ххх
Ещё издавна Киркволл делился на Верхний и Нижний города, в которых проживали богатые и бедные соответственно. Однако всех их в самом начале пути встречали Казематы, напрямую связанные с портом, — главное средоточие военной силы полиса. Здесь же располагались Круг магов и штаб храмовников, ныне реформированные из-за того, что стали первым местом, где маги подняли восстание против произвола выше стоящих храмовников. Сами по себе Казематы представляли довольной небольшой район, весь выполненный серым и невзрачным камнем, впрочем из него были сделаны почти все здания Киркволла. На стенах повсюду висели полотна с символикой полиса темно-красного цвета, будто ту рисовали кровью — специальное устрашение для прибывших. Растений не было: ни кустов, ни деревьев, ни простых клумб. Воздух хоть и морской, но весь загрязнен отходами с кораблей, производств и Нижнего города, куда сбрасывались все стоки. Как только Тэхён впервые ступил за каменное ограждение порта, ему сразу же стало не по себе: Киркволл ему, откровенно говоря, не понравился. Маг, выращенный в чистых полях Лотеринга, не привык к такому обилию серости и безвкусицы. Будто люди, живущие здесь, так и не избавились от своих оков, в душе все еще оставшись бесправными рабами. Чонгук, сошедший с корабля раньше Кима, лишь терпеливо ждет, когда тот осмотрится и выскажет свое мнение. По сморщенному в неприязни носику эльф с легкой улыбкой на лице понимает — надолго они здесь не задержатся. Однако он хотел бы: именно от этого строгого и устрашающего города и начался его путь. Именно Киркволл стал отправной точкой для событий, изменивших весь привычный уклад не только здесь, но и по всему миру. Марчане привыкли жить в смирении, терпя до последнего, но лишь загорится искра, и они подхватят ее, разжигая в настоящее пламя. — Идем, — эльф подает руку Тэхёну, которую тут же нежно сжимают. — Покажу тебе места моей молодости, — подшучивает, но прекрасно знает, что его хомячку будет интересно здесь все, даже несмотря на неприглядный внешний вид полиса. Тэхён в сером плаще, который приобрел незадолго до путешествия в Киркволл, практически сливается с каменными стенами вокруг. У него кружится голова от многочисленных улочек и коридоров, изредка обвешанных лозами винограда и плюща, дабы создать хоть какую-то видимость единения с природой. Орлей с огромными открытыми площадями и Ферелден, славившийся свободой и простором, не могли сравниться с закрытым и угловатым Киркволлом, будто сжатым этими самыми стенами. И только Чонгук, крепко обхвативший Тэхёна за ладонь, не дает потеряться в этом месте — уверенно ведет за собой. Ким лишь по застоявшейся вони понимает, что они спешно спускаются в Нижний город: видимо, красоты Верхнего эльф решил приберечь напоследок. — И ты жил здесь столько лет? — в неверии спрашивает маг, на что Чон согласно мычит. Сапог наступает в какую-то липкую и неприятную по виду грязь, и Тэхён кривит лицом, пытается оттереть ее от подошвы, громко шаркая ногой. Серый пейзаж сменяется какими-то песочными цветами, от которых рябит в глазах. Улицы становятся шире, но намного грязнее и беднее: вокруг вместо величественных каменных изваяний теперь стоят деревянные халупы, готовые развалиться от мимолетного дуновения ветра. Вместо ограждений в вонючую воду — какие-то острые колы, чтоб наверняка: если не утонешь, то проткнешь себя насквозь. Если посмотреть наверх, то, будто навеянные модой Орлея, между крышами зданий перетянуты красные бархатные ткани и шторы, не стиравшиеся, видимо, никогда. Чонгук выводит Тэхёна к площади, от которой по кругу отходят разные дороги. По центру стоит статуя — единственное, что выделяется среди однотонной картины бедности. Сильный мужчина в тяжелых доспехах с факелом, горящим днями и ночами, будто освещает путь среди этой бесконечной тьмы Киркволла. Нога у него приподнята и согнута в колене, а под ней лежит голова какого-то существа с рогами — Тэхён припоминает, что именно так выглядят кунари. Ким освобождает руку от хватки эльфа и зачарованно подходит ближе к статуе, вчитываясь в табличку, установленную на ней. Надпись уже стерлась от времени, но он все равно различает несколько фраз. — Это тот, кого мы ищем? — спрашивает у вставшего позади Чонгука. Мурашки пробегают по коже: настолько величественный вид у постамента. — Хоук, — соглашается эльф, кладя руки на напряженные плечи. — Защитник Киркволла. Видит, что эта статуя — единственное, что смогло привлечь внимание его непоседливой бури. — Он… убил кунари? — неверяще интересуется, ведь не припомнит этой истории из уст эльфа. Ему еще многое предстоит узнать. — Еще за несколько лет до того, как маги и храмовники подняли восстание, Киркволл был осажден целой армией кунари. Они пришли сюда как завоеватели, проповедуя свою веру и ценности, и желали поглотить весь полис. Прошлый наместник, славная ему память, побоялся открыто воевать с ними, но Хоук… — Я думаю, он очень силен, раз решился идти против них, — завороженно проговаривает Тэхён, додумывая сам. — Он не хотел этого, — продолжает Чон. — Хоук и Аришок, — кивает в сторону сверженной головы, — уважали друг друга, но обстоятельства столкнули их лбами. Хоук победил в равной дуэли и принес спокойствие Киркволлу. Кунари тут же уехали, потеряв своего предводителя. — Ты думаешь, он захочет нам помогать? — резко спрашивает Ким, поворачиваясь в объятиях лицом к духовнику. — Он такой возвышенный… — Брось, — мягко смеется Чонгук, ладонями обхватывая разгоряченные от жары щеки. — Ты не видел, как мы с ним кутили в тавернах. Весь Киркволл стоял на ушах, — улыбается, предаваясь воспоминаниям. — Да ты везде поспел, я смотрю, — наигранно хмурится Тэхён, пихая эльфа в грудь и вскидывая руками. — А мне запрещаешь! — обиженно. Ким отходит назад, весь возмущенный и важный. И как такую тучку не любить? — Было бы, что запрещать, хомяк, — хмыкает Чон. — Ты же и сам никуда не хочешь. — Конечно! — маг топает ногой, поднимая столп пыли. И тут же закашливается, еще не привыкший к смогу, стоящему по всему городу. — Потому что дома меня будет ждать ворчливый трухлявый пень. — Это я-то ворчливый? — вмиг вспыхивает эльф, забавляясь. Интересно, что еще скажет это чудо. — А с трухлявым пнем ты, получается, согласен? — Ким смешно показывает язык, кривя личиком. Дразнится буря. И это только в радость. — Ах, — на выдохе. — Иди ко мне, — с любовью. Тэхён хмурится несколько секунд, раздумывая, но тут же распахивает руки, врываясь в объятия своего эльфа. Тот оставляет поцелуй на сладких волосах и зарывается в них носом, вдыхая привычный запах лаванды, будто Ким пропитался ею с ног до головы. Маленький маг и сам нежно прикасается губами к оголенной шее любимого, прошибая того током. — Тэ… — М? — мычит увлеченно. — Не на людях же, — журит Чонгук, мягко отстраняя от себя раскрасневшуюся тучку. — Пойдем в таверну, — вновь подает руку, не собираясь отпускать никогда. — Раз она тебя так заинтересовала. Тэхён много-много раз кивает головой, соглашаясь, и следует за широкой спиной эльфа, смотря в затылок. Больше не озирается по сторонам — Киркволл может поразить лишь своей убогостью. Но Чонгуку, по-своему любящему это место, он об этом никогда не скажет, чтобы не расстраивать. В тишине они пересекают несколько улочек, прежде чем выходят на еще одну площадь, только чуть поменьше прошлой: здесь располагаются торговые лавки. Оружие, доспехи, амулеты — у мага глаза разбегаются от обилия вещей, и удивление сквозит по лицу, ведь все это находится буквально в самом бедном районе Киркволла. — Черный рынок процветает только в таких местах, — отвечает Чонгук на немой вопрос. — А вот мы и пришли. Такого же песочного цвета здание, как и все вокруг, но что-то в нем неумолимо привлекает внимание, и Ким тут же понимает, что. Тэхён распахивает ресницы, озираясь. Он запрокидывает голову назад. Прямо над ним висит человек. Гигантская кукла, частично выкрашенная в красный, подвешена за ногу вверх тормашками. Без лица и имени — висит себе, красноречиво говоря о названии заведения. — Детище Варрика, — величаво проговаривает эльф. — Таверна «Висельник», — кратко поясняет. — Тебе понравится. Тэхён издает сдавленный смешок, не до конца понимая, издеваются ли над ним. У жителей Киркволла весьма специфичный вкус — это он понял уже давно. Чонгук пропускает его вперед, давая возможность самому приоткрыть массивные двери, и заходит следом, становясь позади Кима прямо на пороге. В нос сразу же ударяет запах горячительного, небольшой затхлости и свежей выпечки. Чонгуку кажется, что именно так ощущается возвращение домой. Тэхён бы предпочел здесь никогда не появляться — настолько это отличается от того, что он видел в родном Ферелдене и грациозном Орлее. При виде новых лиц в таверне на минуту воцаряется тишина, а после гомон возникает вновь, да с двойной силой. — Андрасте меня раздери! Да это же Чонгук! — Проклятый эльф совсем позабыл о нас! — Чон, чтоб тебя, Чонгук, сколько лет мы не виделись! — Плесните ему чего-нибудь в честь возвращения! Да покрепче! — Иди к нам, сыграем партейку! Голоса сливаются в один, и Тэхён даже теряется, незаметно отходя назад за спину вышедшего эльфа. Тот как рыба в воде: со всеми здоровается и всех приветствует, интересуясь о здоровье и делах и отвечая на такие же вопросы: где пропадал, как мир спасал, как эльфы и прочее-прочее-прочее. Ким с теплотой во взгляде провожает суетящуюся фигуру Чонгука. Давно не видел его настолько счастливым и радостным. Наверное, стоило приехать сюда не столько из-за призрачной помощи Хоука и Варрика, сколько из-за этого — светящихся глаз любимого, который всем сердцем привязан к этому серому, но имеющему свое очарование, городу. Тэхён отступает назад, стараясь не привлекать к себе много внимания, и взглядом обводит таверну, подмечая, что внутри она гораздо больше, чем кажется снаружи: потолки здесь так точно метра три, а ведь есть и второй этаж. Тяжелые балки подпирают крышу, чтобы та не свалилась на головы постояльцев, а сверху свисают массивные железные люстры, покрытые пылью. Деревянные столы кажутся чистыми, хоть и неопрятными, и они практически полностью заняты людьми и эльфами, пришедшими скоротать денек за чаркой горячительного. Окна большие, но задернуты невзрачными занавесками, что придает помещению мутный полумрак. Дым от горящих факелов стоит перед глазами — видимо пьяницам здесь становится нелегко. В углу — собранная из деревяшек и бочек барная стойка, за которой скрывается глубокий погреб, где охлаждаются напитки. Таверна таверной, но все же в ней есть что-то такое неуловимое, что присуще только Киркволлу — Тэхён это приметил сразу же. — Тэ, иди к нам! — звонко зовет его Чонгук и машет рукой, пытаясь привлечь внимание. — Ну же, хомячок, не ютись в углу, — уже встает, чтобы привести свою потеряшку к столу, но тот послушно плетется сам. Весь напряженный и напуганный: не привык и не привыкнет никогда быть в таких больших компаниях незнакомых людей, хоть и привлекает внимание всякого, кто только увидит его. Природное очарование и обаяние штормового мага всегда маслит глаз, а Тэхён к тому же молод и сладок — одно загляденье и услада для влюбленного эльфа. Чонгук садит его подле себя, прижимаясь теснее, сам наливает напиток в поданную ранее чарку, и знакомит со всеми, кто сидит за столом. Имен и лиц так много, что Тэхён все равно не запоминает, но усиленно делает вид, что ему интересно. Комплименты в его сторону сыпятся рекой, а Чон улыбается так, будто нахваливают его самого. Маг бури не перечит и скромно наслаждается счастливым видом любимого: пусть отдохнет хоть вечерок, а он просто побудет рядом, стараясь не приносить новых проблем. Видит же все и знает, как эльф с ним мучается. У них и до этого бывали моменты разладов, но травма, оставшаяся после нападения огра в той злополучной пещере, будто разделила их жизни. Не на «до» и «после», а так — порознь. Сколько обвинений выслушал Чон от вышестоящих лиц, сколько пытался доказать свою правоту, сколько их вдвоем потаскали по следствиям, сколько они пытались убедить в том, что на самом деле ничего не произошло: духовник всего лишь применил магию исцеления. Теперь же это время кажется самым настоящим пеклом, из которого они оба выбрались чудом. Хотя не так. Тэхён все еще остался там же. Обессиленным лежа под деревом и готовясь принять свою участь. В смятении от разрывающей боли. В страхе перед неизведанной смертью от страшного существа. В отчаянии из-за того, что подвел любимого. — Я люблю тебя, ты же помнишь? — шепчет на ухо обеспокоенный голос Чонгука. Взгляд безумных потемневших глаз, впервые испробовавших силу магии крови, все еще стоит на задворках памяти. И никуда не собирается уходить. «Пожалуйста, потерпи». — И я тебя, — запоздало отвечает Тэхён, вздрагивая. Ладонь, изрезанная вдоль и поперек. Жидкость, раскаленным жаром вливающаяся в горло. Металлический привкус на окровавленных губах. Желание поскорее умереть в этот самый момент. «Мой сильный мальчик». Чтобы любимый не успел пасть в самую темноту ради него самого. — Я выйду проветрюсь, хорошо? — проговаривает Ким и спешно встает из-за стола, ни с кем не прощаясь. Чонгук взволнованно и разочарованно смотрит в дрожащую и удаляющуюся от него спину, но не останавливает. Научен горьким опытом, что в такие моменты грозу лучше не трогать, чтобы не заставить бушевать еще сильнее. Успокоится и вернется сам. А эльф будет ждать его, как делал это всегда. Холодный воздух остужает и кажется свежим и приятным по сравнению с затхлостью, стоявшей в захмелевшем «Висельнике». На улице уже темнеет, и закатное солнце превращает Нижний город в алое зарево, отблесками отливая от песочных стен и красных полотен. Тэхёну бы отдохнуть и поспать, но он не хочет отвлекать Чонгука от встречи со старыми друзьями и знакомыми. Лучше перетерпит эту усталость, чтобы потом скрыться в объятиях эльфа от всего мира. Так, как делал это всегда. Он не отходит далеко от дверей таверны, опасаясь того, что полностью беззащитен перед ночными стражами бедных улиц, готовых напасть на всякого, кажущегося им человеком с достатком. Тэхён помнит, что Чонгук мог часами перечислять названия преступных банд, осевших в Киркволле, и от этого ему становится страшно. Давно так не было… он же маг бури. Был когда-то: в прошлом. Осталось лишь одно название да внешний вид, которого поначалу чурался, горюя по потерянному детству и невинности, ушедшим с поступлением в Круг магов. Столько колдовал, столько чар использовал, столько заклинаний создал, чтобы в конце концов остаться ни с чем. Свирепый огр, ужасающая скверна и магия крови, забравшая молнии взамен жизни. Тэхён не плакал и не горевал, но и радостных улыбок от него можно было перечесть по пальцам. Раньше был очаровательно невинен и непоседлив, все стремился мир узнать, а потом этот мир принес столько плохого, что желание разом пропало. Даже Чонгук не знает, насколько это больно — просыпаться, зная, что отобрали частичку себя. Ту самую, с которой долго мирился, столько же привыкал и которую принял только ради того, чтобы вскоре потерять. Тэхён тогда вернулся к семье в Лотеринг, недолго пробыв в Скайхолде, от которого у него остались не самые лучшие воспоминания, но одни из самых трепетных. Ведь там с Чонгуком они были вместе, коротая морозные ночи и боевые будни. Дома закрылся в своей комнате и отказывался выходить — попросту боялся. Матушка лишь горестно причитала, не зная, что и делать. Седых волос в и без того белой макушке прибавилось еще больше, за что Тэхёну стало совестно. Ко всему прочему, вина на самого себя медленно скапливалась, угнетая. Стыд перед семьей и эльфом, переступившим ради него через все мыслимые и немыслимые законы, переполнял все нутро. Выжил чудом, а казалось, будто остался захороненным под тем сгнившим деревом. Это Чонгук был тем, кто заставил его выйти из дома матушки в Лотеринге, когда больше ничего не помогало. Приехал с очередного заседания Круга магов, заявился на порог, выслушал с десяток обвинений от уже ставшей родной женщины, все признал и принял, потому что и его вина была в случившемся: не доглядел. Матушка тогда посмотрела на него так… он понял, что его не простят. Только потом ему позволили приблизиться к Тэ, ворочавшемуся по своей постели в беспокойном сне. Темные прядки разметались по подушке, а одеяло было откинуто в сторону из-за мучавшей духоты. Чонгук побоялся к нему прикасаться, будто больше не имел на это права. Сердце в тот момент съела такая тоска. Он столько воевал, столько славных побед принес, столько земель покорил, а единственное по-настоящему ценное для себя — не сберег. Тэхён тогда на самом деле притворился, что спит. Слышал и шумное дыхание возле себя, и чужое мельтешение, чувствовал, что к нему, такому изломанному и ненужному, больше не хотят приближаться. И сжался еще сильнее на постели, прячась ото всех. — Разрази весь мир демонами, — смутная присказка от только подошедшего гнома. — Ким Тэхён, да? Маг поднимает стеклянный взгляд на него, осматривая внезапного собеседника, и заторможенно кивает, понимая, что в этом месте его по имени могли знать лишь несколько личностей. Кожаная дутая куртка, волосы цвета сена, собранные сзади в хвост, арбалет, висевший за спиной, и озорной взгляд серых глаз. — Варрик Тетрас, — шутливый поклон. — Плут, краснобай и банный лист на заднице, — гном подмигивает. — Впечатляюще, — прыскает Тэхён, искренне улыбаясь. — У меня, конечно, нет таких званий. — Куда уж нам тягаться с почетной кавалерией Элланы Лавеллан, — тянет Варрик, хлопая Кима по плечу. — Чего здесь стоишь один? Где Чонгук? — ненавязчиво интересуется, гуляя взглядом по стоящему напротив магу. Тэхён знает — его уже изучили вдоль и поперек, но все равно наслаждаются обеспокоенным видом. — Он там, — кивает в сторону таверны. — Веселится. А я вышел воздухом подышать. Варрик хмурится, сводя брови к переносице. Повисает молчание, так не свойственное хитрому гному и ранее болтливому Тэхёну. Просто нет настроения — в этом уверяет себя. Давно уже нет. — Хочешь историю? — неожиданно предлагает гном. — Знаю, что хочешь, — даже не требует ответа. — Я как-то обсуждал это с нашим бесславным другом тире мертвым эльфийским богом. Солас поведал мне о своих похождениях в Тени, однажды он встретил там воспоминания заблудшей души, — Варрик подходит ближе к Тэхёну и прислоняется спиной к пыльной стене «Висельника», чьим хозяином он и является. Заведение от и до было выстроено его надежной рукой. — Воспоминания человека, который жил в одиночестве на острове. Он потерял всех: соплеменников, любимого человека и всю семью. Он мог бы попытаться выбраться, найти новую землю, новый народ. Но он остался. Каждый день он выходил на рыбалку, а по ночам пил сидр и смотрел на звёзды. — Наверное, сидр был очень вкусным, — задумчиво проговаривает Тэхён. Вовсе не шутит. — К чему рассказ? — Мы с Соласом тогда поспорили, — продолжает гном. — Как думаешь: этот рыбак сдался или продолжил борьбу? — заискивающий тон кряхтящего голоса. — Мне не интересно, — Ким обрубает разговор на корню. Варрик смотрит на него внимательно и исподлобья, будто оценивает. Тэхён ежится, но продолжает держаться и не подавать виду. Не хочет падать лицом в грязь перед старыми друзьями Чонгука, особенно когда уступает им во всем. Собственная неполноценность давит на плечи тяжелым грузом, да таким, что Ким, откровенно говоря, не справляется. — Ну-ну, — мягко журит гном, указывая пальцем. — Я тогда вот что сказал Соласу, и ты тоже об этом подумай. Я сказал: «Рыбак ведь продолжал жить. Он всё потерял, но по-прежнему вставал по утрам. Он добывал себе пищу, даже оставшись один. Таков мир. Ты строишь — он разрушает. Все, что у тебя есть, он когда-нибудь заберет. Все уходит. Выбор только в том, опустить ли руки в ожидании смерти или продолжать путь. Он продолжал путь. Если и можно достойно ответить миру, то только так». Тэхён застывает с выпрямленной спиной, не моргая. Не шевелится, боится, что его унесет тут же. Глаза вспыхивают отрицанием. Варрик пытливо ждет ответа: это его удивительная способность раскручивать на откровения каждого, кто ему интересен. То-то его книги популярны по всему Тедасу. Ким, правда, их не читал, но теперь собирается. — Вы все знаете, да? Гном кивает незаметно, но маг видит, внимательно следя за движением. — Осуждаете нас? — Тэхён, — проникновенно. — Я видел, что магия крови творила с лучшими из нас. Во что она превращала талантливых магов. Я видел последствия игр с запрещенной магией, и Церковь мне свидетель, это ужасает, — Варрик замолкает на мгновение. — Дело не в том, что Чонгук оступился и сошел на кривую дорожку, — выдох. — Дело в том, что он сделал это ради тебя. — И все же: вы осуждаете, — настаивает Тэхён. — Я лишь немой наблюдатель вашей истории, — гном намеренно проводит пальцами по губам, изображая застежку. — Ты уже позволил Чонгуку пасть один раз. Следующего может не стать для вас обоих, — предупреждает тем тоном, будто говорит с нерадивым ребенком, коим и является Ким. — Вы когда-нибудь любили? — спрашивает Тэхён, хватаясь за ниточку, которую ему оставили. Варрик хитро улыбается, подмигивая, и меняет настроение разговора в другое русло. — Моя Бьянка, — ласково проговаривает, поворачивая голову вбок, чтобы взглянуть на арбалет, имеющий имя. — Столько лет со мной и ни разу не подводила, — мутно отвечает, но Ким принимает и это. Понимает, что если и спросит, почему Бьянка, то внятного разъяснения не получит — это слишком личное и то, что Варрик бережет как зеницу ока. Очевидно, что изворотливый гном, ныне являющийся наместником Киркволла, не поможет. Однако он может подсказать, где искать Хоука — того, кто не раз встречался с магией крови и не раз от нее страдал. Тэхён все еще не теряет надежды.ххх
На втором этаже таверны, не в пример первому, тихо. Не слышно звонких голосов и заливистого смеха, приправленных горячительными напитками. Кажется, что здесь даже чище и дышится свободнее из-за того, что вдоль длинного коридора расположены широкие открытые окна. По другую сторону — двери, ведущие в комнаты. Варрик выделил им свою личную — ту, в которой проводил долгие ночи в былые годы до того, как сам стал наместником и переехал в замок, стоящий в центре Киркволла. Однако про «Висельника» он не забыл и даже не продал: все еще сам вел дело и продолжал развивать таверну. Слишком прикипел к тому, с чего начинал свой трудный путь становления на верхушку полиса. Они все такие — приверженцы тяжелого, но теплого прошлого. Тэхён буквально тащит на плечах свою пьянчужку, который единственный раз в жизни позволил себе перепить и захмелеть до состояния нестояния. Совсем раскис, стоило юному магу отлучиться буквально на полчаса, а после заявиться под руку с плутоватым гномом. Ким лишь мягко журит Чонгука за это, но ни в коем случае не осуждает, наоборот, готов позаботиться, чтобы оставшееся до утра время они оба провели в спокойном и безмятежном сне. Понимает, что эльф всего лишь хотел отдохнуть и перестать думать о насущных делах и заботах. Отвлекся, и это хорошо. Духовник что-то бурчит под нос, пока его тащат по коридору, и тут же заваливается на кровать, когда маг закрывает за ними двери, отрезая от остального мира. Убранство в комнате дорогое и не сравнится с тем, что располагается на первом этаже и в остальных комнатах. Постель мягче и ухоженнее, много дорогих тканей, резной письменный стол и шкаф почти во всю стену. Видно, что Варрик раньше проводил здесь много времени и облюбовал это место. Тэхён приближается к Чонгуку, чтобы помочь раздеться и уложить спать, но вздрагивает, когда его руку резко перехватывает чужая крепкая, отстраняя от себя. Маг непонимающе ведет носом, отворачивая голову в сторону и шумно дыша. Ясный проникновенный взгляд смотрит на него снизу вверх. Заставляет напрячься всем телом. — Где мой Тэ? Ким щурится, поражаясь состоянию любимого после веселого вечера, плавно перетекшего в ночь, и пытается вырвать кисть, отводя назад. Его не пускают. — Ты не мой Тэ, — грозно проговаривает Чонгук, заплетаясь языком. — Где он? Несмотря на общее состояние, эльф выглядит осознанно, и лишь гуляющий по комнате взгляд выдает то, что он недавно баловался чарками с опьяняющим вином. Не смотрит на Кима, будто того здесь вообще и нет, хоть и разговаривает с ним. — И кто же я по-твоему? — спрашивает Тэхён, не до конца понимая пьяные бредни. Усталость от этого дня так и сквозит в дрожащем голосе. Еще немного: и сорвется. — Давай-ка пойдем спать, ду, хорошо? — предлагает самый мирный вариант, впервые встречаясь с таким непринятием от любимого. Чонгук брыкается, со всей силой отталкивая его от себя. Ким еле удерживается на ногах, всем телом ударяясь о рядом стоящий шкаф, и обиженно смотрит на сидящую сжавшуюся фигуру, ожидая извинений. Больше не подходит — не хочет. Чонгук продолжает его разочаровывать шаг за шагом. — Не хочешь спать? — все еще наивно вопрошает, думая, что сумеет привести в чувства. — Я не хочу спать с тобой, — резко отвечает Чон, взмахивая рукой. Тэхён вздрагивает уязвленно, и глаза мерцают стеклом. Машет головой, словно ослышался. — Ты не мой Тэ, — повторяет эльф как мантру. — Мой Тэ меня любил, а ты… ты меня больше не любишь, — слышен глухой всхлип, и Чонгук длинным рукавом рубашки утирает нос. — Я виноват, я так виноват. А ты все никак… — улыбается сквозь слезы, собираясь обрывочными мыслями. — Мне так одиноко рядом с тобой. — Что ты такое говоришь? — голос неверяще ломается. — Верни мне моего Тэхёна, — продолжает резать. Самого себя, в первую очередь. — Я жить без него не могу, а ты..! Ты отобрал его у меня! Мою очаровательную бурю. — Приди в себя, Чонгук! — прикрикивает на него Тэхён, не выдерживая. — Не произноси того, о чем потом на утро будешь жалеть! Эльф поднимается на ноги, пошатываясь, и Ким, вопреки самому себе, подрывается к нему ближе, поддерживая, чтобы совсем не свалился, будто того ноги перестают держать. Чонгук все равно брыкается, но не совершает резких движений: лишь небрежно отстраняет от себя. — Я жалею лишь об одном, — твердо. — Что дал тебе тогда умереть. Умереть?.. Стоит почти целым и невредимым перед ним, а духовник точно бред говорит. — Но я жив! Опомнись! — яростно восклицает Тэхён, и затихшая уже давно гроза вновь разрастается внутри него. Эльф так смотрит на него, будто не верит услышанному. Глаза криком блестят в свете разожженных факелов, развешанных по стенам. Сопротивляется, но все же стремится к Тэхёну, обнимает его, не давая ни единой возможности уйти. Обхватывает двумя руками, сцепляя их замком на худой спине, и прижимается так близко, словно хочет срастись в единое целое. Плачет прямо над ухом, и эти слезы такие горькие и неприятные, что Тэхён застывает в оцепенении, не решаясь пошевелиться. Так и стоит посреди душной комнаты, позволяя обнимать себя и забирать свое тепло. — Если бы я мог сделать все по-другому, — шепчет Чонгук, глотая соленые капли. — Если бы я мог… я бы никогда… но ты умирал! Умирал, Тэ! Что мне было делать? За что ты меня наказываешь теперь? Наказывает..? — Мне тяжело… — звучит от Тэхёна слабым оправданием. Никогда. — Мне тоже! — навзрыд. — Я не спас его. Своего Тэхёна не спас. И себя потерял в этом всем. И Киму нечего на это ответить. Воздух застывает в глотке, и сдавливает все, как будто тело не сможет никогда разогнуться. За собственным горем Тэхён не увидел чужого — куда более уязвимого и тяжкого. Такого, что их обоих тянуло на самое дно. Тэхён страшно потерял то, что принадлежало ему по праву, а Чонгук страшное совершил. И пытался делать вид, что в полном порядке, просто потому, что самому Тэ было ужасающе плохо и невыносимо. Смирился с тем, что магию крови использовал и наказание за это избежал. А оно само по себе его настигло в лице маленькой грозы, которая его жалить начала, оставляя незаживающие раны. В лице самого Тэхёна наказание обрел — заслуженно и беспощадно. — Я люблю тебя, — юный маг носом зарывается в черных волосах, которые слабо его собственной лавандой отдают. — Правда люблю, ду, — заверяет больше самого себя, нежели ослабевшего Чонгука, держащегося за него словно за якорь, который сам же в глубину и тащит. — Что мне сделать для тебя?.. — Простить, Тэ. Только простить. — Хорошо, — соглашается безропотно. — Еще? Эльф ничего не отвечает, лишь машет головой из стороны в сторону в отрицании, а сам прячет уставшее лицо в сером плаще возлюбленного. Мокрые разводы остаются на ткани, но ни один из них не обращает на это внимания. Тэхён в нерешительности приподнимает руки, чтобы обхватить ими талию Чонгука, слабо обнимая. Чон измученно выдыхает и теснее жмется. — И не отпускай меня никогда, хорошо? — горькое послевкусие. — Я обрел дом в твоем лице и не могу лишиться его вновь. — Хорошо, — мучительно и невыносимо. А затем Чонгук признается в сокровенном: — Иногда мне кажется, что во мне нет ничего, кроме любви к тебе, и меня это настолько пугает, насколько и завораживает. Тэхён смотрит в стену распахнутыми лиловыми глазами, крепче сжимая руки на спине и не собираясь ослаблять хватку, чтобы не упустить то, что единственно ценно сердцу. Резкий стук в дверь заставляет их отскочить друг от друга, словно прожженных молнией. Тут же неловко жмутся по углам, опасливо озираясь на человека, застывшего на пороге. — Тук-тук, — озвучивает входящий. — Помешал? Наоборот, явился как раз вовремя. В былые годы его появление могло спасти весь мир. Теперь же — спасает двоих обреченных, затерявшихся в собственной боли. — Хоук?.. Тот, ради кого они отправились в путешествие в Киркволл, сам нашел их — таинственное пришествие того, кто всегда появлялся в моменты, когда в нем нуждались больше всего.… — Собственной персоной, — соглашается моложавый мужчина, звеня броней. — Где неприятности, там и я. …даже если это Чонгук и Тэхён, все еще не теряющие надежду спасти себя. Вместе — порознь они не смогут, продолжая отчаянно хвататься друг за друга. Потому что мир под ними рушится в одночасье, а счастье призрачно ускользает, но в их силах все это удержать. Не без чужой помощи.