Часть 29. Перемещения
27 декабря 2021 г. в 14:14
Я несколько переживала о судьбе Ясмин: несмотря на то, что я попросила Батура оставить бывшую хазнедар в живых, уверенности в этом не было.
Дав указание Нине узнать о том, что творится в темнице, я уже вскоре получила вести, что Батур распорядился давать обеим задержанным ровно столько еды, чтобы они не умерли с голоду. И если страдания Ясмин были больше нравственного характера, то в том, что Шивекяр считает, что ее пытают, я не сомневалась.
На следующий день мне пришло неожиданное и, одновременно, ожидаемое известие: обеих виновных уже сегодня должны будут наказать плетьми и сослать в старый дворец.
«В отца пошел», — подумала я.
Однако следующая мысль была больше смешной, нежели печальной.
«В старом дворце скоро соберется половина Топкапы», — пронеслось в моей голове.
По информации от немногочисленных свидетелей, во время наказания что Ясмин, что Шивекяр пару раз лишались чувств, после чего их приводили в себя и наказание продолжалось.
«Да, все берешь от своего отца, Батур», — подумала я.
Не дав прийти в себя даже до завтра, обеих виновных отправили в старый дворец, а все их денежные накопления, в том числе и полученные честным путем, обратили в имущество государства.
«Это что, получается сердце Батура снова свободно?» — подумала я.
Однако, к моему удивлению, Батур, вероятно, удовлетворившись количеством наследников, практически никого не приглашал в свои покои, разве что не чаще раза в неделю приглашал в свои покои какую-нибудь новенькую наложницу, наверное, чтобы в гареме не поползли слухи о том, что султан больше не может быть мужчиной.
В июне 1565 года у Дефне родился сын Баязет. Радостные крики наложницы были слышны, наверное, на весь гарем: наконец-то у нее родился шехзаде. Я переживала, что на радостях Дефне может проговориться, что тот самый первый сын на самом деле не ее, однако наложница молчала.
Когда пришла моя очередь рожать, я не могла даже в уме попытаться «подогнать решение под условие задачи», ведь раз у Дефне не отобрали Баязета, то почему у нее должны будут отобрать будто бы еще одного ребенка? Однако все решилось само: у меня родилась дочь Гюленай, поэтому, будто бы, обрадовавшись рождению сына, Дефне стало плевать на дочь, поэтому будто бы в назидание и ей, и всем остальным ее забрали у матери. Я не задумывалась о том, насколько правдоподобно выглядит эта версия, но от всей души надеялась, что правда не выйдет за пределы дворца, а лучше — небольшого количества человек, знавших правду.
В июле 1565 года у Хюмашах родился сын Орхан. И именно на этом фоне Хюмашах донельзя зазвездилась. И вершиной этого стала стычка Телли, как называли законную жену султана в гареме, и Дефне.
Не привыкшая никому уступать и, одновременно с этим, любившая подколоть других наложниц, Дефне однажды увидела, что Хюмашах идет по дворцу чем-то огорченная.
— Что, хасеки, плачешь из-за того, что после рождения мальчика тебя падишах не захочет больше звать в свои покои? — с явной издевкой спросила Дефне.
Однако никто не мог ожидать того, что Хюмашах вдруг набросится на свою обидчицу.
Сперва Дефне опешила от подобной реакции, а потом достаточно легко отбросила от себя не так уж и активно сопротивляющуюся соперницу и довольно ухмыльнулась. Но увидев растекающееся от головы Хюмашах пятно крови, наложница явно испугалась.
— Энгин-ага, — прошептала Дефне. — Надо как-нибудь спрятать тело. Надо всем заплатить, чтобы молчали.
— Нельзя, султанша, — ответил евнух. — Я должен сообщить обо всем валиде.
— Энгин-ага! — уже с легким возмущением произнесла Дефне. — Валиде меня не любит и за это уж точно в старый дворец отправит. И это в лучшем случае.
Дефне чуть подумала и спросила:
— Сколько тебе нужно золота, Энгин-ага? За молчание.
— Султанша, прошу прощения, не могу, — ответил Энгин-ага.
Уже вскоре обо всем узнала и я, и Батур. Однако, как я поняла, нам дали отцензуренную версию гибели Хюмашах: по словам всех, кого ни допрашивали, Телли пыталась задушить Дефне, поэтому несчастная наложница была вынуждена защищаться и не рассчитала силу.
Неизвестно, простил бы Батур Дефне или нет, однако уже через пару часов пришло безрадостное известие: маленький Орхан буквально трех недель от роду умер от какой-то детской болезни.
«Да, видать, именно этим и была огорчена Хюмашах — ее сын был на грани гибели», — подумала я.
Батур же, потеряв сына, не был готов к каким-то жестким действиям, поэтому мой сын просто вызвал Дефне в главные покои и в резкой форме сказал ей, чтобы внимательно следила за детьми и достойно их воспитала. Выйдя из покоев Батура, Дефне облегченно выдохнула и, по-видимому, не ожидала такого легкого прощения.
Однако миром и покоем удалось наслаждаться недолго. Неожиданно в городе вспыхнул бунт янычар.
Сказать по правде, я немало испугалась. Что делать, если бунт дойдет до дворца, я не предполагала. Единственной мыслью был только побег и попытка спрятаться в укромном месте.
К счастью, Батуру удалось достаточно быстро, хоть и явно негуманно подавить этот бунт. Но каково же было мое удивление, когда я узнала, что инициаторами бунта были Зарифе и Шивекяр, а бунт был так быстро погашен только потому, что Анна, услышав что-то краем уха на базаре, обо всем сообщила Ясмин-калфе и та, по каким-то своим каналам успела быстро передать информацию.
Нетрудно было догадаться, что после этого Анна и Ясмин были прощены. Что калфе, что хасеки было дозволено вернуться во дворец. А, выйдя на заказчиков беспорядков, Зарифе и Шивекяр были брошены в темницу Топкапы.
С башни справедливости, конечно, что-то разглядеть было проблематично, но я заметила, что на лице Зарифе и Шивекяр, которых вели на казнь, не было живого места. Поежившись от мысли, что могло быть «в подвалах Лубянки», как я чуть было не сказала, я подумала:
«А здесь нельзя быть белым и пушистым — сразу же сожрут и не подавятся».
Едва приговоренных подвели к каменным кубикам, я отошла от окна — смотреть на это зрелище дальше я не планировала.
Как мне позже донесли, перед смертью и Зарифе, и Шивекяр сказали по фразе. Однако Шивекяр прочитала шахаду [1], а Зарифе, по-видимому, решила напоследок ответить за все свои грехи и просвидетельствовала о том, что нет иного бога, кроме Христа.
«Ну что же, братия, жили как свиньи, так хоть умрем как христиане», — невольно процитировала я достаточно известную книгу [2].
Я не понимала, как можно было устроить бунт, не боясь из-за него и погибнуть. Однако другой момент я не могла знать: краем уха услышав на базаре, что ожидается бунт, Анна первым делом побежала не к Ясмин и не во дворец, а к Махидевран: отвергнутая хасеки догадывалась, что Махидевран в свое время помогла Дефне, поэтому надеялась услышать от нее совет и для себя.
Всего лишь за небольшой мешочек с золотом Махидевран сказала Анне, что подобными вестями нужно делиться не с ней, а с падишахом, потому что только так можно надеяться на его прощение, если, разумеется, она хочет получить это прощение и не желает отомстить.
Анна, которая даже не думала о мести, сразу же мотнула головой.
— Беги во дворец, убеждай тебя пропустить, сообщай важное известие падишаху! — произнесла Махидевран.
Анна, решив, что одна может не справиться, сразу же помчалась в старый дворец, справедливо надеясь, что Ясмин сможет ей помочь пройти в Топкапы.
Анне вернули детей, сын Зарифе остался на воспитании Дефне. Ясмин сделали простой калфой, предлагая начать путь в этом дворце практически с самого начала. Однако видеть в своих покоях Анну Батур все равно не хотел, явно до сих пор на нее обижаясь.
Добившись разрешения прийти в главные покои, Анна, по совету Махидевран, встала на колени перед Батуром и сказала:
— Повелитель, моя ошибка велика, понимаю это. Но прошу вас, повелитель: или простите меня, или убейте прямо сейчас. Я не вынесу мучительных дней в этом дворце без вашего прощения.
Анна явно волновалась и я прекрасно понимала хасеки: сама я бы так ни за что в жизни не сказала, потому что допускала вариант, что Сулейман после таких слов мог бы, как минимум, в теории, убить меня. Однако Батур ответил иначе:
— Если бы я тебя не простил, Амаль, то не стал бы возвращать в этот дворец. Можешь идти.
Обрадовавшись, Анна вышла в коридор. Выдохнув, девушка подумала:
«За такое не то, что второго мешочка с золотом, третьего не жалко».
После того, как ее позвали в ночь с четверга на пятницу в главные покои и даже несмотря на то, что Батур в это время проводил время с детьми и играл с Анной в шахматы и разговаривал на разные темы, хасеки, получив разрешение выйти из дворца и погулять по городу, отнесла Махидевран третий мешочек с золотом.
— Я на одних мудрых советах разбогатею, — рассмеялась бывшая султанша. — Обращайся, Амаль, всегда рада тебе помочь. Хоть тебе, хоть не тебе, для меня вы все абсолютно равны.
[1] свидетельство о вере в Единого Бога Аллаха и посланническую миссию пророка Мухаммеда.
[2] «Несвятые святые» митрополита Тихона (Шевкунова).