А у меня трактор есть

Дмитрий Александрович, а по-простому Митька, в свои неполные двадцатьчетыре прослыл девственником навечно. Нет, не то чтобы в нем что-то было не так… Наоборот, всё в нем было именно так, как надо, и, пожалуй, это являлось огромной проблемой. Митька… был разочарован. Разочарован в альфах. И тому была причина. Внешностью его не обделили, а просто одарили всем, чем можно. «Полный боекомплект», — всю жизнь ржал отец, закоренелый вояка. Митька не был тощим как, например, все омеги-модели, он был стройным и хорошо сложенным. И это тоже было проблемой. Потому что, как оказалось, альфы и правда не собаки — на кости не бросаются. Всему должна быть мера. Митька был прямо-таки золотой серединкой. Не коротышка и не шпала, а человеческие метр семьдесят. Хорошая фигура с выраженной талией и вполне объёмными бёдрами. Ох, Господи, сколько альф полегло за его задницу… Попка у Митьки была «сердечком», то бишь, когда он наклонялся, то вид на пятую точку, плавно переходящую в талию, со спины образовывал перевернутое сердце. У Митьки были шикарные платиновые волосы до середины спины и голубые-голубые, как безветренное небо, глаза на пол-лица. Взгляд у омеги был точно у олененка Бэмби: пышные ресницы и полная невинность в этом самом взгляде. Митька умело пользовался своей внешностью, Митька был умен. Митька прекрасно знал, чего он стоит. Лет до 16 парень искренне верил, что найдёт свою единственную и неповторимую любовь, прям как в сказке, чтобы принц, белый конь, все дела. Альфы капали на него слюнями всегда — это да… Но никто не смел трогать: у Митьки отец не кто-то там, а полковник-спецназовец, да ещё и три старших брата-альфы, тоже, кстати, военные. Как единственного сыночка-омегу, Митьку оберегали четыре цербера-альфы с самого рождения. Туда не ходи, сюда нельзя, с этим не говори и вообще никаких альф, ибо ты маленький, глупый, а им всем нужно только одно. Ну, Митька-то попривык и если раньше и обижался на родню за это, то, повзрослев, стал крайне благодарен. Альфа и правда был ему не нужен — теперь омега это отчётливо понимал. Все альфы, даже те, кого он считал своими самыми-самыми близкими друзьями, соратниками, да и кем угодно, в итоге, всё равно старались затащить его в постель тем или иным способом. Митька не испытывал к сильной половине человечества особой ненависти, нет, он видел и хороших. Хорошими, правда, были только уже замужние и то не все. В общем-то, член с узлом Митьку интересовал только во время течек, ну, или одинокими ночами, когда уж очень прижимало. Хотелось, телу хотелось и с этим поспорить он не мог. У него даже одно время было желание завести любовника, чтобы прям совсем без обязательств. Однако после своего первого и единственного поцелуя Митька понял, что и с любовником не прокатит. Ну, мерзко это было! Мерзко! Собственно, именно поэтому Митька, имея все качества, о которых мечтали миллионы омег, в свои неполные двадцать четыре всё ещё был девственником, что и целоваться-то не умел. Зато с учёбой у него сложилось гладко: выпустился быстро и без проблем. Пару лет своей жизни потратил на недолгие трудовые договоры, то тут, то там ища свое место в обществе, а буквально неделю назад со скандалом уволился с некоего гадюшника, где директор-мудак имел наглость дотронуться до его великолепного «сердечка». Митька был оскорблен, унижен и подавлен. Ну, так он, по крайней мере, сказал родителям, чтобы от него отстали на недельку-другую. На деле парень просто заебался. Захотелось на свободу, поэтому омега не придумал ничего лучше, чем наведаться к дедушкам в деревню на неопределённый срок. Он планировал пожить у них чуток, а, как надоест, вернуться в город и, будучи отдохнувшим и полным сил, найти новую работу. И, да, Митька знал, что значит отдохнуть в деревне. Грядки уже приветливо шелестели зелёными листочками, а картошка игриво подмигивала ему своими «глазками». Омега с явным удовольствием уже как неделю просыпался с первым криком петуха, пил свежее жирненькое молочко, закусывая божественными плюшками, а потом шёл на грядки, к картошечке, что была так приветлива с ним. Затем по программе шёл обед, сытные щи или борщик, опять грядки, а уж после, ближе к ночи, валялся на сеновале и всё не мог оторвать взгляда от россыпи крупных и мелких звёзд, что именно здесь, в деревне, не приглушаемые городским светом, светили во всей красе. Митька был окрылен и безмятежен. Дедушки давали ему время побыть наедине с самим собой и Митя наслаждался им по полной. Здесь не было четырёх церберов-альф и папочки-омеги, что, в отличие от сильной половины их семейства, был уверен, что альфа как раз таки Митьке и нужен, причём непременно. Омеге здесь было слишком хорошо. **** Солнышко приятно грело, птички пели, а листики на грядках всё так же шелестели. Митька, напевая себе незатейливую песенку под нос, уже третий час не разгибаясь копал картошечку. Вид у него был не ахти, но зато лицо сияло счастьем и умиротворением. Лёгкие хлопковые штаны, закатанные до колен, хлопковая футболка с узелком на животе и, конечно же, панамка с галошиками. Одежда, понятно, была уже вся потная и грязная, что, в принципе, мало волновало. Митька сам весь был потный и грязный. Галошики утопали во влажной земле, руки, несмотря на то что парень был в перчатках, по локоть заляпались в грязи и даже на лице сияли грязные разводы. Волосы завязаны в растрепанный пучок, в руках лопата. Но лицо-то, лицо озаряет улыбка. Нападение стало неожиданностью. Да и нападением-то такое вряд ли назовёшь. На его замечательном «сердечке» сжались чьи-то ладони и не стесняясь его пожамкали. Митька был удивлён. Все в деревне его знали и все прекрасно знали, что связываться с ним себе дороже. — Привет, крошка. А у меня трактор есть. Хочешь, прокачу? — горячо зашептали в самое ухо, вызывая целую бригаду мурашек. Митька медленно обернулся. Незнакомец и не думал отлипать, с идиотской улыбочкой смотря прямо ему в глаза. Альфа. Определённо альфа. Пах этот альфа, безусловно, шикарно. Митька никогда не обладал особо острым обонянием, поэтому точно сказать, чем пахнет, не мог, но мог с уверенностью сказать, что аромат, даже смешанный с душком пота, манил. Широкоплечий, высокий, а фигура как у пловца: узкий таз и широкий торс. На вид тридцатник с лишним. Темно-русые волосы, чуть отросшие у концов, красивые зелёные глаза и абсолютно альфий профиль: квадратный подбородок, широкие скулы и нос с горбинкой. Кепочка какая-то, штанишки, рубашка в клетку, потрепанные жизнью кеды. Во рту соломинка, а лицо заросшее-заросшее, будто бороду собрался отращивать. «Деревенщина-деревенщиной», — с досадой подумал Митька. Феромоны запали в душу, но вот их обладатель… чуток подкачал. Мужик-то, в принципе, ничего так, может, если помыть, побрить и приодеть, даже красавцем будет, но вот лицо… лицо интеллектом обременено не было, что уже ничем не исправишь. — Ну так, красавчик, как насчёт трактора, а? — альфа с намёком поиграл бровями и сам же с себя посмеялся. — Трактор… — задумчиво протянул Митька и вдруг понял, что мужик этот ему очень нужен. — А давай. Альфа весь мгновенно просиял. А что Митька? Трактор-то, по сути, нахрен ему был не нужен, но вот альфа… Мужика можно было запрячь и попросить починить давно протекающую крышу или, например, дров в баньку наколоть. Дед-альфа, хоть и был энергичен до сих пор, всё равно не отказался бы от помощи. — Как тебя зовут, детка? — слащаво пропел альфачлен и похабненько ухмыльнулся. — Митька, — отмахнулся паренек, наконец скидывая с задницы чужие лапы. — А тебя, тракторист, кем кличут? — Гришка, — вновь по-дебильному улыбнулся тракторист и протянул ему ладонь. Распрощались быстро, но на хорошей ноте. Дел у обоих ещё было невпроворот, чтобы так надолго отвлекаться. Сошлись на том, что альфачлен зайдёт к нему вечерком и прокатит на своём чудесном тракторе. Не сказать, что Митька планировал на его счёт что-то серьёзное, нет, но он всегда был умным мальчиком и, пожалуй, лучше чем любой другой омега мог заставить альфу делать именно то, чего хочет он. Может, дело даже дойдёт до поцелуя. Скажем так, перед его отъездом. Ну, хоть как-то же надо будет мужика наградить за старания. Митька уже всё спланировал. Здешним альфам вообще многого не надо было. Страшно подумать, в каком он был виде, а этот тракторист вцепился в него, аки в самый дорогой бриллиант. Митька успел растрындеть дедушкам про этого мужика и про то, что скоро приплетет его к хозяйству. Те похихикали и с удовольствием согласились такой инициативе. Парень не стал говорить, что просто поматросит и бросит тракториста: дедушки бы не одобрили. Но, в принципе, какая разница? В общем, к вечеру Митька уже успел поужинать, искупаться и облачиться в лёгкую льняную рубашку и такие же штанцы. Наряжаться он ни для кого не собирался: тракториста он устраивал и с чумазым лицом. — Здрасте, — над невысоким заборчиком возвышался альфа со своей дебильной лыбой. — Я за Митькой. Дедушки переглянулись, чему-то посмеялись и махнули рукой, мол, идите уже. А что Митька? Митька ничего, пошёл. Ему чуть ли не в лицо пихнули букет желтеньких полевых цветов. Омега принюхался, чихнул и миленько улыбнулся, без слов благодаря своего тракториста. — А ты, малыш, ничё так, — хохотнул мужик, и Митька чуть не пропустил это мимо ушей. — Ничё так? — сипло поинтересовался он, растерянно хлопая ресницами. — Ну да, — пожал плечами деревенщина. — Ничё так омега, симпотный. Кровь отхлынула с лица. Митька побледнел. Ничё так… ЭТО ОН НИЧЁ ТАК?! Это был первый и единственный человек, кто не употребил при его описании слов божественен, великолепен, прекрасен и далее по списку. Ему без преувеличений предлагали миллионы за одну ночь. Его звали замуж очень влиятельные и состоятельные альфы, а тут… Трактористу не понравился. Митька оскорбился до глубины души. Деревенский роман помахал белым платочком. Впрочем, пока сам Митька загонялся, на что мужику было, кстати, абсолютно плевать, его уже под ручку довели до старой развалюхи. — Трактор мой, — любовно проговорил Гриша, погладив грязный бочок адовой машины. — Ласточка моя. — Слушай, Гринь… — заметно замялся парень. — А ты уверен, что это… эм… безопасно? — Не ссы, салага, — хохотнул альфа и помог ему забраться на трактор. — Ласточка надёжней любых новомодных авто — это я гарантирую. Мужик подергал старые рычаги с характерным скрипом, и «зверь» вдруг затарахтел да так, что Митька весь вздрогнул. Экзекуционная машина двинулась по убитой деревенской дороге. Омега вцепился в сиденье, крепко прижав к груди букет. Сердце не успокаивалось. Альфа весело улыбался, поглядывая на него, и что-то там нажимал, дергал в управлении. Митька на всякий случай перекрестился. Трактор ехал медленно, но всё казалось таким высоким, таким шатким. Падать с «ласточки» было подобно смерти: задавит и сожрёт под колёсами не глядя. Между тем они свернули к полю и дорога как-то сразу стала… легче. Митька всё ещё зажимался, но вскоре стал смотреть вниз, на золотистые колосья пшеницы, мягко шуршащие под колёсами. На горизонте занимался закат. Солнце опаляло землю последними лучами, а небо всё больше багровело. Как-то так трактор и остановился. Митьку быстро подгребли под бочок и крепко прижали к себе. А Митька что? Митька был поглощен закатом. Приятно шелестела пшеница. Тёплый ветерок колыхал волосы позади него. А атмосфера умиротворения медленно, но верно опускалась на их компанию. Омега зябко поежился, прижался к теплому бочку поплотнее и чихнул. Здесь быстро холодало с закатом. — Замёрз? — негромко поинтересовались откуда-то сверху, над его макушкой. — Немного, — честно признался парень и вновь чихнул. Не прошло и минуты, и Гришка как истинный джентльмен уже закутывал его в свою старенькую, протертую местами джинсовку. И это было по-необычному приятно. — Гриня… — Чего? — Не хочешь мне помочь завтра? Собираюсь полезть на крышу, там пару дыр заделать надо, хоть подстрахуешь. — Да без проблем. Жди с первыми петухами. — Ну, не надо прям так рано, — чуток улыбнулся омега, поелозив макушкой по широкой груди. — Как тебе удобно, так и приходи, я подожду. Молочка у нас попьешь, борщика покушаешь. — Со сметанкой? — И с хренком, — добавил Митька и сам хохотнул, окончательно расслабляясь в чужих объятиях. Они так и валялись в приятной тишине, разбавляемой лишь пением сверчков и цикад. В небе носились летучие мыши словно чёрные молнии, и периодически взмывала вверх большая белая сова, высматривая добычу и поразительно быстро пикируя вниз. А Митька наблюдал за звёздами, за чарующим небесным полотном. Глаза слипались, голова пустела, а тепло и запах, окутывающие его, успокаивали быстрее всего. Но Митька снова чихал. — Чего ты? Холодно всё-таки? — лениво спросил мужчина, скосив на него взгляд. — Нет-нет, я просто… — омега вновь чихнул. — Постой… А что это за цветы-то? — М-м? Да не знаю. — Похожи на… амброзию… — Митенька шокировано замолчал, прежде чем до него дошло, какого черта он тут чихает весь вечер. — Ты что, идиот, Гриш? Ты идиот? Это же амброзия! Она ядовитая! — Чё? — явно затупил альфа, заметно нахмурившись. — Вот чё, — прикрикнул Митька, хлестнув букетом по идиотской роже. Гриша тут же зачихался сам. — Ты!.. Больше никаких цветов, ясно? — Да понял я, понял, — пробурчал Гриша, смешно фыркая носом, видно, пытаясь прогнать пыльцу. — Ты это, прости, ладно? Я ж не хотел. — Пустяки, — цыкнул Митька, возвращаясь на свое законное место: в объятия этого тракториста. — Но с тебя ведро сосновых шишек. Маленькие только бери, зелёные пока. Из них дедуля такое вкусное варенье варит… — Договорились, — по-доброму усмехнулся альфа и прижал парнишку ближе. **** Проснулся Митька, на свое удивление, не с петухами. Сладко прочмокал во сне почти до самого обеда, а разбудил его никто иной как вчерашний альфачлен. Пробуждение вышло… странным. Да, странным. Так он еще не просыпался. В тепле, в уюте, в обволакивающем запахе. Довольно мурлыкнул аки настоящий кот, потянулся и сам подставился под ласковые ладони, что до этого мягко копошились в его волосах. — Проснулся? — негромко поинтересовались откуда-то сверху. — Я уж думал, до вечера дрыхнуть будешь. А какие планы вчера строил… Эх… Наполеон. Митька сонно завозился и вдруг понял, что спал в одежде, так ещё и в чужой джинсовке. Следом за этим пришло ещё одно озарение: он не помнил, как и где вчера заснул. — У тебя сейчас такое растерянное личико, — хохотнул альфа, что всё ещё нежно перебирал платиновые прядки. — Не бойся, ты вчера отрубился у меня на руках, ещё там, в поле. Ну, я тебя до дома доставил, уложил, перед дедушками отчитался. А сегодня, вон, пришёл с обещанным ведром шишек, а ты, Митенька, сопишь в обе дырочки. Мы с Николаем Петровичем всё утро их варили, восемь банок закатали. Сергей Владимирович сказал, что восемь мало, и пошёл собирать ещё, а я думаю, дай-ка проведаю Митьку. Вот, собственно, и всё. Митька был удивлён. Всему удивлён. Особенно тому, что Николай Петрович, то бишь его дедуля-омега, подпустил кого-то к кухне. Дед Коля не терпел посторонних в священной обители поварешек, а тут варенье всё утро с альфачленом варил. И принёс же Гриня эти шишки, и даже пришёл, как обещал. Всё сделал. Вот это, конечно, мужик. — А чего ты куртку свою не забрал? — вдруг спохватился омега, понимая, что до сих пор в ней. Гриня замер на пару секунд, а затем добродушно заржал. Митька похлопал ресничками и стал ждать объяснений. — Ты не помнишь, что ли? Я вчера, когда укладывал тебя, думаю, надо бы снять куртку-то с тебя, ну, неудобно ж в ней спать, а ты резко сел на постели, посмотрел на меня так недовольно и сказал, мол, джинсовка эта теперь твоя и чтобы я к ней больше не прикасался. Митя заметно покраснел, смущённо потупив взгляд. — Ты прости за все неудобства, что я тебе доставил… — неловко улыбнулся паренек, протягивая мужику куртку. — На, можешь забрать. — Ай, оставь, — отмахнулся альфа и резво поднялся на ноги. — Ну, ты там умывайся, зубы чисти, я тебя снаружи подожду, крышу-то чинить надо. — Спасибо, — вновь одарил гостя искренней улыбкой омега и кокетливо заправил шелковистую прядку себе за ухо. **** Митя, понятное дело, Гриню конкретно наебал, когда говорил, что тот его просто подстрахует, причём наебал намеренно. Конечно, сам Митька на крышу лезть даже не собирался. Собственно, именно поэтому целый день по крыше и лазил тракторист. А Митька… А что Митька-то? Митька подпирал лестницу плечом и периодически подавал какие-то инструменты. Дед Серёжа тоже чем-то там помогал. Ну, Митя не особо разбирался в этом во всем, поэтому точно сказать, что происходило всё это время, не мог. В любом случае, к вечеру вся крыша чуть ли не сияла. Это, конечно, утрировано, но оба дедули были очень довольны. Всё хвалили и хвалили Гришку, а тот, вроде, и не устал даже. Гриню, понятное дело, накормили за день раза четыре, а то и больше, ибо перекусы не считаются. Жрал альфа будь здоров, как и положено крепкому здоровому деревенскому мужику. Жрал всё и жрал очень охотно на пару с дедом Серёжей. Дед Коля гостеприимно хлопотал на летней кухоньке и постоянно отвлекал сильную половину их коллектива на эти самые перекусы. Дед Серёжа всё намеревался бахнуть домашнего самогончика, но дед Коля строго-настрого запретил. По крыше же лазят, опасное дело. Мало ли свалятся случайно после убойной-то самогонки. В общем, дед Серёжа не отчаялся, позвал тракториста опробовать его чудесный самогон завтра. Предложение, естественно, было радостно принято. От самогонки деда-альфы отказался бы только идиот или же адекватный омега, ибо слабую половину человечества от этой настоечки «убивало» с одной рюмки. А, когда солнце уже зашло за горизонт и оркестр сверчков запел свою симфонию, их наконец оставили наедине. Ну, дед Коля как умный омега, который всё ещё помнил свою нежную юность, помнил и то, что голубкам нужно время друг на друга, поэтому быстренько утащил супруга в дом под видом важного дела. Они сидели на крепкой деревянной лавочке, под раскидистой яблоней возле забора, и тихо переговаривались о прошедшем дне. Джентльмен-тракторист принёс ему теперь его джинсовку и, как и вчера, заботливо в неё укутал, тесно прижав к своей груди. Митька совсем не противился. Это было приятно — скрывать нечего. Деревенщина-деревенщиной — это да — но с мужиком было как-то спокойно, что ли, хорошо, да и феромоны… феромоны этого альфы ему чертовски нравились. — Слушай, Мить… — неуверенно начал Гриша, отчасти как-то неловко почесав заросшую щетиной щеку. — Ты девственник, да? — Митька и сам отчего-то смутился. Ничего не сказал, лишь кивнул, что было вполне замечено. — Так и думал. Пахнет от тебя этой… Как его? Невинность, во. — Это имеет значение? — тихонько пролепетал паренек, подняв свои оленьи глазки на Гриню. — Да не то чтобы, просто… Ты же понимал, зачем я с тобой знакомлюсь, так ведь? Почему согласился? Вот тут Митька и запаниковал. Правду ведь не скажешь, мол, просто решил использовать его. А врать как-то не хотелось. Такие вопросы Митьке его «жертвы» ещё не задавали. А мужик, видно, подумал, что он уж очень сильно смутился. Вздохнул так тяжело, по голове его погладил и чмокнул в макушку. — Ты, Митенька, будь осторожен, ладно? Не влюбляйся так уж сильно в меня. И лучше прибереги свою чистоту для достойного альфы. Митька выпал. Джентльмен — это уж точно. А самомнение какое у этого джентльмена… Несомненно, Гриня нравился омеге, но нравился только как человек. Рукастый, добрый, заботливый, вежливый и честный. Хороший мужик, но влюбиться… Мужик, кажись, подумал, что Митька в него как идиот втюрился с первого взгляда, поэтому и познакомился. В любом случае, это было Митьке на руку. Значит, и приставать не будет. — Приходи завтра, — нежно мурлыкнул парень и доверительно потерся макушкой о крепкую грудь. — Я буду ждать. — Конечно, приду. Я уже Сергею Владимировичу пообещал, что завтра опробую его самогонку. Это дело святое. — Быстро ты к ним притерся. — А что? Люди хорошие — мне не жалко им помочь. Тем более Николай Петрович так вкусно готовит, что одно удовольствие сидеть с ними. Дружные они такие, прям видно, что любовь, что навсегда. Редко такое увидишь. — Редко, — согласился Митька, печально вздохнув о собственной личной жизни, — но бывает же. **** — Митенька, — нежно пропели над ухом, и Митенька чутка пошевелился, — проснись и пой, соня ты мой ненаглядный. Митька просьбам не внял. Перевернулся на другой бок и продолжил сладко сопеть в обе дырочки. — Ми-и-итя, — протянул альфа и слегка потряс его за плечо. — Отстань, — сонно пробурчал парнишка, плотнее кутаясь в тёплую материю, что так божественно пахла чужими феромонами и чутка потняком. — Сказал же, куртка теперь моя. Сбоку послышался смех. Митьке просыпаться не хотелось, но заснуть почему-то уже не получалось. — Я ж не отберу, Мить, забирай на здоровье, но спать в одежде, да ещё и в верхней… Тебе удобно вообще? — Нормально, — сладко зевнул омега и наконец присел на постели. — Я опять заснул у тебя на руках? — Да, — улыбнулся альфа, обласкивая его теплым взглядом. — Ты похож на цыплёнка. — Митя только закатил глаза. Отвратные комплименты у этого типа. — Выходи, мы с дедушками ждём тебя. Гриня, так и не убрав с лица лёгкую улыбку, вышел, оставляя его одного. Митя лишь пожал плечами и поплелся в ванную. — На цыплёнка похож, — вздохнул омега, становясь напротив зеркала, и вдруг понял, что, да, похож. Растрепанный, сонный, в помятой одежде и со следами от подушки на лице. Цыплёнок. Неожиданно милое прозвище. **** — Ой, Лерчик, не волнуйся, всё с ним хорошо. Вон, подзагорел, бочка нарастил, а то совсем дрыщавый был. Да, картошечку нам тут копает, Бурёнку доит. Такое у неё молочко вкусное, пьёт его тоже часто. Здоровенький стал, свежий прям. Хорошо ему, хорошо, — вдохновенно лепетал дед Коля. Не понять, с кем тот говорил, Митька не мог. Лерчиком, а если точнее Валерием, звали именно его папочку-омегу. Митя не хотел подслушивать, да и дело он это не любил, но, когда обсуждают его персону, подслушать надо было обязательно. Ну интересно же. — Такого жониха ему нашли. Ой, красавец, красавец мужчина. Эх, напоминает мне моего Серенького в молодости. Он, вон, тоже на тракторе разъезжал. Да ну, и что, что деревенский? Серенький мой тоже деревенским был. Ой, Лерчик, не переживай ты так. Говорю тебе, альфа просто супер. Ему, вон, участок от бабы Нюры остался, трактор там, домик какой-никакой. У бабы Нюры и поле свое было, заросшее правда, уже не в том возрасте была, чтобы столько сеять, но земля хорошая, — дед Коля мечтательно вздохнул и вдруг оживился. — О, привет, Сашуль. Чего ты так ругаешься, сынок? Жоних не нравится? Да как не нравится-то? Ты знаешь, сколько он нам всего сделал? Ох… И крышу починил, и баньку подлатал, и вареньица твоего любимого, с шишек сосновых, помог наварить, и дровишек наколол. Вон, он сейчас с твоим отцом яблочки собирают на самогонку. Сынок, ну, что ж ты такое говоришь-то? Так дела не делаются, всё должно быть по любви. Митеньке очень нравится Гринечка. Да, нравится! Я так на твоего отца смотрел, когда он меня 50 лет тому назад на тракторе катал! Сашенька, так нельзя. Нельзя навязывать ему других, городских жонихов. И что, что богатый? Это не делает его хорошим человеком. Вон, когда Лерчик выходил за тебя, ты ещё солдатиком в ободранных портках был! Я против, Саша, я против! Митенька должен сам себе пару выбирать. И не смей появляться на пороге моего дома, пока не поймёшь это, понял? Митеньку я вам не отдам! Дед Коля уж очень тяжко вздохнул и сбросил вызов. Перевёл дыхание и вновь засиял своей тёплой улыбкой. — Мальчики, компотика холодненького не хотите? Сделайте передышку, нельзя только усердно работать, — запричитал дедуля-омега, выходя во двор. — Ну, Коленька, нам еще чуть-чуть, — увлечённо проговорил дед Серёжа. — Серенький, не противься. Спину надорвешь опять, вот, кто за тобой ухаживать-то будет? Пей компот! А Митька чуть грустновато улыбался, привалившись к стене плечом. Вон оно как. Решили его уже пристроить в хорошие и богатые руки. Не сказать, что Митька был против. Понимал: уже не юнец, потом хрен кого найдёт, а деток, вроде, хочется. Только вот, слушая то, с каким напором его защищал дед Коля, Митя не смог остаться равнодушным. Его дедушки были добрыми, честными людьми. А дед Коля всю жизнь верил в прекрасную настоящую любовь. И верил-то не просто так, ибо сам имел любящего альфу, и у сыночка его тоже был любящий омега. Теперь почему-то вновь, как в подростковом возрасте, хотелось искренней чистой любви. У Митьки защемило сердце. Хочет любви, но использует хорошего мужика в свою угоду. Митька и не считал себя достойным такого светлого чувства. Но всё равно однажды хотел почувствовать, каково это. — Митенька, ты где, милый? — позвал его дед Коля и омега наконец смог взять себя в руки. — Иду-иду! — прокричал парень, выходя на улицу. — Ой, дедуль, а мне компотика нальёшь? — Конечно, Митенька, — ласково улыбнулся дедушка-омега и потрепал его по голове. — Иди, поблагодари вниманием своего труженика. Вон он, сидит, вроде, с Сереньким компотик пьёт, а на деле на тебя всё время смотрит. Митька улыбнулся и, схватив стакан и, естественно, не забыв поблагодарить дедулю, двинулся к работягам. Дед Серёжа тут же встрепенулся, встал, что-то там сказал про неотложные дела и ускакал аки сайгак, подмигнув им на прощание. Он переглянулся с Гриней, и они оба в голос рассмеялись. Присел рядышком, на бревнышко, и уложил голову на сильное плечо. — Они у тебя такие хорошие, боже, всё никак не могу насмотреться, — искренне произнёс альфа, пригладив его волосы. — Ты бы, Мить, так ко мне не лип, я весь потный, грязный, не хочу тебя пачкать. — Успокойся, я и сам не первой свежести, — отмахнулся омега и нарочито принюхался. Альфа пах потом, да, но это почему-то не отвращало. — Чем вам тут помочь? Не загонял тебя еще дед Серёжа? — Да мне только в радость. Сергей Владимирович такой забавный, шутит постоянно. С ним весело. — Это да, его анекдоты это что-то с чем-то. Яблоки вы уже все собрали? — Все-все. Вон, уже сок сливаем потихоньку. К вечеру, думаю, закончим. — Вот и давай я вам помогу яблочки нарезать. Давай, тащи сюда бочки, сейчас всё будет. **** Дедов самогон, к сожалению, вчера так и не опробовали. Оба альфы упали без сил к вечеру и пить уже не хотели совсем. Яблочный сок поставили бродить, всё организовали и, по идее, через недельку-другую уже можно будет цедить брагу и перегонять новую самогонку. В общем, денёк вчера был сложный, а под конец, опять же, ближе к ночи они снова были вдвоём и снова смотрели на звезды, валяясь на сеновале. Это было… мило. И приятно. С Гришей почему-то всегда было комфортно, даже в молчании. Заснул он снова у Грини на груди, а проснулся снова от чужих или же, вернее сказать, уже вполне знакомых прикосновений. И снова в ставшей родненькой джинсовке. Его тракторист, как и обычно, улыбался. Гладил его по головушке и улыбался. День, в принципе, был свободным. Только под вечер в планах было растопить баньку, отдохнуть, попариться, бахнуть наконец заветной самогоночки. Поэтому его, разморенного после хорошего сна, отправили в ванную, потом переодеться и перекусить перед выходом. Куда они идут, Митька не знал, да и выпытывать не стал. Ничего особо оригинального в деревне не придумаешь. Шли они недолго, минут 15, причём в неизвестном Митьке направлении. Вышли за пределы деревни и двинулись куда-то в лесок. На этом моменте омега даже взбзднул чутка. Ну, какой-то деревенский мужик ведёт его в лес. Они одни. Да и Гриня почему-то молчит. Хрен Митька убежит, если придётся. Однако вскоре сомнения развеялись: Гриня заговорил. — Не делай резких движений и не говори громко. Они могут испугаться. — Кто? — тихонько пискнул паренек и замолк, ибо стало ещё страшнее. — Сейчас увидишь, — шепнул альфа и стал продираться сквозь кусты, освобождая им дорогу. «Япона мать…», — подумал Митька и явственно ощутил, как задрожали коленки. Конечно, его бы напугало, если б Гриша, например, решил его изнасиловать. Насиловать никого не надо было: если б Гриня смог доставить ему удовольствие, то омега и сам согласился бы. Однако мужик сказал «они», то бишь их много. И вот это уже было несмешно. Митька услышал странный писк и понял, что уже с минуту стоит на какой-то опушке, пока его тракторист что-то там ищет на корточках. — Гриня… — опасливо прошептал омега, не забыв на всякий случай перекреститься. — Иди сюда, — альфа обернулся с горящими глазами и поманил его рукой. Митьке ничего не осталось, кроме как повиноваться. Осторожно встал за спину мужчины и глянул тому через плечо. Слова застряли комом в горле, а дыхание вмиг перехватило. Митька почувствовал себя идиотом. Взору предстала слишком умилительная картина, чтобы сдержаться. — А можно?.. Можно потрогать? — словно ребёнок, увидевший игрушку, попросил омега и даже ощутил, как пальцы на ногах поджались. — Можно, — добродушно улыбнулся Гриша, наконец переведя на него взгляд. Митька медленно опустился на корточки и аккуратно поднял на руки маленький пушистый комочек, что до этого уже с явным удовольствием жевал его тапок. Комочек с опаской разглядывал его, а после коротко лизнул в нос и доверительно подставил животик. — Господи… — восторженно пропищал Митька, почесывая мягонький животик. — Откуда они здесь? — Нашёл их, ещё когда за шишками ходил. Мать их так и не появилась. Подкармливаю вот, ухаживать пытаюсь. Правда, не знаю, куда их теперь деть. Митька внимательно посмотрел на свору щенков, считая их количество. Не много, не мало, а целых пять штук. Крупненькие такие, упитанные. — Ну так, поможешь мне с этим делом? — Надо пристроить их в хорошие руки? — Митька поднял свои небесно-голубые глаза на альфу и тот кивнул в подтверждение. А у Митьки зашлось сердце. Омега очень любил любых зверушек, но никогда не имел собственной, ибо у папочки была аллергия на шерсть. А потом, когда съехал от родителей в маленькую квартирку, всё равно не смог завести себе хоть кого-то. Мало свободного времени и ещё меньше свободного пространства. Голубые глаза опустились прямо на полюбившегося щеночка, что сидел на его руках. — Одного я заберу себе, одного вам с дедушками, я с ними уже договорился, а вот, куда деть ещё троих… — И… какого ты возьмёшь? — Того, что у тебя на руках, — нежно улыбнулся альфа и потянул к нему ладонь. Омега чуть отстранился, чтобы не загораживать щенка, но, вопреки его ожиданиям, ладонь потянулась дальше и погладила совсем не щенка, а его, Митьку. И этот жест показался Мите настолько откровенным, что парень поспешно отвел глаза в сторону, сполна ощущая, как полыхают его щеки. Митька… влюблялся. Хотя и не отдавал себе в этом отчёта. **** В деревне прошла ещё пара недель. Пара насыщенных событиями недель. Просыпаться от ласковых прикосновений тракториста и засыпать в его объятиях стало привычкой. Само присутствие тракториста в его жизни стало слишком привычным. Ну, не получалось уже без этого практически бородатого, вечно отдающего душком потняка мужика, что постоянно жевал соломинку и ходил в подранных шмотках. Дедушки уже на полных правах считали Гриню их зятьком, звали его даже так периодически. Гриня за эти две недели сделал вообще всё, что мог. Ну, просто все дела переделал. Дедули его готовы были на руках носить. Да и сам Гриня любил общество этих двоих. А после первых рюмочек дедовой самогонки оба альфы стали чуть ли не самыми близкими родственниками. Дед Серёжа неустанно твердил, что этот мужик — просто сокровище — надо брать, пока не скоммуниздил какой-нибудь омега поумнее, мол, уведут — и глазом не моргнешь. Дед Коля же причитал о любви вселенских масштабов типа кармы, типа истинных, типа это вообще бог велел ему приехать в деревню и встретить здесь своего единственного и неповторимого тракториста. А Митька что? Митька ничего, кивал ради приличия. Ну, а что он мог сказать? Митя понимал, что влюбился, прекрасно понимал. И чем сильнее они с Гриней сближались, тем страшнее ему становилось. Ха-ха. Пошутила судьба. И истинными они, кажись, и правда были. Ну, а как ещё объяснить то, что от запаха этого самца ему хотелось растечься в лужицу? Не зря же он джинсовку ещё в самом начале отжал. Куртка ему нахрен не нужна была, но эта куртяночка пахла его альфой. Гриня же продолжал обнимать его, продолжал оказывать внимание, продолжал провожать его фигуру влюбленными глазами. Но не трогал, вообще никак. И хрен его знает почему. В первую встречу, значит, за задницу лапать не стеснялся, а с тех пор только обнимашки, никаких пошлостей. В каком-то плане это раздражало Митьку. Ну, а сегодня, сегодня был очень важный для их компашки день. Сегодня намечалась перегонка яблочной браги в самогон. Дело серьёзное, безусловно. Дед Серёжа за свою самогонку готов был отдать всё, кроме своего супруга. Естественно, все ждали знаменательного дня. Поэтому в день икс все четверо уже с самого утра трудились на благо… ну, на благо самогона, что ли. Как бы то ни было, в процессе на деле участвовали только двое альф. Дедушка-альфа увлечённо объяснял Грине, что к чему, а Гриня увлечённо внимал. Заняты были мужики и заняты основательно. Дедуля-омега крутился-вертелся на кухне, постоянно принося работягам закусочки, пока в его ногах крутился-вертелся один из тех щенков, которых они успешно пристроили. А Митька что? Митька ничего, смотрел на своего ненаглядного тракториста, что разгуливал с голым торсом, впрочем, как и дед Серёжа. А ближе к вечеру дед Серёжа, что перед началом всего действа гордо заявил, что первое правило самогонщика — это никогда не пробовать самогон, пока полностью его не перегонишь, уже валялся в отрубе где-то под яблонькой. Гриня, хоть и был ещё на ногах, стоял уже шатко, но усердно следил за самогонным аппаратом. Благо, ума трактористу хватило на алкоголь больше не налегать. — Гриня, — негромко позвал омега, мягко дотронувшись до крепкой спины, — долго тебе там ещё? — А, заканчиваю уже, — тепло улыбнулся альфа, притянув его к себе под бочок. — У Сергея Владимировича и правда божественный самогон. — Правда так хорош? — Ни разу не пробовал ничего лучше, серьёзно. Митька хихикнул и с интересом уставился на аппарат, а потом и на рюмку, стоящую неподалёку, пока Гриша ненастойчиво поглаживал его живот ладонью. — А мне нальешь? — вдруг заинтересованно просиял парень, аж губу прикусив от нетерпения. — Совсем дурак? — нахмурился Гришка и легонько щёлкнул его по носу. — Малолеткам не наливают. Школу сначала закончи, потом и поговорим. Митька знатно подвис. Что — простите — это сейчас было? — Гринь, — стараясь сдержать смех, выдавил из себя омега, — сколько, как ты думаешь, мне лет, а? — Да хрен его, лет шестнадцать. — Мне двадцать четыре через пару месяцев, — наконец позволил себе в голос рассмеяться Митька и наблюдал за ни капельки не поменявшимся лицом тракториста. — Пиздишь. — Ты чего, Гринь, серьёзно? Господи, да ты хоть у деда Коли спроси. О, дед Коля! Скажи ему, сколько мне лет. Пожилой омега удивлённо приподнял брови, но спокойно ответил, что через два с лишним месяца ему минёт двадцать четвертый год. Гриша завис основательно и, видно, надолго. Хмурился, витая где-то в своих мыслях, пока помогал перетащить деда Серёжу в кроватку. Хмурился, пока разбирал самогонный аппарат. Хмурился, пока убирал банки с самогоном первой перегонки в погребок. Хмурился и молчал. — Гри-и-иня, — протянул парень, заглядывая в красивые зелёные глаза, когда они уже остались во дворе, под яблоней, одни. — Что с тобой? — Я думал, ты ещё ребёнок, — вдруг абсолютно серьёзно сказал альфа, поднимая на него осознанный взгляд. — Когда в первую встречу решил облапать тебя, то смотрел лишь на твою попку сердечком, а потом, как увидел детское личико, так вообще корил себя за то, что приставал к малолетке. — И зачем ты тогда со мной общался, раз думал, что я школьник? — Потому что… ты просто нравишься мне. Больше и причин быть не могло, Мить, честно. Ну, ещё мне нравятся твои дедушки, но не так, как ты. В смысле, ты же понимаешь, я… — Понимаю, — смущённо улыбнулся омега, не сводя взгляда с изумрудных глаз. — Так… ты поэтому не настаивал на близости? — Мить, — начал было Гриша, оторопело смотря на него, будто он собирается предложить ему контракт с самим Сатаной. — Я хочу тебя, — набравшись смелости, произнёс Митька, сполна ощущая, как вспыхнуло его лицо вплоть до самых кончиков ушей. — Митя, ты… ты же совсем невинный, это… — Но я хочу именно тебя, Гринь. Гриша замолчал. Сглотнул, и Митька как завороженный уставился на его кадык. — Мить… — Ты серьёзно хочешь отказать мне? — лукаво прищурившись, спросил омега и медленно потянул верхние шнурки на льняной рубашке. — Не хочу, но… — Но? — парень снял рубашку через голову и аккуратненько сложил её на лавочке. — Но… ты уверен? — Абсолютно, — слегка улыбнулся омега, распуская волосы, каскадом упавшие на голые плечи и спину. К нему потянулась ладонь. Зарылась в шелковистые пряди и мягко сжалась на затылке, притягивая его голову ближе. Губ напористо коснулись чужие. По нижней вскользь пробежался юркий язычок и тут же скользнул по ряду верхних зубов. Митя тихонечко застонал и прикрыл глаза, отдаваясь поцелую полностью. Целовали жарко, умело, дразнили, сплетая их языки. Тело стало ватным, конечности не слушались. Митя судорожно цеплялся за широкие плечи и лишь успевал коротко вдохнуть кислорода, когда один поцелуй прекращался и начинался следующий. По телу шарились сухие ладони, властно сжимая бока, оглаживая спину, будто показывали, кто здесь хозяин, будто говорили не рыпаться и получать удовольствие, чем, впрочем, омега и занимался. Тело полыхало огнём возбуждения, словно при течке, только в тысячу раз лучше, приятнее. Относительно невинных прикосновений становилось чертовски мало. — Гриня… — негромко простонал парень, когда припухшие губы наконец освободили из плена. — Здесь… Договорить ему не дали. Невысказанной просьбе вняли сразу: подхватили на руки и потащили в сторону сарайчика, стоящего аккурат в уголке участка. Спина столкнулась с мягким стогом сена, а парочка сухих травинок впилась в кожу, но Митя этого даже не почувствовал. Выгибался под настойчивыми прикосновениями и подавался всем телом навстречу умелым рукам. Гриня не медлил: стянул с него штаны с нижним бельём почти сразу, из одежды оставляя только старенькие пыльные кеды. Закинул его ноги себе на плечи и резко остановился, взглядом бегая по стройному телу. Молчал так с минуту, а после хрипловато выдохнул, разве что не застонав, и нежно поцеловал его икру. — Ты словно ангел, знаешь об этом? — доверительно зашептал альфа, продолжая покрывать невесомыми поцелуями его ножки, подбираясь всё ближе к заветной цели. — Мой милый ангел. — Гриня, я… — омега оборвался. «Я люблю тебя», — чуть не слетело с алых губ, но Митя не хотел, не так. Если уж и признаваться в любви, то не под влиянием возбуждения, не в таком состоянии, не в таком положении. — Что такое? — чутка обеспокоенно взглянул на него мужчина, но он лишь покачал головой. — Пожалуйста… продолжай. Гриня противиться не стал. Митька прекрасно чувствовал, как мелко трясёт его партнёра, видно, от давно сдерживаемого желания и явного перевозбуждения. Альфа наконец позволил себе коснуться самого сокровенного, самого сладкого и влажного местечка, податливо раскрывающегося ему навстречу. Обвел средним пальцем упрямое колечко мышц и аккуратно скользнул им внутрь. Митька весь зашелся, чуть ли не задыхаясь от ярких ощущений. Тело слишком бурно реагировало на пару, на его истинную пару. Гриша не медлил — спешно, но осторожно растягивая тугое девственное отверстие. Омега тёк, тёк и сладко выстанывал в голос всё то, что чувствовал, пока в нем орудовало уже хер знает сколько пальцев, постоянно задевающих заветную желёзку внутри. В какой-то момент пальцы выскользнули, Митька ощутил неприятную пустоту и капризно застонал, требуя вернуть то, что забрали. Однако не вернули — сделали лучше. К влажному отверстию пристроилась горячая головка, а в следующую секунду Митя захлебнулся эмоциями. Внутри сладко пульсировало, живот, казалось, вот-вот лопнет, а задница разойдется по швам, но за одно ощущение твёрдого члена в своём «сердечке» Митька готов был терпеть любую боль. — Давай, — шепнул омега, приподнимая бедра, чтобы тут же в голос вскрикнуть. Альфа, видно, слишком долго ждал этого момента, чтобы не внять такому разрешению. С хриплым стоном засадил по самые яйца, сполна насладившись тем, как звонко они шлепнулись о мягкую попку, и, не медля больше ни секунды, взял размеренный темп. Митька поплыл уже давно. Пытался подмахивать, но как-то не выходило, поэтому вскоре смирился и просто получал удовольствие, надрывая горло в чувственных стонах, иногда сменяющихся криками. Омега вдруг заорал да так, что альфа, уже почти ни черта не соображающий от животного желания, мгновенно остановился. — Ты чего, Митенька? Что случилось? Больно? — хрипловато тараторил мужчина, растерянно оглядывая его. — Больно, — заскулил паренек, со слезами на глазах смотря на него и остервенело потирая пятую точку. — Черт возьми, очень больно. Гриня скосил взгляд на облюбованное им «сердечко» и нахмурился. Ну, он, вроде, ничего такого не делал. Болит-то у Митьки снаружи, а не внутри. Сбоку кто-то или что-то загоготало, и оба одновременно вздрогнули. — Гриня, — испуганно всхлипнул Митенька, судорожно вцепившись пальчиками в его запястье. — Тише-тише, — успокаивающе погладил по пострадавшей попке Гришка и со смачным хлюпаньем вытащил член. Где-то совсем рядом снова загоготало. Альфа не растерялся: резко вытянул руку в сторону подозрительного звука и в темноте наткнулся на «что-то». Что-то остервенело зашипело, и Гриша наконец разглядел того, кто потревожил их идиллию. — Это гусь, — прыснул со смеху мужчина и поднёс животное ближе к любовнику. — Не знал, что у вас есть гуси. — Я… я тоже не знал… — оторопело произнёс парнишка, следом и сам срываясь в хохот. — Господи… Первый раз у меня получился и правда незабываемый. — Ну… — хитренько протянул альфа, — он ещё не получился. Ты не кончил, я тоже. — Ну… — в ответ ему также хитренько протянул Митька, — если ты выгонишь гуся, то я весь твой. **** — Что ты мямлишь? Ну, что ты мямлишь? Вся семья уже переполошилась. Хрен знает где пропадаешь, хрен знает чем занимаешься. Что за деревенского хахаля ты себе нашёл? Не дай боже ещё и от этой деревенщины залетишь. Домой, Дмитрий Александрович, домой, — строго вещал отец в трубку. — Н-но… — Никаких но, Дима! — рыкнул на заднем фоне старший из братьев. — Иначе приедем к тебе сами, с отрядом бойцов, и хорошенько начистим морду твоему хорьку. — И не смей говорить, что отдал ему себя! — заорал ещё один братец, средний. — Больше вообще никаких альф, понял?! Ты знаешь, я учую, если твои феромоны изменились! Если этот мудлан опорочил тебя!.. — Тихо! — рявкнул отец и, видно, отнял казенный телефон обратно. — Мы ждём тебя дома завтра. Собирай вещи, прощайся с дедушками и настраивайся на рабочий лад. Я тебе уже подыскал местечко в очень солидной фирме одного моего знакомого. Всё понял, Дмитрий Александрович? — Я… — начал было Митя, но в горле пересохло. — Понял… — До завтра, — бесстрастно произнёс отец и скинул, пока Митька медленно съезжал по стеночке, всё ещё прижимая мобильник к уху. Взгляд небесно-чистых глаз смотрел куда-то сквозь стену, в никуда. С улицы веяло тёплым ветерком, мягко треплющим его волосы, а из открытого окна доносились три до боли родных голоса. Все трое смеялись, обсуждали что-то. Всё было… хорошо. Да, хорошо. Пока что. Митя силой зажмурился до белых точек перед глазами. Плакать нельзя было ни в коем случае. Прикрыл глаза и запрокинул голову назад, упираясь затылком в стену. — Митя! Ты чего, долго там? Обед стынет! — позвал дед Коля, и Митька еле удержал себя от судорожного всхлипа. Перевёл дыхание и, чуток подуспокоившись, встал. Натянул лёгкую улыбку, выходя во двор, под яблоньку, к уличному столу, где уже расселись и начали трапезу такие близкие ему люди. Гриня мельком глянул на него и заметно нахмурился. Дедушки тоже что-то, кажись, заподозрили. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил дед Серёжа, сложив руки на груди. — А? Чувствую себя как-то не очень, — вяло отмахнулся омега, присаживаясь за стол. — Эм… живот побаливает. Митька не был глуп. Митька понимал, что оба дедушки прекрасно знали об их с Гриней «рандеву» в сарайчике. Собственно, именно поэтому все трое уверились в том, что болит у него не живот, а задница, чего парень и добивался. Зато вопросов больше не возникало. Дедульки только хихикали там что-то между собой, пока Гриня бросал на него голодные взгляды. Он прятал глаза, что тоже легко было списать на простое смущение. Иногда Митька думал, что лучше бы он был тупым. Может, тогда и не смог бы так легко обманывать любимых людей. Может, тогда и не смог бы натворить столько дерьма в своей жизни. Митя уже знал, что он должен сделать. Уже продумывал в уме каждое слово, которым убьёт любимого. Всё продумывал, даже интонацию. Но, когда после обеда позвал своего альфу отойти, поговорить, забыл абсолютно весь тщательно продуманный план. Ни-че-го. Голова опустела, а слова застряли в горле горьким комом. Митька опустил глаза, пытаясь набраться сил для последующего. Черт возьми, кто бы ему сказал, как нужно поступить… — Мить? Ты чего? — нежно, как и всегда, улыбнулся Гриша, мягко потрепав его по голове. — Вид у тебя такой, будто ты либо сейчас признаешься мне в любви, либо бросишь. — Гриня… — прошептал паренек, прикусив губу. — Спасибо тебе за всё, я… — Мить, не неси чушь, — серьёзно перебил его альфа. — Я… Прости, но я изначально не планировал ничего серьёзного… Я просто… просто подумал, что было бы неплохо припахать альфу на помощь дедушкам в хозяйстве и… — Мить, прекрати, черт возьми, говорить такое. — Но это правда… Мне жаль, Гринь, правда, ты… очень хороший человек, но… — Митя! — не выдержал мужчина, схватив его за плечи. — Что случилось? Скажи мне, Митенька, пожалуйста. Что-то ведь случилось, да? Просто скажи, обещаю, я всё решу, только… — Нет, Гринь, ничего не случилось. Так вышло, что больше… больше ты мне не нужен, — прошептал омега и наконец поднял глаза на возлюбленного, выдавив из себя непринужденную улыбку. — Еще раз прости. Я обманывал тебя всё это время и дедушек тоже — они ничего не знают. Гриша неверяще смотрел на него. Поник как-то весь, плечи опустил, а руки безвольно упали вдоль тела. Митя, так и не убрав с лица кривую улыбочку, мимолетно чмокнул своего тракториста в нос и упорхнул, будто бы и не было его. Гринька вскоре ушёл. Дедушки явно что-то заподозрили, но ничего не сказали, а, увидев его с собранными чемоданами, конечно, переполошились. Митя не хотел ничего объяснять. Искренне извинился перед ними, сказал, мол, он такой-сякой, бросил Гришку просто так, а теперь сваливает. Дедушки ничего не сказали. А Митя так и не понял, поняли ли они, что он им соврал или нет. **** Последующий месяц Митя помнил плохо. В родненькую квартирку его не пустили — заперли в родительском доме. А какой скандал был… Такого крика в их доме не стояло ещё никогда. Он один против четырёх альф. Один, ибо папочка никогда не принимал чью-то сторону, папочка всегда пытался всех примирить, но удавалось это далеко не всегда. Орали все. Митя сорвал голос, доказывая всем, что они сломали ему жизнь, лишили драгоценного счастья и вообще только и делали всё время, что мешали ему. «Церберы» рвали и метали, так как невинностью от него теперь не пахло совсем. Обещали запереть его в четырёх стенах навечно, контролировать каждый шаг и устроить комендантский час, что, в принципе, и сделали. Митя был обижен настолько, насколько ещё никогда в своей гребаной жизни не обижался. Митя ненавидел их всех. Абсолютно всех, даже папочку, что постоянно заботливо интересовался, как он себя чувствует, ибо ему казалось, что папа обязательно должен был защитить его. Он же прав! Он прав! Омега из своей комнаты не выходил вообще. Ванная у него была отдельная, а еду постоянно приносил папочка, оставляя у двери. Мите казалось, что всё, это конец. Мите казалось, что он медленно, но верно сходит с ума. Мобильник у него отобрали. Телека в комнате не было, книг — тоже. У Мити ни черта не было. Митя целый месяц только и делал, что скандалил и смотрел в потолок. Альфы через недельку чуть отошли, поэтому стали поочерёдно заявляться к нему под дверь и что-то там нести. Митя не слушал. Слал нахуй всех, срывая голос в криках. Всех, кроме родителей, ибо это было бы уже чересчур. Меньше всех всё-таки пострадал от его криков папочка. Остальным доставалось с лихвой. Он не стесняясь поливал альф дерьмом, обзывал, припоминал всё-всё говно, что те сделали за всю жизни, все-все косяки. Остервенело пинал дверь в порыве эмоций, но так и не открыл. Конечно, Митька знал, что любой из «церберов» легко может её выбить, но «церберы» боялись делать такие решительные шаги. Прекрасно знали, что он возненавидит их лишь сильнее. А через месяц такой вот жизни Митька злиться перестал. У него было очень и очень много свободного времени, чтобы всё обдумать. Папочка был вообще не виноват ни в чем. Папочка был крайне справедлив, во всех спорах оставаясь нейтральной стороной. А отец с братьями… Они волновались. Они всю жизнь волновались за него. Он ведь омега, шикарный омега, которого хотят все. Они привыкли бояться за него, привыкли гиперопекать. Они никогда не хотели причинять ему страдания, наоборот, хотели только лучшего. А с их стороны его деревенский роман вообще был идиотизмом глупого омеги. Уехал в подзалупинск, выключил телефон, с семьёй не общался. Нашел там какого-то деревенского хмыря на тракторе и раздвинул перед тем ноги. Ну… со стороны всё выглядело именно так. Теперь Митя их понимал, однако это совсем не уменьшило его тоски, что только острее стала ощущаться, когда схлынула вся ослепляющая ярость. Митя готов был раздирать кожу на запястьях в кровь от той тоски по любимому трактористу, что безжалостно сжирала его ежедневно. Но Митя всё понимал. Митя был слишком умным, чтобы совершать такие идиотские поступки. Куда ему с трактористом? В деревне жить? Нет, там, конечно, хорошо, но… Жить там? Нет, Мите нравился город, Мите нравилась цивилизация. Митя хотел работать, Митя много чего хотел. А что даст ему тракторист? Деток? А куда этих деток потом девать? Школы-то в деревне нет. Что потом, черт возьми? Что было бы потом? Любовь-любовью, но такого будущего парень себе и своим детям уж точно не хотел. Собственно, когда Митя впервые за месяц вышел из комнаты, вся семья замерла, боясь пошевелиться и спугнуть. Митя гордо прошествовал к столу, украл у отца из тарелки помидорку и уселся к младшему из старших братьев на колени. Никто так и не двинулся. — Ну, что же вы молчите? — нахально оскалился омега, резко откинув хвост волос назад, прямо братишке на лицо. — Сказать нечего? — Дим, сынок, ты… — хрипловато выдавил из себя глава семейства. — Я в порядке, — отмахнулся Митька, неприятно поморщившись от осознания того, насколько не в порядке он был. — И… я хотел извиниться… перед всеми вами. Особенно перед тобой, пап. А вы, сильная половина, тоже должны передо мной извиниться. Так просто ваши крики я с рук не спущу. «Церберы» словно болванчики закивали, наперебой пытаясь извиниться, что-то ещё сказать… — И, да, отец, я требую свободы. Я не маленький мальчик — имею право жить в своей квартире, по своим правилам. Отец нахмурился, попричитал что-то, но под давлением супруга, скрипя зубами, согласился. На том и порешили. **** Время шло. Митька уже переехал в свою квартирку, протёр всю пыль, что прилично так скопилась за время его отсутствия и вообще, вроде как, влился в привычный ритм жизни. Правда, работу так и не нашел. Отец вечно уговаривал его пойти куда-то там, к его знакомому, но Митька отказывался. Не хотел. Просто не хотел. Искал работу сам, ходил на десятки собеседований, но ему всё было не так. Поэтому и сидел до сих пор безработным. Сидел. Пока в один прекрасный день отец не позвонил ему и не оповестил, что, мол, он уже записан на собеседование, сказал время, место и пожелал удачи. Митька… смирился. Деваться было некуда. Вечно сидеть на шее у родителей не хотелось. Папочка периодически названивал ему, всё рассказывал, какой прекрасный у них есть Соколов. Соколова Митя знал чуть ли не с самого детства. Не лично — оно и понятно — хотя они всё же встречались разок. Ему тогда было всего 11, его похитил какой-то мудак и, в общем-то, отцовские спецназовцы не заставили себя ждать. Так вот, именно этот Соколов выносил его из подвала, правда, прекрасный Соколов был в маске. Соколов был ему очень хорошо знаком. Родители всю жизнь о нем трындели типа вскользь. Ага, вскользь. Соколов был идеальным претендентом ему в женихи. Альфа когда-то служил под командованием отца в спецназе, потом ушёл и занялся бизнесом. Сейчас Соколов являлся каким-то там богачом и крутым мужиком, но Митьку это мало волновало. А родители всё напирали. Выяснилось и то, что на собеседование он идёт не к кому-то там, а именно к Соколову, а потом этого Соколова ещё и на ужин к ним пригласят. Митька Соколова ненавидел, честно. Просто потому что эта фамилия в их семье мелькала чаще, чем их собственная. Митя не хотел никакого альфу. Митя вообще больше ничего не хотел. Нет… Митя хотел… очень хотел тракториста, но… В день икс, когда до собеседования оставалась пара часов и Митька уже успел одеться и собраться, парень почему-то нервничал. Не мог сказать, что с ним происходит, однако, когда решил присесть и успокоиться, ответ возник в голове сам по себе. Не хочет он никакого Соколова. Не хочет у него работать. Не хочет идти с ним на ужин. Даже видеть этого альфу не хочет. Не хочет. Просто потому что где-то там, в деревеньке, живёт его, его альфа, единственный и неповторимый. Митька, наверное, обезумел. Так, по крайней мере, он оправдал перед собой свой поступок. Митька просто бросил всё и сорвался в деревню. Митька больше не мог вот так. Митька больше не чувствовал себя хорошо нигде, вообще нигде. Нервничал, кусал губы, представляя, как будет извиняться перед Гриней, как всё объяснит дедушкам. Нервничал, понимая, что просто-напросто подвёл родителей. Отправил отцу короткое смс, чтобы его не искали, мол, выйдет на связь завтра, и выключил телефон. В голове продолжало звучать одно имя, а сердце заходилось от понимания того, что он совсем скоро увидит своего альфу. Бежал по убитой деревенской дороге как ненормальный. Спотыкался, падал, вставал и снова бежал, пока не залетел в знакомый дворик, где проживал Гриня. Запыханный, взволнованный, но крайне счастливый, остановился у входной двери и робко постучал. Ответа не последовало. Омега постучал снова, но его опять встретила лишь тишина. Дёрнул ручку и понял: Грини дома нет. Теперь рванул к дедушкам. Делать было нечего. Дед Коля, как увидел его, аж побледнел. — Где?.. — запыханно просипел парень, которому уж очень не терпелось поскорее увидеть своего тракториста. — Где Гриня? Дедушка-омега молчал. Просто молчал. — Где он, дедуль? Ну же, скажи. — Уехал, — прошептал Николай Петрович, вздохнув уж слишком тяжко, — уехал твой Гриня. — А когда вернётся? — Боюсь, милый, никогда. — Ч-что? — Он же городской, чего ему здесь-то делать? Баба Нюра недавно померла, а он её внучек. Приезжал, с имуществом разбирался. А потом уехал. И всё, Митенька, и всё. Митя медленно прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох, попытавшись успокоиться, но вышло хреново. — Ты… ты не знаешь, где он живёт? Или… или номер телефона? Или… хотя бы фамилию? — Дед Коля лишь сочувственно покачал головой. — В-вообще ничего? — Ничего, Мить. Прости, я… я не знал, что всё так получится. Может, и спросил бы у него что-нибудь раньше, если б знал… — Н-нет, — вздохнул омега, еле сдержав судорожный всхлип. — Всё нормально, просто… Прости, я пойду. Потом позвоню, ладно? Прости, дедуль… Митя сорвался прочь, сполна ощущая, как горькие слезы жгут лицо. Было лучше, когда Митя думал, что в любой момент сможет увидеть своего тракториста. Было лучше. А теперь… Митя прекрасно понимал, что это уж точно конец. Нет Грини. Просто нет. Он знает только имя. Только имя и больше ничего. А баб Нюра… А у почившей бабы Нюры и документов-то не было, а если и были, то их наверняка уже забрали. Ему больше не найти Гриню. Никак. **** Митя, как бы это сказать, загрустил. Ну, прям очень загрустил. Полтора часа рыдал папочке в трубку, рассказывая всё-всё, даже про того гуся, а потом выключил телефон и заперся в квартире. Спокойно дали ему отдохнуть всего недельку. А через эту недельку дверь в его хату выломали и ворвались трое «церберов». Четвёртого, старшего, отца то бишь, оставили дома. Потом, конечно, Митька всем раздал подсрачников и отправил ставить выбитую дверь обратно. В общем, Сенечка, Генчик и Юрец, три идиота-братца, сожрали у него всё, что было, даже стратегические запасы на чёрный день и принялись криво-косо объяснять, что так дела не делаются. Мол, суицид — не выход, депрессия — зло, альфы — гандоны и далее по списку. Они там, коллективом альф, подумали, что он хочет себе вены резать из-за несостоявшегося тракториста. Накрутили себя, половину додумали и решили, что надо его срочно спасать. Короче, идиоты. Митька даже посмеялся, несмотря на то что до этого думал, что больше никогда не сможет улыбаться. Мозги ему, в итоге, вставили. Уговорили взять себя в руки, устроиться наконец на работу и внять советам родителей. Заставили помыться, сделать кучу масок, чтоб ебальник блестел и сиял свежестью, причесаться, одеться нормально и выпнули на следующий день в незнакомый офис, на собеседование. Митя… Митя чуток боялся встречаться со своим новым работодателем, Соколовым. Ну, там много нюансов было. Ещё неизвестно, что там родители наплели бедному мужику. Хотя мужик-то не бедный — богатый. Митя, конечно же, решил показать себя во всей красе. Ну, самооценочку поднять. Если этот великолепный Соколов пустит на него слюни, будет вполне мило. Митька был чуток сучкой — это да — но его это мало волновало. На одну «жертву» больше, на одну меньше. Веса не имеет. Омега грациозно вышагивал по современному офису в центре города. Высоченный, красивый, новомодный офис. Семья его, конечно, совсем не бедствовала, но в таких местах бывать особо не приходилось. Волосы заплетены в шикарную косу, одет в дизайнерский брючный костюм, а на лице лёгкая обворожительная улыбка. Остановился в приёмной, напротив секретарского стола, и вежливо поздоровался. — Дмитрий Александрович, — вновь обескуражил своей улыбкой парень и лукаво прищурился, рассматривая суетливого бету. — П-простите, но Вам не назначено, — виновато прошептал секретарь. — Вы уверены? — Н-ну… Босс говорил, что к нему придёт великолепный Димочка, у которого ни стыда, ни совести, раз не предупредил его, что прошлая встреча отменяется, — протараторил типочек и, видно, заметив его удивленные глаза, добавил: — Он просил слово в слово повторить. Так что… если это Вы… — Я, — вздохнул Митька, почувствовав небольшой стыд за свою выходку. — Вас ожидают, — неловко улыбнулся бета, указывая на дверь со скромной табличкой «ген. директор Соколов Г. В.». Стук в дверь, короткое «входите» с той стороны, и Митька уже там, в кабинете. Перевёл дух, набрал побольше воздуха в лёгкие и поднял глаза, встречаясь с известнейшим Соколовым. Пара секунд замешательства, и Митька в панике распахнул дверь, сбегая с поля боя. В спину послышался недобрый рык и душераздирающее «Митя, блять!». Но Митька не дурак, Митька не повёлся. Бежал, аж пятки сверкали. Ну нахуй этого Соколова, ну нахуй. Только и успел обернуться и прокричать: «Даю только трактористам!». **** Понял Митька, что он всё-таки полный идиот уже дома, через пару часов. Вроде как, жить не мог без своего деревенщины, рыдал, искал его, а тут… сам и сбежал. По-хорошему, ему надо было извиниться, объяснить всё… но… Митя запаниковал. Наверное, ему нужно было время, чтобы свыкнуться с новой, так сказать, информацией. Определённо нужно было. Однако времени ему никто давать не собирался. Папочка позвонил и объявил, что сегодня же состоится ужин с замечательным Соколовым, и он кровь из носу, но должен быть там. Митя… пытался отказаться. Настойчиво пытался. Но, понятное дело, никто ему не дал. Митя проклял всех трактористов на свете. Естественно, парень сдаваться не собирался. Распустил шикарную копну волос, напялил уж совсем блядский белоснежный топ, в тон ему шортики, а на пояс повязал родненькую джинсовку. Готов и во всеоружии. Митя прекрасно знал, какую реакцию вызывает у альф невинное личико вкупе с вызывающими шмотками. На ужин специально опоздал на добрые полчаса, до этого успел вбухать в себя пару бутылочек пива и заявился уже хорошенький. Стащил у гостя из тарелки редисочку и бесцеремонно плюхнулся на место рядом с ним. — Димочка, — с нажимом проговорил отец, явно недовольный всем, — где пропадал? Пробки? — Да-да, пробки. Застряла там одна у меня… кхм… извиняюсь. В общем, мне там помогали… э-э… вытащить, — весело хохотнул Митька, сполна ощущая, как от алкоголя язык стал развязнее. Отец скрипнул зубами, но еле выдавил из себя едкую улыбочку. — Знакомься, Димочка, Соколов Григорий Викторович, — представил гостя старший альфа, и Митька сделал вид, что только заметил инородный «элемент» в их доме. — О! А я Димка. Можно просто Димас, а для более, ну, тесных знакомых я вообще Димасик, — расплылся в очаровательной улыбке омега и чуть поежился от цепкого взгляда зелёных глаз. Митя откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, пристально наблюдая за гостем. Гриня… Гриня изменился. Сразу и не скажешь, что вот этот тип — тот самый тракторист, кому он отдал не только свою девственность, но и сердце. Митя узнал его только по глазам. Увидел эти родные изумруды и сорвался прочь. А сейчас… сейчас Григорий был совсем-совсем другим нежели в деревне. Ухоженный, статный, властный, в невычурном, но явно безумно дорогом костюме. Строгий, холодный, отрешенный, без страшной бороды, с аккуратно подстриженными волосами и элегантной осанкой. Безэмоциональное лицо, превосходство во взгляде и идеальные манеры. Митя бы никогда не влюбился в Соколова, никогда. А вот в тракториста Гриньку втюрился как школьница. — Как-то у нас тухленько, — протянул Митька и уж слишком правдоподобно зевнул. — Хотите забавную историю расскажу? — Дима, — шикнул папочка, умоляюще смотря на него. — Чего ты? Здесь же все свои, да? — Митя издевательски усмехнулся и продолжил. — Так вот, приехал я в деревню, к дедушкам. Стою, значит, картошку копаю, а сзади — опа! — и за булки схватили. Ну, я-то не растерялся, оборачиваюсь, стоит деревенский хмырь, лыбится. А я думаю, это шанс, такой мужик нам нужен. Прокатился с ним на тракторе, припахал его к дедушкам, самогон с ним гнали, а потом раздвинул перед ним ноги, прям на сеновале. Не сказать, конечно, что место удачное, там гуси ходят… Я очень хорошо прочувствовал, как больно они кусаются, своей… кхм… своим сердечком. Так, значит… Чем же закончилось? Да, в принципе, ничем. Поматросил и бросил. Папа в ужасе прикрыл рот ладошкой и, извинившись, ушёл в уборную. Отец сжал губы в тонкую полоску и прикрыл глаза. Соколов молчал. Молчал так гнетуще и прожигал его взглядом. И слова не обронил, сволочь! А Митька что? Митька презрительно хмыкнул и сложил руки на груди. — Александр Сергеевич, могу я поговорить с Димой наедине? — наконец подал голос недоделанный тракторист. Отец кивнул, бросил на сына уничтожающий взгляд и свалил в закат. Митька отвернулся, совершенно не меняя своего положения. Ещё с минуту стояла звенящая тишина, пока альфа не подал удручающий вздох. — Ты уже выговорился или хочешь сказать что-то ещё? — Я вообще с тобой разговаривать не хочу, — пробурчал себе под нос парень и вновь поежился под пронзительными зелеными глазами. — Почему? — Ты красивый… Мне не нравятся красивые. — Правда? — Правда. И… ты мне врал. — Не врал. Я… недоговаривал, но не врал. — Да ну? Ты обманывал меня! Хотел трахнуть деревенского дурачка и свалить в закат? У тебя получилось! — Митя, — отчасти как-то грустновато усмехнулся альфа, — не забывай, что это именно ты меня бросил. Бросил деревенского дурачка. — Угадай из-за кого, — огрызнулся омега. — Это ты меня бросил, ясно? Ты! Я приехал, а ты… ты исчез… Ты хоть знаешь, что я чувствовал, когда понял, что больше никогда тебя не увижу?! — Митенька, — мягко позвал Соколов, — мне жаль, что так вышло. Тебе надо было просто поговорить со мной и всё объяснить. Или мне стоило рассказать о себе раньше… Простишь меня, ладно? — Скажи, что… — Я люблю тебя, — перебил мужчина, вняв невысказанной просьбе. Митя прикрыл глаза, ощущая, как первая слеза стремительно скатилась по щеке. Тихо всхлипнул и позволил себе разрыдаться, когда наконец оказался в тёплых до боли родных объятиях. — Люблю… — шептал омега, крепко стискивая в кулачках лацканы идеально отглаженного костюма. — Люблю тебя, Гринь… Люблю… Альфа нежно улыбался, ласково поглаживая его по спине. Митя рыдал как ребёнок. Так искренне, что заходилось сердце. Просидели они так долго, часа пол, не меньше. Митя уже не плакал. Тихонько всхлипывал куда-то ему в грудь и всё никак не хотел отпускать, хотя, честно говоря, и сам Гриня никого отпускать не хотел. — Родителям твоим будем рассказывать? — негромко спросил Гриня, оставив невинный поцелуй на светлой макушке. — Будем. Хочу посмотреть их лица. Отец так орал, что я с каким-то деревенским переспал, а тут… — Успокоился уже? — Угу. — Тогда пойдём. И, Мить, ради бога, не носи эти шмотки. Если так хочется, можешь ходить в них передо мной, я только за, но другим в таком виде не показывайся, ладно? Митька коротко хихикнул. — Что, возбуждает? — Очень, — горячо шепнул мужчина прямо в маленькое ушко и щелкнул мгновенно покрасневшего парнишку по носу. **** Митька застегнул брючки, поправил рубашечку и с хитренькой улыбочкой вышел из туалета. В попке уже сладко пульсировало от предвкушения и, честно говоря, не только от него. Омега осторожно присел за рабочее кресло и прикусил губу. Кое-кто должен был совсем скоро отреагировать на его маленькую выходку. Митька ждал. В кабинет вдруг резво забежал запыханный бета, секретарь начальника. — Димитрий Александрович, Вас опять босс вызывает! Опять злющий! — Да ну, он издевается? — проворчал один из его коллег. — Постоянно к Вам придирается. Недотрах у мужика, что ли, раз на красивом омеге срывается? Митька лишь отмахнулся, мол, нормально всё. Ну, а что делать? Поплелся за секретарём. Бета засуетился, пожелал ему удачи и свалил с приёмной, оставив его одного у двери кабинета. Митя тяжко вздохнул и учтиво постучал. — Быстрее, Дмитрий Александрович, быстрее! — донеслось с той стороны, явно подгоняя его. Митька снова раздосадованно вздохнул и встал как на ковёр, закрывая за собой дверь на щеколду. — Ну и, Дмитрий Александрович, чего глаза прячете? Стыдно? — хмыкнул босс, сложив руки на груди. — Не потрудитесь объяснить, кто Вам разрешил заниматься таким на рабочем месте? — Ну… А Вы против? — Митя миленько похлопал ресничками, наконец поднимая глаза. — Я думал, Вам понравится… — Мне очень понравилось, Митенька, но, я тебя умоляю, больше так не делай. Фотка, безусловно, шикарная, но не стоит делать это здесь, в туалете, мало ли кто зайдёт, не дай бог увидит тебя таким, ещё с этой пробкой… — Собственник, — хмыкнул парнишка, уже склоняясь над столом. — Вы хотели сказать мне что-то ещё, а, Григорий Викторович? — Хотел, — усмехнулся альфа, чуть отъезжая на рабочем кресле назад, к стене. — Отсосёте мне, Дмитрий Александрович? И я с радостью забуду про Ваши похождения по туалетам. — Ну, не зна-а-аю, — хитренько прищурился омега, опускаясь на колени. — А вдруг я не для Вас свою попку готовил? — В любом случае, Митенька, сосать тебе придётся именно у меня, — почти промурчал альфа, убирая платиновую прядку за маленькое ушко. Митька уже успел справиться с ремнем и ширинкой, потянул за резинку боксеров, и каменный стояк буквально выпрыгнул на свободу. Митенька довольно облизнулся. Он обожал каждую клеточку этого мужчины, а член любил особой, «сердечной» любовью. Ловко обхватил толстый ствол у основания ладонью и неторопливо провел ей вверх-вниз. Гриша облегчённо выдохнул, откинувшись на спинку кресла. Омега склонился пониже и с нескрываемым удовольствием слизнул капельку смазки, выступившую на головке. Обвел кончик языком, приласкав уздечку, и наконец забрал крепкий стояк во влажный плен. С Гриней они встречались уже как полтора года. И уже как полтора года он и работал на Гриню. Ну, за это время хочешь не хочешь, а сосать под чётким руководством научишься. А уж если очень хочешь, то тем более обучишься сему мастерству. Вот Митька, собственно, и обучился. Сосал отменно, прекрасно чувствовал, в какой момент и как приласкать, умело использовал свою глотку, да и ко всему этому и сам получал массу удовольствия от минета. — Митенька, — возбужденно прохрипел альфа, и Митенька сразу понял, чего от него хотят: заглотил глубже и чутка ускорился. По светлой головушке поощрительно погладили, прежде чем зарыться ладонью в шикарную шевелюру и чуть грубовато перенять инициативу. Омега послушно расслабил горло и без малейшего сопротивления позволил мужчине самостоятельно трахать его ротик. Последнюю неделю у них как-то ничего и не было, потому что ездили они к дедушкам, и всё, на что хватало сил после бесконечных грядок, — пара поцелуев перед сном. Поэтому Митька с утреца и подготовил себя, вставив в задницу пробку. Ну, не терпелось ему. Собственно, немудрено было, что в силу продолжительного срока отсутствия интимной близости кончил Гриня достаточно быстро. Утер большим пальцем капельку собственной спермы с его губ, что он не сумел проглотить, слизал её и развалился, весь довольный, на кресле. Митя нетерпеливо завилял попкой. Потерся макушкой о ноги возлюбленного, словно собачонка, и капризно промычал. — Гри-и-иня, — протянул омега, подняв на него свои оленьи глазки, — а где моя награда? — Не успеем, Мить, у меня совещание буквально через пять минут, — чуть виновато произнёс альфа, ласково погладив парнишку по щеке. — Иди, вон, в туалет подрочи. На видео не забудь заснять — я потом с удовольствием посмотрю. — Гриня! — возмущённо взвизгнул Митька, подскакивая на ноги. — Прости, малыш, правда. Потом я тебе всё возмещу, обещаю. Гриша попытался сдержать смешок, что вышло хреново, а Митя лишь сильнее разозлился. Насупился весь и, поправив чертовски жмущую ширинку, гордо удалился, не забыв и громко хлопнуть дверью. **** — Я… — всхлипнул омега, пытаясь утереть слезы тыльной стороной ладони. — Я ведь всё делаю… всё делаю, а он… он меня ненавидит! — Ну, Вы чего, Дмитрий Александрович? Не плачьте, ради бога. Этот козел не заслужил Ваших слез! — беспокойно хлопотал коллега номер один. — Он просто человек говно, — закивал второй, утешительно положив Митьке ладонь на плечо. — Вроде, хороший начальник, а Вас как дерет, не то слово! — По полной… по полной дерёт! — вновь всхлипнул Митька и завыл. — Затрахал уже! — Дмитрий Александрович, ну, успокойтесь! — засуетился третий коллега, подсовывая ему салфеточки. — Вот, Вы с ним хоть говорили об этом? Пытались выяснить причину? — Говорил… — А он? — На хуй меня шлёт! — Ох, господи… — испуганно прошептал первый. — Что ж с Григорием Викторовичем творится-то? — Вызывает же Вас к себе по десять раз на дню, иногда и на пару часов пропадаете, иногда и на полдня… Ужас, Дмитрий Александрович, просто ужас, — сочувственно вздохнул второй. Митька всё кивал, кивал, глотал слезы и где-то глубоко внутри угарал в голос, но это было очень глубоко, примерно там же, куда доставал член начальства. Отвлекался каждые пару минут и слал боссу очередную фотку. Ну, он их много понаделал в туалете: разные ракурсы, разные позы, разные части тела. Митя знал: Гриня не может не реагировать на его смс-ки, поэтому и ждал, когда уже этот придурок сдастся и закончит свое сраное совещание. Ну, не мог же Митя не отомстить за такой облом! В кабинет вдруг забежал всё тот же секретарь-бета. — Дмитрий Александрович! — встревоженно отозвался типочек. — Что случилось? Вас кто-то обидел? — Да из-за шефа всё! Задрал уже его дрючить! — прикрикнул третий коллега. — Дмитрий Александрович… Эм… боже, он опять Вас… Эм… позвал… И опять злющий… Всех там на совещании разогнал и сказал, что, если Вы сейчас к нему не заявитесь, Вам, извиняюсь за выражение, пиздец… Митька коротко всхлипнул и лишь сильнее ударился в слезы. — Никуда мы его не отпустим! — тут же встрепенулся второй. — Да Вы посмотрите, до какого состояния Григорий Викторович его довёл! — Я… я понял, — закивал бета и по-быстренькому свалил. Омега мельком глянул на экран, где последним сообщением значилось: «Даже растягивать тебя, сученыша, не стану. Надеюсь, Митенька, пробка достаточно большая». Митька честно взбзднул. Пробка как раз таки большой и не была. Миниатюрненькая такая, симпатичная, но совсем не большая. А это значило лишь то, что вот так, без особой подготовки, будет больновато. Митя не придумал ничего лучше, чем продолжить реветь и жаловаться на шефа. Ну, а что? Так и так уже выебут как портовую блядь. В кабинет резко влетел разъяренный начальник с жёстко топорщащейся ширинкой. Все трое омег-коллег аж ахнули от проглядывающегося размерчика. Митька в душе хихикнул. Да, ему могли завидовать миллионы омег, потому что его альфа, безусловно, был слишком хорош во всем. — Дмитрий Александрович, — обманчиво-ласково позвал шеф с садисткой улыбочкой на губах, — смотрю, так заскучали по мне, аж в слезы бросились. — Григорий Викторович!.. — начал было один из коллег, но его быстро осадили лишь взглядом зелёных глаз, поэтому работничек проглотил язык и спокойненько сел на свое место. — Что ж Вы молчите? Сказать нечего? А вот мне Вам столько всего надо рассказать… — альфа резко дёрнул Митеньку за ворот пиджачка, поднимая со стула. — Слышь, актёр погорелого театра, не надоело ещё крокодильи слезы лить? — Это харассмент! — взвизгнул омега, упираясь ладошками ему в грудь. — Хуясмент, — рыкнул начальник, хватая его за запястье и настойчиво таща за собой, пока коллеги молча охуевали. Быстро добрались до его кабинета, и вскоре дверь уже была заперта изнутри. — Митенька, ты специально нарываешься, что ли, а? — Гриша уже спешно сдергивал с него одежду, жадно отмечая каждую деталь взглядом. — Как послушный мальчик ты должен был сидеть и ждать хозяина, а не устраивать мне тут сцены. — Мальчики становятся послушными, только когда их удовлетворяешь, — капризно хмыкнул Митька, но долго ему, уже нагому, выделываться не дали. Нагнули, уложив грудью на стол, завели руки за спину, крепко фиксируя их у запястий, и смачно шлепнули по обнажённой попке. Митенька мгновенно взвизгнул и забрыкался, пытаясь убрать своё «сердечко» из зоны его видимости. — Тихо, — шикнул мужчина и нежно провел ладонью по порозовевшей коже, прежде чем снова ударить. Омега к его просьбе не прислушался: опять завизжал. — Хотя, ладно, можешь и кричать. Так и так все скоро узнают, почему их злой шеф выбрал жертвой именно тебя, да, Митенька? — Эй! — возмутился Митя, оборачиваясь на него. — Я же просил не разглашать ничего о наших отношениях на работе! — Придётся, малыш, придётся, иначе в один прекрасный день меня отправят под суд за всё тот же харассмент. А там уже никому не будет интересно, в каких мы отношениях на самом деле. — Н-но… Тогда все будут думать, что я сюда через постель попал… — А разве это не так? — прыснул со смеху Гришка и провел пальцами по всей расселине меж ягодиц, цепляясь за основание плага. — Если бы мы не спали, я бы ни за что не принял тебя на работу. — Что?! — Сам посуди, ты выглядишь, как мальчик-одуванчик, а ставить такого на место главбуха… как минимум глупо, — альфа чуть покрутил игрушку внутри и медленно потянул её на себя, наслаждаясь рваным вздохом, слетевшим с алых губ. — Хороший главбух должен быть хитрым… как ты, например. — Гри-и-иня, — простонал паренек, подаваясь бёдрами назад, чтобы упереться в выпирающую ширинку. — Давай… Гриня лишь покачал головой. Чуток повозился с брюками и быстренько приспустил их вместе с нижним бельём. Еще раз провел пальцами по манящему входу, чтобы убедиться, что тот достаточно влажный, и, аккуратно пристроившись, вошёл. Митька разом затих. Расставил ноги пошире и глубоко задышал, опустив голову на стол. — Всё хорошо? — заботливо поинтересовался альфа, мягко повернув светлую головушку на себя за подбородок. — Тяжеловато… без особой растяжки, — чуть скривился омега, но бёдрами, наоборот, призывно двинул. — Ну, я же обещал, — усмехнулся мужчина и взял неторопливый темп. Митенька достаточно быстро забыл о боли и достаточно быстро заныл, что у него уже всё затекло в такой позе. Гриша немого посмеялся, но позу сменил, усадив любовника на стол своим сладким «сердечком». А вскоре Митенька уже надрывал горло, раздирая ноготочками кожу на его плечах и спине в кровь. **** Когда через недолгий час парочка наконец вышла из кабинета, их уже поджидал небольшой «сюрприз». В приёмной собралась толпа коллег, которые что-то громко обсуждали между собой. Митька чутка растерялся, зато его альфа — нет. — Что за шум, а драки нет? — строго спросил Григорий Викторович, сложив руки на груди. — Да Вы!.. — вдруг выкрикнул один из работников, обличающе тыкая в шефа пальцем. — Да что Вы за человек такой? Бедный Дмитрий Александрович! Ну, ничего, мы это так не оставим! Митька растерянно похлопал ресничками, но негодование коллег уже было не остановить. — Мы решили написать на Вас коллективную жалобу! — прокричал другой. — Что он там с Вами делал, Дмитрий Александрович? Рассказывайте, ничего не бойтесь. Ох, господи, посмотрите на эти синяки у него на запястьях! Омега мельком глянул на свои руки и попытался одернуть рукава пиджачка вниз, что вышло хреново. Все и так уже всё увидели. Работники продолжали возмущаться, Митька продолжал краснеть, прекрасно понимая, что они всё слышали. А Гриня, сволочь, ржал в кулак, не собираясь ничего объяснять. Митенька тяжко вздохнул. — Эм… Мои дорогие, потише, — неловко начал Митя. — Не надо никак жалоб и, не волнуйтесь, меня никто не обижает, просто… Ну, мы с Григорием Викторовичем уже достаточно давно… Эм… в отношениях… Митя прикрыл глаза, сполна ощущая, как полыхают его щеки от горячего стыда. Гриня, заржав уже в открытую, притянул его ближе, к себе под бочок, и не стесняясь пожамкал за задницу. А коллеги всё молчали… — Вы… с Григорием Викторовичем? — оторопело прошептал секретарь. — И… серьёзно у Вас всё? — Ну, да, — смущённо улыбнулся Митька. — Живём вместе чуть больше года, ребёнка ждём, да и свадьба, думаю, не за горами… Теперь шокированных бедолаг стало на одного больше. — Ребёнка? — прохрипел альфа, вытаращив на него глаза. — Ребёнка, — беззаботно пожал плечами парень. — Митенька… — Гриня аж губу закусил, видно, пытаясь сдержать порыв радости, чтобы тут же не кинуться на него. — И как давно? — Меньше месяца, но… узнал я только вчера. Мужчина сделал глубокий вдох, выдох и всё-таки кинулся на него, порывисто расцеловывая лицо и шепча всякие глупости о том, насколько любит его. А Митька что? Митька хохотнул и прижался к своему трактористу потеснее. Всё-таки мужик у него отпадный.