах Иери, когда она выбрасывала бычок в мусорный пакет у своих ног.               — Мой стиль рисования — стряхивать пепел на ветер, чтобы он отнес его к полотну, на котором я клеем провожу линии. И вот так получается, что вместо краски — остатки сигарет, вместо художника — бриз, — пояснила Секо. — Мы с родителями переехали сюда, когда мне было четырнадцать. Смена страны, отказ от привычной жизни, огромная свобода — все это заставило меня курить. Хотя я не слишком жалуюсь: нытье — это привилегия Годжо. Но мне это не особо помогало. Стресс снимает, но от мыслей не избавляет. Захотелось… Найти себя? Выразить чувства, у которых не было названия и повода? До сих пор не знаю, почему я рисую. Но мне нравится. Я будто разговариваю без слов. Сначала просто малевала красками, а потом заметила, что на листе остаются красивые кляксы, когда я стряхиваю на них пепел. Вот так я и пришла к рисунку серым снегом. Словно… я распахиваю свою душу зрителю. Показываю то, что никогда не смогла бы сказать словами.               — Мо… Можно фото? — еле-еле проговорил Итадори, на что девушка лишь кивнула, а сзади раздалось что-то одобрительное от Годжо.               Юджи, вооружившись камерой, попросил девушку вытянуть вперед руку с тлеющей сигаретой, и наклонился в горизонтально положение, фотографируя снизу вверх. По команде парня Иери стряхнула пепел, который, подхваченный ветром, устремился к картине. Потом Итадори разогнулся и сделал снимок сверху вниз, тут же просматривая оба и удовлетворенно кивая.               На одном на фоне розово-лилового неба ярко светилось пламя сигареты, от которой вереницей песчинок летел пепел, оседая на бумаге. На другой фотографии задником была сине-серая галька, а табачные снежинки были подкрашены лучами заходящего солнца.               Ночью, уже у себя дома, Юджи вбивал в поисковик имя художницы, сразу попадая на гиперссылку на ее официальный сайт и профиль в Инстаграмме. «И правда пепельная душа…» — с улыбкой подумал Итадори, рассматривая ее работы, каждая из которых была выполнена серым снегом.