В духе Нью-Йорка

       — Бли-и-ин, Кугисаки, у меня завтра с раннего утра работа! — проныл Юджи, позволяя девушке тащить себя куда-то.               — Ничего страшного не случится, если ты разок поспишь не восемь часов, а пять, — фыркнула Нобара, не сбавляя хода.               — «Разок», конечно, — саркастично пробурчал себе под нос Итадори, покосившись на шагающего рядом Сатору, чья ухмылка была длиннее Бруклинского моста. Из-за дневной занятости они не могли общаться, зато по ночам часто переписывались. От недосыпа болела голова, но менять что-то в своей жизни Юджи не хотелось. И пройдоха Сатору прекрасно это понимал.               — Кстати, а куда мы едем? — поинтересовался парень, усаживаясь на лавку в тени автобусной остановки и вытягивая вперед свои километровые ноги. Итадори почему-то подумалось, что они стали бы хорошими сваями для моста.               — В старый город, — просто ответила Нобара, заходя в только что подъехавший автобус.               — Чего?! — тут же вскинулся Годжо, следуя за ней. — Да ты рехнулась! Что там может быть интересного?!               — Нью-Йорк — это не только неформалы! — вскипела девушка, сгружая свой рюкзак на соседнее сидение. Юджи с любопытством приподнял брови, услышав глухой стук оттуда, но спрашивать не стал — Кугисаки все равно не ответит.               — Он же фотограф! Наверняка он весь этот твой старый город вдоль и поперек оббегал! — возмущался Сатору, игнорируя других пассажиров.               — Эй-эй, ребят, потише, — примирительно поднял руки Итадори, присаживаясь рядом с парнем. Тот мигом присмирел и расслабленно улыбнулся так, что Юджи захотелось почесать его за ухом, как разомлевшего на солнце кота. — И да, я бывал в старом городе, но почти ничего не знаю там. Даже фотографий, наверное, нет.               — Вот-вот! — довольно кивнула сзади Нобара. — К тому же, с ними вы точно не знакомы.               — С ними? — хором переспросили парни, обернувшись. Кугисаки только загадочно улыбнулась и приложила указательный палец к губам.               — Какая она вредная, — пробурчал Сатору, разворачиваясь к Итадори.               — Думаю, она просто хочет устроить сюрприз, — развел руками Юджи. — Кстати, а ты хорошо знаешь историю? Просто я не особо в теме, было бы интересно послушать.               — Мегуми однажды упросил меня посмотреть с ним документалку про Нью-Йорк, так что я многое могу рассказать! — оживился Годжо, снимая свои очки и промаргиваясь. «У него от них светобоязнь не развилась еще?» — настороженно подумал Итадори, но приготовился слушать. — Нью-Йорк — великий город! У этого клочка земли какая-то особенная гравитация, которая притягивает к себе людей со всего мира! *               — Ты по заученному рассказываешь, что ли? — с улыбкой прервал его Юджи.               — Ну, я пересматривал ту передачу перед тем, как начать наши прогулки, — смущенно пояснил Годжо, почесав затылок. — У меня хорошая слуховая память. Наверное, запомнил, пока смотрел.               — Не нужно, — мягко покачал головой Итадори. — Рассказывай, как сам хочешь. Эту документалку я и сам посмотреть мог бы, но хочу послушать тебя.               Сатору как-то странно на него посмотрел, отвернулся и, пожевав губу, глубоко вздохнул. Парень уже хотел поинтересоваться, как вдруг Годжо вновь ему улыбнулся и начал рассказывать:               — Ну, Нью-Йорк, как и большинство американских городов, основывался как европейская колония. Голландская, если точнее. Он даже поначалу назывался Новым Амстердамом. Потом его отвоевали англичане, нарекли Нью-Йорком в честь какого-то там герцога, затем город снова отошел к Нидерландам и стал Нью Оранжем. Во время Войны за независимость он был во владениях Великобритании, но в конце Вашингтон вернул его Америке. С 1785 по 1790 даже столицей был. Потом шел экономический рост, и сейчас это самый крупный город в Штатах.               Но… я люблю Нью-Йорк не за это. Сама Америка выступает под знаменем свободы, но именно этот город — ее воплощение. Ни в одном другом уголке мира ты не сможешь быть таким, как здесь. Тут можно импровизировать и провоцировать, хохотать и дерзить, взлетать и падать. Стоунволлские бунты, положившие начало защите прав людей с нетрадиционной ориентацией, титул танцевальной столицы мира, рекорд по небоскребам, родина жвачек и мюзиклов — все это так прекрасно! У Нью-Йорка свой колорит, не похожий ни на что другое в этом мире! Я люблю свой город… Даже смотришь в окно на башни и думаешь «Вот он, Нью-Йорк!..»               Юджи слушал, словно очарованный. Годжо рассказывал сначала без интереса, следя за своей речью, но под конец отпустил себя, наполнил голос истинными эмоциями. Без очков его глаза горели так ярко, что весь мир показался Итадори цветным. Он будто взглянул на него со стороны Сатору: яркий, будоражащий, дерзкий, необузданный, дикий. Свободный.               — Что? Что такое? Почему ты так на меня смотришь? — вывел его из размышлений обеспокоенный голос Годжо. Юджи сфокусировал взгляд на парне, в смущении потирающем шею. — Я звучу очень глупо, да?               — Наоборот, — воодушевленно ответил Итадори, заглядывая в глаза Сатору. И пропал. Голубая бездна смотрела на него в ответ, из-за чего в груди все болезненно смешалось, сжалось, перекрутилось и упало на дно туловища. И почему-то Юджи слишком сильно понравилось это чувство. — Твои слова самые искренние и яркие, что мне доводилось слышать.               Годжо улыбнулся в ответ и наклонился чуть ближе. Его волосы обрамляли лицо, пушистые ресницы трепетали, глаза горели каким-то теплым и ярким пламенем, а губы чуть приоткрылись. Итадори замер, не зная как реагировать, и неотрывно наблюдал за действиями медленно приближающегося Сатору. Вокруг повисла странная атмосфера. Волнующая, предвкушающая, волшебная, приятная. Юджи наслаждался ею, отдаваясь во власть момента и чарующих глаз парня напротив.               Всю магию прогнала Кугисаки.               — Мы уже подъезжаем, вставайте, — сказала она, умостив голову на спинках их сидений.               Итадори резко дернулся, а Годжо отвернулся к окну, нацепив на нос очки. Так же скомкано они поднялись со своих мест и, заплатив за проезд, вышли в старом районе Бруклина. Юджи, все еще пребывая в смешанных чувствах, достал из своего рюкзака фотоаппарат и принялся снимать все, что интересовало. Мягкий золотистый свет садящегося за горизонт солнца обволакивал старые пятиэтажные дома, увитые плющом и кронами деревьев. Итадори часто отставал от идущих впереди ребят, чтобы это сфотографировать, а потом они придумали, как извлечь из этого пользу: вручали ему свои телефоны и позировали на фоне построек и растений. Сначала Сатору ныл, что это скучно, а потом сам с удовольствием присоединился и даже затягивал к ним Юджи, самостоятельно делая селфи с помощью своих длинных рук.               Вскоре Итадори заметил, что с ними в одну сторону направляется все больше и больше людей.               — Кугисаки, а куда мы идем? — спросил он, пристроившись рядом с девушкой.               — На площадь в паре кварталов отсюда. Там сегодня будет особенное шоу, — добавила Нобара, не оборачиваясь.               — Шоу? В таком месте? Неудачный выбор, — прокомментировал Годжо, шагая в ногу с Юджи. «И как ему это удается с такими-то ногами?» — удивился про себя парень.               Вскоре они и правда вышли на большую площадь, мощеную брусчаткой. Пробиться сквозь толпу было сложно, но нет ни одного человека, который не поддался бы Кугисаки и ее армейским ботинкам. Парни лишь следовали за ней хвостиком, попеременно извиняясь и посмеиваясь. Нобара вывела их в первые ряды и торжествующе вздернула нос. Площадь была огорожена металлической цепью, внутри которой туда-сюда сновали люди. Вернее, их ровесники. Они вытаскивали из микроавтобуса ведра с чем-то, странную ткань, свернутую в рулон, расставляли динамики и софиты.               За несколько часов до заката все прекратилось. На площадке все замерло. Потом зажглись софиты, освещая крошечный круг в центре. Толпа смолкла. Юджи вскинул фотоаппарат с заранее настроенной видеокамерой и приготовился снимать. На кнопку нажал он одновременно с диджеем, который запустил медленную музыку. Итадори не разбирается, но она похожа на звучание волынки и современной акустики.               А потом началось что-то великолепное. Ритм нарастал, музыка становилась громче, динамичнее. Юджи вдруг ощутил дуновение средневековой Европы. Замки и бескрайние леса, легенды и баллады, странствия и сражения. В голове парня возник образ путника, галопом скачущего на вороной лошади по дороге, ведущей сквозь еловое море. Его плащ развевался на ветру от скорости, эфес** меча мерцал в лунном свете, а конь своими копытами поднимал пыль. Лес шелестел, создавая удивительную мелодию в такт грациозным движениям, создавал пугающие образы из тени, которые вот-вот набросятся на странника.               Видение рассеялось, стоило движению в реальности привлечь внимание Юджи. Незаметно для него на середину площадки вышли две фигуры точь-в-точь из его фантазии. Капюшоны скрывали лица, а из-под подолов виднелись носки запыленных черных ботинок, будто и правда вышедших из-под иглы кожевника. Актеры покружили друг вокруг друга и, сорвавшись в такт музыке, выхватили из ножен тонкие мечи по средневековому образцу. Фехтовальщики бросились друг на друга, парируя и атакуя. Их плащи, словно живая тьма, клубились и извивались, полыхали и развевались от резких движений. Мечи при столкновениях звенели, лязгали и скрежетали, создавая чарующий аккомпанемент к музыке. Итадори словно ощутил себя в кельтском лесу, наблюдая за сражением двух воинов. Они, подобно волкам, набрасывались друг на друга, кружили в каком-то невообразимо прекрасном танце. Сталь пускала блики от освещения, и будто сама луна каплями рассыпалась вокруг.               Юджи еле смог найти в себе силы, чтобы оглянуться по сторонам. Довольная Нобара с ухмылкой смотрела на шоу, будто сама в нем участвовала. А вот стоящий с другой стороны Годжо выглядел пораженным. Он приоткрыл рот и во все глаза смотрел на выступление. Итадори на мгновение перевел камеру на него и продолжил снимать шоу.               Вдруг в музыке наступил спад, и с той стороны площадки показалась фигура в белом плаще. Она медленно шла к середине, легко жестикулируя под ритм. Фехтовальщики прервались, скрестив клинки, и смотрели на нового участника. Он покружил вокруг застывших фигур, пуская подол своего плаща в пляс, и вдруг резко выхватил собственный меч из ножен.               Поединок возобновился. Теперь уже три клинка со свистом вспарывали воздух, лязгающе сталкивались друг с другом. Капюшоны крепко держались на головах артистов, а сами они легко перемещались по площади, обмениваясь выпадами. Юджи в восторге смотрел на этот танец, завороженный атмосферой. Музыка лилась из колонок, дополняемая звоном стали и криками взбудораженной толпы. Движения актеров будто рождались из окружающих звуков: они плавно переходили, будто плыли по воздуху, легко орудовали тяжелыми мечами, быстро парируя и самостоятельно нанося удары. Ботинки взбивали пыль, залежавшуюся на площади, плащи развевались от резких движений, клинки высекали искры, эфесы ярко контрастировали на фоне кожаных перчаток.               Вдруг Нобара стащила с плеч рюкзак, открыла его и достала барабан. Маленький, переносной, но достаточно громкий, как подумалось Итадори. Девушка под удивленные возгласы перелезла через цепь и уселась прямо на землю, не переживая за сохранность своих кожаных брюк и рубашки. Кугисаки покрутила палочки в руках и ударила ими по барабану, вливаясь в мелодию шоу. Музыка колонок, ритм Нобары, звон мечей и свист рассекаемого ими ветра — все смешалось, красиво переплелось в единый звук, способный перенести человека из одного времени в другое.               Юджи не уставал восхищенно вздыхать. Шоу было динамичным, ярким и атмосферным. Конечно, настоящее Средневековье было куда прозаичнее, но сейчас об этом думать не хотелось. Итадори через объектив камеры смотрел, как красиво двигались актеры, со звоном скрещивая клинки. Под плащами проглядывались кожаные доспехи с мерцающими в свете софитов пряжками ремней и кольцами креплений. Ярко блестели золотисто-черные пуговицы, держащие верх плащей застегнутыми на груди.               Вдруг динамичность музыки начала спадать, сменяясь более игривым ритмом. Актеры и Кугисаки тут же перестроились. Барабаны зазвучали в такт с мелодией, а артисты начали просто перемещаться по кругу, поигрывая своими клинками. Они подбрасывали их в воздух, ловко вертели в пальцах, размахивали из стороны в сторону. Теперь это был танец, полный опасного волшебства. Легкие перебежки, красивые пассы руками — Итадори хотел бы поаплодировать вместе со всеми, если бы его руки не были заняты фотоаппаратом. Вместо этого он громко одобрительно закричал, слыша такие отклики позади себя и по сторонам.               Внезапно музыка снова стала динамичной, мечи опять радостно запели при столкновениях, а артисты продолжили свой поединок. Они крутились вокруг своих осей, парируя удары, атаковали в прыжках и ловко уклонялись, в такт мелодии переставляя ноги. Но вскоре музыка начала стихать, а вместе с ней и сражение.               Как только наступила тишина, толпа разразилась восторженными криками. Юджи тоже ликовал со всеми, почему-то не выключая камеру. Впрочем, это сыграло ему на руку. Стоило музыке смолкнуть, как Кугисаки тут же прошмыгнула обратно к ним с Годжо, а артисты встали рядом друг с другом и, вскинув мечи, отсалютовали зрителям. А потом широкими жестами скинули плащи.               Слева стояла хрупкая на вид девушка, в правой руке сжимая эфес своего меча. Ее голубые волосы были собраны в хвост на затылке, который она поспешила распустить. Странная челка опустилась на ярко горящие счастливые глаза. Девушка в свете софитов, перехватив свой меч, высоко вскинула его верх, приветствуя публику.               — Это Касуми Мива. Она выступает здесь ради больших чаевых, которые использует для содержания младших братьев, — коротко пояснила Кугисаки для Юджи и Годжо, силясь перекричать толпу, приветствующую фехтовальщицу.               По центру стоял парень в белых доспехах. Черные волосы, видимо, когда-то были уложены, но сейчас растрепались из-за капюшона. Даже издалека можно было заметить его матово-голубые глаза: будто смесь оттенков радужек Мегуми и Годжо. Он улыбался, но даже так выглядел изнуренным. Особенно Итадори стало не по себе от жутких кругов под его глазами.               — О, так это же Юута! — удивленно воскликнул Сатору. Юджи с интересом приподнял брови, и парень пояснил: — Юута Оккоцу, он мой дальний родственник. И этот меч я ему подарил. Он любит историю и все эти традиции, поэтому мне показалось, что такой подарок он оценит. Что ж, ему понравилось настолько, что он овладел им, а заодно научил Мегуми фехтовать.               — Фушигуро умеет управляться с мечом? — удивленно вскинулась стоящая рядом Нобара.               — Ага. У него даже есть черный клинок, напоминающий турецкую саблю, — с улыбкой кивнул Сатору.               Юджи так заслушался их рассказов, что едва не пропустил момент, когда Оккоцу отсалютовал зрителям своим мечом. Парень быстро сделал несколько фотографий, переведя взгляд на третьего артиста.               Это оказалась девушка с собранными в высоких хвост темными волосами. Ее лицо смутно напоминало кого-то, но Итадори никак не мог понять и вспомнить. Девушка ухмыльнулась и, высоко подкинув свой меч, подобрала свой плащ и, резко крутанувшись на пятках, накинула его себе на плечи, как мантию, свободной рукой ловя клинок за эфес.               — А это Маки Зенин, она профессионально занимается фехтованием и даже имеет какой-то там разряд, — представила Кугисаки. — Кстати, она родственница Фушигуро.               — А, так вот кого она мне напоминала! — понятливо протянул Юджи, проверяя фотографии на камере. — Это было просто неописуемое шоу! И ты здорово играла, я снимал!               — Еще не вечер, — с таинственной улыбкой ответила Нобара. Итадори только растерянно переглянулся с Сатору, а после предвкушающе улыбнулся. Видимо, скоро будет еще что-то великолепное.